Блуждаем среди звезд

– Куда ты меня ведешь, чертов пес? – Он кинул в него ненужную вещь из своего рюкзака и побежал.

Оторвавшись, Тим вошел во дворы, и больше волк не преследовал его.

Глаза Тима сверкали, тело дрожало от боли, усталости и страха. Мир сузился до размеров маленькой комнаты, состоящей из стен пятиэтажек.

– Ушел! Я наконец-то ушел от него! – радовался Тим.

Он взглянул вниз, в отражение зеркально чистой лужи, и ужаснулся: желтые холодные глаза принадлежали ему, и, сверкая, они были ничуть не страшнее, чем у волка.

 
                      ***
 

– Лилия Сиверикова, – окруженная со всех сторон бумагами архива бывшая медсестра Лидия прочитала заглавие материала, а после добавила: – Какое же красивое имя ей дали родители.

Печаль, словно нескончаемая снежная буря, охватила ее сердце, когда она прочитала следующие строчки:

– Отец девочки погиб неопределенное время назад, обстоятельства неизвестны. После смерти матери Лилию и ее двух братьев отправили в дальнюю деревню на севере, к их бабушке на попечение. Погибла в результате обморожения.

– Как мало информации, много неточностей, – закрыв файл и спрятав его в своей сумке, заключила она.

Последние два часа поиска в документах архива не принесли результата, и она покинула его, забрав с собой один файл.

Уставшая от проделанной работы, она развалилась в мягком кресле своего кабинета, по привычке поправила очки, но потом вовсе резко и со злостью сняла их, бросив в верхний ящик стола. Желтый свет от лампы раздражал ее глаза, и она выключила его, оставшись в кромешной тьме закрытой плотными шторами комнаты.

– Лидия Павловна, – постучалась в дверь Ася, ее ассистент.

– Ася? Заходи, – не вставая, устало проговорила она.

Дверь в комнату открылась, внезапно брошенный свет заиграл и заблестел на лакированной мебели кабинета. На двери переливалась табличка с надписью: «Доктор Лидия Павловна».

– С вами все хорошо? Почему вы сидите в такой темноте? – принялась раскрывать шторы Ася.

– Да, ты, как всегда, вовремя, – привстала Лидия. – Иначе бы я надолго увязла в собственных мыслях.

– Что же вас так заняло? – Ася подняла файл, одиноко лежащий на столе, и произнесла с тоской: – Лилия…

– Ты знала ее?

– Девочку? Да, помню такой случай, – Ася заплакала. – Я тогда на скорой работала. В тот жадный на тепло день я ожидала многое, но не такой картины. Приезжаем по вызову (кто позвонил, не знаем), еле находим вход в одиноко стоящий дом, пробираемся и видим: на полу у давно погасшей печки лежат трое детей, двое из них, мальчики, заснули от холода. Сестра сжимала и закрывала от мороза двух своих братьев. Согревая их, она кричала: «Не спите! Холод заберет!», но, увидев нас, сама упала в сон. Мальчики отделались обморожением, а девочка…

– Что девочка?

– Она еще дышала, пока мы везли их… В машине, как назло, было недостаточно тепло, а холод словно не хотел расставаться с ней, окружая ее тело, ее руки были ледяные, лицо бледное, а волосы побелели и покрылись инеем. Во сне она все бормотала о какой-то Золотой долине. Прочитав на ее кулоне имя, я звала ее, пытаясь разбудить: «Лили! Лилия! Лили, проснись, ты замерзнешь!» Ее тело похоронили на том же кладбище, где и родителей. Мы не смогли ее спасти, я никак не могу забыть о том случае, и мне до сих жаль.

– Ты не виновата, – успокаивала ее Лидия.

– Знаю, но после того случая я по своей воле ушла с работы.

– А что стало с мальчиками?

– Лили закрыла своих братьев от холода, и тех удалось спасти.

– Ясно, – задумчиво произнесла она. – Тогда мне все понятно.

– Лидия Павловна, почему вы так заинтересовались этим вопросом?

– Я почти уверена, что тогда, в галерее, услышала, как он произносит это имя.

– Кто он?

– Это уже неважно, – она взяла в руки несколько своих работ и книг с полки стеллажа, аккуратно прикрыла шторы, а затем покинула кабинет, попросив свою ассистентку проследовать за ней.

Кабинет опустел, лишь красный лист залетел с улицы и медленно приземлился прямо на брошенный посреди стола файл.

