Мобильные связи (сборник)

– В Москве три миллиона на героине? – недоверчиво воскликнули дамы.

– Я повторяю, я не могу дать официальных цифр, у меня их просто нет, это мои домыслы, – отмежевался от цифры Веня. – Теперь, что касается того, почему люди на это садятся. Повторяю, что все, что я буду рассказывать, я знаю понаслышке, потому что сам ни разу не пробовал. Что такое наркотическая зависимость? От анаши, марихуаны, говорят, возникает легкое, очень приятное состояние, яркие образы, мозги становятся ясными, обостряются сексуальные ощущения, если есть какие-то проблемы, они отходят на задний план, жизнь кажется замечательной. После этого человек чувствует себя плохо, наступает некое похмелье, голова болит, но достаточно опохмелиться, и сразу становится хорошо. Без этого человек может прожить неделю, месяц, поэтому возникает скорее психологическая зависимость.

– Так это не так страшно? – с надеждой поинтересовались дамы.

– С наркотиками более тяжелыми, с героином, с «винтом», возникают какие-то видения, яркие образы и уже чисто физиологическая зависимость, – посуровел Веня. – Существует множество физиологических изменений в организме при их приеме, расширяются сосуды, улучшается кровоснабжение мозга, но и похмелье гораздо более серьезное, тахикардия, руки трясутся. И человек уже готов на все, чтобы даже не испытать кайф, а просто выйти из этого состояния, потому что оно ужасно. Теперь, откуда это берется и почему распространяется. Потенциальный путь к наркомании – это: где-то дали попробовать, на «слабо». Попробовал, вроде хорошо, дали второй раз, потом это становится какой-то частью компании, это принято, и человек начинает этим жить. Потом стресс, человек переходит на что-то более тяжелое, начинает со временем не хватать денег…

– И он идет на преступление? – захлопали глазами дамы.

– Воровать страшно, ему говорят, а ты проведи сетевой маркетинг, приведи кого-то, и человек уже становится не только потребителем, но и распространителем. А кому это вообще все надо? Здесь как раз тот случай, когда не спрос порождает предложение, а предложение порождает спрос. Это совершенно восхитительный бизнес, который дает 1000–2000 % прибыли, поэтому существуют распространители, которые, на мой взгляд, достаточно хаотичны, ходят они, ищут покупателей. С одной стороны, это хорошо, потому что с неорганизованной массой бороться легче, она хуже оснащена и осведомлена, а с другой стороны, их больше, с множеством тараканов сложнее бороться, чем с одним слоном. Есть еще одна особенность, склонность к мошенничеству не миновала и эту область. В Москве сейчас довольно сложно купить героин, в котором нет муки, стирального порошка, зубного порошка или еще чего-нибудь. Был даже такой курьезный случай, когда нам пытались подсунуть вместо партии героина муку, чт в этой ситуации делать, совершенно непонятно, – слово «нам» Веня выделял, как в Малом театре.

– И что вы делали? – заволновались дамы.

– Давайте о другом, – значимо перевел тему Веня, – теперь, чем это плохо? На это нужны деньги, а принимают в основном люди малообеспеченные, девяносто девять процентов, и для того чтобы оплатить это дело, они прибегают либо к распространению, либо к незаконному изъятию материальных ценностей у честных граждан. Вся волна квартирных краж, магнитол и подобного… Сейчас очень модно с «Газели» снимать коробки передач. Вырывать вечером у женщин сумки и мобильные телефоны. Потом все это за копейки сбывается кому угодно, дальнобойщикам, торговцам с рынка. С этим очень трудно бороться, потому что они не профессионалы, в картотеке не числятся. На мой взгляд, это национальная проблема, потому что у нас пьянство уже искалечило генофонд, а с наркоманией в этом плане еще хуже. Во-первых, хорошо подсевший наркоман в среднем живет лет пять-шесть, рано начинают, соответственно рано заканчивают. Во-вторых, за это время они проживают какую-то фантастическую жизнь, я читал несколько дневников, это просто невероятно, я такую жизнь не прожил, настолько эмоционально насыщенную и с таким количеством негатива. В-третьих, если они дают потомство, то это потомство безнадежно больное, потому что это не фильтруется, а откладывается в почках, печени, нарушает мозговую деятельность, работу сердца и вызывает необратимые изменения. Кстати, когда возникают какие-то природные катаклизмы, то хорошо подсевшие наркоманы дружно мрут, летом, когда была жара 35 градусов, было дикое количество смертей. Причина смерти в основном – острая сердечная недостаточность, это в 16–17 лет! Существует мнение, что большая часть наркотиков, поступающих к нам, уже заражены СПИДом.

