Глава четвёртая
Когда королева была ещё всего только принцессой, у неё бывало значительно больше свободного времени, львиную часть которого она предпочитала проводить у себя в покоях, за любимыми занятиями. Поскольку входить в её покои дозволялось только отцу, она была свободна в выборе одежды – и тут-то компенсировала все те жёсткие требования, кои накладывал на неё этикет.
Несложно догадаться, что ни одного домашнего платья синего оттенка у неё не завалялось – вообще, Кая этот цвет очень любила, но он успевал ей здорово надоесть. Другим свойством домашнего гардероба, о котором догадаться тоже несложно, было отсутствие корсета – каждая дама, хоть раз надевавшая это приспособление, подтвердит, что в нём не хочется проводить ни одной лишней минуты.
А вот третьим и крайне неожиданным свойством этих домашних платьев оказались их фасон и декор.
Дело в том, что Кая здраво рассудила, что у себя она может носить всё, что ей понравится, но что ей категорически нельзя надевать на людях, поэтому её гардероб для домашнего пользования включал в себя несколько десятков экстравагантных одеяний, созданных по мотивам народных костюмов, нарядов танцовщиц и циркачек, скандально прогремевших в обществе смелых платьев и скроенных по её собственным эскизам творений.
Большинство этих платьев, как можно догадаться, были изрядно откровенными, и Кае это крайне нравилось, потому что в них она себя чувствовала женщиной, а не изысканной статуэткой с короной на голове.
Надо сказать, что мысль показаться в этих платьях мужу казалась ей скорее заманчивой, чем смущающей, – по правде сказать, Кая находила, что так она чрезвычайно хороша, и ей было бы весьма приятно получить от какого-нибудь мужчины подтверждение своим выводам.
Поэтому для следующего утра – кое регламент торжественно отдавал в полное пользование молодожёнов вплоть до обеда – Кая выбрала один из своих любимых нарядов, срисованный с одной танцовщицы из Джотанды. Наряд был выполнен из мягкого алого шёлка, кокетливо обнимал талию и спускался вниз юбкой-многоклинкой, которая в танце могла обнажить ногу и до бедра. Руки оставались открытыми, а то, что должно было быть рукавами, сшили из полупрозрачного газа и прикрепили лишь на плечах. В танце они заманчиво развевались, а в жизни просто красивой драпировкой создавали выгодный фон для рук.
Немудрено, что, когда Кая во всём этом великолепии вышла к завтраку, вставший приветствовать её Канлар несколько секунд лишь пялился на неё самым плебейским образом, и не сразу сумел вернуться к светской любезности.
Должны признать, что как ни прекрасен был наряд вообще и Кая в нём, на остолбенение советника в большей степени повлияли её распущенные волосы.
Дело в том, что королева никогда и нигде не появлялась с распущенными волосами, и с самого раннего детства её видели только с красивой взрослой причёской.
Конечно, Канлар внутри себя знал, что у неё есть длинные волосы, и даже как-то мог себе примерно вообразить, каковы они в естественном состоянии.
Однако одно дело знать о факте, а другое – лицезреть этот самый факт.
Королева с причёской и королева с распущенными волосами словно бы были двумя разными женщинами.
Точнее, скажем прямо, вторая выглядела никак не взрослой женщиной, а совсем ещё юной девчонкой.
Простояв с минуту и не дождавшись от Канлара никакой реакции, Кая скорчила гримаску и подошла к столику с капризным:
– И что, даже не скажете, что я прекрасно выгляжу?
Канлар сглотнул, медленно моргнул и медленно ответил:
– Настолько прекрасно, что я лишился дара речи.
Королева посчитала себя польщённой и устроилось за столом.
Канлар вместо завтрака предпочёл смотреть на неё: в его голове все ещё не укладывалась мысль о том, что она, вообще-то, не его ровесница.
Он, мы должны признать, уже лет пять как забыл про её реальный возраст и, хотя формально помнил его, внутри себя как-то воспринимал её как взрослую тридцатилетнюю женщину.
Сперва Кае это внимание льстило, потом стало раздражать. Пощёлкав пальцами, она отвлекла его взгляд от своей персоны и спросила:
– Вы завтракать собираетесь?
Канлар отмер и взял в руки вилку, начал что-то не глядя жевать, затем спросил:
– Почему вы никогда не носите красного? Это, определённо, ваш цвет.
