Тяжело дышит заяц, торопится, хочет поскорее Лизочку обрадовать. Прыг на крыльцо. Глядь, а на вывеске написано: "Бургерная". Что за слово такое заморское. Странно. Степан Степаныч ручку дёрнул. Дверь отворилась. Выглянул из-за неё медведь. Здоровенный, как три мешка морковки. И ещё ведро сверху.
– Куды? – и загородил лапой дорогу.
– Что значит "куды"? К себе. Я директор Степан Степанович Трусов. А ты кто?
– Фейс-контроль, – и лапу не отпускает.
– Что ещё за контроль? Пусти, говорят.
– Не положено. Фейсем не вышел. Хе-хе, – и захлопнул дверь так, что окна звякнули.
Степана Степаныча затрясло. Вспомнил он былые обиды. Как дергал его за хвост волк Вовка, как накручивал ему уши бык Борька, как мама ругала за съеденную капусту, которую он и не ел вовсе, а кочерыжки ему братья подбросили. И каждый раз он трясся и прятался под лавкой. Вот и сейчас он, директор «Капустной» Степан Степанович Трусов, как школьник Степка когда-то, сидел под лавкой с опущенными ушами, поджатым хвостом и трясся. Так его сторож Трезор Будкин и обнаружил.
– Гав-гав! Здорррово, Степан Степаныч, случилось чаво?
– Случилось, Трезор Шарикович. Устроилась ко мне на работу официанткой лиса Лизочка. И меня же и выгнала из моей «Капустной».
– Непорррядок! Ну, мы с этим живо разберрремся, – оскалил сторож зубы и направился прямиком в бывшую «Капустную». Поднял лай, рычит, на посетителей кидается. Выбежала на крики Лизочка:
– Кто такой? Чего лай поднял?
– Ты накой Степана Степаныча выгнала? Гав-гав! – огрызнулся Трезор Шарикович.
– А у вас ведь явный талант. К гавканью. Пойдете ко мне охранником? Плачу косточками.
– Каким таким охррранником?
– Ну, сторожем по-вашему, – пояснила Лизочка.
– А косточки сахарные? – завилял хвостом Будкин.
– Сахарные, сахарные. И конура. Отдельная, однокомнатная с удобствами. Ошейник именной. Идёт?
– Идет, – у Трезора Шариковича слюна закапала с высунутого языка.