– Это может быть реальностью? – спросил кто-то из продвинутых дам.

– Я об этом не слышал. Только те наркотики, которые колют, можно заразить. Хочу сказать о том, что нас ожидает, – это хуже СПИДа. Появился новый наркотик, называется он «китаец», известно, что он идет откуда-то с северо-запада, что это чистая химия, по степени воздействия как героин, а доза – буквально пылинка. Плох он тем, что обнаружить его невозможно, а вышли на него, потому что было несколько случаев передозировки, а признаков героина никаких. Сейчас это уже дошло до Москвы.

– А как понять, кто является распространителем, а кто потребителем, если человека просто ловят с наркотиком? – заинтересовались дамы, равнодушные к «китайцу».

– Есть различные должностные инструкции, считается, что партия, предназначающаяся для сбыта, начинается с одного грамма. То есть один грамм – это та доза, за которую можно подвергаться уголовному преследованию, а чтобы доказать распространение, нужно, чтобы был зафиксирован факт покупки и факт продажи. Есть такая жуткая практика, что обычно решения о том, было распространение или нет, принимаются на усмотрение сотрудников, которые с этим столкнулись.

– Какой, по-вашему, должен быть основной путь борьбы с наркоманией: пресечение поставок или воспитательная работа с молодежью? – убито спросили дамы.

– После ряда пертурбаций, называемых перестройкой, практически исчез противодействующий аппарат, а с другой стороны, стали более прозрачными границы и появился зарубежный рынок. У меня такое впечатление, что Афганистан – это одно сплошное маковое поле и изредка следы гусениц, трупы талибов и воронки от бомб. Наши житницы, Узбекистан, Казахстан, где стояли элеваторы, превратили эти элеваторы в почти легальные заводы по переработке героина. Все это начинается с толстых потоков, которые потом разделяются на ручейки, которые приходят к нам. Самое эффективное – это пресекать самые толстые потоки, которых на сегодня три. Это толстенный трубопровод через Таджикистан и Чечня, Дагестан, где идут наркотики из Китая, из Таиланда, из Афганистана.

– А насколько эффективна борьба с наркотиками в связи с коррупцией?

– Можно ли истребить все наркотики? Да, в 90-м году силами 25 человек при содействии войсковой части вертолетов и местного ФСБ были полностью ликвидированы все опиесодержащие наркотики в Средней Азии. Просто надо, чтобы кому-то было нужно. Очень показательный пример, когда мы работали в Джамбуле, мы кого-то отлавливали, но в целом москвичам очень сложно внедряться в местную среду, создавать агентурную сеть. Потом кто-то наверху договорился с местным ФСБ, у нас с ними рейд был, если обычно мы ловили 20 человек в неделю, то тут мы сразу поймали 80. Мы просто пошли по конкретным адресам, которые у них были, и весь Джамбул был очищен от наркотиков. Мы спросили у них: ребята, а вы что – всех здесь знаете? Да, говорят, знаем. А почему не занимаетесь этим? Команды, говорят, не было, дали команду, вот мы и сходили на субботник.

– А какой наркотик самый опасный? – уже почти всхлипывали дамы.

– С точки зрения привыкания и социального зла – героин, а с точки зрения нарушения санитарных правил мрут больше всего от «винта», – прищуривался под очками Веня.

