Блуждаем среди звезд

Черно-белая радуга

Еда была домашней кухни, но в ней чувствовалась серость, словно чего-то не хватало, может, любви при готовке, а может, просто каких-нибудь специй и красителей, которые обычно добавляли в соседних заведениях для привлекательности блюда. Аппетит содержимое тарелки не вызывало, не текли от нетерпения отведать слюни, как обычно это было с ней в какой-нибудь фастфудной забегаловке, но и отвращения пища не вызывала.

В конце концов, голод одолел ее, и она надкусила один из нарезанных кусочков котлеты, тот, что был более привлекательным. Никаких красок и взрывов во рту она не ощутила, но желудок ее был благодарен за нескромное подношение.

«Вкус мяса, немного соли и чего-то еще – больше ничего, – думала Надя. – Так что же в этом особенного? Вот так есть сочное, как на картинке семейного ужина, что неровным слоем была наклеена на баннере, стоящем в центре города».

На что она надеялась? Что накопи она деньги на ужин в маленьком кафе домашней кухни, так сразу ощутит, нет, окажется в атмосфере теплой семьи и дома? Но ничего не произошло, надежда не оправдалась.

На сером, давно не мытом потолке из стороны в сторону покачивалась люстра, словно маятник, оттикивающий время назад, к советской эпохе, откуда был сам. Окна простирались от потолка до пола, но, тем не менее, свет слабо пробирался в комнату, так как этаж был наполовину спрятан под землей, словно заготовленный, но так и недоделанный из утраченной надобности бункер.

Стены его давили на Надю, и от робости она неровно держала спину, словно кто-то сильно сжимал грубой ладонью ее легкую, как шапочка одуванчика, голову. Но почему-то среди этой мрачной, невзрачной, как ничем не прикрытая белая мятая грязная майка, атмосферы со временем Надя почувствовала себя куда уютнее и спокойнее, чем снаружи, среди своих ровесников.

«Интересно, отчего, – думала она, – ведь в этом месте нет ничего особенного, никакого чуда и магии. Обычное кафе на наполовину зарытом этаже старого хрущевского здания».

«Вот именно: здесь ничего особого нет, а значит, нет угрозы. Мы в безопасности», – слышала она успокаивающий, снижающий тревогу внутренний голос.

Обрывки воспоминаний

Она не знала слова «нет», ей было чуждо чувство отчаяния, она всегда стремилась бодрить окружающих, ей не сиделось на месте, и нужен был повод или удивительный вид, чтобы отвлечь ее и заставить остановиться, задуматься, хотя удивить ее всегда было легкой задачей. Для нее, как для ребенка, мир казался неузнаваемым, безграничным и полным интересных вещей, которые еще не изучены. На деле она могла встретить за сутки три раза одного человека и ровно три раза пожелать ему доброго утра, дня или вечера, а сколько после этого задать любопытных вопросов, расспросить, как дела, словно за эти часы изменилось полмира. Но она никогда не получала ответов, а только воображала, что это случилось.

 
                      ***
 

Тим сидел напротив тускло окрашенного окна, замазанного по краям противно бирюзовой краской. Быть может, где-то там, за стеклом, мир все так же играл контрастом и красками, но человек, сидевший внутри белой городской больницы, не желал и видеть хоть каплю солнечного света и, тем более, режущего глаз яркого цвета.

Перед его глазами, на старых белых кирпичиках здания, висели картины в золоченых рамах, тоскливо напоминающие о прошлом. На одной из них возвышался хвойный лес, а по щебню стелилась железная дорога.

