Четвертый Кеннеди

Охранники уже пили за победу, когда Джетни и Коул поставили супницы на стол, сняли крышки и выхватили игрушечные пистолеты. Приставили их к раскрашенному чучелу и нажали на спусковые крючки. Коул выстрелил один раз и рассмеялся. Джетни выстрелил трижды и бросил пистолет на пол. И не двинулся с места, когда охранники в притворном гневе бросились к ним, разразившись проклятиями, а потом расселись по столам. Прежде чем занять свое место, Джетни пинком свалил уже забытое всеми чучело на пол.

В этой игре ни охотники, ни охранники не лезли из кожи вон. В других колледжах к ней относились более серьезно. Создавались специальные системы защиты, при попадании чучела истекали синтетической кровью.

В Вашингтоне, округ Колумбия, генеральный прокурор Соединенных Штатов Кристиан Кли вел список игроков-киллеров. Фотографии и объективки Джетни и Коула заинтересовали его. Он сделал в блокноте соответствующую пометку: организовать специальную группу для проверки прошлого Дэвида Джетни и Крайдера Коула.

* * *

В последнюю перед Пасхой пятницу двое очень серьезных молодых людей приехали в Нью-Йорк из Массачусетского технологического института^[3] и положили маленький чемоданчик в ячейку камеры хранения в Автобусном терминале портового управления.^[4] Переходя из зала в зал, они подчеркнуто сторонились оборванных бродяг, остроглазых сутенеров и шлюх, которых хватает на любом железнодорожном и автовокзале. Оба были вундеркиндами, в возрасте двадцати лет стали ассистентами профессоров физики и участвовали в секретных научно-исследовательских работах, проводимых в институте. В чемоданчике лежала миниатюрная атомная бомба, собранная ими из украденных в лаборатории материалов и плутония. Им потребовалось два года, чтобы понемногу, фальсифицируя отчеты и эксперименты, добыть все необходимое, не привлекая к себе внимание служб безопасности.

Адам Гризз и Генри Тиббот считались гениями с двенадцати лет. Их родители сделали все, чтобы они осознавали свою ответственность перед человечеством. У них не было грехов, кроме тяги к знаниям. Блестящий ум не позволял им снизойти до такой мелочовки, как алкоголь, азартные игры, страсть к женщинам, обжорство или обычные наркотики.

Уступили они другому, более мощному наркотику, имя которому – абстрактное мышление. Они почувствовали себя совестью общества и увидели правящее миром зло. Они верили, что создание атомного оружия было ошибкой, которая привела человечество на грань катастрофы. И после года досужих разговоров решили припугнуть правительство. Показать, с какой легкостью безумец-одиночка может причинить неисчислимые беды. Они собрали миниатюрную бомбу мощностью в половину килотонны, чтобы разместить ее в центре гигантского мегаполиса, а потом предупредить власти о случившемся. И воспринимали себя самих и свое деяние как нечто уникальное, посильное только господу богу. Они не знали, что очень известный мозговой центр, финансируемый правительством, рассматривал аналогичную ситуацию среди возможных опасностей, которые угрожают вступившему в атомный век человечеству.

Находясь в Нью-Йорке, Адам Гризз и Генри Тиббот отправили в «Нью-Йорк таймс» письмо-предупреждение, в котором объясняли свои мотивы и просили, чтобы газета сначала опубликовала его, а уж потом довела до сведения властей. Подготовка письма заняла очень много времени, и не только потому, что они хотели составить его так, чтобы все поняли, что в их действиях нет никакой угрозы. Им пришлось очень долго вырезать из старых газет буквы и слова, которые потом наклеивались на чистые листы бумаги.

Автоматический таймер должен был взорвать бомбу в следующий четверг. Они не сомневались, что к тому времени письмо будет передано в соответствующие государственные ведомства и бомбу обязательно найдут. Они лишь хотели предупредить правителей мира об опасности – ничего больше.