Я успокоилась, вечер удался. Цвет костюма и вид черных очков в стиле «Джеймс Бонд из Малаховки» постепенно смылились в пафосе Вениного повествования. И он, как очень артистичный человек, все глубже и глубже входил в роль правильного милиционера, последней надежды и опоры общества.

…Мне уже было неохота вспоминать, что за последний месяц, ежедневно отчитываясь передо мной о проделанной работе и жизни, Веня ни разу не упомянул героическую ловлю наркоторговцев. Да и потом если отчитывался, то часто путался в показаниях. Бросал:

– Меня вечером вызывают в участок.

А через день рассказывал:

– Позавчера вечером было мне скучно, я повез эту суку, Беби, в кабак, все сделал, как она хотела. Что ты думаешь? Не дала…

– А как же участок, Веня? Тебя же вызывали, ты говорил…

– А… Там быстро побазарили.

То есть иногда у него образовывался постельный режим и жалобы на то, что его били по почкам и теперь он писает кровью, или ушиб чего-то, но если честно, то за полтора года общения я так и не увидела реальных примет Вениной милицейской деятельности. Кроме рации и пистолета, коими к нашему времени были снабжены вся мелкая шпана и ларечники.

– Давай что-нибудь такое замутим, – в очередной раз предлагал Веня, но дальше тусовки, гостей и его самодемонстраций дело не шло.

В свете я опережающе представляла его неполовым партнером, поскольку не считала, что слухи о романе с подобным героем красят мою репутацию. Друзья мои к нему постепенно привыкли. Беби успокоилась, поняв, что нам с ней нечего делить; моего женатого возлюбленного вполне устроило, что я хожу по мероприятиям с безопасным для него героем, и все стабилизировалось. Стабилизация близких отношений, не наполненных духовной нуждаемостью друг в друге, ведет к их смерти. Все уже понятно, дальше копать некуда. Почувствовав это, мы с Веней, видимо, бессознательно пытаясь не расстаться, придумали делать автопробег американских автомобилей из Москвы до Красноярска. Точнее, придумала это я, а Веня творчески оформил, развил и углубил.

Расставшись с партией Союз правых сил, образцово-показательно предавшей меня на выборах – исключение составляли только Немцов и Гозман, с которыми и сейчас пошла бы в разведку, – я ощущала дефицит масштабных проектов. И, памятуя о «Караване культуры» 1992 года, подумала, как славно было бы посмотреть Россию не с парадных подъездов, а с колес. И почему бы не отдать подобному занятию предстоящее лето?

У Вени вроде бы был опыт организации автопробегов клуба «Колумб». Другой вопрос, что они в основном ездили из Москвы в Тверь и обратно, пили в гостинице и снимали тверских девчонок вместо московских, но все же ездили. То есть все выглядело, словно Веня способен потянуть технически-организационную сторону, а я – организационно-пиаровскую. Не долго думая мы написали бизнес-план и начали ходить на переговоры.

Веня считал себя супершоуменом и, набирая воздуха в легкие, голосил на каждом шагу текст с собственно сочиненной агитки: «В начале тридцатых годов в период расцвета нэпа сверкающие хромом и лаком „кадиллаки“, „форды“, „паккарды“ и „студебекеры“ впервые вспороли ревом моторов вековую тишину российской глубинки. Первый автопробег, вошедший в историю через бессмертный роман Ильфа и Петрова, прошел, когда молодая Советская Россия только вставала из руин, тропы и направления начинали приобретать очертания автомобильных дорог, а символом грядущего экономического расцвета стало строительство первого автомобилестроительного гиганта в Нижнем Новгороде…»

Глаза у него горели, как у человека, ненадолго нашедшего себя, голос струился, спина выпрямлялась, ноги становились длиннее, а плечи шире: «Нынешний трансконтинентальный автопробег, запланированный на период с 10 августа по 5 сентября по маршруту Москва – Красноярск – Москва, задуман как празднование семидесятилетнего юбилея первого автопробега».