 
                      ***
 

Она стояла на краю обрыва – возвышения, когда-то давно построенного для железной дороги. Пронзительный ветер трепал непослушные белые пряди волос, неаккуратно собранных в маленький хвост. Тридцать четвертый километр – так назывался этот населенный пункт, точнее, то, что от него осталось, – совсем опустел: сломанные бревенчатые дома, брошенные, несколько раз промокшие дрова, поваленные столбы с электропроводами, заросшие травой тропинки, серые тона мощеных улиц, зеленый сетчатый забор, отделяющий искусственно созданное возвышение, на котором и наблюдала Паулина за всей картиной. За ее спиной стоял старый локомотив с тремя вагонами. Этот поезд уже никогда не поедет: его конечная здесь, и здесь же он отдаст свои последние силы.

Пока Паулина оглядывала окрестности в поисках людей, Тим тщательно исследовал последний вагон.

– Ничего, – досадно прокричал он, выглянув из тамбурной двери. – Пусто. И в двух других тоже. Если кому-то что-то было нужно, он уже давно все вынес.

– Сейчас бы гречки с подливой, – мыслила она вслух.

– Или хотя бы с тушёнкой, – подхватил он. – Но, увы, я ничего не нашел. Попытаем счастье в этой деревне?

– Там никого нет.

– Почему ты так уверена? А может, есть. Но если нет, то хоть еда будет, надеюсь.

– Темнеет, стоит переночевать в вагоне: вблизи нигде нет целой крыши.

– Удивительно, словно тайфун прошелся по этому месту.

– Кстати, насчет тайфунов, – она протянула руку в сторону обрыва. – Там, на севере, небо не просто вечереет, темные тучи сгущаются и идут прямо к нам.

Она быстро окинула взглядом округу, со страхом посмотрела вниз, на подножие искусственного холма, а после вновь на устрашающее взор небо. Резкий поток ветра взъерошил ее волосы, светлые, играющие в последних лучах солнца пряди, не имея собственного цвета, переливались тремя первыми цветами радуги.

– Тебе стоит крепче завязать хвост. – Этот перелив манил Тима, и он хотел дотронуться до ее волос, но только Тим протянул руку, как ветер распустил их полностью.

– Не надо, не трогай, – мило пригрозила она. – Я люблю, когда мои волосы развевает поток ветра.

Ветер становился все сильнее, а тучи сгущались и тянулись им навстречу. По выражению лица Тима было понятно, что он передумал идти вперед, он вновь посмотрел на Паулину: ее белые окрашенные солнцем волосы темнели вместе с небом на глазах. Тим снова вспомнил тот удивительный факт, что ни ее волосы, ни ее глаза не имеют собственного цвета, а повторяют настроение природы и неба. Кто она, та загадочная девушка, что так долго томилась и наблюдала окружающий мир из окна? Почему не покидала свой чердак? Почему называет себя призраком? Почему знала его, Тимофея, и всех его друзей, а он ее нет? Все эти вопросы вновь озадачили Тима, забили его голову.

Белые молнии сверкали на горизонте, солнце скрылось и село за облаками. И с каждой белой вспышкой Тим приходил в ужас – не от самой грозы, а оттого, что в эти секунды силуэт Паулины пропадал из виду, будто полностью сливался с окружающим мгновениями белоснежным миром.

– Все-таки она призрак? Или это игра света? – шептал он про себя.

– Ты что-то спросил, Тим? – полюбопытствовала она.

– Нет, ничего. Нам стоит зайти в вагон, и, надеюсь, там будет сухо.

Внутри было много пыли и грязи, кое-где в углах скопилась мутная вода, но с потолка не текло, и один этот факт уже радовал Тима. Пока он в поисках электричества крутил все переключатели и дергал рычаги старого щитка немецкого производства, Паулина, держась за рукоятку в тамбуре, тянулась другой рукой на улицу, ловила холодные капли дождя.

– Очень свежо, – с детской радостью кричала она, а затем мило смеялась.

– Верю, – холодно ответил он. – Но будет очень печально, если после ты простынешь.

– Ладно, иду обратно. К тому же у меня есть листья малины и баночка самих ягод, я собрала их здесь неподалеку, пока ты был занят. Сделаем чай?

