Но на меня смотрят не глаза Антона, а какие-то голубые, совсем мне не знакомые.
Кто это вообще? Что он делает в моей квартире? Мне кажется, я схожу с ума.
– Тише, Лера. Тише, – слышу голос подруги у себя за спиной.
Резко отстраняюсь от этого парня и подхожу к Юле.
– Кто это? – хрипло спрашиваю, указывая на голубоглазого.
– Влад. Я хотела вас раньше познакомить. Не так.
– Как вы вошли?
– Дверь была не закрыта.
Закрыв глаза, сажусь на кровать и кладу больную руку на ногу.
– Лер, что это? – с тревогой в голосе, спрашивает Юля.
– Что?
Влад подходит ко мне и аккуратно берет мою руку, внимательно рассматривая ее.
– Это ты, зеркало разбила? – спрашивает он.
В ответ, киваю.
– О, Господи. Влад, разберись с ее рукой. Я тебе сейчас аптечку принесу. Ну а пока ты будешь обрабатывать руку, я уберу комнату от осколков, – подруга подходит к двери, но оборачивается. – Лер, а где твои родители?
Я пожимаю плечами, и Юля выходит из комнаты. Влад прижимает меня к себе, крепко обнимая, но я чувствую холод от этих объятий. Нет того чувства защищенности. Парень снова осматривает мою руку, взяв ее в свою.
– Сильно больно?
– Нет, – коротко отвечаю. – Эта боль, никогда не сравнится с тем, что я сейчас чувствую внутри.
В комнату заходит Юля и отдает Владу аптечку. Он поднимается с кровати, садясь на корточки возле меня.
– Дай мне свою руку.
Делаю то, что мне говорят.
– О, Боже, – морщится подруга. – Пойду пока на кухню.
Да, сейчас моя рука действительно выглядит до сумасшествия ужасно. Просто кровавое месиво.
– Сейчас будет больно. Я буду вытаскивать осколки из раны.
– Мне плевать.
– Просто будь готова к боли, – предупреждает Влад.
Никто и никогда не предупреждал меня перед тем, как сделать больно. Как физически, так и морально.
Резкая и адская боль пронзает меня, отчего я вскрикиваю. Он прав. Это действительно больно. Очень.
– Ну, вот и все, а теперь пойдем промоем руку.
Я непроизвольно морщусь от вида собственной руки. Кровь продолжает стекать на пол.
* * *
– Может, ты пока у меня поживешь?
– Зачем? – спрашиваю, пытаясь снять футболку, которая из белой, стала кровавого цвета.
Юля подходит ко мне и снимает ее.
– Лер, я переживаю за тебя. Давай хотя бы на неделю, ты переедешь ко мне.
– Нет. Я останусь здесь.
– Но почему?
– Это моя квартира, здесь я и останусь, – тихо отвечаю.
– Ты уверена?
Подруга помогает мне надеть чистую футболку, ведь самой мне это не под силу, с забинтованной рукой.
– Да, я уверена.
Выхожу из своей комнаты и иду на кухню. Красильникова следует за мной. Они с Владом садятся за стол напротив меня, прожигая взглядом.
– Если вам что-то интересно – спрашивайте. Я на все отвечу, – тихо говорю.
Юля опускает взгляд и прикусывает губу.
– Почему ты не хочешь идти на похороны? Или ты уже передумала?
– Нет. Я не знаю, смогу ли увидеть это. Не так уж и легко, увидеть дорогого тебе человека в гробу.
– Извини, – шепчет подруга.
– Проехали.
Повисает неловкое молчание. Я внимательно осматриваю свою руку, но ничего кроме бинта, не могу увидеть.
– Лер, может, ты все-таки поживешь пока у меня? – спрашивает Юля, с некой мольбой в голосе.
– Нет.
Я принимаюсь снова осматривать руку.
– И когда я смогу ее разбинтовать? – спрашиваю у Влада.
– Тебе нужно будет перебинтовывать ее каждый день, – объясняет он мне. – У тебя глубокая рана. Было бы лучше, если ты поехала в больницу.
– Нет. Я никуда не еду.
Снова тишина.
– Вы извините, но я пойду, – говорю, вставая со стула и направляясь в свою комнату.
– Ты куда?
– Спать, – коротко отвечаю.
Господи, как же это глупо, но по-другому я поступить сейчас не могу. Я обессилена, и мне необходим сон.
Краем уха слышу, как Юля стучит в дверь моей комнаты.
– Заходи.