Я наблюдала за ним довольными глазами Куклачева за кошкой, научившейся наконец кататься на самокате, но бессознательное все-таки издевательски нашептывало: «Ничего не получится! Все врет! На что ты тратишь время? С кем ты связалась?»

– Слушай! – возмущенно отвечала я своему бессознательному. – Это всего лишь масштабная общественно-политическая PR-акция, освещаемая в СМИ. Подобные проекты и не такие персонажи вытягивают. В конце концов, я все держу под контролем. Этот кретин собирается заработать денег и утешить больное самолюбие! Он получит и то и другое. А вот лично я лично для себя проведу «общественно-инспекционную» оценку «бездорожья, разгильдяйства и бюрократизма» в стране по прошествии 70 лет. Мне для самой себя необходимо сокращение психологической дистанции между центром и регионами, мне надоело быть туристкой в собственной стране!

Я совершенно отчетливо представляла себе, как в колонну автомобилей садится куча звезд и журналистов. Уже переговорила на сей предмет с Бари Алибасовым, Андреем Вульфом, Алексеем Митрофановым, Ирочкой Салтыковой, Любой Воропаевой, Никасом Сафроновым, Петей Подгородецким, Машей Шукшиной, Владом Сташевским, Евгением Осиным, Сергеем Крыловым, Евгением Кемеровским…

Уже поприсутствовала на переговорах по поводу передвижной станции спутниковой связи для трансляции мероприятия в режиме реального времени. Договорилась о полной телеверсии по результатам автопробега. Уже пошел слух о наших пресс-конференциях и гала-концертах на центральных площадях Нижнего Новгорода, Казани, Перми, Екатеринбурга, Тюмени, Омска, Новосибирска, Кемерова и Красноярска.

В переговорных кабаках и кабинетах Веня бойко произносил:

– Основу автопробега составят автомобили последнего модельного ряда концернов «General Motors», «Chrysler», «Ford», «ГАЗ», грузовые автомобили и автобусы «Interna-tional», раритетные автомобили клуба «Колумб». Возглавит колонну, в качестве «Антилопы-Гну», «паккард-кабриолет» 1929 года. Началом PR-компании трансконтинентального автопробега станут его презентация 13–14 июля в Москве на автомобильном фестивале «Экзотика» в Тушине и VIP-мероприятие в РК «Метелица» 18 июля.

А я похвалялась договоренностями и завязками в ветвях власти. Все ложилось в узор, звезды теребили: «А правда поедем? А то я от гастролей отказываюсь!»; несколько телеканалов согласились дать под трансляцию прямых включений эфирное время (тем более что речь шла об августе, который был политическим затишьем, когда показывать было нечего); несколько крупнейших компаний согласились взять на себя финансирование; несколько автомобильных фирм согласились предоставить ма-шины.

Ходить с Веней на переговоры было «огромным счастьем». Например, придя в кабинет крупной чиновницы из питерских, он решил разрядить обстановку анекдотом про то, что менты вытаскивают в Питере из лужи бомжиху и сообщают, что если она местная, то ей немедленно будет предоставлена работа в Кремле. В кабинете моего друга гея вспомнил глупый анекдот про голубых. Бездетным дамам говорил, что жизнь без детей не имеет смысла, а блондинам – что импотенты среди них встречаются во много раз чаще, чем среди остальных. Постепенно распространились слухи, что я хожу по кабинетам с неизвестным придурком, представляя его своим деловым партнером, и мне приходилось оправдываться, оправдываться и оправдываться… и все потому, что мне казалось, что Веня хоть и медленно, но все же обучаем.

Короче, мы шастали как Шерочка с Машерочкой по кабинетам, обедам и ужинам, и архитектура беспрецедентного автопробега звезд победоносно выстраивалась в воздухе, обрастая арками, колоннами и виньетками. Звезды должны были мчаться сквозь Россию-матушку, останавливаясь в каждом из пяти городов на день, устраивая концерты и общаясь с народом. Им предстояло увидеть страну и показать себя в натуральном соку, понять про себя и родину то, что совершенно не понятно и не видно в московской тусовке и гастрольном чёсе, и начать думать о том, как начать обустраивать себя внутри и страну снаружи.