* * *

В Риме в Страстную пятницу Тереза Кэтрин Кеннеди, дочь президента Соединенных Штатов, готовилась положить конец европейской ссылке, в которую она сама себя и отправила, и вернуться в Соединенные Штаты, чтобы поселиться с отцом в Белом доме.

Охранявшие ее агенты Секретной службы обеспечили подготовку к отъезду. Следуя ее указаниям, они взяли билеты на самолет, вылетающий из Рима в Нью-Йорк в первый день Пасхи.

Тереза Кеннеди, ей недавно исполнилось двадцать три года, изучала в Европе философию, сначала в Сорбонне, потом в Римском университете, где у нее только что, к взаимному облегчению, завершился страстный роман с итальянским студентом, придерживающимся радикальных взглядов.

Она любила своего отца, а вот должность его ей очень не нравилась. Однако верность семье не позволяла ей заявить публично, что она исповедует иные политические взгляды. Она верила в торжество социализма и теперь выступала за равенство всех мужчин и всех женщин. Она была феминисткой в американском понимании этого слова: считала, что фундаментом личной свободы является экономическая независимость, а потому не мучилась угрызениями совести из-за траст-фондов, которые гарантировали ее независимость.

Но при этом она отвергала саму идею привилегий и очень редко навещала отца в Белом доме. Возможно, подсознательно она винила его за смерть матери, потому что в последний, самый тяжелый период ее болезни он уделял политике слишком много времени. После смерти матери она захотела укрыться в Европе, но по закону ей, как члену семьи президента, полагалась охрана. Она попыталась отказаться от нее, но отец умолил Терезу этого не делать. Френсис Кеннеди сказал, что сойдет с ума, если с ней что-нибудь случится.

И двадцать человек, разделившись на три смены, круглосуточно охраняли Терезу Кеннеди. Когда она шла в ресторан или в кино со своим дружком, они не упускали ее из виду. Они арендовали квартиры в том же здании, где жила Тереза, на улице пользовались минивэном, набитым электронным оборудованием. Она никогда не оставалась одна. И ежедневно сообщала начальнику охраны подробный распорядок дня.

Охранники напоминали ей двухголовых чудовищ: наполовину слуг, наполовину хозяев. Современное подслушивающее оборудование позволяло им слышать все звуки, которые раздавались в ее спальне, когда она приводила к себе мужчину. И они пугали ее: не шли – скользили, чуть склонив голову набок, словно волки, принюхивающиеся к запахам, которые доносил до них ветер. На самом деле они пребывали в постоянной готовности к тому, чтобы мгновенно выполнить приказ, полученный по вставленному в ухо радиоприемнику.

Тереза отказалась от «ближней», то есть непосредственной, охраны. Она сама водила автомобиль, не позволила службе безопасности снять соседнюю квартиру, отказывалась ходить в компании телохранителей. И настояла на том, чтобы служба безопасности обеспечила ей «охрану по периметру», образно говоря, воздвигла стену вокруг большого сада, в котором она находилась. В этом случае у нее сохранялась хотя бы видимость личной жизни. Впрочем, и тут случались досадные накладки. Как-то раз она пошла в магазин, и ей потребовалась мелочь, чтобы позвонить по телефону. Ей показалось, что в мужчине, разглядывающем соседнюю витрину, она узнала одного из своих охранников. Подошла к нему и спросила: «Ты не мог бы дать мне четвертак?» Мужчина в изумлении вытаращился на нее, и она поняла, что обозналась, приняв за охранника постороннего человека. Громко рассмеялась, извинилась. Мужчина заулыбался, протянул ей четвертак: «Для Кеннеди я готов на все», – и шутливо поклонился.