– Лер, мы пойдем. Я к тебе завтра зайду, хорошо?
Я киваю.
– Обещай мне, что с тобой все будет хорошо.
– Обещаю.
Ненавижу обещания. Антон тоже обещал мне, что не будет ездить на мотоцикле. А что в итоге?
Подруга обнимает меня и выходит из комнаты. Услышав, как закрывается входная дверь, подхожу к окну. Сейчас снег не идет, и это меня огорчает.
Внезапно вспоминаю о дневнике Антона, и сразу же ищу его, чтобы дочитать записи до конца. Удобно устроившись на кровати, открываю тетрадь.
* * *
«Я был до смерти напуган, когда Лера не отвечала на звонки. Такого, раньше никогда не было. Как дурак, я пошел к ней домой. Я застыл на месте, когда увидел ее красные заплаканные глаза. Тогда я ощутил боль в сердце. Лера расстроена из-за уезда Паши. Но потом случилось нечто. Я случайно увидел записку Яна, которая была написана для Леры. Из текста я понял, что между ними что-то произошло. Лера красиво и умело ушла с этой темы. Весь остальной вечер мы провели отлично. Мне не хотелось уходить от нее. Я безнадежно влюблен. Жаль, что не взаимно. Я готов ждать столько, сколько нужно. Мне плевать, сколько пройдет времени, прежде чем Лера даст мне шанс. Я готов ради нее на все. Абсолютно все»
* * *
Тетрадь выдает из моих рук.
Я потеряла человека, который был готов сделать для меня абсолютно все. Который, любил меня и оберегал.
Что теперь? Что будет дальше?
* * *
«Несколько дней мы веселились с Лерой. Вчера я пригласил ее на ужин к себе домой. И, черт возьми, это был потрясающий вечер. Я был счастлив, когда видел смех и улыбку Леры. Она сводит меня с ума»
* * *
«Сначала нам запрещают делать то, от чего мы без ума. Не позволяют самореализовываться, развиваться в той сфере, что нам интересна. Нам запрещено делать что-то безумное лишь потому, что так мы можем выделиться из толпы. Нам нужно быть теми, кого хотят видеть окружающие, при этом наплевав на собственное мнение. Запрещено быть самим собой.
А потом они удивляются, почему мы к ним так относимся.
Мы будем жалеть всю жизнь, что не сделали так, как хотели, а послушались их»
* * *
У меня просто нет слов.
Как же он прав. Вокруг одни запреты.
С детства нам запрещают многие вещи. В школе – учителя. Дома – родители. В университете – преподаватели.
Когда же нам быть собой, делая все, что хочется?
* * *
«Ее голос звучал странно, и я сразу понял, что что-то случилось. Мы отлично прогулялись. Лера вынудила меня пообещать ей, что я не буду пока ездить на мотоцикле. Теперь мне всего лишь нужно отогнать его, к знакомому в гараж. Чем сегодня, я и займусь. Вчера я снова не удержался и поцеловал ее. Днем я позвонил ей, надеясь на прогулку, но она сказала, что занята. Конечно, меня это немного задело, но она об этом не узнает. После того, как отвезу мотоцикл, нужно будет наведаться к Яну. Давно хотел выбить из него всю дурь.
Уже целую неделю, я пуст. Я ничего не чувствую внутри. Такого чувства, у меня никогда не было. Надеюсь, что все будет хорошо. Но как бы пуст я не был, я всегда буду любить Леру»
* * *
–… я всегда буду любить Леру, – тихо шепчу последнюю строчку записей.
Глава 26
– Это я во всем виновата.
– Что? В чем ты уже виновата?
– В том, что Антон погиб, – кое-как мне удается произнести эту фразу.
Никак не верю в это.
– Лер, что случилось?
– Тоша погиб из-за меня. Понимаешь? Он звонил мне, перед нашей встречей с тобой…
– И?
– Юль, он предложил мне сходить прогуляться, но я отказала ему. Если бы я тогда пошла с ним… Он бы остался жив, понимаешь?
Я делаю глубокий вдох.
– Лерочка, успокойся. Ты ни в чем не виновата.
– Не нужно меня успокаивать. Я знаю, что вина на мне.
Закрываю рот рукой, вспоминая еще одну деталь нашего с Тошей последнего разговора.
– Юль, я не дослушала его.
– Что ты имеешь в виду?
– Он говорил мне что-то, а я сбросила, – хрипло объясняю подруге. – Я не дослушала его фразу. Он сказал «Лер, я тебе…», а дальше я сбросила вызов.