За окном сияла золотая осень, солнечный день и пение птиц привлекали внимание всех детей, не спешащих возвращаться домой из школы. В воздухе раздавались детский смех и крики.

Отставшая от подруг Полина, ведомая пением птиц, пробралась в самую чащу леса. Маленькие птички, не боясь Полины, опустились на самые нижние ветки деревьев, еще громче продолжив свой концерт. Полина аплодировала и радовалась, пока не поняла, что заблудилась.

– Что мне делать? – зарыдала она. – Мама!

Вихрь красных листьев окружил ее, полетев потоком в нужном направлении.

– Паулина, это ты? – вытирая слезы, спросила она.

В ответ поток ветра стал сильнее, листья летели в одном направлении, они словно звали девочку за собой.

– Ты хочешь показать мне дорогу? – обрадовалась маленькая Полина, побежав за ветром.

Ветер вывел ее на опушку, а после исчез, унося листья обратно в лес.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Полина, ты почему так долго? – увидела ее мать. – Твои друзья уже пришли, все тебя потеряли.

– Иду, мама! – улыбнулась девочка.

Она взяла ее за руку, и они вместе отправились домой.

– С кем ты там разговаривала? – поинтересовалась мать.

– С моим хорошим другом.

– А, ты про своего воображаемого друга? Паулина вроде бы.

– Да, но она самая настоящая!

– Верю, верю, – погладила ее по голове мать. – Пойдем, ужин стынет.

А красные листья летели высоко по ветру, минуя крыши домов, небоскребов, они заглядывали в каждый дом, где жили верящие в нее дети.

Улыбка, что вернула мой мир

В то время как большую часть города заливало утренним солнцем, густо-зеленая лужайка детской площадки, окруженной с трех сторон стенами пятиэтажки как китайской стеной (местные жители так и называли этот дом за его длину), укрывалась слоем тени и еще нерассеянного тумана.

– Три! Четыре! Пять! – раздавались веселые детские крики, отражаясь эхом.

Закрывались в унисон все двери, окна на балконах. Утро воскресенья – все хотели спать, и только дети, пробужденные с восходом солнца, побежали с радостью играть, брать по максимуму от дня. Их сперва было немного, но кричали в окна так они, что друзья спустились их.

– Третий пятого поймай! – прокричал мальчишка, и полилась рекой игра с беготней и смехом.

В стороне не стоял никто, кроме маленькой Полины.

– Не зевай! Иди скорее к нам! – на бегу кричат мальчишки, и тут же падают в траву.

– Я ищу его, – отвечала девочка.

– Кого? – не понимали ее друзья.

– Волшебника, – Полина стала наблюдать за всем сверху, забравшись на железную радугу.

Она тонула в размышлениях, облокотившись на прутья ее любимого цвета – голубого, как пронзительное и глубокое небо, за которым она также наблюдала. Бескрайний океан полностью поглощал ее внимание, уносил сознание на острова безмятежной фантазии.

От мечтаний ее пробудило темное облако, внезапно закрывшее собою помрачневшее небо. Холодный ветер гудел внутри стен, словно предвещал угрозу. На деле приближался просто небольшой дождь. Ребятня, как мышки, разбегалась по всем углам. Полина в изумлении протянула руку: на опухшую красную ладошку упали первые капли дождя. Туман сгущался, не желая уступать плачущему небу, укрывал детскую площадку, превращая качели, горки, лазенки лишь в невнятные и причудливые очертания, из которых жадно забирал жизнь, не желая умирать сам. Среди этих размытых образов она увидела чью-то тень: невысокий худощавый человек с рюкзаком за спиной, что сливался с его тенью и напоминал горб, продвигался к недавно освободившейся качели.

– Волшебник, это ты? – девочка спрыгнула с радуги, побежала ему навстречу.

– Полина, – начал Тим, сел на качели к ней спиной и натянул капюшон, чтобы девочка не смогла разглядеть его лицо, – разве мать не говорила тебе, что не стоит подходить к незнакомцам. – Он удивился этой встрече не меньше ее.

К счастью для Тима, плотный туман скрывал его образ, оставляя лишь размытые очертания.

– Ты не незнакомец, а волшебник, – возмутилась маленькая Полина. – Тот самый, что сделал чудо на мой день рождения. Ты хороший волшебник, ведь исполнил мое желание: создал цветные огни для меня. Бабушка моя видела тебя, это был ты!

– Откуда тебе знать? Может, это был другой волшебник. Ты не видела меня.