Он был прав: ни один другой цвет не подчёркивал так выгодно её природные данные. Глубокий синий тоже смотрелся неплохо, но всё же уступал красному.
Королева выразительно изогнула бровь и с несколько агрессивной язвительностью спросила:
– Чтобы на меня все мужчины во дворце смотрели так, как вы сейчас?
По правде говоря, она, конечно, хотела произвести впечатление на супруга, но то, каким сильным это впечатление оказалось, её немного напугало – она была весьма неопытна в этой сфере, и горящий взгляд Канлара казался ей опасным.
– В самом деле, – согласился он, отводя, наконец, глаза и уделяя внимание своей тарелке.
Но вскоре не удержался от следующего вопроса:
– А волосы?
Кая огорчённо пожала плечами:
– Причёска делает меня старше на вид. Кто же будет всерьёз воспринимать девчонку на троне? Приходится соответствовать.
Это обстоятельство вызывало у неё море огорчений. На её личный вкус, убранные волосы изрядно её портили. Признаем, что, пожалуй, так и было: черты её лица не были особенно выразительными, а вот волны распущенных локонов делали её красавицей. Соответственно, из-за парадной причёски Кая теряла своё главное преимущество и выглядела не столь привлекательно, как могла бы.
Для королевы, пожалуй, оно было и к лучшему, но как девушка Кая изрядно страдала из-за того, что не может поражать окружающих красотой.
– В самом деле, – ещё раз признал её правоту Канлар.
В его голове то, что он видел перед собой, категорически не складывалось с тем, к чему он привык. Из-за этого он был сегодня плохим собеседником – даже, пожалуй, вообще не был собеседником.
После завтрака он немного отмер, встал и предложил королеве руку с намерением помочь встать, сказав:
– Дайте же я на вас посмотрю, дорогая.
Его блестящий взгляд и мурлыкающий тон смутили и напугали Каю, свою руку она отдёрнула и даже вжалась в сидение, отказываясь вставать.
– Ну же! – подбодрил её Канлар. – Вы ведь и сами хотели показаться, разве нет?
Кажется, он оправился наконец настолько, чтобы начать использовать свои приёмы дипломата.
Кая тоже это отметила и немного расслабилась, но руку не приняла.
– Кажется, мне перехотелось, – весело отпарировала она.
– Ну, это уж слишком жестоко для вас! – картинно приложил ладонь к сердцу Канлар, добавив голосу страдания.
Это убедило Каю, что он вполне пришёл в своё обычное расположение духа, поэтому она сдалась:
– Ладно, ладно! – взялась за его руку и встала.
Пройдя на центр гостиной, она повертелась к нему то одним, то другим боком, потом даже покружилась – мгновенно разлетевшаяся юбка открыла ноги до коленей – и, наконец, замерла с лукавым выражением лица:
– Хороша? – с задором спросила она.
– Необыкновенно! – с большим пылом заверил её Канлар.
– Всегда мечтала, чтобы кто-нибудь оценил, – призналась королева, сделав несколько простых танцевальных па.
Сердце её пело от радости: она видела в его глазах, что она действительно весьма хороша, что она желанна, что она не хуже любой другой женщины, а может, и получше многих, и что совершенно неважно, королева она или нет, – в ней есть что-то важнее её королевского величия и что-то притягательнее её заманчивого статуса.
Должны отметить, что королева в красном и с распущенными волосами произвела на Канлара столь неизгладимое впечатление, что даже отключила его рефлексирующую занудную сторону, чего не получалось ещё добиться ни одной женщине – в настоящий момент ни на какую рефлексию он был не способен, а только смотрел и восхищался.
Есть считать любовью то чувство, которое мы питаем к истинной сущности человека, а не к его внешним маскам, то это была любовь с первого взгляда.
Спустя минуту, отмерев, Канлар подошёл к Кае, взял её за руку и поцеловал. Потом поцеловал ещё. Перевернул ладонь тыльной стороной и снова поцеловал. Потом пришёл черёд запястья. Восемь поцелуев понадобилось на дорогу по предплечью до локтевого сгиба. На локтевом сгибе королева покраснела уже до такой степени, что краска стала заливать и плечи.
– Постойте! – жалобно взмолилась она, с удивлением замечая, как кровь шумит в ушах, а в груди решительно не хватает воздуха.
Канлар послушно остановился, вернулся обратно к ладони и просто прижал её к губам.
– Вы восхитительны, – наконец, оставляя в покое её руку, выпрямился он.