Как и многие молодые люди, Тереза Кеннеди верила, не имея тому никаких доказательств, что люди по природе своей «добрые», ориентируясь в своих рассуждениях главным образом на себя. Она провозглашала свободу, горой стояла за правое дело, боролась со злом. В повседневной жизни старалась не нарушать общепринятые моральные нормы. Как-то раз еще ребенком пожертвовала содержимое своей копилки американским индейцам.

Но после того как ее отца избрали президентом Соединенных Штатов, она попадала в щекотливое положение, выступая за разрешение абортов или подписываясь под воззваниями радикальных и левых организаций. В этих случаях ее имя трепали и пресса, и политические оппоненты.

В любовных делах она исповедовала моногамию: в ее жизни было место только одному мужчине. Она верила в абсолютную откровенность, обман ужасал ее.

За годы, проведенные за границей, она несколько раз попадала в ситуации, которые многому могли бы ее научить. В Париже бродяги, жившие под одним из мостов, попытались изнасиловать ее, когда она знакомилась с местным «дном». В Риме двое нищих вырвали у нее сумочку, когда она открыла ее, чтобы дать им денег. Оба раза ей на помощь приходили агенты Секретной службы. Но случившееся не поколебало ее веру в доброту человека. В душе каждого прорастало зернышко добра, не существовало неисправимых грешников. Как феминистка, она, разумеется, знала о тираническом отношении мужчин к женщинам, но как-то не задумывалась о той грубой силе, к которой обычно прибегали мужчины, имея дело с себе подобными. Она и представить себе не могла, на какие подлости могли идти люди, предавая как близких родственников, так и верных друзей.

Начальник ее службы безопасности, слишком старый, чтобы охранять более важных государственных чиновников, пришел в ужас от ее наивности и попытался научить ее уму-разуму. С ней он мог позволить себе большую откровенность, поскольку от выхода в отставку его отделяло совсем ничего.

– Вы слишком молоды, чтобы понимать этот мир, – говорил он ей. – И в вашем положении необходимо соблюдать предельную осторожность. Вы думаете: я отношусь к людям по-доброму, поэтому и от них увижу только добро.

Днем раньше она остановила автомобиль, чтобы подвести голосовавшего на дороге мужчину. Тот решил, что его приглашают не только в машину, но и в постель. Естественно, шеф службы безопасности отреагировал мгновенно. Два автомобиля притерли машину Терезы к обочине аккурат в тот момент, когда мужчина положил руку на бедро Терезы.

– Позвольте рассказать вам историю, – продолжал начальник ее службы безопасности. – Однажды мне довелось работать с очень умным и милым высокопоставленным сотрудником одного из государственных учреждений. Случилось так, что он перемудрил и угодил в западню. Плохиш, который ее устроил, мог сделать с моим боссом все, что хотел. Это был очень плохой человек. Но по какой-то причине он отпустил моего босса живым и невредимым, сказав напоследок: «Помни, ты у меня в долгу». Так вот, мы шесть месяцев шли по следу этого человека, но таки поймали его. И мой босс тут же пристрелил его, не дав ему шанса сдаться или перекинуться на нашу сторону. И знаете почему? Он сам мне все объяснил: этот плохиш однажды выступил в роли господа бога, а потому оставлять его в живых слишком опасно. И мой босс не поддался чувству благодарности, сказав, что милосердие этого плохиша не более чем причуда, а на причуды рассчитывать не приходится. – Но начальник службы безопасности утаил от Терезы имя своего босса. Звали его Кристиан Кли.

* * *

Избрание Френсиса Завьера Кеннеди президентом Соединенных Штатов многие восприняли как чудо. Победу обеспечила магия его имени, а также удивительное сочетание внешности и интеллекта, пришедшееся по вкусу избирателям. Они отдали ему свои голоса, несмотря на, казалось бы, полное отсутствие опыта управления государством: он провел в Сенате всего один срок.