– Признался! Это был ты!

– Полина, – обратился он строго, – иди домой, тебя ждут твои мама и бабушка.

Низкий забор детской площадки перешагнула женщина, укутанная в плащ:

– Поля, пойдем домой: дождь мелчешит, и холодно становится.

– Бабушка, там волшебник! – прыгнула к ней в объятья девочка. – Это он вчера зачаровал для меня огоньки.

– Правда? И где же он? – оглядела площадку бабушка, держа на руках маленькую Полину. – Я его не вижу.

– Он был здесь, честное слово! – расстроилась девочка. – Бабушка, волшебник так похож на моего братика. Это ведь он?

– Но этого не может быть: твой старший брат давно… – женщина резко замолчала, когда увидела, как на лицо ребенка накатывают слезы, она вытерла их своим платочком, а потом спокойным голосом продолжила: – А может, это правда он. И твой старший брат, как истинный волшебник, всегда наблюдает, исполняет желания и заботливо присматривает за тобой.

– Да, он такой, мой лучший на свете старший брат! – улыбнулась девочка.

У ворот от услышанного тихо плакала мать девочки, ведь понимала, что не увидит больше ее дочь своего старшего брата: он давно погиб. Но стоит ли разрушать иллюзии девочки, она не знала.

– Мама, почему ты плачешь? – спросила Полина.

– Просто, – вытирая глаза, пыталась успокоить себя женщина. – Мне бы твою улыбку, моя милая Поля.

– Нет, у тебя есть своя, – рассмеялась девочка.

Среди кустов, наблюдая за всеми, скрылся наш герой, тот самый волшебник Тим.

– Ее улыбка так напоминает мне тебя, Паулина. Она жизнерадостная, всегда до конца верит в чудо, прямо как ты. Но это же и погубило тебя.

– Нашла! – запрыгнула на него маленькая Полина, как только тот присел. – Бабушка, он здесь, я поймала его! Это мой брат, он жив, я знала!

– Удивительно похож, – подошла женщина. – Поля, иди догоняй скорее маму, она пошла готовить духовку к выпечке, помоги ей, а нам с твоим братом нужно поговорить.

– Хорошо, только больше не убегай! Найду все равно. – И с этими словами она побежала к подъезду.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Тим, и я не ее брат.

– Я знаю, но ты видел, какая радость сияет в ее глазах, появляется улыбка каждый раз, когда она говорит о тебе. Ты ее волшебник. Прошу, притворись на денек ее братом ради нее.

Он молчал и думал про себя: «Ох, угораздило попасть в такую историю».

– Прошу, – повторила женщина. – Мы сегодня печем булочки. – И через несколько секунд добавила: – С корицей.

«Продажная ты душа, Тим», – ругал он себя в своих мыслях, когда произносил:

– Хорошо, я согласен, но только на один день.

– Этого вполне достаточно, – улыбнулась бабушка, прижав к себе своего временного внука. – Пойдем, внучок.

 
                      ***
 

Поочередно одна за другой светились кнопки в белом новом лифте, пока он не остановился на последнем, девятом, этаже.

– Представляешь, Тим, – Поля радовалась, что наконец может вот так просто крепко сжимать родную руку, в ее глазах можно было проследить долю страха, страха вновь потерять своего брата, и кто бы что ни говорил, она ни за что не поверит, что это не он, – этот лифт починили совсем недавно до твоего прихода. Раньше мы поднимались только по той страшной лестнице.

– Но теперь, слава богу, ее закрыли, – продолжила бабушка. – Обещают сделать все по-новому, однако еще посмотрим, как будет.

Дверцы лифта распахнулись с тонким звоном. Коридор подъезда сужался и вел прямиком к единственной незаколоченной входной двери.

Маленькая прихожая была увешена талисманами от сглаза, порчи и неудачи. В углу стояло больших размеров растение, обильно поливаемое каждое утро и вечер, которое бабушка называла денежным деревом.

– Проходи, внучок, не стесняйся, – обратилась она шутливо к Тиму, пока искала место в шкафу, куда поставить туфли. – Что ты как чужой?

– Да, Тим, пойдем, – тянула его в зал Полина. – Я знала, что однажды ты придешь, я никогда не верила маме, если она говорила, что ты уже не можешь вернуться. Я столько всего хочу тебе показать, стольким поделиться.

Она подбежала к включенному бабушкой телевизору с криками:

– Начинается мой любимый мультфильм!