Его глаза свидетельствовали об этом выводе куда ярче, чем слова.
– А вы… вы, сударь, оказывается, опытный обольститель! – ответила Кая.
Пожалуй, до глубины души этим выводом Канлар был польщён именно потому, что обольстителем не являлся. Прямо скажем, обычно дамам его манера была не по душе, но тут уж так удачно сложилось, что у королевы были весьма смутные и невысокие требования к супругу, и неожиданно для неё обходительный и деликатный Канлар с лихвой превосходил все эти требования.
Право, королева была морально готова к мужу, который за рамками исполнения супружеского долга и внимания-то ей уделять не будет – в политическом браке такой расклад был более чем возможен. Кая не была наивной и прекрасно знала, что зачастую отношения в политически связанных парах удерживаются лишь необходимостью производить на свет наследников; когда же эта задача бывает выполнена, оба супруга находят себе фаворитов и фавориток, по возможности сохраняя внешнюю благопристойность. Кая с ранних лет знала, что у её мужа могут появиться фаворитки, и что, более того, ей может попасться в мужья столь неприятный человек, что он не будет трудиться скрывать свои связи. Выдумывая себе такие страшилки на основе семейных хроник (в коих какие только экземпляры ни попадались!), Кая полагала, что готовит себя к худшему, чтобы в своё время это не стало для неё слишком сильным ударом; но, честно говоря, она больше истощала себя фантазиями такого рода, нежели реально к чему-то готовила. Можно смело предположить, что, случись с ней подобное, её «подготовка» не только не спасла бы её от боли, а только усилила бы её многолетним накопленным «я так и думала!».
Впрочем, несмотря на придумывание страшилок, внутри себя Кая давно решила, что, если уж ей повезёт с супругом, и тот будет готов выстраивать что-то получше сюжета «родим наследников и найдём фаворитов» – она со своей стороны сделает всё возможное, чтобы их брак стал чем-то большим, чем политическим расчётом.
Канлар, однозначно, на фоне этих страшилок смотрелся самым выгодным образом, а его основательная и деликатная манера ухаживать, которая обычно вызывала в дамах раздражение и скуку, трогала сердце Каи куда больше, чем могли бы тронуть решительные меры матёрых соблазнителей.
Глава пятая
Хотя четвёртый свадебный день занимал только вечер супругов – их ожидали зрелищные развлечения – Кая и Канлар решительно назначили на послеобеденное время совет. Текущие государственные дела могли подождать несколько дней, но подвисший вопрос с тем, кого назначить вице-канцлером, требовал внимания незамедлительно.
Проблема заключалась в том, что на эту должность нужен был человек и верный, и умелый, и мудрый, и достаточно молодой притом – его заранее начнут готовить на замену теперешнего канцлера, когда тому пора будет идти на покой.
Ситуация складывалась не менее патовая, чем в своё время с женихами. Если рассматривать людей верных и мудрых, то они были уже немолоды, а если верных и молодых – им явно не доставало умеренности и мудрости.
Сперва советники предложили кандидатуру одного сановника из городского муниципалитета. Он был как раз и молодой, и достаточно мудрый и опытный, – но вот за его верность поручиться никто не мог, потому что присутствующие толком не были с ним знакомы.
Мысли королевы никак не желали переключаться с впечатлений сегодняшнего утра на обсуждение.
– Будьте добры, откройте окно, – подозвала она лакея, надеясь, что свежий воздух немного прояснит её мысли.
Но, кажется, этот приём не очень помог, потому что она тут же запуталась в многочисленных «за» и «против», которые предлагали советники. К тому же, за окнами громко щебетали птицы, что тоже не способствовало концентрации.
– Давайте пока оставим в стороне этого кандидата, мессиры, – сдавшись, предложила она. – К нему было бы неплохо сперва хорошенько присмотреться. Какие ещё у нас есть варианты?
Советники принялись вяло перечислять тех или иных сановников.
Канлар следил за обсуждением весьма небрежно, чаще косясь на королеву и пытаясь сопоставить внутри себя тот ледяной образ, который она являла сейчас, и то огненное живое чудо, которое он увидел сегодня утром.
Образы категорически не сходились.
Строгая и собранная, королева внимательно выслушивала своих советников, делая какие-то пометки в листке перед собой. Её лицо было серьёзным и бесстрастным, волосы – тщательно убраны наверх, жесты – величественны и спокойны.