Колонна автомобилей со звездами, телевизионщиками и организаторами должна была отправиться с благословления Арбатовой с Арбата, поскольку у Ильфа и Петрова автопробег начинался от города Арбатова. Американские раритеты собирались проделать путь до Красноярска на «фордовских» грузовиках, спускаясь на землю только перед въездом в города – дороги бы они не выдержали. Колонну должна была возглавить настоящая клубная «Антилопа-Гну», чудное авто, на котором, помимо Остапа Бендера, реально разъезжал Ленин. Мы с Веней планировали сидеть в ней как президенты автопробега. Ему, конечно, очень хотелось еще и вести концерты, поскольку он считал себя гениальным конферансье. Но я, имеющая опыт организации «Каравана культуры», отчетливо понимала, что в городах мы будем бегать как шавки, разгребая оргвопросы.

Сопровождающее нас охранное агентство запросило приличные деньги, пояснив, что за Уралом нравы простые: шоссе перегораживается фурой, выходит большое количество людей со стволами, и им совершенно по фигу, сколько звезд и телекамер находится в машинах; они вытряхивают оттуда и тех и других одинаково быстро и технологично. Рекламодатели бойко спорили, чьи наклейки на машинах будут крупнее, производители еды намекали на термосы и холодильники. Телекомпании заревновали друг к другу. Депутаты прикинули, как это можно подклеить к предстоящим выборам… и т. д. А я все это время как сумасшедшая давала интервью о масштабе и сути автопробега.

Мои песни о российском возрождении через пробег на американских автомобилях воспринимались неоднозначно. Одни подозревали, что это часть большого рекламного проекта, с которого я собралась снять большие деньги. Другие начинали сомневаться в моем патриотизме. Третьи полагали, что это начало нового политкорректного телепроекта, в котором я сумею совместить политические и телевизионные амбиции. А тут у меня еще начались бессмысленно раздутые прессой отношения с эмигрантом именно из Америки. Эдакая вялая половуха с исполнителем шансона, пытающегося раскрутиться в России, которого очень занимало появляться рядом со мной в кадре. Меня это не смущало, поскольку хоть после этого люди перестали задавать вопрос:

– Когда ты уже наконец выходишь замуж за Веню?

Герой вялой половухи был немолодым, но вполне товарным плейбоем. Из тех, кто, потеряв половину жизни на выживание в эмиграции, потерял чувство реальности про «здесь и там», но физически вполне сохранил себя для употребления по прямому назначению. Звали его, скажем, Миша. Он был обаятелен, весел, отвязан и искренне полагал, что его скромное певческое дарование изнурительно нужно сегодняшней России. По крайней мере сумел убедить в этом доверчивую тетеньку из министерства, которая протыривала его всюду всеми правдами и неправдами. На одном из протыриваний мы и познакомились: я вручала премию, он – получал. Подробно изучив мою физиономию в нью-йоркских повторах старой телепередачи, Миша рухнул на меня как коршун на ягненка, предвкушая, сколько пользы можно состричь с отношений со мной.

Не то чтобы мои женские прелести были замечены им меньше, чем мои социальные; но вторые, как мне кажется, все же перевешивали. Миша бил копытами и делал все, чтоб нравиться. Он был высокий, яркий, харизматичный мужик. Прямо на банкете, после вручения премий, демонстративно увернулся от известной необъятной певицы, готовой с первого взгляда брать его в совместный клип. Не то чтобы ему не был нужен клип, просто его оглушил факт протыренной премии и моей благосклонности, показалось, что вот она, капризница-слава, положила руку на его плечо, и теперь все покатится само… и он отправился за мной, как крыса за крысоловом с дудочкой, а не за певицей, что, безусловно, было его роковой ошибкой.