После этих слов она начала танцевать под играющую на заставке мелодию, навязчивую, но очень милую, как решил Тим. В ней не было ничего особенного, но музыка манила Тима, и он еле сдерживался, чтобы не затанцевать самому.

– Давай со мной! – тянула его за руку Полина.

Что-то было теплое и родное в голосе этой девочки, и Тим, хоть и отрицал, что имеет желание танцевать, охотно согласился.

После они вместе, развалившись на диване, усеянном подушками и мягкими игрушками, смотрели новую серию мультфильма о добром существе, путешествующем со своей подругой по планетам, готовом подружиться даже со злодеем.

С кухни доносился запах свежеиспеченных блинов.

– Наташи пока нет, а завитушки с корицей – это ее конек, поэтому сначала дождемся ее, а пока…

– Блины! – в восторге прокричала Поля, не успела бабушка договорить, как та схватила тарелку с любимой выпечкой. – Как маленькие солнышки!

– Да, это так, – улыбнулась бабушка. – Тим, угощайся, ты ведь дома.

– Но это не так, – он взглянул на фотографии, которыми была увешана вся стена. Семейными фотографиями.

– О, тебе интересно? – она заметила, куда смотрит Тим с любопытством и долей грусти, и начала рассказывать: – Это Наташа маленькая, моя дочка, рядом ее брат… Здесь Наташина свадьба, такое красивое пышное платье на ней тогда было, но муж ее был тот еще недотепа, уволили, сократили, а он потом еще долгое время винил весь мир в своей неудаче, а может, и в собственной некомпетенции, не мог или не хотел найти работу и каждый вечер за столом травил настроение всей семье – тот еще тип. Но и прожил так недолго: нервы кончались, в один из дней вернулся уже на носилках, благо, дочери не все истрепать успел.

– Он любил читать газеты? – фраза Тима прозвучала почти как утверждение, а не вопрос.

– Да, остались тут от него какие-то бумаги. Хочешь почитать?

– Нет, просто спросил, – в глазах Тима что-то сверкнуло, а амулет со слоненком малозаметно, но засветился.

– А на этой фотографии Наташа, я и наша любимая Полина, – продолжила бабушка. – Жаль, здесь нет кое-кого четвертого.

– Кого?

Она, достав ключ из кармана, отперла им верхний ящик шкафа, выдвинула и достала наполовину измятую фотографию молодого человека в военной форме.

– Это старший сын Наташи, – тут она заговорила шепотом и со слезами. – Человек, который вряд ли вернется и роль которого ты ныне играешь.

– Почему не вернется? Он был военным и погиб там, исполняя долг?

– Нет, – рассмеялась бабушка. – В армии он никогда не был, рано было, это просто костюм для фотографии. Погубило его другое.

– И что?

– Все виноват муж Наташи. Видимо, настолько загонял, облаял мальчика, что тот спрыгнул от несчастья с крыши.

– Как звали мальчика? – спросил Тим.

– Тимофей! – прокричала, уронив сумки с продуктами, вошедшая в комнату Наташа. – Тимушка!

– Да, его звали Тимофеем, – подтвердила бабушка.

– Мой Тимушка, – кинулась к Тиму его мать. – Ты вернулся! Я знала, что этот день настанет! Ты вернулся, я знала, что ты не умер! Все говорили обратное, но я не верила! И вот ты здесь, передо мной, в моих руках.

– Да, мама, это он, мой брат, волшебник Тим! – радостная подбежала Полина.

– Теперь ты дома, Тим, – обняла его бабушка. Эта женщина ничему не удивилась, словно знала все с самого начала.

Все трое обнимали Тима, а на экране телевизора играла конечная заставка с субтитрами.

– Постойте, – отпирался он. – Я не…

Фигурка слоника на его браслете вновь заискрилась, красные листья летели за окном, чей-то еле заметный силуэт проскользнул за окном, и тут Тим все вспомнил. Это, действительно, его семья, его родной дом.

Тимофей обнял всех в ответ и еле сдержал слезы.

– И больше не теряйся, Тим, – улыбнулась невидимая никем Паулина, а затем рассеялась в воздухе.

 
                      ***
 

Вечерело, и у каждого из домов, подъездов поочередно стали загораться фонари. На отдаленном от домов и детской площадки холме возвышался лес. Деревья его качались из стороны в сторону от ветра, опадала красная листва. Неглубоко в лесу виднелся рыжий огонек.