– Мессиры, давайте последуем традиции, – предложила она, выслушав все предложения, которые Канлар почти сплошь прослушал. – Обычно вице-канцлера ищут среди родственников канцлера. Господин Се-Форли, что вы думаете по этому поводу?
Господин Се-Форли думал много чего, но более всего сожалел, что у него сплошные дочки, а его единственному сыну всего одиннадцать. Правда, он вроде начал расхваливать свою старшую дочь, но Кая отвлекалась на Канлара, чей взгляд её откровенно смущал, и немного прослушала эту историю.
– А муж вашей дочери?.. – рассеянно переспросила она, стараясь вернуться к нити рассуждений.
Канлар тоже постарался включиться, и услышал историю о том, почему старшая дочь нового канцлера ещё не замужем. Не то чтобы это показалось ему полезной информацией, и он снова отвлёкся на переглядки с королевой.
Потеряв внимание обоих правителей, Се-Форли замолк.
Через несколько секунд королева опомнилась и снова вернулась к обсуждению:
– А что вы скажете насчёт господина Се-Герритона?
Господин Се-Герритон был мужем дочки бесцеремонной тётушки. Идея втянуть троюродных в большую политику высказывалась уже не впервые, но замысел казался всё же слишком дерзким и неоправданным, о чём и начал многословно говорить дядюшка.
Кая снова быстро потеряла внимание и отвлеклась на переглядки с мужем. Правильнее сказать, что она пыталась через взгляд донести до него мысль: «Хватит на меня так смотреть!», но, кажется, что-то перепутала с выражением, потому что вместо того, чтобы перестать смотреть, Канлар ещё и взял её за руку.
– Ваши величества, – вдруг, покашляв и прервав дядю, заговорил экс-канцлер, – право, полагаю, у вас сегодня найдутся дела поважнее нынешнего обсуждения.
Советники дружно закивали.
Королева и король-консорт перевели взгляды друг с друга на экс-канцлера.
Тот отнюдь не смутился, глядя на них с тёплыми смешинками в глазах и невольно вспоминая далёкий-далёкий день собственной свадьбы.
– Кажется, я и впрямь сегодня несколько рассеяна, – озадаченно признала королева, снова устремляя взгляд к мужу.
Тот сделал неопределённый жест рукой и предложил:
– Давайте, в самом деле, отложим этот вопрос.
Затем он встал, поднимая и королеву, сказал:
– Прошу прощения, мессиры, на сегодня мы вас покинем, – и увлёк спутницу к выходу.
От дверей та успела невнятно сказать:
– Подготовьте список кандидатов, пожалуйста! – и дверь за ними решительно захлопнулась.
Советники переглянулись.
Дядя чуть слышно рассмеялся.
Экс-канцлер похлопал его по спине и философским тоном отметил:
– Удачно сосватали.
После ухода королевских особ обсуждение пошло куда продуктивнее.
Меж тем, стоило Кае оказаться за дверью, как она тут же вспомнила:
– А ключ? Кто кабинет закроет?
– Как вы всё усложняете! – возвёл глаза к потолку Канлар. – Давайте! – забрал у неё ключ и велел лакею отнести его советникам. – Не маленькие, сами закроют. И потом занесут вам, – предвосхитил следующий вопрос он, увлекая королеву дальше.
– Куда вы?.. – попыталась выяснить та, но не успела задать вопрос, как оказалась зажата в углу проходной гостиной.
Встретившись глазами с мужем, она была поражена собственной реакцией: сердце почему-то забилось часто-часто.
В любом другом случае Канлар наверняка начал бы выяснять настроения своей спутницы и её готовность к поцелуям, но сегодня запороть романтический момент у него не вышло – утреннее красное платье всё ещё держало в плену его рефлексирующую сторону, поэтому без долгих рассуждений он просто поцеловал Каю.
Впрочем, да, чего стоит ожидать от супружеской пары, которая с полчаса играет в переглядки? Такие игры закономерно приводят к поцелуям.
Спустя минуту Кая тихо рассмеялась.
Канлар состроил вопросительное выражение лица.
– Бог ты мой! – смущённо и весело сказала она. – Поверить не могу! Меня зажали в углу и целуют, – снова рассмеялась она.
Канлар тоже рассмеялся, нежно провёл по её скуле рукой и отметил:
– Ужас какой! Я зажимаю в углу и целую свою королеву!