– Зачем ты это сделала?
– Не знаю. Я думала, что он опять начнет мне говорить о своих чувствах, а мне не хотелось этого слышать. Я хотела ему перезвонить, но не сделала этого.
Какая же я дура, если так поступила с близким человеком.
– Давай я сейчас приеду, – предлагает Юля. По ее голосу понятно, что она плачет.
– Нет. Не сейчас. Мне нужно идти.
– Ты все-таки решила сходить на похороны?
– Да. Мне необходимо увидеть его в последний раз. Так будет правильно.
– Умница, – тихо говорит Красильникова. – Я горжусь тобой. Могу я приехать, хотя бы вечером?
– Да. Думаю, что вечером я буду уже дома.
Не дожидаясь ответа, отключаю телефон. Надев черные джинсы и черную зимнюю куртку, выхожу из квартиры. Я не выходила на улицу всего один день, а все вокруг уже кажется таким незнакомым и странным. Мир стал другим, когда не стало Тоши.
Рано утром я позвонила Виктории Александровне, уточнив все о похоронах.
Целую ночь я не могла уснуть. Меня мучили мысли о том, что это я виновата в смерти Антона. Только я. Никто другой. Чувствуя вину, я решила пойти на эти похороны. Мне нужно там быть.
* * *
Набрав в легкие побольше воздуха, подхожу к маме Антона.
– Здравствуйте.
– Привет, Лер. Как ты?
– Лучше и не спрашивайте. Когда все начнется?
– Минут через десять, – шепчет Виктория Александровна и вытирает слезу. – Ты все-таки решила прийти.
Я киваю.
– Я решила, что так будет правильно.
Когда я поправляю капюшон куртки, мама Антона замечает мою перебинтованную руку.
– Лер, это что?
Опустив взгляд, убираю руку в карман.
– Ты…
– Нет, я не пыталась покончить с собой. Я просто кулаком разбила зеркало.
– Ужас. Сильно болит?
В ответ качаю головой.
– Рана глубокая?
– Не больше душевной.
Виктория Александровна обнимает меня и начинает рыдать. Я делаю то же самое.
– Поверить в это не могу, – шепчет она. – Еще вчера он ходил в садик, а уже сегодня я на его похоронах. Он так просил меня купить, этот чертов мотоцикл…
Я еще крепче обнимаю маму Тоши.
– Я ведь и не хотела покупать ему мотоцикл, но Антон буквально умолял меня это сделать. Если бы я только знала, чем обернется эта покупка для него.
– Вы ни в чем не виноваты.
Минуты две мы просто стоим, обнявшись, пока не подходит какой-то мужчина и говорит, что привезли тело. Тело, черт возьми. От этого слова, меня передергивает и начинает трясти. Не выдержав всего этого, отхожу подальше от этой толпы.
Спустя три минуты я так и не решаюсь посмотреть в сторону гроба.
Ко мне подходит какой-то парень и закуривает сигарету. Я не обращаю на него внимания, пока не начинаю кашлять от сигаретного дыма. Но я не сдвигаюсь с места.
– А ты чего здесь стоишь? – спрашивает у меня этот парень.
– У меня нет сил, быть там, – шепчу, указывая в сторону толпы.
– Ты Антону кем была?
– Почему «была»? Я и есть его подруга.
Ненавижу говорить о Тоше, в прошедшем времени.
– Тебя случайно не Лерой зовут?
– Да. Я Лера, а что?
– Филатова?
Я поднимаю одну бровь, не понимая, к чему клонит этот незнакомец. Он что, меня знает?
– Да. К чему вообще все эти вопросы?
– Просто. Тоха все время о тебе рассказывал. У него почти все разговоры сводились к одному – Лера Филатова.
Пытаюсь улыбнуться, но у меня не получается. Видимо, я просто разучилась улыбаться.
– Ты его друг?
– Ага. Мы с Тохой, с детства дружили. Мы были, как братья.
– Понятно.
Парень выбрасывает сигарету на землю, затем берет меня под руку.
– Пойдем туда. Тебе здесь незачем стоять.
Вместо ответа, киваю. Мне действительно уже пора туда пойти.
– Не бойся ты так.
– Легко сказать.
Опускаю глаза на землю, стараясь смотреть только на нее, пока меня куда-то ведут.
– Все. Мы пришли. – Это звучит, как приговор.
Незнакомец отпускает мою руку и уходит.