– Одного не понимаю, – начала Надя, обратившись к Паулине (она же Лилия), сидящей по другую сторону от костра, – ведь твой дух должен был потерять силу без носителя, человека, полного веры в невидимого друга. Как ты смогла остаться в нашем мире без меня и Кати?

– Меня звал ее голос, – Лилия указала в сторону смеющейся Полины, крепко сжимающей в объятьях Тима. – Она молила найти ее брата. Она дала мне новое имя, спасла от холода, хотя сама страдала от него не меньше меня.

– И что после? Она видела тебя?

– Нет, Полина способностью видеть духов не обладает, но такую пульсирующую, как сердце, силу веры в то, что нельзя увидеть глазами, я встречаю в первый раз. Каждый вечер она молча смотрела в окно, но я слышала, как кричат ее мысли: «Помоги, Паулина, верни мне моего брата, пожалуйста, верни». Этот голос, просьба оживили меня, напомнили о том, кто я и зачем я здесь.

– И тогда ты пообещала исполнить ее желание?

– Да, но…

– Что «но»?

– Когда я наконец могла исполнить желание, то почему-то задумалась, стоит ли это делать. Зерна сомнения, когда-то зарытые в моей душе, разрослись и окутали меня в тот момент, когда я увидела его, Тима, моего давно потерянного брата.

– Не может быть, ты – дух, а Тим – старший брат Полины, твоей подопечной.

– Да, я это прекрасно знаю, Надя! – по ее бледным, как мрамор, щекам потекли хрупкие, как стекляшки, слезы.

Она напоминала куклу со сломанным механизмом.

– Не думала, что духи могут плакать, – печально удивилась Надя.

– Это не ее брат, а мой. Тим, Нил и я были не разлей вода, всегда играли вместе, все в снегу, красные, с ледяными руками, мы не страшились мороза, ведь после нас всегда ждал теплый дом, горячая еда. Так было, пока жива была наша мать. После ее смерти меня и двух моих братьев отвезли к бабушке, но та жила отдаленно от общества, одна среди белого, в сугробах, леса. В тот зимний вечер, наш последний вечер, мы вместе грелись у единственной бабушкиной печки. Последнее, что помню: свист, с которым пронизывающий наши души ветер открыл окно, леденящий кожу снег, руки братьев, тянущиеся к моей, и последнее дуновение погаснувшего огня в печи. В отчаянии я не знала, кого просить о помощи. Золотой огонек виднелся вдали, я молила, чтобы он оставил их в живых, взамен была готова заплатить любую цену. Окутавший душу холод забрал меня с собой, успокаивая мыслью о том, что мои братья будут жить, что все у них будет хорошо. Очнулась я в совсем ином мире и уже вовсе не человеком.

– Почему он не помнит тебя? Вы столько времени провели вместе в приключениях.

– Тим забыл меня, свое прошлое – это не его вина, – здесь она, сжав предплечье, промолчала насчет подробностей причины. – Он нашел хорошую семью, и это уже радует меня, успокаивает, – тут она вновь заплакала.

– А может, это не правда?

– Почему ты так решила? Я – дух, что помогает людям обрести надежду и веру. Почему я должна быть слабой?

– Поверь, знала я в приюте, где выросла, одну девушку, которая всегда смеялась и радовалась в присутствии других даже в самые трудные моменты для жителей приюта. Она считала, что тем самым поддерживает остальных, и действительно, ребята, видя эту силу, возможность преодолевать с улыбкой все трудности, ставили ее себе в пример, начинали верить.

– Это Катя? – улыбнулась Лилия, узнав свою подопечную по описанию. – Она еще любила рисовать яркие иллюстрации, показывать их ребятам, а потом вклеивать в нашу тетрадку с твоими рассказами.

– Да, и сочинять она помогала, подкидывала порой такие удивительные задумки. Но суть не в том, – Надя вновь вернулась к теме. – Лилия, нет человека или даже духа, всегда пребывающего в радости, полного сил защитить и уберечь всех вокруг. Порой мы удивляемся силе других, но временами им точно так же, как и нам, нужна поддержка, они не боги и не должны ими быть. За грустью следует смех, за печалью улыбка, когда осознаешь и видишь среди тьмы те огни, что загораются, меркнут, гаснут и вновь загораются в твоей жизни. Я видела, как Катя плакала, пока никто не видел, она всем сердцем не желала выставлять напоказ свою слабость, боялась, что это смутит окружающих, убьет в них веру и надежду на солнечные дни, мысли о том, что все трудности по плечу, если с ними так легко справляется она, их моральный лидер. Однако это губило ее саму. Страницы дневника, тетрадки, что я ей оставила, были единственным местом, где она могла спокойно спрятать свои эмоции.