Он называл себя племянником Джона Ф. Кеннеди, президента Соединенных Штатов, убитого в 1963 году, но не входил в клан Кеннеди, который по-прежнему играл заметную роль в американской политике. В действительности он приходился куда более дальним родственником и Джону, и Роберту Кеннеди, но обладал свойственной им харизмой.

Френсис Кеннеди проявил блестящие способности в юриспруденции и в двадцать восемь стал профессором в Гарварде. Потом он организовал частную юридическую фирму, которая развернула активную борьбу за широкие либеральные реформы как в государственном, так и в частном секторе экономики. Его юридическая фирма не приносила большой прибыли, но он не придавал этому значения, потому что располагал значительным личным состоянием. Однако благодаря ее деятельности о нем узнала вся страна. Не жалея сил, он защищал права меньшинств, бедняков, инвалидов.

Своей президентской кампанией Кеннеди всколыхнул всю страну. Он заявил, что подпишет новый социальный контракт государства с американским народом. «Что обеспечивает существование цивилизации?» – спрашивал он. И сам же отвечал: договор между теми, кто правит, и теми, кем правят. Государство должно обеспечить охрану от преступлений и экономических трудностей. Оно должно обещать каждому гражданину право и средства для реализации его мечты, обретения личного счастья. И только после этого те, кем правят, должны взять на себя обязательство подчиняться законам, которые «обеспечивают существование цивилизации». И Кеннеди предложил, чтобы частью этого священного социального контракта стало положение о том, что по всем важнейшим вопросам, которые будут затрагивать американское общество в целом, решение должен принимать народ, путем референдума, а не Конгресс, Верховный суд или президент.

Он пообещал уничтожить преступность. Он пообещал уничтожить бедность, которая являлась питательной средой преступности. Он пообещал новую национальную программу медицинского страхования, финансирование которой возьмет на себя государство, и реформирование системы социального обеспечения, с тем чтобы обеспечить рабочему человеку достойную старость.

Чтобы подтвердить свою решимость добиваться поставленных целей и не дать возможности оппонентам упрекать его в личном богатстве, он в ходе одного из ток-шоу объявил о том, что передает свое личное состояние, оценивающееся в сорок миллионов долларов, казначейству Соединенных Штатов. Соответствующие документы были подписаны на торжественной церемонии, которую показали в выпусках новостей по всем программам. Этот поступок Френсиса Кеннеди произвел неизгладимое впечатление на каждого гражданина, обладающего правом голоса.

На самолете он облетел все крупнейшие города Соединенных Штатов, его автомобильный кортеж побывал во множестве маленьких городков. Жена и дочь во всем помогали ему, их красота привлекала на его сторону новых избирателей. Проведенные телевизионные дебаты с кандидатом от Республиканской партии все три раза заканчивались полным триумфом Френсиса Кеннеди. Его остроумие, врожденная интеллигентность и обаяние молодости полностью уничтожили соперника. Ни один президент не входил в Белый дом, опираясь на столь огромную поддержку населения. Он победил всех, кроме судьбы. Его жена умерла от рака накануне инаугурации.

Несмотря на личное горе, Френсис Завьер Кеннеди сумел реализовать первую часть своей программы. Еще во время предвыборной кампании он предпринял смелый ход, заранее назвав своих личных помощников, чтобы избиратели могли одобрить его выбор. Своим представителем в Конгрессе он назвал Оддблада Грея, чернокожего активиста. В вице-президенты выбрал женщину, подчеркнув, что она будет принимать активное участие в работе его администрации. В других назначениях он был более консервативен. Именно тщательно подобранные помощники помогли ему одержать первую победу: конгресс принял новый блок законов по социальному обеспечению, которые гарантировали всем трудящимся достойную старость. Налог на финансирование этих законов пришлось заплатить из своих прибылей гигантским американским корпорациям. Естественно, они мгновенно стали злейшими врагами президента.