Я слышу громкий плач Виктории Александровны, и мое сердце сжимается в тиски. Видимо, это очень сложно, терять своих детей.
Когда-то у меня была непростая ситуация, и я говорила, что выхода нет. Как же я ошибалась. Выход есть всегда, только если ты не находишься в гробу. Как Антон. У него нет выхода.
Делаю глубокий вдох. Второй. Третий. Медленно поднимаю взгляд. Я не сдерживаю крика. Я кричу так, что меня можно услышать в соседнем городе. Нет дела до того, что обо мне подумают. Крик, помогает излить душу.
Крепкие руки прижимают меня к теплому и сильному телу, но я продолжаю неистово кричать. Можно подумать, что кого-то убивают. Да, убивают меня изнутри.
– Тише… тише, – шепчут мне на ухо.
Он там. Его тело лежит в этом чертовом гробу. Огромные гематомы на лице. Глаза плотно закрыты, а я все жду, когда они смогут открыться. Почему его не хоронят в закрытом гробу? Его тело изувечено.
– Антон, нет! – кричу, вырываясь из рук какого-то парня. – Нет! Пожалуйста, нет!
Меня буквально оттаскивают от тела Антона. Пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно.
– Антон! – снова кричу, захлебываясь слезами. – Тоша!
– Не нужно было тебе все-таки сюда идти.
Подняв взгляд вижу, что нахожусь в крепких руках того самого парня, с которым недавно общалась.
– Отпусти меня, – буквально умоляю, вырываясь из его рук. – Отпусти меня. Я хочу к Антону. Я пойду к нему. Почему он? В мире миллионы людей, которые не ценят жизнь, но продолжают жить. Но почему небеса забрали именно его? За что? – мой голос срывается.
– Давай успокаиваться.
– Я спокойна.
– Ну да, я вижу.
Всхлипнув, прижимаюсь к этому парню и не сдерживаю истерику.
Одно дело – говорить, что человек умер, другое – видеть его в гробу.
– Я пойду к нему. Мне нужно с ним попрощаться.
– Нет. Мы пойдем вместе, но не сейчас.
– А когда? Когда? – снова перехожу на крик.
– Позже.
* * *
– Ты готова?
– К чему?
– Идти к могиле.
Подняв голову, смотрю в карие глаза этого парня. Киваю головой и беру его теплую руку.
– Я сама пойду.
– Нет уж. Я уже пустил тебя одну, и в итоге кое-как смог успокоить.
Кареглазый обнимает меня за плечи и ведет к могиле. Кроме нас, на кладбище больше никого нет. Мне приходится закрыть рот рукой, чтобы снова не закричать. Глаза изучают надпись на табличке.
«Шелыгин Антон Анатольевич»
Нет. Это не Тоша. Может это его однофамилец, брат, двойник? Кто угодно, только не мой Тоша.
Ноги подкашиваются, и я падаю на колени перед могилой, снова начиная кричать. Меня поднимают на ноги и уводят оттуда.
Только оказавшись около своего подъезда, начинаю понимать, что происходит.
– Как мы тут оказались? – ошарашено спрашиваю.
– Ты сама, сказала мне адрес. Тебе нельзя было находиться на кладбище. Не ходи туда сама, ладно?
Я качаю головой.
– Я тебя даже не знаю. Почему я вообще должна тебя слушать?
– А, ну да, я ведь так и не представился, – говорит парень, протягивая мне свою руку. – Никита.
– Спасибо, что проводил, – отвечаю, пожимая его ладонь.
– Не за что. С тобой же все будет хорошо?
Конечно, я киваю, хотя знаю, что это самообман.
– Лера!
Повернув голову, встречаюсь взглядом с Юлей. Она подходит ко мне.
– Привет, Юль.
– Привет.
Я поворачиваюсь к Никите.
– Я пойду. Еще раз спасибо.
– Без проблем, – говорит парень и уходит.
Без всяких слов, мы с подругой поднимаемся на мой этаж, и также молча, заходим в квартиру. Сняв верхнюю одежду, иду в свою комнату. Юля, делает то же самое. Я ложусь на свою кровать, отворачиваясь от Красильниковой. Она закрывает дверь и садится рядом.
– Лер…
– Ммм.
– Давай покушаем. Сходим куда-нибудь.
У меня сейчас не то состояние, чтобы куда-то идти.
– Нет. Я кушала, – коротко отвечаю.
– Когда?
– Позавчера.
А ведь действительно, я не ела уже давно. Мне и кусок в горло не лезет.