Легкий ветер, напоминавший теплый бриз, раскрыл страницы книги, лежавшей среди красной листвы. На заглавии страницы сияющими буквами переливалось название главы о Золотой долине.

– Но, Надя, тот свет дал мне силу, у этого должна была быть цель. Я – Эвер, и обязана быть сильной, иначе как смогу защитить от горя своих подопечных? Я пообещала свету, подарившему мне вторую жизнь, что не дам кому-то испытать то же отчаяние и холод, что испытала сама.

– Не бывает сильных людей! – остановила ее Надя. – Но в одном ты права.

– И в чем же?

– Помогающий помогает, ибо он знает, каково испытывать отчаяние. Если ты считаешь сильными тех, кто не испытывает эмоций (а ведь вечно пребывающий в одном состоянии человек их не испытывает), то кто тогда те люди, которые помогают другим из сострадания и понимания? Это и есть те, кого ты называешь слабыми, они поддерживают друг друга и тем сильны духом. Но как, по-твоему, сильный (то есть не знающий печали и отчаяния) человек может увидеть то, чего не имеет сам, в других людях и помочь им?

– Никак. Ты права, Надя. Как я могла забыть, за что так сильно люблю людей!

Руками она поймала поток ветра и, как ткань, протянула его в сторону листвы кустарников и деревьев, закрывающих вид на площадку, где теперь Полина больше не сидела в одиночестве на радуге, а играла со своим старшим братом. Тим выглядел счастливым, и Паулина думала, что ей следовало бы улыбаться, как все хорошо сложилось и для Тима, и для ее бывшей подопечной, но у нее не было на это сил, ее сердце окутывала только печаль, но тихая и добрая печаль с лучами надежды.

– Догоняй! – кричала Полина, отголоски и смех доносились до холма, где стояла Паулина, эти звуки так напоминали ей о детстве, проведенном с братьями.

– А ведь когда он узнал, что мое настоящее имя Лилия, даже тогда он не вспомнил прошлого, – взмахом руки Паулина пустила красные листья лететь по ветру.

– Он знает, что это не его семья?

Паулина молчала и продолжала пускать с деревьев разноцветные листья. Первые дни еще теплой, не дождливой осени – ее любимое время года.

– Лилия! – настаивала на ответе Надя.

– Конечно же, нет, он ничего не помнит. Но разве тем не лучше? – закрывалась она среди потока листьев. – А теперь будет идеально, если он забудет и о Паулине, и я позабочусь об этом.

Она подняла новый поток теплого ветра с красными листьями и пустила его в сторону игровой площадки. Полина весело кружилась среди листвы, а Тим, увидев фигуру на холме, тихо произнес чье-то имя:

– Лилия…

Но тут же мимо него пронесся поток, раздался тихий звон колокольчика, вместе с которым с его запястья исчез талисман, черная веревочка с оловянным слоненком, напоминание о уже почти забытом приключении, напоминание о ней.

«О ком?» – думал уже через мгновение Тим.

На несколько секунд его глаза померкли, а после загорелись с новой вспышкой, его разум не покидало ощущение, что он забыл о чем-то важном. Но о чем?

– Что ты сделала? – не понимала Надя.

– Нет, уже ничего, – вытерла слезы Лилия. – Все, не время унывать! Погоревали и хватит. Тем я и люблю людей.

– И чем же?

– Они умирают душой, сваливаясь на самое дно, они ползают среди тьмы и отчаянно ищут свет, а не найдя, разочаровываются и сдаются. И лишь немногие мертвые духом, не найдя света там, где его нет, находят этот свет в себе, озаряясь и воскрешаясь, подобно Фениксу, они, не желая сдаваться, начинают новый путь. Путь, освещенный их собственным светом. Бродячие души. И тогда они начинают замечать, как тянут за собой других людей, зажигая их сердца, как свечки от тепла. Пламя души не делится на части, оно растет, пока есть чему гореть и жить. Этим они отличаются от всего на Земле. Мне нравится смотреть на огонь костра: он подобен человеческой душе.

Надя осторожно потушила последние искры костра, залив его водой, пламя долго сопротивлялось ей, не хотело гаснуть от чужой руки.

– Удачи, Тим, – бросила Паулина последний взгляд в сторону его дома. – Храни это пламя бережно.