Но после первой победы программа Кеннеди начала пробуксовывать. Законопроект о том, чтобы важнейшие вопросы выносились на референдум, не получил поддержки Конгресса. То же самое произошло и с законопроектом о национальной системе медицинского страхования. И сам Кеннеди уже не столь энергично штурмовал каменную стену, воздвигнутую перед ним Конгрессом. Нет, у Кеннеди и его помощников не опустились руки, однако все усилия не приносили результата.

И когда пошел последний год его пребывания в Белом доме, ощущение неминуемого поражения вызывало в Кеннеди всевозрастающую злость. Он знал, что отстаивает благородную идею, что дело его правое, что он ни в чем не может упрекнуть себя, что выбранный им путь служит исключительно процветанию Америки. Но, похоже, ни разум, ни мораль не играли решающей роли в политическом процессе.

* * *

Президент Кеннеди подождал, пока его ближайшие советники нальют себе чаю.

– Я, возможно, не буду баллотироваться на второй срок, – начал он. Посмотрел на вице-президента. – Элен, я хочу, чтобы ты начала готовиться к избирательной кампании.

Все остолбенели, а Элен Дюпрей улыбнулась президенту. Впрочем, советники прекрасно знали, что улыбка эта – грозное политическое оружие.

– Френсис, я думаю, что такое решение требует всестороннего обсуждения с твоими помощниками. И проводить его лучше в мое отсутствие. Но прежде чем уйти, я хочу сказать тебе следующее. Я прекрасно понимаю твое разочарование. Но поверь, я не смогла бы добиться лучшего результата, при условии, что меня изберут на этот пост. Я думаю, тебе надо запастись терпением. Твой второй срок окажется более эффективным.

– Элен, ты знаешь не хуже меня, – в голосе Кеннеди слышались нотки раздражения, – что в свой первый срок президент всегда добивается большего, чем во второй.

– В большинстве случаев это справедливо, – кивнула Элен Дюпрей. – Но, может, на второй срок ты получишь другой состав Палаты представителей. У меня есть и личные соображения. Мои позиции усилятся, если я прохожу в вице-президентах два срока, а не один. И твоя поддержка будет более весомой, если ты будешь выступать в ранге президента, отслужившего максимальный срок, а не президента, изгнанного из своего кабинета демократическим большинством Конгресса.

Она взяла со стола папку с материалами повестки дня, поднялась.

– Уходить тебе не обязательно, – попытался остановить ее Френсис Кеннеди.

Дюпрей обворожительно улыбнулась уже не только ему, но и всем присутствующим.

– Я уверена, что в мое отсутствие твои помощники смогут высказываться более откровенно. – И она покинула Желтую комнату.

Четверо мужчин, оставшихся за одним столом с Кеннеди, молчали. Всех четверых, его ближайших советников, он назначал лично, и ответственность они несли только перед ним. Президент словно превратился в некоего циклопа с одним мозгом и четырьмя дополнительными руками. Этими руками стали для него ближайшие помощники. Они же были и его лучшими друзьями и, после смерти жены, членами семьи.

После того как за Дюпрей закрылась дверь, мужчины закрыли папки с документами, потянулись к чаю и сандвичам.

– Элен, похоже, в этой администрации самая умная, – как бы мимоходом бросил Юджин Дэззи, руководитель аппарата президента.

Кеннеди улыбнулся. Все знали слабость Дэззи к красивым женщинам.

– А что думаешь ты, Юдж? Ты тоже полагаешь, что мне надо набраться терпения и идти на второй срок?

Десять лет тому назад, когда Френсис Кеннеди пришел в большую политику, Юджин Дэззи возглавлял одну из крупнейших компьютерных корпораций. С конкурентами он не церемонился, проглатывая их одного за другим, но происходил он из бедной семьи и сохранил веру в социальную справедливость. Правда, базировалась она на здравом смысле, а не на романтическом идеализме. Он пришел к выводу, что процесс концентрации денег в руках все меньшего и меньшего количества людей приобретает в Америке угрожающие масштабы и в долговременной перспективе может стать угрозой демократии. И когда Френсис Кеннеди выдвинул лозунг истинной социальной справедливости, Дэззи взял на себя организацию финансовой поддержки, которая помогла Кеннеди стать президентом.