Хмыкнув, Кая ткнула его в грудь пальцем:
– Вы сорвали мне совет!
Картинно подняв брови, Канлар иронично отпарировал:
– Не вы ли сами строили мне глазки, пока ваш канцлер что-то вещал?
Кая изобразила лицом недовольство подобным нахальством и нарочито прохладно поправила:
– Во-первых, это теперь наш канцлер, ваше величество, а во-вторых, я не строила глазки, а пыталась призвать вас к ответу и заставить перестать на меня глазеть!
Канлар вздохнул:
– Ну, об этом вам стоило думать раньше. До того, как вы решили продемонстрировать мне, насколько вам идёт красный.
– Дался вам этот красный! – возвела глаза к потолку Кая.
– Дался, – согласился Канлар и снова её поцеловал.
Кажется, мимо проходила одна из фрейлин, но они её благополучно не заметили.
«Господи, я в самом деле просто взял и поцеловал её», – думал Канлар с некоторым даже удивлением. Такая смелая тактика не была ему привычной.
«Господи, надо велеть пошить побольше красных платьев», – думала в это же время королева. Оказывается, если смущаться не так сильно, поцелуи становятся весьма приятным занятием!
…а по дворцу уже распространялись новые сплетни, одна другой фантастичнее, в которых постепенно простой поцелуй самым благополучным образом перерос в полноценное исполнение супружеского долга.
– Нда, дела, – качал головой дядя из троюродных, крутя в руках трубку, когда эти сплетни ему пересказывала жена. – Как бы племянница не попала под его влияние, да?
– Судя по всему, есть к тому опасность, – кивал князь, обеспокоенный таким поворотом дела.
Известно же, что в любви даже самая рассудительная женщина становится безрассудна. А что может наворошить при поддержке влюблённой королевы пока всё ещё непонятный Канлар – никто из них предугадать не мог.
– Пожалуй, – тихо сказала глазастая сестрёнка, – я останусь здесь.
Глава семьи задумчиво посмотрел на неё и согласился:
– Да, это будет разумно. Скажем, что подыскиваем тебе жениха.
Троюродные уезжали к себе через два дня, и сложившаяся в столице ситуация вызывала у них тревогу. Про предложение ниийского короля они не знали, поэтому посчитали свершившийся брак, действительно, заключённым по любви. Неизвестная величина на троне требовала внимания, поэтому свой шпион при дворце – лучшее решение. Тем более, что юной княжне и впрямь было пора подыскивать себе достойного жениха.
Ещё о чём-то подумав, глава семьи вынес ещё один вердикт:
– Сынок, ты там этих прищучь, – под «этими» имелась в виду та самая секта. – Они нам пока не понадобятся.
– Не беспокойся, отец, – тонко улыбнулся князь. – Давно хотел указать им их место.
На этом совет троюродных торжественно завершился.
Глава шестая
На следующее утро – снова свободное – Канлар ушёл новой галереей в своё министерство, разгребать многочисленные завалы дел – и гостей из других стран хватало, и послы приносили поздравления, и сопредельным государствам нужно было отправить послания. Кая же сочла, что это отличное время для того, чтобы немного порисовать, выбирая вице-канцлера, – список кандидатов им благополучно доставили ещё с вечера.
К сожалению, поцелуи и впрямь повлияли на королеву несколько расслабляющим образом, и мысли её постоянно перескакивали со списка на мужа, а кисть чаще окуналась в красные и розовые тона, вырисовывая не то цветочки, не то сердечки.
Сперва Кая начала думать про представителя муниципалитета, но сама не заметила, как от этого вопроса перешла к мысленному перечислению тех внешнеполитических задач, которыми должен был сейчас заниматься Канлар. С досадой зачерпнув зелёного, она резким отчерком превратила очередное сердечко в бутон.
Попробовала рассмотреть второго кандидата – им был камергер почившего короля, ныне состоящий в отставке. Человек опытный и хваткий, но ровесник нынешнего канцлера.
К цветку добавилась розовая бабочка, потому что мысли Каи с камергера плавно перетекли на вчерашние поцелуи, да там и застряли столь надолго, что она успела дописать картину, так и не обдумав толком предложенных кандидатов.
Поцелуи, должны отметить, здорово закружили ей голову.