Степень неадекватности Миши стала ясной в первые полчаса. За нашим столом оказалась главная редакторша светски-эротического глянцевого журнала, которая стала немедленно предлагать ему интервью, влажно произнося фразу:

– Всего за три штуки баксов!

Миша повел плечом, поднял бровь и томно ответил:

– Три штуки – конечно, не деньги… Но я готов их взять.

От гогота, накрывшего стол, в «Метрополе» закачалась люстра. Миша не представлял себе, что, став известным в нью-йоркской межпухе, может быть объектом внимания российского журнала даже самого низкого пошиба, не заплатив за это главной редакторше на лапу. Как у большинства эмигрантов, мир в его голове выглядел совершенно перевернуто. По всем имеющимся параметрам он оценивал себя гораздо выше, чем обитатели бывшей родины, и от этого образовывался огромный понятийный барьер, не понимая механизмов образования которого Миша карабкался к признанию.

После банкета мы с ним, моей подругой Ниной и маргинальным физиком, исполняющим у Миши роль директора, отправились в кафе «Пушкин». В «Пушкине» Миша, конечно, вел себя как среднеарифметический эмигрант: громко орал матом, говорил официанту «ты», недоверчиво вопил о высоком качестве еды и просил у администратора «политического убежища». Администратор делал брови домиком, но вежливо не задавал вопросов.

Несмотря на полную кашу в Мишиной голове, его напор, обаяние, остроумие и отполированное тренажерными залами тело устраивали меня на текущий момент. Правда, он производил вокруг себя столько шума и суеты, столько пения и монологов, что после встречи с ним страшно хотелось упасть в постель к глухонемому.

Через пару дней после знакомства собрались на очередное мероприятие, кажется, в «Кристалл». Увидев Мишу в машине возле своего подъезда, я онемела: поверх вполне вменяемого пальто на нем красовался огромный белый шарф.

– Эту похабель никак нельзя снять? – мягко спросила я.

– Вы тут в «совке» совсем не умеете одеваться! Когда я иду в этом шарфе по Нью-Йорку, все оборачиваются и говорят: вон пошел известный певец Миша, – возмутился он.

– Я не была в Нью-Йорке, может быть, в его цветных кварталах твой шарф и смотрится органично, но здесь все будут перешептываться: «Что это за клоун с Арбатовой?»

– Надо же влюбиться в такую стерву! – надулся Миша, но шарф не снял.

Правда, ближе к мероприятию обмяк и начал густо изображать моего хахаля, приникая ко мне при появлении фотографов, разбрасываясь визитками и выпрашивая чужие. То есть всеми правовыми способами ввинчиваясь в тусовку.

– Слушай, мне не жалко помочь тебе раскрутиться, но только ты уж как-то капельку приведи в порядок репертуар, не суетись на сцене, а главное, не суетись по жизни. Ты ведь немолодой человек, тебе надо вести себя королем, – посоветовала я Мише в конце вечера.

– Да я, блин, звезда, просто они еще этого не поняли! Я завтра буду везде. Пою говно, это да… Но ведь на приличные песни надо бабки – никто бесплатно не отдаст. И на клип надо бабки… Я в Америке записал клип за бешеные бабки, а что толку… – заныл он.

– Ладно, возьму тебя послезавтра на день рождения одной певицы, может, удастся выпустить тебя на сцену, – сжалилась я.

Я вечно кого-нибудь пристраиваю. А Миша на сцене смотрелся не хуже других, эдакий Азнавур с жутким репертуаром, но хорошими внешними данными. Да и вообще, хотелось помочь потому, что человек вернулся, совершенно исчерпав возможность жить в эмиграции, но боясь признаться себе в этом. И сам себе там больше был не интересен.