Этого добродушного здоровяка отличало умение сохранять хорошие отношения даже с теми, кому президент в чем-то отказывал, а то и просто переходил дорогу.

– А почему не идти? – ответил Дэззи после короткой паузы. – Работа тебя ждет непыльная. Конгресс будет указывать тебе, что надо делать, и отказывать в том, что тебе хотелось бы сделать. Все останется по-прежнему. За исключением внешней политики. Вот тут ты сможешь немного поразвлечься. Может, даже сделать что-нибудь полезное. Благо, возможности есть. Наша армия укомплектована на пятьдесят процентов. Мы даем нашим детям такое хорошее образование, что они становятся слишком умными, чтобы проявлять патриотизм. Наша техника и технология поднялись на небывалую высоту, но никто не хочет покупать наши товары. На наш торговый баланс нельзя смотреть без слез. Отступать тебе никак нельзя. Так что переизберись, расслабься и постарайся хорошо провести следующие четыре года. Какого черта, должность не самая плохая, да и деньги тебе пригодятся. – Дэззи улыбнулся и помахал рукой, показывая, что по крайней мере половина сказанного им – шутка.

Четверо помощников пристально наблюдали за Кеннеди, несмотря на внешнюю расслабленность. Никто не находил, что словам Дэззи недостает уважения к президенту. Игривость тона полностью соответствовала атмосфере, в которой проходили совещания три последних года.

Артур Уикс, советник по национальной безопасности, дородный мужчина с лунообразным лицом – отец его был евреем, мать – итальянкой, – мог подпустить и куда более резкую шпильку, но при этом и пост президента, и сам Кеннеди вызывали у него благоговейный трепет.

Уикс познакомился с Кеннеди десятью годами раньше, когда тот баллотировался в Сенат. Убежденный сторонник либеральных взглядов, он возглавлял кафедру этики и политологии в Колумбийском университете. Деньги он презирал, но при этом его состояние оценивалось числом со многими нулями. Их отношения быстро переросли в дружбу, основанную на общности взглядов на жизнь и блестящем интеллекте обоих. Кеннеди считал Артура Уикса самым умным человеком из тех, с кем ему доводилось иметь дело. Уикс думал, что Кеннеди – самый нравственный из политиков. Очень уж близкой их дружба не стала (исходя из таких предпосылок, и не могла стать), но они полностью доверяли друг другу.

Занимая пост советника по национальной безопасности, Артур Уикс полагал, что тон его должен быть серьезнее, чем у других. Убеждать он умел, а вот от нью-йоркского выговора избавиться не мог.

– Юдж, – он мотнул головой в сторону Дэззи, – возможно, думает, что шутит, но ты действительно можешь внести немалый вклад во внешнюю политику нашей страны. Мы обладаем куда более мощными рычагами влияния, чем думают в Европе или Японии. Я полагаю, ты просто обязан баллотироваться на второй срок. В конце концов, в вопросах внешней политики президент Соединенных Штатов обладает абсолютной властью.

Кеннеди повернулся к мужчине, сидевшему по его левую руку, Оддбладу Грею, самому молодому из его советников, лишь десять лет назад окончившему колледж. Но в политике он прошел долгий путь, начавшийся в движении черных леваков. Правда, потом был Гарвард и стипендия Родса.^[5] Высокий, интересный, в колледже он проявил себя и блестящим ученым, и прекрасным оратором. В бунтарском поведении Грея Кеннеди сумел разглядеть врожденную дипломатичность, умение убеждать, не прибегая к прямым угрозам. Ему удалось завоевать доверие Грея, и он в полной мере использовал присущие ему талант, ум и обаяние, а также цвет кожи. Став убежденным сторонником Кеннеди, Грей уговорил его включиться в президентскую гонку. А Кеннеди назначил его своим представителем в Конгресс, которому предстояло пробивать внесенные администрацией законопроекты. Юношеский идеализм Грея вступил в противоречие с политической интуицией. И в определенном смысле потерпел поражение, когда Грей понял, как работает государственная машина, где надо убедить, где надавить, где временно отступить, а где честно признать поражение.