– Как? – он в очередной раз нервно дернул один из рычагов. – Электричества нет, батарея разряжена.

– Это старые вагоны, в них титаны можно разогреть не только электричеством, – она открыла верхнюю дверцу, в которой еще лежали местами обугленные дрова. – Где-то здесь, в щитовой, должны быть палеты. Посмотри в шкафах.

– Хорошо, – вздохнул он с облегчением. – Прости, что сорвался на тебя, сегодня был очень тяжелый, длинный день.

– Понимаю, – она легонько похлопала его по плечу. – Не волнуйся, теперь все будет хорошо: заварим чай, приготовим что-нибудь. А там в купе теплее, и даже остались кое-какие одеяла.

– Достань тогда, пожалуйста, из моего рюкзака пачку гречки, сосисок, и еще осталось немного хлеба, он твердый, но для сухарей пойдет, а я затоплю титан.

– А кто-то говорил, что у нас нет еды, – заметила Паулина.

– Я такого не говорил.

Они нашли пару старых вилок и с их помощью стали жарить сосиски над пламенем внутри закипающего титана, затем достали свои тарелки и, засыпав в них гречку, залили горячей водой, плотно закрыли это все и поставили варить на крышку кипятильника.

– Ты уверен, что таким образом крупа сварится? – спросила она, не веря, что это возможно.

– Да, уверен, нужно только побольше времени.

Вместе они обжарили хлеб до румяного, а местами черного цвета и положили в одну тарелку с нарезанными сосисками-гриль.

Открыв одну из тамбурных дверей, соорудив кресло из оставшихся матрасов, они наблюдали за тем, как дождь набирает силу, благо, его капли более не проникали внутрь вагона. На одной из верхних полок Тим нашел толстый теплый плед, которым они смогли укрыться. Вскоре гречка была готова, и они приступили к ужину. С тарелок поднимался пар, по цвету напоминавший парное молоко.

 
                      ***
 

– Ты, наверное, голодный? – спросила вышедшая в коридор медсестра. – Сидишь здесь уже несколько часов. Должно быть, ты давно не ел.

Она протянула ему порцию на вид жидковатой гречки в одноразовой посуде.

– Ешь, крепись, – продолжала она, когда он, пытаясь остановить нахлынувший поток воспоминаний, взял тарелку. – Девочка в палате – твоя сестра, я ведь правильно поняла?

Тим ничего не ответил, но и отрицать не стал, лишь тихо похлебывал гречневый суп.

– Не хочешь говорить, понимаю. Словно что-то колющее тянется от сердца и лежит комком в горле, ведь так? Да? Да, это очень тяжело терять близких. Но еще ведь не все потеряно.

Тим вновь задумался, взглянув на новую картину.

– Молодой человек? – медсестра все пыталась пробудить его ото сна. – Молодой человек? Молодой человек…

Но Тим уже был далеко в прошлом, глубоко в своих воспоминаниях.

 
                      ***
 

Он стоял перед выбором: идти вверх по склону скалистой горы и добраться до долины к рассвету или же обойти гору по тропе у реки и дойти за два дня. За плечами один рюкзак, наполненный лишь самым необходимым – не тяжелый, так что Тим справится. Вдобавок он всегда хотел увидеть рассвет на вершине, а Паулина всегда была не против любого приключения. Было решено идти вверх.

Чем выше они забирались, тем труднее выглядел впереди их путь: скалистые тропы, обрывы, косы, ветви, корни, камни, галька на гальке и вновь тропы. Тим уже начинал сомневаться, что это было хорошим решением.

– Не унывай, капитан не должен унывать, особенно перед своей командой, – бодрила его Паулина при каждом их вынужденном перерыве на отдых. – Он должен быть примером для своих, олицетворением храбрости и бесстрашия, решительности.

И так они шли дальше. Не раз бывало, что силы их иссякали до предела, но никто из них не собирался сдаваться.