Прямо скажем, у королевы был слишком небогатый любовный опыт, и её сердце оказалось готово доверчиво распуститься в первых же ласковых руках, кои к нему протянутся. Она была как раз в том возрасте, когда девушкам отчаянно хочется влюбиться, и им не так важен объект их чувств, как сам факт их наличия. Окажись на месте Канлара кто-нибудь другой – она, скорее всего, потянулась бы к нему с тем же пылом.
С детства Кая жила идеей стать идеальной наследницей престола, и эта цель одевала её в ледяную броню и отгораживала от всего мира. Она годами существовала в коконе своего эмоционального одиночества и даже не считала его чем-то неудобным – быть одинокой было для неё нормой.
Эта целую жизнь скапливающаяся потребность в человеческом тепле и сочувствии была так велика, что Кая, наверно, влюбилась бы даже в пресловутого старого и противного мужа – лишь бы какое-то тепло рядом.
К счастью, Канлар не был ни старым, ни противным, к двойному счастью – он был человеком рассудительным и благородным.
Кая чувствовала, как всё внутри неё тянется к нему в этой совершенно незнакомой ей потребности любить и быть любимой – потребности, которую она долгие годы держала в ёжовых рукавицах, и про которую вообще забыла, что она есть.
И теперь она её пугала.
Пугала, как и слишком красный рисунок, вышедший из-под её рук сегодня.
Со вздохом королева отложила и список, и кисть, оценивающим взглядом скользя по картине.
Она выглядела даже приличнее, чем бывало обычно, за одним исключением – красно-розовая гамма никуда не годилась. Даже небеса получились пурпурные.
В то время, как Канлар решал свои рабочие вопросы, а Кая рисовала, в их гостиной происходила следующая сценка.
За небольшим столиком сидели камеристка королевы и камердинер короля-консорта. Часы безделья они решили скрасить игрой в шахматы – со смерти отца Кая к ним и не прикасалась, и была совсем не против, чтобы их использовали по назначению. Прекрасные фигурки из камня, вырезанные искусной рукой, явно заслуживали лучшей судьбы, чем пылиться наравне с нелюбимыми клавикордами.
Камеристка и камердинер играли примерно одинаково. Только камеристка предпочитала проводить сложные комбинации конями, а камердинер – ферзём. Именно в связи с этим обыкновением они уже на четвёртой совместной партии ввели свои коррективы в правила игры: камеристка считалась проигравшей, если потеряла обоих коней, а камердинер – если потерял ферзя. Судьба королей в этой игре была безразлична, и порою они играли с открытым шахом, даже не замечая его.
– Покажет, – веско заверил камердинер, двигая слона в атаку.
– Ни за что, – решительно отвечала камеристка, делая вид, что защищается пешкой, но на деле открывая дорогу для дальнейших действий своему ферзю.
– Покажет! – тоном «дело решённое» возразил камердинер, разгадав уловку и прикрыв путь своей пешкой.
– Она никому и никогда! – покачала головой камеристка, лихо выдвигая любимого коня – с красивыми прожилками на правой стороне морды.
– А ему – покажет! – с нажимом упёрся камердинер, пытаясь окружить коня своими фигурами.
– Ему – тем более не покажет! – упёрлась в ответ камеристка, делая вид, что озабочена судьбой своего коня, а на деле пытаясь приманить на него ферзя соперника.
Спор не имел решения и продолжался с утра. Спорили на то, покажет королева или нет супругу свои рисунки. Каждый «болел» за своего: камердинер верил, что Канлар добьётся такого жеста доверия, а камеристка считала, что Кая будет стоять до последнего и не сдаст этих позиций.
В разгар третьей партии вернулся из министерства Канлар.
– Её величество у себя? – поинтересовался он, кивая в сторону анфилады.
– В спальне, ваше величество, сейчас доложу, – присела в реверансе камеристка, бросила беглый, но цепкий взгляд на доску – камердинер никогда не мухлевал, но привычка была сильнее, – и убежала звать королеву.
Канлар с интересом взглянул на доску:
– Ого, да тебе шах, дружище, – покачал он головой.
Камердинер махнул рукой:
– А, это неважно, мы на другое играем.
Канлару стало ужасно любопытно, на что такое «другое» можно играть в шахматы, но расспросить он не успел, так как вернувшаяся Кати сказала, что королева сейчас выйдет.
После этого она невозмутимо вернулась к партии – все фигуры и впрямь честно стояли на месте – а Канлар прошёл в кабинет, где и столкнулся с выходящей из спальни королевой.