– Отто, скажи хоть слово.

– Уходи, – ответил Грей. – Пока ты всего лишь проигрываешь. – Кеннеди улыбнулся, остальные рассмеялись. Грей продолжил: – Хочешь знать мое мнение? Я согласен с Дэззи. Конгресс срет на тебя, пресса кусает за задницу. Лоббисты и крупный бизнес задушили все твои программы. А рабочий класс и интеллектуалы считают, что ты их предал. Ты ведешь этот огромный «Кадиллак» под названием Америка, а мощности не хватает даже на то, чтобы повернуть руль. И ты хочешь дать всем маньякам этой страны еще четыре года, чтобы они вновь и вновь пытались вышибить из тебя мозги. Нет уж, лучше нам всем убраться отсюда.

Приятное ирландское лицо Кеннеди расплылось в широкой улыбке, синие глаза засверкали.

– Очень забавно. Но давайте поговорим серьезно. – Он уже понимал, что они пытаются зацепить его гордость и таким образом убедить в необходимости баллотироваться на второй срок. Никому из них не хотелось покидать этот центр власти, Вашингтон, Белый дом. Лучше быть львом без клыков, чем шакалом. – Вы хотите, чтобы я переизбирался. Но ради чего?

– Чертовски верно, – кивнул Грей, – я хочу, чтобы ты переизбирался. Я вошел в твою администрацию, потому что ты просил меня помочь моим людям. Я верил в тебя тогда, верю и сейчас. Мы помогали тебе, мы можем помогать еще больше. Много чего еще надо сделать. Богатые богатеют, бедные беднеют, и только ты можешь это изменить. Не прекращай борьбы.

– Но как мне победить в этой борьбе? Сократовский клуб, по существу, контролирует Конгресс.

Грей повернулся к своему боссу:

– О таких мыслях надо забыть. Посмотри, чего мы добились, несмотря на жесткое противодействие. Даже если мы не победим, мы ни в чем не сможем упрекнуть себя. Потому что сделаем все, что в наших силах.

На какое-то время в комнате повисла напряженная тишина, все вроде бы вспомнили, что не высказался еще один человек, пользовавшийся наибольшим влиянием на Френсиса Кеннеди. Кристиан Кли. Взгляды присутствующих скрестились на нем.

Кли относился к Кеннеди чуть ли не с благоговением, хотя они были близкими друзьями. Кеннеди это всегда удивляло, поскольку Кли ценил личную храбрость и знал, что Кеннеди боится покушений. Именно Кристиан, уговаривая Кеннеди включиться в президентскую гонку, гарантировал ему личную безопасность при условии, что его назначат генеральным прокурором, директором ФБР и руководителем Секретной службы. Так что теперь он контролировал всю систему внутренней безопасности Соединенных Штатов. Кеннеди пришлось заплатить за это немалую политическую цену: кандидаты Конгресса получили два места в Верховном суде и пост посла в Великобритании.