На день рождения певицы в вип-зал казино я его, конечно, притащила. И даже не успела открыть рта, как Миша снюхался с ведущим вечера, именинницей и звуковиком. Навешал им лапши на уши про то, как знаменит на Западе, какое влияние оказала на него данная певица, как трудно было приехать на ее день рождения, отказавшись от громких гастролей и престижных съемок… короче, минут через двадцать принявшая на грудь именинница, отшвырнув ведущего, представляла Мишу со сцены; а он, плотоядно оглядев публику, кивал звуковику: «Давай, Саня, третью дорожку!» Совсем не факт, что звуковика звали Саней. Миша и с официантами общался: «Как тебя зовут, милый? Коля? Значит, водочки, огурчиков… Что там у тебя лучшее сегодня из горячего, Вася? Так вот его и тащи. И еще, Митя, водка должна быть из холодильника…»

Тем не менее публика была в восторге от его хрипловатой попсы, звуковик потом подошел к столу с глазами, полными собачьего восторга, а именинница мне подмигнула: «Тебе идет этот парень! Давай я ему помогу…»

Услышав о Мише, Веня нахохлился:

– Теперь ты с ним будешь тусоваться на вечеринках? А потом выйдешь замуж и нашей дружбе конец! Вот у меня был друг, вместе были на войне, а потом женился, пошли другие проблемы: пеленки, распашонки, мебель, квартира…

На какой именно войне, никто уже Веню не спрашивал, поскольку у него было несколько концертных номеров про то, как его взрывали, брали в плен, заставляли захватить аэродром и наркокартель. При этом каждый раз назывались новые географические точки.

– Во-первых, вечеринок хватит на всех. Во-вторых, я выхожу замуж только по любви! В-третьих, он женат в Америке. И, как люди немолодые, каждый из них ждет, что второй раньше загнется и не придется делить нажитое. А живет там не с женой, с которой прошел все тяготы, а с тетькой, которая выполняет команду на «раз» – лежать, на «два» – тихо. Да и о каком браке ты говоришь: он – пожилой амбициозный неудачник. Ты так представляешь себе моего избранника? – обиделась я.

Веня успокоился, и мы с новыми силами отправились по чиновничьим кабинетам.

Подготовка к автопробегу шла полным ходом, и я решила, что Миша будет там уместней, чем женатый возлюбленный. Во-первых, бесплатно споет, во-вторых, не будет шарахаться от телекамер и фотообъективов, а, наоборот, биться об них, как мотылек об лампу. Да и вообще в американском автопробеге брайтон-бичский певец будет вполне к месту, сможет в провинции вешать лапшу на уши о своей раскрученности.

Знакомство Вени с Мишей оказалось успешным, они были из одного теста, просто Миша в десять раз умнее. По возрасту он годился Вене в папы, хотя выглядел почти так же потому, что не вылезал из массажных кабинетов и спортзалов, в то время как Веня, рассказывая, что он «мастер спорта по всем видам спорта», не соревновался ни в чем, кроме литробола.

Миша заглянул к Вене в офис, оглядел Беби, сообщил, что со своей внешностью она могла бы сделать карьеру в Голливуде, немедленно шепнув мне на ухо: «Фабричная уборщица – зубы, как у лошади!»

Веня потек, как мороженое, и повис на Мише.

– Что у этого козла за фирма? – мгновенно включился Миша.

– Фигня, – открылась я, – поставка американских запчастей и русских блядей.

– Это как раз то, что мне надо. Я имею в виду первую часть. Он напишет мне бумагу на скидку от налогов! – засветился Миша.

Дальше они беседовали, как две гули, и, судя по суете Мишиных глаз, он уже прикидывал, как будет устраивать дневные встречи с партнерами в Венином офисе и проводить ночные со мной в Венином доме, чтобы не тратиться ни на то ни на другое.