– Ты с ума сошла? – Юля поднимается с кровати, и я поворачиваюсь к ней. – Мы сейчас же, идем с тобой в кафе.
– Нет.
– Да, Лера, да. Я все понимаю, но не забывать о себе, тоже нужно.
– Да ни черта ты не понимаешь, – разъяренно говорю, подрываясь с постели и подходя ближе к подруге. – Ты даже представить себе не можешь, что я чувствую. Нет ничего хуже, чем увидеть близкого человека в гробу. Знать, что он никогда больше не откроет свои глаза. Антона больше нет. Это всего лишь безжизненное тело.
На глазах у Юли появляются слезы, и я понимаю, что перегнула палку. Молча, подхожу к окну. На улице идет сильный снег. Как символично. У меня такое ощущение, что это знак от Тоши. Конечно это безумие, но он все же любит снег.
– Лер, извини меня. Я просто хотела сказать, что нужно помнить о себе.
– Я тебя услышала.
– Ты в школе предупреждала, что тебя не будет пока?
– Нет. Мне все равно.
– Лер, ну позвони хотя бы учительнице и скажи, что заболела.
Делаю вид, что не слышу Юлю. Просто смотрю на снег, и воспоминания льются рекой. Подруга подходит ко мне сзади и крепко обнимает.
– Может тебе все-таки сходить в школу? Развеешься там хоть немного.
Она не знает. Юля даже не догадывается, что если я пойду в школу, то просто сломаюсь. Если Ян продолжит свои унижения в мою сторону, тогда я уже не смогу это вытерпеть. Только не сейчас.
– Нет. Я не готова еще туда пойти. Не все так легко, как ты думаешь.
– Ну а ты расскажи мне, что не так, – шепчет Юля, уткнувшись лицом в мою спину.
– Не сейчас.
Кому я теперь буду все рассказывать? С кем я теперь, смогу поделиться проблемами?
– Я, наверное, спать пойду, – тихо говорю и отхожу от окна.
– В пять вечера? – удивленно спрашивает подруга.
– Да. У меня нет сил, что-либо делать.
Я ложусь на кровать и закрываю глаза.
– Лер, поговори со мной.
– О чем?
Мои глаза по-прежнему закрыты, но я чувствую, как Юля садится возле меня и берет мою больную руку.
– Сильно болит?
– Нет. Нормально, – вру я.
– Ты снимала бинт?
– Нет. Времени не было.
– Я сейчас, – говорит Красильникова, отпустив мою руку, и выходит из комнаты.
Мои глаза устремлены на кольцо. Оно действует на меня, как гипноз. Смотря на него, я отключаюсь от реальности, попадая в те моменты, которые связаны с Тошей.
Дверь громко закрывается, выводя меня из воспоминаний.
Без единого слова, Юля берет мою руку и медленно снимает бинт. Я не отрываю взгляда от своей руки и морщусь, когда вижу ужасные раны.
– Фу.
– Да уж. Приятного мало.
Раны настолько глубокие, что я могу полностью видеть их глубину. И таких ран, около пяти. Ну а мелкие порезы, покрывают всю ладонь. Я противна сама себе.
– Сейчас будет немного больно, – предупреждает подруга.
Я киваю. Юля протирает ладонь какой-то мазью, и я вскрикиваю от резкой боли, когда мазь попадает в один из глубоких порезов.
– Ну, вот и все, – говорит Красильникова, сделав все нужное с рукой и забинтовав ее.
– Спасибо.
Подруга пожимает плечами.
– Не за что. Я пойду домой, а ты отдыхай. Завтра обязательно приду. – Юля выходит из комнаты, но оборачивается. – И, да, покушай что-нибудь, пожалуйста.
Глава 27
Я ошарашено смотрю на экран мобильного телефона. Звонит незнакомый номер. Этот номер какой-то странный. Не понимая почему, принимаю вызов, хотя обычно так не делаю.
– Привет, малая. – Слышу радостный голос в трубке мобильника.
– Пашка! – кричу я.
– С днем рождения, милая!
Что? Какой день рождения? Сегодня же не…
Я смотрю на календарь, и… о, черт, сегодня же седьмое декабря, а значит сегодня, мне исполняется шестнадцать лет. Как я вообще, могла забыть о таком?
– Спасибо, Паш. Я и не думала, что ты позвонишь.
– Ну, я же обещал тебе позвонить, как только появится возможность. Как ты там? Как в школе дела?
– Эмм… я не была в школе две недели, – прикусив губу, отвечаю.