«Гора будет покорена, и точка», – лишь одна мысль заполняла голову Тима, придавала сил идти.

Темно-фиолетовые тучи шли с севера, предвещая угрозу. Надвигался шторм, он, как безжалостный хищник, захватывал еще светлое небо в свою огромную пасть.

– Нам нужно уходить, – он схватил Паулину за руку и потянул спускаться вниз.

– Тим, нет, – вырывала свою руку Паулина. – Мы почти дошли! А кто еще недавно говорил, что гора будет покорена?

Вблизи ударил гром, жуткий грохот в страхе разогнал всех живых: разлетелись птицы, еноты, белки, сурки укрылись в ближайших норах, горные козы, отставшие от стада и пастуха овцы побежали искать укрытие среди камней.

– Паулина, нет! Мы никуда не пойдем!

– Тим…

– Капитан должен быть не только храбрым, но и мудрым, – заключил он.

– Что значит быть мудрым?

– Мудрый лидер – знающий, когда нужно и отступить, дабы свести потери к нулю или минимуму, – улыбнулся он. – Пойдем, не огорчайся, нам нужно найти укрытие.

– Пещеры! Тим, я помню, что немного позади была пещера в скале!

– Отлично, там и переждем грозу.

Они быстро дошли до скрытой среди зарослей пещеры. Мрачные холодные стены встретили их отдаленными звуками детского плача, но вблизи никого не было, кроме них. Паулина взглянула на Тима, в ее белых глазах отразились зеленые искры здешних скал. Камни сияли легким изумрудным светом каждый раз, когда до них дотрагивался Тим.

– Тим, осторожно! Не прикасайся к ним! – отпрянула она вместе с ним.

– Ладно, давай разведем костер, лучше этой пещеры мы уже ничего не найдем, – он указал на улицу, где дождь и вода с гор заливали все тропы смесью мокрой глины, гальки и грязи – теперь ни подъем, ни спуск были невозможны.

И Тим надеялся, что сель не наберет силу и не дойдет до пещеры, ведь путь обратно был отрезан от них. Однако больше всего он боялся увидеть, как радость и спокойствие в ее глазах сменяются отчаянием.

 
                      ***
 

В конце больничного коридора мерцала, но не гасла одна из ламп. Она, как человек, до последнего не хотела верить в скорый свой конец. К ней уже спешил электрик, таща с собой громоздкую стремянку. Лампу заменили, и коридор вновь засиял в полном свете.

– С тобой точно все хорошо? – беспокоилась медсестра. – Я могу позвать доктора.

– Не нужно, – холодно ответил Тим.

– Слушай, дорогой, время приема давно завершилось, может, уже пора идти домой?

– Мне некуда идти. Только с ней я чувствовал себя дома, и неважно, где мы находились в этот миг. С ней я ощущал тепло в любую стужу или шторм.

– Дорогой, но уже поздно. Что ты сказки сочиняешь? Тебя, наверное, уже родители заждались.

– Нет.

– Но разве они не беспокоятся о тебе?

– Нет.

– Уверена, твоя сестра поправится, – она тихо вышла к лестничной площадке. – Ладно, как знаешь.

– Если бы это было так, – облокотился он на стену, холод, которой напомнил ему о тех давних пещерах. Черно-белая плитка пола напоминала озеро и погруженные в него огромные камни.

 
                      ***
 

Пламя костра грело ее застывшую за день душу. Тепло распространялось по пещере потоком.

– Спасибо, Тим, – протянув руки к огню, благодарила его Паулина.

– Сейчас сооружу нам по чашке чая, – он был рад ее словам. Аромат малины и душистых трав пронесся по пещере.

Больше всего Паулина любила ощущать в своих руках теплоту от кружки с горячим чаем, ведь сами ее руки были постоянно холодными и бледными, как у призрака.

– Очень приятный и необычный вкус у твоего чая, – хвалила его она. – Малина такая нежная, я обожаю пить с ней чай!

– Я очень рад, что тебе понравилось. – Вид за зарослями у входа в пещеру насторожил его. – Боюсь, время спокойного чаепития окончено, сель добрался до нас.

– Нет, – испугалась Паулина, увидев мутную воду, заполняющую собою пол пещеры.

Тим отпрянул к стене, и та заискрилась в изумрудном свете. Странные символы, которые он не мог разобрать, тянулись вглубь пещеры к отдающему холодом тупику.

Выход из пещеры был полностью залит смесью грязи, камней и глины, воздух прекратил поступать.

– Главное, сохранять спокойствие, – Тим от паники начал говорить сам с собой.

Дым и пламя костра потянулись в сторону тупика. И Паулина почувствовала, как прохладный ветерок дует с того направления. Она пригляделась и увидела, как изумрудный свет пробирается сквозь щели дальней стены.

– Там есть выход! – прокричала она, подбежав к стене.

Она отчаянно искала среди тьмы и холода скал хоть какую-то лазейку, стуча по каждой неровности у светящихся изумрудным светом трещин.

– Даже если так, здесь совершенно нет прохода, – сдавшись, он облокотился на одну из скал, и та засияла в местах странных символов.

– Точно! – прокричала Паулина. – Это может сработать!

Теперь когда появился свет, она могла разглядеть надписи и вырезки на стене. Нащупав среди скал отверстие для руки, она позвала Тима:

– Приложи ладонь к этому символу.

– Зачем?

– Тим, пожалуйста. Сейчас не время спрашивать.

Он сделал, как она попросила, и в это же мгновение скалы издали жуткую вибрацию, а за ней пошла волна переливчатого света, напоминающего своим видом настоящее северное сияние. На потолке заиграли красками некогда черные контурные рисунки, они будто ожили: олени побежали в сторону юго-востока, птицы и рыбы отправились на север. Наблюдая за этой плеядой, Тим задумался, а не мерещится ли ему все происходящее.

Но в следующее мгновение камень разлетелся на мелкие кусочки, опал на землю, словно рухнувший песочный замок, а затем растворился в воде, словно соль, образуя морскую бирюзовую пену на поверхности открывшегося пещерного озера, освещенного с глубин приятно зеленым цветом.

Через озеро простирался мост из мелких, лежащих на поверхности, камней. Их было так много в одном месте, что они образовали тропу, по которой можно было без труда перейти на другой край водяного препятствия.

– Вперед, Тим!

Паулина радовалась, что они смогли отыскать выход, восхищалась увиденной красотой глубин пещеры, и Тима настораживало только то, что она никак не удивляется произошедшему, легко разбирается в непонятных ему символах, которые почему-то взаимодействуют с ним, а он ничего об этом не знает.

«Она что-то скрывает, – думал он про себя. – И я должен это выяснить».

Они миновали озеро, и перед их глазами открылся потрясающий воображение вид. Выход из пещеры вел к просторной и скрытой от людей горной долине, зеленый рай среди голых скал.

Тим и Паулина не могли поверить своим глазам, они словно оказались в другом мире. Вместе они присели перевести дух под деревом, что, тихо покачиваясь, тянулось своими ветвями прямо к земле.

Залитая рыжим солнцем свежая трава переливалась от ветра. В воздухе летали пух и семена одуванчика, превращая поляну в настоящий Млечный путь на земле. Тихий звон раздавался в округе: колокольчик призывал овец идти обратно домой. На невысоком зеленом холме возвышался красный амбар, а рядом с ним маленький и уютный домик того же цвета.

Вдали виднелось горное озеро, тихая гладь которого отражала принадлежащие ему отвесные скалы, покрытые густой зеленью кустарников, ветвями ивы и лианами, соединяющими маленькие острова между собой. Их причудливые формы напоминали слонов на водопое.

Над всем этим кружила стая чаек. И там, где кончалось озеро, открывался вид на только уснувшее после шторма море, тихо поедающее ало-рыжее солнце.

– Золотой рассвет прекрасен! Я словно вновь очутилась дома.

– Да, здесь так спокойно. Неужели и твой дом такой? Откуда ты?

– То место трудно назвать моим домом, но Золотые долины – мой маленький мир, в котором я выросла.

– Звучит красиво: Золотые долины. Как они выглядят? Почему такое название?

– Потому что это бесчисленное множество речных долин, смешанных лесов, золотистых равнин, окруженных высокими горами, что защищают просторные пшеничные поля от суровых ветров. Лишь тихий бриз доходит до туда, снабжая мельницы и наши ветродуи необходимой энергией. Там всегда в воздухе витало такое же умиротворение, и каждая долина напевала свою песню голосом природы. Горные цепи не только окружают долины, но и разделяют их между собой. Именно поэтому разделенные преградой люди начали слагать легенды о жителях соседних долин, была в них и доля правды.

– Почему же ты покинула те края?

– Любопытство.

– Не понимаю.

– Разве ты никогда не ощущал такого яркого желания увидеть внешний мир? Заглянуть за пределы, границы привычного?

– Нет.

– Тим, не ври! Зачем же тогда мы в пути?

– Я просто ищу место, где смогу спокойно существовать.

– И что ты под этим подразумеваешь?

– Жить без забот о еде, хорошем сне, в тишине и…

– Что? Чего еще?

– Не знаю, что-то, видимо, такое, что трудно описать словами. Назовем пока это третьей составляющей нашей формулы спокойствия.

– Не смеши меня, Тим. Думаю, то, что тебе пока трудно понять, является твоими определенными чувствами, которые ты сам же от себя и прячешь глубоко в сознании.

– Вместо своих заумных разговоров лучше бы подсказала, где нам это найти.

– Там точно найдется, – она нечаянно высказала мысли вслух.

– Где? Понял! Ты про Золотые долины, – злорадствовал он. – Тогда веди нас туда! Где они находятся?

– Это невозможно, – растерялась Паулина. – Они далеко на севере.

– Держим путь на север! – Он подскочил и указал в нужную сторону, а затем прилег обратно на траву, увидев, как северную часть неба заполняют тучи. – Не помешает отдохнуть, пока есть возможность, да и долины никуда не убегут.

– И то правильно, – присела рядом с ним Паулина.

Уставший от сегодняшних впечатлений Тим медленно закрыл глаза и через мгновение уже был полностью во власти мира грез.

– Спи, набирайся сил, милый Тим, – гладила она его по голове, а затем задержала ладонь над его лбом. – Пусть эта пещера незаметно и тихо, как здешний ветер, улетит и сотрется из твоих воспоминаний, растворится, как песочный замок в этом глубоком море твоих мыслей. А на ее месте останется только прекрасный вид горной долины на рассвете.

 
                      ***
 

Вечерело. Рыжие лучи солнца нагло пробирались сквозь узкие окна здания. В картинной галерее не было никого, кроме молодого человека, стоящего напротив огромного полотна с изображением горной долины и моря в солнечных лучах на заднем плане.

– Глупая Паулина, – Тим усмехался, вспомнив забытый момент из прошлого. – Песок не растворяется, а только оседает в море. Как бы ты ни пыталась стереть мои воспоминания о тебе, осадок все равно сохранится, и по нему я вновь найду тебя… в глубинах собственного разума.

Он бродил среди экспонатов новой выставки живописи. И каждая картина своими масляными, акриловыми красками, знакомыми образами помогала ему вытащить из собственного подсознания забытые фрагменты его жизни.

– Бесполезно, Лилия, – тихо смеялся он. – Я не забуду тебя полностью.

Он зашел в следующий зал, и перед его глазами предстало огромное полотно, раскинувшееся на всю стену. Черные обои и приглушенный свет оставляли зрителя полностью наедине с картиной, изображавшей темное ночное небо, усыпанное еле заметно мерцающими звездами.

– Удивительно! – не смог сдержать восторга Тим, но радость быстро сменилась грустью, картина напомнила о довольно печальном моменте его жизни.

 
                      ***
 

– Догоняй, Тим! – слышал он раздающееся во все стороны эхо, многократно отраженное от гладких поверхностей зеленого гранита.

Еще недавно они поднимались по обычной скале, но вместо вершины обнаружили неглубокий ступенчатый кратер с зеленью и вертикально установленными в земле плитами. Полная энтузиазма Паулина бежала вниз по ступеням, прямо к центру загадочной долины.

– И как такое возможно? – был поражен увиденным Тим, когда еще раз взглянул на все внимательнее, но теперь из центра кратера.

Ночное непроглядное небо постепенно заполняли звезды, мерцая, они отражались на поверхности идеально отшлифованного гранита. Северное сияние, преимущественно зеленых оттенков, захватило собой звездное пространство Млечного Пути.

– Все, как тогда, на чердаке, – улыбнулась она. – Тим, как же восхитительно небо, оно всегда было для меня лучшим художником!

– Да, соглашусь. – Тиму было трудно описать то теплое чувство, что возникло в нем в этот миг.

Паулина научила его видеть прекрасное, но она не меняла его самого, а только помогала обращать внимание на хорошие вещи в мире, и Тим сам изменил себя. Он стал больше верить в добро, видя его признаки в каждом человеке, он открылся вновь людям; подарив им тепло, он часто не ждал ответа, но позже Тим стал замечать, как добро возвращалось к нему.

– Установим палатку прямо здесь! – скомандовала она.

– Паулина! – остановил он ее.

– Ах да, прости, ты капитан, – извинившись, она вновь передала этот пост ему.

– Я не об этом. Ты уверена, что это хорошая идея – заночевать здесь? Ночь довольно холодная.

– Другого выхода уже нет. Ты собираешься спускаться в темноте?

– Ты знала, что так будет. Уверен, ты знала!

– Не дуйся, – потянула она его за щеки. – Тебе это не к лицу.

– Прекрати, – отвел он ее руки. – Пойду тогда обустраивать лагерь.

Звезды падали с неба одна за другой, пролетая ночное светило, они загорались синими, розовыми, фиолетовыми огоньками, а затем медленно гасли, оставляя лишь белый исчезающий свет за собой. Не дотянувшись до земли, они все же оставляли частицу себя в сердцах каждого увидевшего это чудо. Настоящий водопад чьих-то грез.

– Разум человека как открытая книга, – шептала Паулина, сидя на одной из гранитных плит (и как она туда забралась, неизвестно), она наблюдала за небом и работой Тима, не бросающего попытки разжечь костер.

Легкий дым костра полетел в сторону северных облаков, через минуту пламя разгорелось в полную силу. А спустя пять минут Тим прокричал на весь кратер:

– Паулина, где ты? Чай готов. Паулина?

Но ответа не было, и только чья-то холодная бледная рука потянула его за собою в тень.

– Попался, капитан Тим! – повалила его Паулина.

Вместе они скатились по траве вниз по склону, пока разросшиеся кустарники у стен гранитных плит не остановили их.

– Паулина! Что ты творишь, а если бы мы врезались в плиты?

– Но этого не произошло.

– Мне надо идти и вновь разогревать чай. Если бы кто-то приходил всегда вовремя, когда его зовут, это бы не пришлось делать.

– Расслабься, Тим, – потянув за руку, она вновь повалила его. – Лучше давай смотреть на облака.

– Ночь на дворе. Где ты их видишь?

– Приглядись, – еле слышно шептала она, словно боялась спугнуть это чудо.

Сумеречный свет заполнял округу, превращая зеленую лужайку в лиловое тихое море, играющая на ветру трава напоминала его волны, а звездная ткань неба исчезала в предвкушении рассвета, заливая края неба тонким слоем розовых и желтых красок. Облака сливались с небом.

Взглянув на это, Тим произнес:

– Я словно забыл что-то очень важное. Когда-то потеряв, я вновь нашел вдали неба эту вещь, что вечно ускользает от меня.

 
                      ***
 

Картина ночного неба завораживала Тима, и он еле сдерживал слезы.

– Молодой человек, – зайдя в черный зал, к нему обратилась женщина. – Как приятно видеть, что вы интересуетесь искусством.

В ее лице Тим узнал ту добрую медсестру, что неделю назад сидела с ним подле в коридоре одного из малоприятных отделений больницы.

– Галерея ранее была отдельным зданием, но теперь она соединена переходом с нашей больницей. И пациенты могут полюбоваться на последние творения искусства.

– Если, конечно, у них есть возможность, – заявил Тим.

– Да, как ни печально, но правда, – согласилась она, присмотревшись к картине, она пыталась увидеть, что в ней интересного нашел Тим. – Вы к нам давно не заходили. Сегодня будете навещать сестру?

Он молча развернулся, стараясь скрыть накатившие на глаза, словно росинки, слезы, вышел, проговорив в проходе:

– Она не моя сестра.

– Как так? Кто же тогда вы? – кричала ему вслед, но Тим уже покинул помещение, и теперь ее не покидало чувство, что его и вовсе никогда здесь не было.

А имя? Имя его она даже не спросила, потому и запоминать было нечего.

– Как зовут того мальчика с холодно-желтыми глазами, что приходил на неделе к нам? – часто потом спрашивала она у коллег.

– Никогда не видела никого с таким цветом глаз, – отвечали ей одно и то же.

– Не сошла ли я с ума? – спрашивала она себя спустя время долгих попыток отыскать хоть какие-то следы, намеки.

 
                      ***
 

– Тим! Тим! – утопая в ранних солнечных лучах, звала его Паулина.

– Подожди меня! – Он потушил костер и отправился на утес, где стояла она.

Подойдя ближе, он увидел удивительную, но страшную картину: Паулина растворялась в воздухе вместе с первыми редкими лучами рассвета, словно маленькая мерцающая звездочка, проигравшая и уступившая солнцу.

– Мне осталось мало времени, – падая, ее слезы блестели на солнце, отражая изменяющийся мир вокруг. – Но я была рада, что мне было дано хоть это мгновение, чтобы провести его вместе с тобой, Тим!

– Стой! Что происходит? – шокированный от увиденного, он еле подбирал слова.

– Тим, помнишь обещание, что ты дал мне?

– Никогда не забывать твоего имени, не дать тебе исчезнуть из моей памяти.

– Забудь о нем, прошу. – Словно маленькая звездочка, готовая упасть с неба, она мерцала и гасла, пока не исчезла полностью, забрав с собою легкий прохладный ветер и золотое свечение от искрящихся разноцветных звезд.

– Не смей так говорить! Я не забуду! Никогда не забуду!

 
                      ***
 

– Бродячий пес, вожак, потерявший свою стаю, – вот кто я такой, – шептал он себе, переходя многолюдный, в мерцающих светофорах и лужах переулок.

Невидимый для толпы, спешащей на работу, образ волка возник посреди дороги, преградив ему путь. Его желтые глаза смотрели на Тима.

– Когда же ты прекратишь меня преследовать? – схватившись за голову, Тим кричал на всю улицу.

Но люди не замечали его, а плавно обходили по кругу.

– Быть может, я сам стал призраком, – усмехнулся Тим. – Поди прочь, бродячий пес!

Окруженная ветром шерсть потеряла цвет, силуэт волка исчез, лишь два желтых огонька его глаз еще долго преследовали Тима, толкая его все дальше от толпы.