Кеннеди тоже смотрел на Кли, и, наконец, тот заговорил:

– Вы знаете, что больше всего тревожит жителей этой страны? Плевать они хотели на международные отношения. Плевать они хотели на экономику. Пусть половина суши превратится в пустыню, им без разницы. А тревожит их то, что ни в больших, ни в маленьких городах они не могут ночью выйти на улицу, не опасаясь, что их ограбят. И они не могут спокойно спать в собственных постелях, боятся, что в дом заберутся грабители или убийцы. У нас правит анархия. Государство не выполняет свою часть социального контракта, не может защитить всех и каждого. Женщины живут под страхом изнасилования, мужчины – под страхом смерти. Нас засасывает в болото, где правят звериные законы. Богатые пожирают людей экономически, преступники режут бедняков и средний класс. И ты, Френсис, единственный, кто может вывести нас на твердую сушу. Я в это верю, я верю, что ты можешь спасти эту страну. Поэтому я и работаю у тебя. А теперь ты хочешь нас бросить. – Кли помолчал. – Ты должен попытаться еще раз, Френсис. Использовать следующие четыре года.

Слова Кристиана Кли тронули президента Кеннеди. Он видел, что эти четверо мужчин по-прежнему верят в него. И хотя он понимал, что, манипулируя ими, он где-то заставил их произнести эти слова, заставил подтвердить их веру в него, заставил взять на себя часть лежащей на нем ответственности. Он одарил их искренней улыбкой.

– Я над этим подумаю.

Фразу эту помощники президента восприняли как разрешение удалиться, и за столом остался только Кристиан Кли.

– Тереза приедет на праздники? – как бы мимоходом спросил Кристиан.

Кеннеди пожал плечами:

– Она в Риме с новым бойфрендом. Должна прилететь в первый день Пасхи. Как обычно, религиозные праздники она игнорирует.

– Я рад, что она возвращается, – заметил Кристиан. – В Европе я не могу обеспечить ее безопасность. И она думает, что там она может говорить, что угодно, а здесь ничего не узнают. – Он помолчал. – Если ты будешь баллотироваться на второй срок, тебе придется держать ее под замком или отказаться от нее.

– Не смогу. Если я буду баллотироваться на второй срок, мне понадобятся голоса радикальных феминисток.

Кристиан рассмеялся.

– Ладно. А теперь насчет дня рождения Оракула. Он очень ждет этого торжества.

– Не волнуйся. Я все устрою по полной программе. Господи, ему сто лет. А он все ждет своего дня рождения.

– Он был и остается великим человеком.

Кеннеди коротко глянул на генерального прокурора:

– Ты всегда любил его больше, чем я. У него есть недостатки, и он ошибался.

– Разумеется, – кивнул Кли. – Но он, как никто другой, контролировал свою жизнь. А его советы, его наставления полностью изменили мою жизнь. – Последовала короткая пауза. – Я обедаю с ним сегодня. Могу я сказать, что его день рождения отметят в Белом доме?

Кеннеди сухо улыбнулся:

– Безусловно.

* * *

В конце дня Кеннеди подписал какие-то документы в Овальном кабинете, а потом долго сидел за столом, глядя в окно. Он видел верхушки штырей металлического забора, окружающего территорию Белого дома, белую, находящуюся под током проволоку. Как всегда, его беспокоила близость улиц и публики, хотя он и знал: уязвимость Белого дома – иллюзия. Его очень хорошо охраняли. Белый дом окружали семь линий защиты. В каждом здании, расположенном в радиусе двух миль, на крыше или в специально снятых квартирах дежурили агенты Секретной службы. На всех улицах, ведущих к Белому дому, находились командные посты, оснащенные пулеметами и базуками. Туристов, сотни которых каждое утро наводняли первый этаж Белого дома, щедро разбавляли агенты Секретной службы. Каждый квадратный дюйм помещений, куда допускались туристы, просматривался видеокамерами и прослушивался высокочувствительными микрофонами, которые улавливали даже шепот. Во всех коридорах, у каждого поворота дежурили вооруженные охранники. Сидели они за бронированными столами, которые при необходимости превращались в баррикады. И в часы, отведенные для посещений публики, Кеннеди практически всегда находился на новом, недавно построенном четвертом этаже, где располагались его личные апартаменты. С бронированными полами, стенами, потолками.