– Что? Почему? Лер, ты совсем с ума сошла? Почему ты пропускаешь школу? Малая, у тебя что-то случилось?
На глазах появляются слезы, а голос начинает дрожать.
– Антон…
У меня не получается это сказать.
– Что «Антон»? – спрашивает Паша, но в ответ я начинаю рыдать. – Господи, Лера, объясни мне, что случилось.
Я давлюсь слезами.
– Он… погиб. Разбился… на мотоцикле.
Брат молчит, а я продолжаю плакать.
– Когда?
Двадцать третье ноября. Этот день, теперь отмечен черным в моем календаре. Никогда мне не забыть эту дату.
– Господи, Лер. Я даже не знаю, что сказать. Давай я прилечу. Не знаю как, но я сделаю это… Ты там одна, а я здесь…
– Нет, Паш, – перебиваю его. – Все уже нормально. Юля с Владом, у меня целыми днями. Они помогают мне справиться. Первое время мне действительно было адски тяжело, но сейчас легче.
Все, что я говорю Паше – полная чушь. Мне ни капельки не легче. Это чертово время, не лечит. Каждый день я чувствую ту же самую боль, что и в первые дни после его смерти. Мне катастрофически не хватает Тоши. Бывает, что я беру в руки телефон, в ожидании получить от него звонок или сообщение, но ничего не происходит. Звоню сама, но абонент не доступен. Я узнала, что такое по-настоящему рассыпаться на осколки.
– Вы встречались с ним? – неожиданно спрашивает брат.
– Нет. Мы лучшие друзья.
Еще одно, что мучает меня больше всего – я так и не дала ему шанс. Шанс показать и доказать, чувства ко мне. Это мучает меня днями и ночами, ведь если бы я согласилась с ним встречаться, то всего этого, могло бы и не быть.
– Как ты в целом?
– Вдребезги. Я пустая, ничего не чувствую. Паш, я перестала искренне улыбаться. Кажется, что теперь я и не умею улыбаться счастливой улыбкой. Иногда я все же улыбаюсь, но это лишь маска.
– Лер, ты меня слышишь?
– Да, – говорю, выравнивания дыхание.
– Малая, ты самая сильная девчонка, которую я когда-либо видел. Ты научилась спокойно жить с такими родителями. Ты никогда не просишь о помощи. У тебя получится со всем справиться, слышишь?
– Хочется в это верить.
– Помнишь, я передавал тебе пакет красный и просил пока не открывать?
– Да, – отвечаю, пытаясь понять, о каком пакете идет речь.
– Где он сейчас?
Хороший вопрос. Где и вправду этот чертов пакет?
– Эмм… ну лежит где-то.
– Найди его и открой.
Я сразу же вспоминаю, что положила этот пакет в стол. Достав его оттуда, открываю.
– Паш, я не понимаю…
– Малая, это тебе такой маленький подарок на день рождения.
Достаю из пакета деньги и продолжаю просто на них смотреть.
– А не слишком ли много их здесь?
– Нет. И не спорь со мной. Купи себе чего-нибудь. Эти деньги не на продукты или на что-нибудь такое. Они лично твои.
– Но…
– Извини, малая, но мне пора идти. Связь с тобой не дешевая.
– Спасибо, – успеваю сказать, прежде чем слышу короткие гудки.
В моих руках огромные деньги, и я могу купить все, что угодно. У меня никогда такого не было. Все деньги я тратила исключительно на продукты, бытовую химию и прочие вещи для квартиры. Даже не помню, когда последний раз покупала себе какую-то вещь.
Я знаю, на что потрачу эти деньги. И никогда не пожалею об этом.
* * *
– Такой шрифт? – спрашивает у меня девушка, показывая на монитор.
– Да. Именно этот.
– Ну, тогда проходите в комнату. Мастер, сейчас к вам подойдет.
Кивнув, следую, куда мне указали.
Комната выглядит как-то жутко. На стенах висят картинки в агрессивных тонах.
Дверь резко закрывается за моей спиной, и я подпрыгиваю от неожиданности.
– Садись на кресло, – говорит мне вошедший парень. Угукаю и сажусь, куда он сказал. – Сколько же тебе лет, что ты решилась на это? Восемнадцать-то, хоть есть?
– Да. Мне как раз восемнадцать, – вру не краснея.
– Ну и как тебя зовут?
– Лера. А вас? Тебя?
Черт, как мне с ним вообще общаться?
– Давай на «ты».
Я киваю. Мой взгляд приклеен на татуировке у него на руке. Какой-то странный узор с непонятной надписью.
– Меня Янисом зовут, – говорит парень.
Меня будто ударяет молнией. Янис, Ян. Практически одинаковые имена.
– Ну и где будем набивать?
Закатив рукав толстовки, показываю ему место на руке.
– Вот здесь.
Янис берет мою руку, внимательно ее осматривая.
– А это что? – спрашивает он, проведя пальцем по следам от разбитого зеркала.
– Неудачно разбила зеркало.
– А его можно разбить удачно?
В ответ пожимаю плечами.
– Боли не боишься?
– Я потеряла близкого мне человека, и теперь ничего не боюсь.
Янис хмурится.
Теперь я буду ловить на себе взгляды других людей. Многие не понимают тех, у кого есть тату. Считают их какими-то неправильными. Но это меня не останавливает.
Почему я должна отказываться от того, что сделает меня счастливой, только потому, что меня могут осудить другие люди?!
Как не крути, но большинство из нас иногда задумываются «А что подумают другие?». Как же меня раздражает эта фраза.
Да какая, к черту разница, что все они подумают?
Многие из нас не делают то, что хотят лишь только из-за страха, быть осужденным людьми.
Общество построило стереотипы, каким ты должен быть и как выглядеть. И если вдруг ты не вписываешься в эти стереотипы, то над тобой могут всячески подшучивать.
Люди всегда будут криво смотреть в сторону тех, кто не боится выделяться из толпы и быть самим собой.
Хочешь пирсинг? Делай пирсинг. Хочешь татуировку? Делай. Делай все, что сделает тебя счастливым.
Не думаю, что ты родишься еще раз, только для того, чтобы набить ту самую татуировку, которую сейчас ты безумно хочешь, но боишься сделать.
Люди, очнитесь! Каждый человек индивидуален и прекрасен по-своему. И если он не боится делать то, что хочет, наплевав на ваше мнение, то он личность. А это такая редкость. Будьте собой, не подстраиваясь ни под кого!
* * *
– Смотри.
Я смотрю на свою руку и пытаюсь улыбнуться. Не получается.
– Спасибо, – шепчу Янису.
Парень ухмыляется и кивает, протягивая мне какую-то небольшую баночку.
– Будешь протирать этим, три раза в день.
Я киваю.
Выслушав его речь о том, как нужно ухаживать за татуировкой первое время, выхожу из тату-салона, заплатив нужную сумму.
Да, я сделала это. У меня получилось. Теперь на моей руке красуется надпись « You are forever in my heart», что в переводе на русский «Ты навсегда в моем сердце». И это чистая правда. Антон останется навсегда в моем сердце.
Никогда не думала, что набью татуировку. Это всегда было чем-то странным для меня.
Многие жалеют о татуировках в будущем, сделав смолоду. Но я никогда не стану жалеть об этой.
Две недели я совсем не выходила из дома. А тут решила прогуляться, и сразу же сделала тату, в память об Тоше.
Сделав глубокий вдох, иду в то самое место, где мы впервые увиделись. Сердце бешено стучит, когда я подхожу к парку и вижу ту самую лавочку, где плакала, а Антон подошел ко мне. Мимо проходит парочка влюбленных, и мое сердце сжимается.
Тот день, навсегда останется в моей памяти. Такое чувство, будто это было вчера. Я помню, как впервые его увидела. Мне было плевать на него. Но как же сильно, все меняет время. Я ведь тогда и не подозревала, что когда-то настанет момент, когда я буду на похоронах этого парня, и что за небольшое время, он станет для меня родным человеком.
Я люблю его. Я безумно его люблю. Но моя любовь дружеская, а дружеская любовь, в тысячи раз сильнее обычной, которую испытывает девушка к парню. Я не влюблена в Тошу, как в парня, а люблю его, как друга. И это неизменно.
Слезы наворачиваются на глаза, когда я сажусь на ту самую лавочку. Все происходит, как в тот самый день: я плачу, вокруг влюбленные парочки. Но вот только тогда, я увидела Яна, а сейчас не хочу этого. Только не он. Сотников, последний человек, которого я желаю видеть.
Как же я мечтаю вернуть тот день, и все изменить. Возможно, сейчас он бы и остался жив, но время необратимо. Сколько людей, были бы счастливы, если бы существовала возможность вернуть время, чтобы исправить ошибки.
– Девушка, у вас что-то случилось?
Резко поднимаюсь с лавочки и смотрю на стоящего передо мной парня.
Все повторяется. Только тогда, ко мне подошел Тоша, а сейчас какой-то незнакомый брюнет. Хотя тогда, Антон тоже был мне незнаком.
– Нет, – качаю головой. – Нет. Все ужасно.
Парень делает шаг в мою сторону, но я делаю два шага назад.
– Не подходи ко мне! – кричу я.
– Я помочь тебе хочу.
– Нет! – снова кричу. – Не нужно ко мне подходить. Мне уже помог один парень, и сейчас его тело в чертовой земле.
Слезы беспощадно льются по щекам, и я всхлипываю.
– У тебя кто-то умер? – спрашивает брюнет.
– Тебя это не касается. Это никого не касается. Просто не подходи ко мне.
Я разворачиваюсь и бегу в сторону своего дома. Подальше от этого парня. Подальше от этого места. Дальше от всех.
Оказавшись возле дома, сажусь на лавочку и закрываю лицо руками. Снова истерика.
Отличный день рождения. Всегда о таком мечтала.
Меня начинает дико трясти, и совсем не от холода. Закрываю рот рукой, пытаясь не закричать. Безумно сложно удерживать свои эмоции, когда душа рвется на части.
Минут через десять, поднимаюсь на свой этаж и захожу в квартиру. Сразу иду в ванную комнату, сняв верхнюю одежду. Смотря в зеркало, я вскрикиваю от своего ужасного внешнего вида. Красное и до ужаса опухшее лицо, безумные синяки под глазами и потерянный взгляд. С ужасом понимаю, что это мерзкое отражение, и есть я.
Я начинаю кричать диким криком. Даже и не знаю, почему это делаю. Соседи могут подумать, что я сумасшедшая, но мне все равно. Какая вообще разница, что подумают другие? В этом нет никакого смысла.
Прекращаю кричать, только спустя две минуты. Становится очень легко на душе. Чувствуется свобода и облегчение. Крик, помогает выразить все свои эмоции.
Я улыбаюсь. Черт возьми, я улыбаюсь. Но это не искренне. Маска. Снова маска, под которой гибнет моя душа. Улыбка исчезает и снова появляется хмурое лицо. Сжимаю кулаки, сдерживая себя, чтобы снова не разбить зеркало. Мне хватает тех шрамов, что уже есть.
На лице отражается гнев, и чтобы не сделать чего-нибудь лишнего, иду в свою комнату и закрываю дверь на замок. Снимаю толстовку и морщусь от боли, когда случайно задеваю татуировку. Посмотрев на нее, ухмыляюсь. Я не буду смотреть на тату со слезами и грустными воспоминаниями. Я всегда буду улыбаться, смотря на нее. Только радость. Только счастье. Никаких слез.
Тишину в квартире, нарушает звук открывающейся входной двери. Видимо, пришли родители. От этой мысли, становится еще хуже. Мне не хочется их видеть. Сейчас, я хочу говорить только с одним человеком. Но его уже нет в живых.
Слышу, как стучат в дверь моей комнаты. Просто подхожу к двери, не понимая, что происходит.
Родители никогда не стучат в мою дверь. Ни разу в жизни, они не постучали в чертову дверь моей комнаты. Они лишь все время кричат мне из коридора, требуя выйти.
С замиранием сердца, открываю дверь.
Возле двери стоит мама. Трезвая.
Закрываю глаза, не веря во все это. Открыв один глаза, снова вижу свою трезвую мать. Не могу поверить в это.
– Мам…
Не хватает слов, чтобы выразить свои эмоции.
– Лер, пойдем на кухню.
Мама следует на кухню, а я продолжаю стоять в коридоре, открыв рот.
Что здесь происходит? Это иллюзия? А может, я просто сошла с ума, после смерти лучшего друга? Со мной происходят странные и безумные вещи, если я вижу трезвую мать. Трезвую!
На еле передвигающихся ногах, иду вслед за мамой. Прикрываю рот рукой, сдерживая рыдания. Но вот только, это слезы не горечи. Нет. Это слезы счастья. Широко улыбаюсь, хоть и понимаю, что моя улыбка фальшивая.
Мама с папой внимательно наблюдают за мной. Отец берет в руки торт.
– Лерочка, с днем рождения!
Я еще сильнее начинаю рыдать. Мама подходит ко мне и обнимает. Начинаю плакать у нее на груди, как маленький ребенок.
Поверить не могу, что мои родители трезвые. Может это действительно сон? Но тогда почему, я так хорошо чувствую мамино тепло?