– А, вот и вы! – радостно улыбнулась она, протягивая ему руку для поцелуя.
– Се-Ньяр меня чрезвычайно выручил, – отрапортовал Канлар, целуя руку и тут же замечая: – О, вы рисовали?
Кая не была слишком аккуратна в этом искусстве, поэтому её ладони щедро измазывались краской, в этот раз – в основном красной.
– Да, немного, – небрежно ответила она, отворачиваясь.
Где-то двумя комнатами ближе к выходу камеристка и камердинер вытянули шеи и навострили уши, надеясь разрешить свой спор.
К их разочарованию, Канлар заметил, что тема королеве неприятна, и не стал продолжать разговор.
Вместо этого он предпочёл любоваться ею – она была в том же красном платье, что и вчера. Её выбор был обусловлен двумя причинами: во-первых, платье отлично сработало, во-вторых, если менять домашнее платье каждое утро, он ещё, чего доброго, подумает, что она кокетничает и хочет ему понравиться.
Несмотря на то, что Кае, в самом деле, хотелось и кокетничать, и нравиться, она почему-то видела в самих этих желаниях нечто унизительное для своего королевского достоинства, поэтому скорее бы дала себе отрезать руку, чем призналась бы в них.
Повисла немного неловкая пауза. Канлар просто стоял, держал её ладонь и смотрел на неё, и она никак не могла понять, что означает то выражение, с которым он смотрит.
– Кажется… – начал было Канлар, но тут же замолчал.
Королева сделала вопросительный жест бровями.
Канлар замялся.
Под впечатлением от чувств, которые он в этот момент испытывал, он чуть не сказал ей вслух: «Кажется, я влюблён в вас», но отчего-то не смог.
Целый комплекс переживаний – смущение, страх, стыд – захватили его, и он промолчал.
– Кажется, хорошее время для чая, – сухо выкрутился он, отпуская её руку.
Королева не поняла, чем вызвана перемена в его настроении, и приказала подать чай.
Спустя пять минут томительного и крайне напряжённого чаепития Кая не выдержала:
– Какие-то проблемы в министерстве? – аккуратно спросила она.
– Что? – удивился Канлар. – Нет, что вы, – и прежде, чем королева успела уточнить, с чем связана его напряжённость, принялся делиться новостями и забавными случаями со своего совещания.
Мысли его, впрочем, пребывали далеко от темы разговора. Выходило, чем больше он думал о своём отношении к Кае, тем больше убеждался в том, чтобы считать себя влюблённым.
Канлар был их тех невыносимых людей, которые определяют, влюблены они или нет, посредством длительных аналитических размышлений над тем, что можно было бы посчитать признаками влюблённости.
Обнаружив в себе полный комплект признаков, которые он привык считать любовью, Канлар впал в замешательство. Почему-то ему показалось это катастрофичным.
Доподлинно неизвестно, как он себе представлял счастливый брак без этого чувства, но, видимо, какая-то концепция у него имелась, и наличие столь ярких эмоций с его стороны в эту концепцию не вписывалось. Он почему-то посчитал, что оскорбит королеву своим чувством; да, вот так-то, даже у умных людей случаются странные проблемы с логикой, когда они влюблены. Честно признаем, те признаки любви, которые выделял сам Канлар, нам кажутся довольно сомнительными, но вот его неспособность к здравой аналитике более чем красноречиво свидетельствовала о том, что он вполне влюблён. В итоге сегодняшний день этой парочки сложился крайне странно: королева заботилась только о том, чтобы муж не подумал, что она хочет ему понравиться, а Канлар постоянно беспокоился о том, чтобы жена не догадалась, что он в неё влюблён.
Подоплёку их странных расшаркиваний разгадали разве что камеристка с камердинером – но лишь обменялись по этому поводу многозначительными взглядами.
«Влюблён», – с большим удовлетворением подумал внутри себя камердинер, который давно уже мечтал понаблюдать «своего зануду» в этом любопытном состоянии.
«Так его, так!» – с азартом приговаривала про себя камеристка, довольная сердечной победой своей королевы даже больше, чем собственными подвигами на этом поприще.
Пожалуй, что бы там ни думала сама Кая о «лишь бы он не догадался, что я хочу ему понравиться» – шансов что-то испортить у неё не было, потому что её камеристка, определённо, приложит все старания, чтобы королева не оставляла мужским сердцам – а в первую очередь, сердцу мужа, – никаких шансов остаться равнодушными.