Подходил июль, а в августе мы должны были выдвинуться всей своей американо-русской автоколонной. Нам уже пожимал руки представитель «Волги», пообещав все виды автомобилей. Нам уже показывал эскизы рекламы самый крупный страховщик страны. Нам уже предлагал меню самый крутой пищевик. Пиарщики масел и бензинов маслено заглядывали нам в глаза. Названия гостиниц и концертных залов летали в воздухе, как карты в руках фокусников, и оседали в списке мощнейшей продюсерской группы. Телемагнаты проговаривали эфирные условия, я подтягивала региональные рычаги через Совет Федерации. Встретила на тусовке Александра Волошина, объяснила, что это не коммерческий, а патриотически-шизофренический проект. Он ничего другого от меня и не ждал и с удовольствием подписал письмо о содействии автопробегу. Короче, все для фронта, все для победы…

Презентация автопробега на фестивале «Экзотика» была тускловата. Для тех, кто не знает, сообщу, что это ежегодный Тушинский аэродром, заполненный очень редкими и очень старыми автомобилями, мотоциклами, вертолетами, самокатами и их экзотическими владельцами. Кто там не был ни разу, может считать, что жизнь прошла стороной… Веня выставил автомобили клуба «Колумб», развесил транспаранты и расставил столики. Он носился возбужденней, чем Миша, которому предложили бесплатно спеть; принимал солидные позы, бросался на шею действующим и потенциальным членам клуба; короче, трудился, как начинающий продавец обуви под тяжелым взглядом старшего продавца. Информация об автопробеге словно легла на его плечи тяжелыми звездами погон, но об этом догадывался только он, а остальная часть «Экзотики» была к этому глубоко равнодушна. Правда, видя меня возле «паккарда-кабриолета» 1929 года, представители СМИ начинали щелкать затворами фотоаппаратов и задавать самые идиотские вопросы. И я с занудством экскурсовода начинала: «Неужели вам не известно, что мы с председателем клуба „Колумб“, Вениамином Козловым, являемся сопрезидентами автопробега Москва – Красноярск – Москва?..»

Конечно, самым ярким событием фестиваля был приезд Миши. Он, конечно, заявился только на вип-прием и, конечно, опоздав на сорок минут. Потом, конечно, начал бросаться на нужных людей самыми причудливыми способами. После того как местный глубоко нетрезвый префект со сцены пообещал проспорить миллион долларов на какую-то автомобильную тему, Миша поперся на сцену за данным миллионом. Сначала долго бодался с охраной префекта, потом долго бодался за микрофон с ведущим, потом долго бодался за миллион с префектом – и вместо миллиона получил визитку. С этой добычей торжествующе вернулся за стол, подмигивая и утверждая, что «всех сделал».

Потом завис на главе байкеров Хирурге вслед за тем, как я восхищенно отозвалась о качестве фигуры последнего. Вернувшись от Хирурга, скривился и многозначительно сообщил:

– Да он даже мединститут не закончил, тоже мне хирург!

Видимо, это ухудшило фигуру Хирурга и улучшило собственную фигуру в Мишиных глазах, и от моих глаз он ждал того же.

Не найдя возможности ни спеть, ни познакомиться с полезными людьми, ни заняться сексом со мной, Миша быстро заскучал и начал звонить по мобильнику. Тут я еще подвергла его остракизму на тему понравившейся машины:

– Хочу такую от тебя в подарок…

И Миша совсем занервничал, засуетился, заволновался, что куда-то опаздывает. Потом мы почему-то отошли от выставки и громким матом выясняли отношения на свободном куске летного поля. Помню, что это было очень кинематографично, хотя и не конструктивно. Я не испытывала к Мише чувств, которые могли тянуть на подобное выяснение. Но он, с одной стороны, обожал разборки с женщинами, с другой – ощущал себя глубоко униженным от того, что на таком огромном аэродроме и в такой огромной стране он никому не интересен, включая собственную даму сердца.

Мирил нас Веня. С одной стороны, он тоже обломался на теме значимости: никто на целом аэродроме не увидел его новых звезд на погонах, и Миша выглядел для него социально-близким. С другой – считал меня жестокосердой стервой, способной высказать мужчине все, что думает, потому как стерва от мужчины материально независима. Себе по жизни он в принципе нарисовал меловой круг и всегда спрашивал про предлагаемых мною для знакомства нормальных баб: