Блуждаем среди звезд

Tekst
3
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Лили с увлечением рассказывала ему каждую деталь рассказа, который на самом деле хранил в себе ее память о детстве, о маминых поцелуях, о доме, таинственно окутанном пеленой приятно желтого света. И каждое слово истории рождало тепло в сердце Тима, ломая его давно застывшую маску.

Пруд лилий

Иногда нам давали играть неподалеку от ворот нашего высокого частокола. Вокруг нелюбимого приюта простиралась равнина. В детстве мы смотрели на нее и мечтали о дне, когда сбудутся все наши мечты. Мы верили, что придет добрый человек и заберет нас всех с собою вместе. Я, Катя, Лиза, Лида, Дуня и Феня смотрели на мир совершенно разными глазами. Бывало, мы с Катей тайком сходим поиграть к нашему любимому пруду с лилиями, пока Авдотья Николаевна, наша смотрительница, еще спит в своих покоях на первом этаже. Мы же спали на втором, поэтому нужно было тихо спускаться по скрипучей лестнице, ступая по намеченным нами кружочкам. У пруда росли ивы. В корнях одной из них мы прятали старую тетрадку, в которой записывали все написанные нами рассказы еще с детства. У Катя был талант, она писала историю за историей, в каждой из которых мы вместе придумывали счастливый конец, где точка плавно переливалась в теплую иллюстрацию, нарисованную мной. В наших сказках даже маленьким героям порой нужна помощь. И в этом случае встречается ему человек, который всегда поддержит. Бывало, я посмотрю на нее в то время, как она пишет часть истории, где герой встречает трудности. В этот момент в ее глазах я видела искры, желание помочь во что бы то ни стало. Она, как ангел в чистом свете, блистала детской добротой. Ее наивность-добродетель смотрела в мир глазами света.

Когда-то давно, написав самую первою историю в ночь Нового года, мы обещали друг другу, что никому не расскажем про свой секрет. Об этом знал лишь еще один человек – наш воображаемый друг Лили, маленькая девочка, герой нашей первой истории, которая приходила к тем, кто забыл радость зимнего праздника. Втроем мы часто мечтали, что наш труд отправят в печать, когда мы вырастем. Может, так оно и было бы, если бы в один из дней Авдотья Николаевна не произнесла этих слов: «Надя, собирайся, тебя забирают». Тогда я не понимала, что значит это для нас. Знала только то, что меня разлучают с друзьями.

Я не выношу прощания. Слезы, объятья и горечь во рту. Все эти люди разделяли со мной кров, считали за старшую, удивлялись моей воле, силе, просили советы. Самое страшное для меня – показать им свою слабость или любое, даже легкое, проявление эмоций. И сейчас я стою, машу им в последний раз, еле сдерживаю слезы. Тут подходит моя подруга, та, что действительно удивила меня. Она единственная с улыбкой провожает меня в добрый путь.

– Почему ты не плачешь никогда? – я до сих пор не могла понять.

– Я думаю о том, как прекрасно, что были эти дни, что судьба свела нас, а не о том, что этого больше не будет, – спокойно отвечала Катя.

– Опять ты о своей судьбе, – с уже влажным лицом шепчу ей на ухо, прижавшись крепче, чтоб никто не видел моих слез.

– Да. Я верю, она сведет нас снова. Вот увидишь!

Я молчала… Ведь еще слово, и я выплесну все чувства.

– Прощай… То есть, до встречи, – единственное, что выдавила я.

– До встречи, – с еще большей улыбкой ответила подруга.

Я развернулась и пошла навстречу своей новой Жизни. Больше я не оборачивалась, хотя знала, что все вместе с Катей машут мне руками. Мне уже нельзя помахать им в ответ: мое лицо не излучает, как у них, хоть каплю надежды. «Простите, я не… ваш герой», – молвила я со слезами на глазах.

Когда я зашла за деревья, тихо выглянула из-за них. На том месте, где стояла толпа, теперь только Катя сидела на траве и плакала. Я не могла поверить увиденному. Она тоже держит чувства, но только под улыбкой.

– Вот увидишь, Катя, мы еще встретимся. Я обещаю, – прошептала я, хотя знала, что она меня уже не услышит.

Забрали меня в город, и с тех пор я каждую неделю писала Кате письма.

«Дорогая Катя, мы добрались до города. А до приюта здесь очень далеко – пешком не дойдешь. Но я рада, что неподалеку есть почтовое отделение. Буду писать тебе письма.

Надя»

«Дорогая Надя, я рада получить твое письмо. Надеюсь, это значит, что с тобой все хорошо. Длинные письма я писать не могу. Авдотья Николаевна против этого. Но что хочу сообщить, так это то, что тетрадь наша при мне. Надеюсь, что вскоре тебя увижу, ведь без тебя не написать продолжения. Кстати, как тебе теперь живется в городе? Мне очень интересно, буду ждать ответа.

Твоя подруга Катя»

«Дорогая Катя, у меня все хорошо. Эти люди мне близкие, но почему-то одновременно настолько далекие. Не знаю, что это со мной. Быть может, тебе пишу уже не я, а кто-то другой.

Надя»

«Дорогая Надя, просто мы давно разные. Твой путь ведет в иную сторону. Было время, когда все было иначе, но оно прошло…

Катя»

Письмо обрывалось на этом моменте. Долгое время я не знала, что ответить. В конце осени я изложила чувства на бумаге, но так и не отправила их Кате. Не хотела делиться этой горечью. Хотела освещать ее лишь светом, но его не было. То письмо так и лежит в ящике моего стола.

«Дорогая Катя, меня так и заполняет это чувство незавершенности, прискорбия, словно миллион прожитых тобой моментов разрывают тебя на части. В моей душе так и стоит тот непроницаемый барьер, что не дает и ныне двигаться вперед. Мои желания, стремления идут впустую. И каждый день я ощущаю, как по крупице умирает человек, что так глубоко сидит во мне. Все детские мечты, пристрастия уходят в никуда. И не вернутся вновь уж никогда. Моменты солнечных лучей, счастливых вздохов и улыбок – теперь все это мне уж чуждо. Не знаю, что сказать мне, кроме как «Прощай, Лили». И даже я взмахнуть ей не могу, ведь не исполнила мечту. Последний раз я улыбаюсь просто так.

Твоя подруга Надя»

К середине декабря в нашем городе установили телеграф. От родителей я узнала, что в приюте есть такой же. Я, не задумываясь, связалась с ним. К трубке подошла Авдотья Николаевна, я попросила дать мне Катю. Уже вскоре услышала ее голос. Какое это счастье, хоть немного ощущать собеседника рядом.

– Катя! – обрадовалась я.

– Да? – робко ответила она.

– Это я, Надя. У меня для тебя замечательная новость. К нам в город приезжает известный редактор журнала. Он задержится на некоторое время. Мы могли бы показать ему наши записи. Предположим, в среду. Как думаешь, встретимся? Или хотя бы поговорим…

– В среду? Не думаю. Нас не выпустят…

Но тут я услышала, как Авдотья Николаевна стучит по столу.

– Просто, – продолжила она, – я не смогу писать: не могу смотреть на наши книги. Я больше не напишу ни строчки.

– Катя, все в порядке?

– Да.

– Правда?

– Надя, поверь мне. Ведь ты единственный человек, которого я могу назвать таковым, с кем разделить могу улыбку. Скажи, ты хотя бы счастлива?

Я долго не могла ответить. Я просто не знала.

– Катя, а зачем ты меня об этом спрашиваешь?

– Просто, мне интересно, хорошо ли тебе в новом доме.

– Катя, но дом – это место, где ты можешь разделить счастье с другим.

– Не понимаю.

– Катя, мой дом всегда рядом с тобой. Я сейчас думаю лишь о двух вещах: о твоем счастье и о том, когда же мы сможем встретиться.

– Скоро. Очень скоро. Я надеюсь на это.

– Катя, что бы ни случилось, просто верь в чудеса. И все получится. Хорошо?

Тут я услышала чей-то кашель. И перед тем как бросить трубку, Катя произнесла:

– Прости, мне нужно идти. И, Надя, с Новым годом.

– Спасибо, – произнесла я, но меня уже не было слышно.

Позвонить в следующий раз я осмелилась только через неделю, но никто уже не ответил. Спустя несколько лет я отправилась на своей повозке к приюту. Но никого там уже не было. Однако в нашем заветном месте я нашла тетрадку с рассказами и эти записи.

«27 октября

Сегодня забрали Лиду и Лизу. Причем их взяли в одну семью. Нас осталось трое. Авдотья Николаевна видит в нас лишь обузу. Но я не отчаиваюсь и держу заветную тетрадь при себе. Правда, у меня такое чувство, что с Надей мы больше не встретимся…

14 ноября

Я была права: Авдотья Николаевна больше не собирается упускать нас из виду. За пределы частокола мы выйдем только в одном случае.

22 ноября

Пыталась бежать, но, обронив тетрадь, не успела уйти до прихода Авдотьи.

3 декабря

Сегодня вместе с Дуней чистим печь. Не пользовались ей более семи месяцев. Холода и заморозки наступили неожиданно. Феня заболела. Простыла, когда рано утром ходила собирать хворост для печи. Говорит, что чувствует себя хорошо. Но все выглядит серьезно.

14 декабря

Я не могу оставить Дуню одну с больной Феней. Город подождет.

31 декабря

Сегодня Новый год. Авдотья Николаевна весь день не выходит из своих покоев, говорит сама с собой. Я и Дуня пытаемся поднять настроение Фенечке. Ее лицо позеленело, а руки стали тонкими, как поникшие ветви ивы. Дуня отдала ей свою кровать. Та самая теплая, находится прямо у печки. Я думаю, Надя, узнав, что Фенечка заболела, тоже бы забыла о нашем обещании. Я достала тетрадь из укрытого места и стала читать Фенечке мои самые любимые истории, что когда-то читали друг другу мы с Надей в канун Нового года. Я видела, как уголки рта у Фенечки пытаются показать в ответ улыбку. И каждый раз, услышав счастливый конец, она роняла слезу. Вскоре девочка заснула. Но тогда я не знала, что этот сон был для нее последним.

 

1 января

На следующее утро ее забрали. И какие-то люди стали осматривать весь приют. Дуню много спрашивали о Фене, но та не могла ответить внятно ни на один вопрос.

2 января

Авдотья Николаевна в гневе. Весь день она выражала эту злобу на мне. Обнаружив у меня под кроватью тетрадь, она разорвала ее на две части, забрала себе в кабинет. Тогда мне было уже все равно.

3 января

Дуню забрали утром. Знаю лишь то, что они хотят оказать какую-то помощь. Но не думаю, что она сюда вернется.

4 января

Шел небольшой дождь. За завтраком только мякоть хлеба, разбавленная в миске с водой. Кругом мрачные стены. Пустой длинный стол с шестью лишними стульями. На противоположном конце Авдотья Николаевна. Она ничего не ест, глубоко упала духом и не видит ни в чем больше смысла. Мне впервые стало жалко ее. Я собиралась что-то сказать, но она перебила меня словами: «Не надо». А затем извинилась за все. Встав со стула, осмотрелась вокруг. Увидев снова шесть пустых мест, поджала губу и вышла из столовой.

5 января

Утром я обнаружила на соседней кровати мою тетрадь со склеенными страницами. На обратной стороне еще не высохли отпечатки влажных от слез рук. Я спустилась вниз, но Авдотьи Николаевны уже не было. Вместо нее меня поджидал незнакомый человек. Велел собираться, но все вещи были уже при мне. Мы сели в двуколку, и он тихо дернул вожжи. Ворота открылись, а лошадь тихо ступала с лужи на лужу. Пока мы ехали, я долго смотрела, как позади меня заколачивают ворота приюта. За острыми зубьями частокола тихо качаются из стороны в сторону ветви берез. Слева пруд с лилиями, окруженный деревьями-тайниками, а справа открытый простор равнин, который был виден из наших окон. Смотря на него, мы всегда думали на тему некой свободы. Для меня это уже не имеет значения. Сейчас я надеюсь только на одно: что Надя имеет эту самую свободу. Однако я должна совершить кое-что еще. Выпрыгнув из телеги, я побежала в сторону пруда. Человек пытался угнаться за мной, но бесполезно. Меня уже не остановить. Я спрятала этот дневник в дупле нашего дерева вместе с тетрадкой рассказов, что я так и не смогла передать Наде.

Надя, если ты читаешь это, то знай, я поняла, что такое свобода. Свобода – это счастье, которое ты способен разделить с другим. Свобода – это чувство, что здесь твой дом. Я не знаю, куда меня увезут, но уверена, что это счастье я для кого-нибудь сберегу. Еще увидимся в нашем доме».

Пять минут до дружбы

Еще недавно голые ветви старых деревьев покрылись листвой, озеленив всю детскую площадку. Здесь не было ничего: только неухоженные качели в виде весов, что качались от ветра из стороны в сторону, да побитая, давно упавшая и брошенная всеми красная потускневшая горка. Рядом стоял потертый диван, вынесенный кем-то и оставленный, – теперь только матери и бабушки сидят там, когда смотрят за детьми, бегающими от безделья по кругу, а параллельно взрослые обсуждают последние новости, как правило, с недовольством и возмущением.

И только ночью здесь становится тихо и безлюдно. В такое, уже позднее, время сюда и заглянули Тим и Паулина.

– Говорила же: здесь воздух гораздо приятнее, – гордо и твердо произнесла она, когда они минули арку и вошли во двор.

– Паулина, мы еще в городе, дорога тут в нескольких шагах, это не лес, от пары деревьев ничего не изменится.

– Хватит нотации читать, лучше помоги мне.

– С чем?

– Поднять ту детскую горку, – она указала на наполовину зарытый в земле кусок красного дерева.

– Зачем нам это? Ты хочешь скатиться?

– Нет же! Мне будет намного приятнее увидеть утром, как кто-то счастливый будет скатываться с нее, затем он позовет друзей, скажет, что горку починили, и двор оживет!

– Очередная твоя безумная идея, – грубо заключил он.

Паулина резко изменилась: взгляд стал холодным, как голубоватый лед, а в голосе более не играли нотки еще словно не видавшего горя ребенка, что были минуту назад.

– Если в мире бытует мнение, что добрые дела безумны, то безумны не идеи – обезумел сам мир.

Вопреки ее ожиданиям Тим ничего не возразил. После она решительно добавила:

– И потому я сделаю это! С тобой или без тебя.

– Не делай из меня бессердечного, и я не безумец, в отличие от некоторых.

– Тим! – прокричала она, но после поняла, что в его словах не явно, но есть грусть. – Все хорошо?

– Не обращай внимания, Паулина, – недовольно проворчал он. – Просто хотел подчеркнуть, что энергии у нас уже мало, мы голодны уже два дня, а за это дело ничего не получим, только зря потеряем силы, да и вряд ли справимся вдвоем.

– Пока ты тратишь время на рассуждения, я все сделаю сама! – Она подбежала и крепко схватилась за горку.

Паулина не прекращала попытки совершить задуманное, и Тиму надоело наблюдать за этой картиной.

– И почему именно мне достался такой чокнутый попутчик, как ты? – Он, собрав все оставшиеся силы, приготовился поднимать словно бы давно приросшую к земле горку. – На счет три тянем вместе! Раз, два, три!

Уставшие до предела, они долгое время лежали в тени высокого дерева. Наступало утро. Двор, залитый первыми рыжими лучами солнца, оживал на глазах. Ни маленькие дети, вышедшие гулять, ни их родители не замечали двух подростков, лежащих под деревом. Тим и Паулина больше не имели сил даже встать, но дело было сделано: горка, возвышающаяся над всеми детьми, быстро привлекла их внимание. Радостные они забрались на нее и начали играть в пиратов, но никто не задавался вопросом, кто сделал это чудо.

Облокотившись на покрытую мхом кору дерева, Тим взглянул на Паулину: та, заснув от усталости, упала ему на плечи.

«Она капризная, – думал Тим. – Порой такая эгоистка, но как видит возможность помочь, сразу готова, не раздумывая, ринуться в бой. Делает добро, даже если сама ничего с этого не получает и порой только теряет. Я не понимаю ее. Еще Паулина всегда хочет видеть в других людях только хорошее, она прощает, хвалит, внимательно описывает любой поступок человека, если каким-то чудом увидела в нем хоть каплю проявления добра, а когда ее ранят, она молчит, теряется, словно затупляет или копит боль внутри, а после залечивает раны в такие теплые для нее моменты, когда она позволяет себе вести себя как настоящий ребенок.

Однако любая вещь, которая для меня является мелочью или средством к выживанию, у нее вызывает смех и радость. Простая чашка супа, тот наш вчерашний поход за ягодами, грибной дождь, от которого она не хотела прятаться, вечер у костра, когда за спиною холод. А затем дети, люди, изуродованные города забирают все то, что она собрала. Она – букет цветущих диких хризантем, что хоть и долго, но тоже вянет, вырванный и привезенный на радость людям. И все эти мелочи вновь и вновь убивают и воскрешают в ней энергию жизни. А может, я все-таки понимаю ее? Если так, то я больше не чувствую себя одиноко. Я нашел того, кого хочу защищать, дабы этот дорогой мне человек не умер окончательно, как я сам».

– Помнишь, ты просил рассказывать тебе истории? – проснувшись, она прервала его мысли. – На такой случай есть у меня одна.

– Паулина, не сейчас, – перебил ее он.

– Нет, послушай! Однажды один мальчик точно так же отчаялся в возможности осуществления своей доброй идеи.

– Началось, – выразил он недовольство. – Не желаю слушать поучительные истории о добродетельном обществе!

– В мире, где каждый человек от страха спрятался внутри себя, как гусеница, обернулся в кокон, нет никакого общества!

Он замер, не зная, что ответить. Ему просто не хватало сил остановить ее, и он смирился со своей участью, молча стал слушать, временами поглядывая по сторонам.

– Так было и в этой истории: каждый человек мог надеяться только на себя, свои силы, идея личной изолированности царила в умах людей, их мысли были только о том, что это весь мир обернулся против них. Каждый человек попал в вечный круг душевных страданий. Дочь не могла общаться с матерью, мать с дочерью. Со стороны это выглядело смешным и глупым, ведь обе они боялись начать разговор, со временем встречи прекратились.

– К чему ты клонишь?

– Мальчик, – продолжила Паулина, – он был не такой. Он хотел, чтобы в мире стало больше добра. В школе, где он учился, учителям было плевать, как и каким образом общаются дети. Хулиганы часто избивали его одноклассника, но мальчик страшился помочь ему, ведь не верил, что один сможет что-то изменить. И тогда появился он…

– Кто?

– Учитель, что смог вдохновить мальчика. Каждому порой нужен наставник, и никогда не знаешь, где можешь его встретить и чему он может научить.

– И на какой безумный поступок он вдохновил ребенка? – вдруг заинтересовался Тим.

– Мальчик сделал добрые дела для трех людей. Они не могли найти причины, почему он так поступил, и спросили, что тот хочет взамен. Мальчик сказал, что условие лишь одно: каждый, как и он, должен помочь трем людям, которые впоследствии должны найти еще трех людей. Цепочка могла продолжаться вечно, возрастая в геометрической прогрессии.

– Но этого не произошло, ведь так?

– Нет, – вспомнив продолжение, расстроилась Паулина. – Один из них не был в состоянии помочь и самому себе, сдался, другой отчаялся. Мальчик бросил попытки продолжить свой проект, но идея продолжила жить благодаря его маме. Цепочка продолжилась, дойдя до другой части континента, она изменила судьбы многих людей.

– Мило, но откуда ты знаешь эту историю?

– Я прочитала ее в одной очень интересной книге.

– Ясно, – строго заключил он. – Значит, такого даже в реальности не происходило.

– Тим! Книги – это не просто бумага, любые их идеи со страниц могут перейти в умы людей, а оттуда в реальность, плавно изменяя ее!

– Успокойся, я просто стараюсь смотреть на вещи более реалистично. Жизнь куда прозаичнее, чем ты думаешь.

– Это не реалистичный взгляд на жизнь, а узкое представление о ней, ограниченное рамками, созданными разумом ради спасения от безумия, отчаяния, страха, разочарования и других опустошающих чувств, заставляющих людей сдаваться! А если бы все люди объединились, как в той книге, то больше бы никто не сдался, не умер душою, ведь ощущал бы поддержку со всех сторон.

– Хорошо, а чем же тогда закончилась книга?

– Честно, я не знаю. Это была та самая книга, которую я уронила в воду, когда мы переправлялись через реку. Но думаю, что закончилось все просто чудесно, ведь я почти дочитала ее, и последнее, что узнала, было то, как все услышали об идее мальчика по телевидению, а он получил информацию от ведущего, что его идея прошла галопом по всей стране, в геометрической прогрессии распространившись среди когда-то отчаявшихся людей. Так одно доброе дело может создать их целую волну, способную изменить мир.

– Поэтому для тебя было так важно починить эту горку? – вздохнул Тим.

– Думаю, да. – Недавно уставшая Паулина была вновь полна сил, она отправилась играть с детьми.

Оставшийся один под деревом Тим чувствовал себя потерянным. Он не знал, стоит ли говорить ей, что после переправы он нашел ту книгу и прочитал ее окончание.

– Лучше об этом умолчать, – шептал он про себя. – Такой конец ее бы точно не устроил. В одном Паулина точно права: книги влияют на умы людей. Она вылитый герой этой истории.

 
                      ***
 

Закрытый, но наполовину дырявый балкон пропускал внутрь крохотные золотые лучи света. Три из четырех окон были разбиты. Тем не менее состояние его было явно лучше соседних.

Краем глаза Паулина увидела, как на подоконнике соседней квартиры в спешке были брошены учебники восьмого класса, сам школьник раскинулся на диване – это она поняла по увиденным торчащим ногам с дивана.

– Какой у вас чудесный вид из окна! – восхищалась она, обратившись к женщине, медленно помешивающей сахар в напитке. По комнате раздавался легкий стук ложки о стенки керамической кружки, разрисованной детскими узорами. В воздухе витал запах свежезаваренного кофе.

– Да, хоть что-то в этом районе есть хорошее, – задумавшись, спокойно произнесла хозяйка квартиры. – Люблю, когда такое теплое и тихое утро за окном, в такое время не хватает только чашечки хорошо сваренного кофе.

– Это точно! – улыбнулась Паулина, почувствовав, что нашла родную душу. – А холодным вечером приятнее всего пить горячий шоколад.

– Да, хорошая идея, у меня как раз на вечер есть нужные ингредиенты, – ее лицо, ранее пребывающее в долгой тоске и печали, наполнилось радостью. – Девочка, как твое имя?

– Паулина.

– Очень красивое имя. – Она подала на стол кофе и домашние слойки с клубничным джемом. – Паулина, ты же останешься до вечера?

 

– Не знаю, мисс, меня ждет на улице Тим. Когда нас позвал в гости ваш сын, он отказался подниматься. Нас еще ждет столько приключений!

– Знаю, – она ладонями обхватила чашку, желая согреть свои практически всегда ледяные руки. – У меня от рождения пониженное давление, и этим ранним утром я оттого и проснулась. Выглянула в окно и увидела, как двое подростков поднимают горку. Также прости меня за то, что случайно подслушала ваш разговор. Но мне так понравилась твоя речь, твои слова, твои стремления и действия. И потому попросила сына позвать вас на завтрак, многое обсудить, познакомиться с тобой, Паулина.

– Мне очень приятно, – допив кофе, она взяла ложку, чтобы собрать оставшуюся пенку. – Но мне и Тиму нужно идти дальше.

– Так позовем его сюда, пойду и уговорю его подняться. – Она накинула легкое пальто и вышла в коридор, убедившись, что ничего не забыла.

Увидев, как на порог вступил Тим, она изумилась:

– Не могу поверить, что кто-то смог уговорить тебя.

– У нее был весьма весомый аргумент.

– И какой же?

– Мы можем переночевать здесь, в тепле. Еще она перечислила, что сегодня будет готовить.

– Ох, Тим, – вздохнула Паулина. – Но я тоже не против остаться.

– Вот и решили.

 
                      ***
 

На деревянном подоконнике осталась брошенная еще с Нового года маленькая искусственная елка, украшенная светящейся разными цветами гирляндой. Свернувшись клубком, грелась от батареи пушистая кошка, только одно рыжее пятно вокруг глаза выделялось среди ее белой шерсти.

На кофейном столике лежала коробка и доска от настольной игры. Вокруг нее сидели Тим, Паулина, Гриша и его мама – все они внимательно следили за каждым шагом соперника. Весь день прошел для них незаметно – так сильно увлекла их игра.

– Я победила! Да, кто вас сделал? Я! – кричала, подпрыгнув с кресла, Паулина.

– Хорошо, – рассмеялась хозяйка. – Сэндвичи в духовке готовы, пойду сниму. Будете какао?

– Да! – ответила за всех Паулина.

– Никогда не видел тебя настолько счастливой, – проговорил Тим, когда женщина ушла на кухню. – Может, ты предпочтешь остаться с ними?

– О чем ты, Тим? – не понимала она.

– А вот и бутерброды! – держа тарелки, вошла в гостиную женщина. – Сейчас принесу кружки.

– Давайте я вам помогу, – вызвалась Паулина.

– Люблю участливых. Конечно, пойдем, – улыбнулась хозяйка.

Кухня была маленькая, но компактная. Вся мебель была из светлого дерева, и только печка с холодильником выделялись своим белым цветом.

– Как тебе игра, Паулина? – женщина не спеша подавала кружки с верхних полок.

– Я обожаю ее! – принимая, Паулина ставила их на стол. – Мы с моей мамой и братьями раньше часто в нее играли.

– Раньше? – удивилась женщина. – Ты, выходит, сирота?

– Да, мисс.

– Господи, не нужно так официально, – погладила она ее по голове. – Ты можешь звать меня просто Авророй. Или лучше зови меня мамой, мне так привычнее.

– Мама?

– Да, солнце, видя, какой ты образ жизни ведешь, я давно хотела спросить, – начала она, – не хочешь ли остаться со мной навсегда? Это место может стать твоим новым домом, а Гриша будет хорошим братом.

– Но…

– Что? Разве не этого ты хочешь? Ты так сияла от улыбки весь вечер, играя вместе с нами. Я была бы очень рада иметь такую дочь, как ты.

Паулина расплакалась, а Аврора ее тихо, чтобы никто не услышал, успокаивала:

– Ну, ну, не плачь, это чистая правда, ты можешь остаться здесь.

В это мгновение за углом мелькнула чья-то тень.

– Гриша, это ты? – спросила Аврора, но никто не ответил. – Видимо, показалось.

Вслед за ее словами в коридоре отворилась дверь в подъезд, и кто-то вышел, тихо и плотно заперев за собою.

 
                      ***
 

Тим, затянув потуже шнурки своей куртки, медленно шагал вдоль освещенной редкими фонарями улицы. Беспощадный ветер дул ему в спину, снося капюшон и путая волосы. Холодные капли дождя, косо падая с неба, били, словно стрелы, прямо в лицо. Он закрывался от них своими еще теплыми ладонями. Ее смех и улыбка еще витали в его мыслях, согревая и придавая сил идти дальше.

На лужайке зашелестел один из кустов с редкими листьями.

– Паулина? – обернулся Тим. – Ты здесь?

Но никого не было там, только голимый ветер, играющий с воображением Тима.

– Кого я обманываю, ты не придешь, – присев на бордюр, вздохнул он. – Я ведь сам решил уйти, так будет лучше. Ей будет легче принять решение, которое ей нужно. Небось, греется теперь под пледом и спокойно пьет какао или горячий шоколад, не столь важно. Главное, я вновь один, никто мне не мешает. Ведь так, Тим? Видимо, схожу с ума, раз разговариваю сам с собой и вижу Паулину перед собой. Стоп! Паулина?

– Да, Тим, – рассмеялась она. – Не ждал, что я пойду за тобой?

– Нет, ты ведь согласилась остаться, я слышал, как ты плачешь от радости.

– Я ей отказала.

– Почему? – не понимал Тим, хоть и был этому почему-то рад.

– Тим, – обратилась она, – я ведь обещала, что укажу тебе путь к Золотой долине. Так и быть! Я укажу тебе путь, если ты возьмешь меня с собой.

– Ты ведь так хотела семью, тебе не хватало твоих братьев. Почему ты не осталась?

– Одного брата я себе уже нашла, – усмехнулась она.

– Да, и где же он? – подыграл Тим.

– Ты, глупый, – рассмеялась она, слегка ударив его по плечу. – Ладно, пойдем, нас уже ждут.

– И кто же?

– Нас ждут приключения и удивительные места, которые ты еще никогда не видел!

– Это в нашем духе.

– Тогда ждем ваших указаний, великий капитан Тим!

– Все вещи хранить при себе, мы держим путь на восток!

– Так точно, капитан Тим!

И они, не обращая внимания на дождь, отправились на север.