И почему раньше он не заставлял меня ревновать? Это здорово подогревает чувства, такая адская смесь ярости, любви, эгоизма и безумства. Я поняла, насколько Филипп мне не безразличен. Он – жизнь моя. А разве можно жить – без своей жизни?
– Вик, о чем задумалась? – Миша держал меня в своих объятиях и гладил по голове. Кайфую от этого, как ребенок, и он уже знает все мои слабости.
– О тебе, конечно, Мишутка,– не моргнув глазом, соврала я, улыбаясь.
– Вот вруша маленькая, – Миша начал меня щекотать. – Сейчас ты увидишь настоящего медведя!
Я громко захохотала и ударила его по голове подушкой. Мы начали по-детски кидать подушки, и понятно, чем это закончилось.
В очередной раз отдыхая, разговор начал уже Миша:
– Скоро получишь диплом, дальше что?
Не хотелось с ним откровенничать. Что я ему скажу? Разбогатею и укачу покорять Москву.
– Найду хорошую работу… Займусь карьерой. А что?
– Ничего, все время боюсь, что украдет тебя у меня какой-нибудь ретивый зеленый мальчишка.
Я нежно легла на него, и от соприкосновения наших горячих тел стало очень приятно.
Я немного потерлась об него и заглянула в глаза:
– Давай не будем об этом. Нам же хорошо сейчас вместе?
– Ты меня любишь хоть немного? – этот его вопрос прозвучал неожиданно.
Вот мужчины, такие странные. За что я должна его любить? За то, что он женат? За то, что эгоист? За подарки? Мы с ним любовники и используем друг друга. И я выкрутилась:
– Мишка, я люблю тебя, как свою подушку. Ты очень мягкий, и на тебя всегда можно положиться.
Миша нахмурился. Похоже, такое сравнение ему не очень-то пришлось по вкусу. Он прижал меня к себе, и некоторое время мы лежали молча. Миша смотрел телевизор и вдруг произнес:
– Завтра футбол. Играют финал.
Я открыла глаза и увидела рекламу в телевизоре о финале чемпионата России по футболу. Будет играть ЦСКА с «Локомотивом». Я машинально сболтнула:
– Ничья, 1:1.
Миша, в свойственной ему манере, удивленно приподнял брови. Мы смотрели этот матч с Филиппом. Мы только готовились тогда к свадьбе. В этот день мы надели шарфики, открыли по бутылке пива и дружно болели за ЦСКА.
– Просто, всегда делаю прогнозы, – нашлась я, отвечая на его немой вопрос.
– Может, ты еще к букмекеру ходишь? – насмешливо спросил он.
– Нет, – задумчиво ответила я. А ведь это мысль. И как сама раньше не додумалась. Я поцеловала Мишу, и остаток ночи мы лежали, крепко обнявшись и думая каждый о своем.
На следующий день, узнав, где у нас находится букмекерская контора, я второпях поехала туда, надеясь, что ставки еще принимают. Перед этим вытрясла из мамы все деньги, и получилось у меня всего семь тысяч. На первый раз пойдет. Я зашла в контору и подошла к кассиру. Сзади него висел стенд с анонсом ближайших спортивных игр.
– Добрый день. Хочу сделать ставку на сегодняшний финал по футболу.
– Да, пожалуйста, одиночная ставка или экспресс? На какое событие ставите? – Кассир оценивающе меня разглядывал. Вероятно, женский пол тут увидишь не часто. Я выложила все свои деньги перед букмекером и сказала:
– Я тут ваши правила не знаю, просто делаю ставку на то, что сегодня будет ничья, 1:1. По максимуму.
Паренек выпучил на меня глаза и про себя, скорее всего, думал, что я ненормальная.
Но мне совсем не было дела, что обо мне подумают люди.
– Не слишком ли это много для первого раза? – он задумчиво почесал свой затылок.
– В самый раз. Женская интуиция, знаете ли.
Букмекер рассказал мне правила ставок, мы заполнили бумаги, он пожелал мне удачи и мы попрощались. Я еще раз взглянула на стенд за его спиной и попыталась вспомнить результаты еще каких-либо игр. Ведь помимо футбола, краем глаза часто наблюдала за боксом и хоккеем. Но пока ничего не вспоминалось, займусь этим дома. Зато хорошо знаю почти все результаты футбольных игр и могу поднять неплохие деньги.
Вечером мне позвонил мой полковник, в явном возбуждении:
– И как тебе это удалось?
– Ты о чем? – улыбнулась я, прекрасно зная, о чем он.
– Игра, 1:1, как ты и говорила! Невероятно. И часто ты угадываешь? – Миша был в прекрасном настроении.
– Да нет, простая случайность.
– Ты необыкновенная. Ты – мой талисман. Обожаю тебя.
На этой позитивной ноте мы попрощались. На следующий день я забрала выигрыш, который составил тридцать пять тысяч рублей. Деньги, конечно, хорошие, но миллионы так не сделаешь, только если через несколько лет. Надо думать еще.
Глава 5
– Жарская! Молодец! В тесте ни одной ошибки! Последние полгода ты меня удивляешь! – Жанна Рудольфовна, преподаватель по математике и информатике, диктовала оценки за тест. Конечно, я молодец. Я в этом тесте когда-то сделала уйму ошибок, но, благодаря работе над ошибками, я помню все ответы.
–Так, всех назвала? Теперь будем работать над ошибками!
Это невозможно! Дежавю преследует меня. Я обратилась к преподавателю:
–Жанна Рудольфовна, можно я пойду? Ошибок у меня нет, а самочувствие плохое…
– Нам сегодня еще новую тему разбирать, так что, сиди, Жарская! – строго посмотрев на меня сквозь очки, сказала Жанна Рудольфовна.
Для кого-то новая, а для кого-то старая. Как же надоело это все! После пары в аудиторию зашел ректор и попросил меня остаться для беседы. Помещение покинули все, включая математичку. Я стояла у первого ряда, облокотившись на парту и недоумевая, что ему сейчас от меня нужно. Он со строгим взглядом подошел ближе, посмотрел на закрытую дверь и неожиданно накинулся на меня.
–Вика, нет сил больше ждать! Ты, как наваждение, стоишь у меня перед глазами! – он обхватил меня своими короткими и толстенькими ручонками, смешно вытянул губы и полез целоваться. – Я прилетел к тебе на крыльях любви, чтобы воссоединиться… Любовь не знает преград. Пусть я – ректор, но это не помешает мне любить!
Я собрала в себе все силы, чтобы не расхохотаться. Какой он смешной! Смесь высокой романтики и закостенелой глупости…
–Отпустите! – потребовала я. Но он не отпускал. Он запыхтел, залез под юбку и принялся гладить мне бедра. Это уже чересчур.
–Петр Андреевич, Вы с ума сошли?! Нас могут увидеть! Одумайтесь! Вас уволят, а меня отчислят из института!
Похоже, мои слова его вразумили. Он отпрянул от меня, поправил очки и смущенно произнес:
–Простите, Виктория, – его квадратная челюсть заходила ходуном. – Не понимаю, что со мной происходит. А Вам все-таки следует посещать мой предмет. Вам скоро диплом защищать, – с этими словами он вышел, одергивая пиджак и нервно приглаживая жалкие остатки своей шевелюры. Старый козел. В возмущении я вышла следом, резко открыв дверь и кого-то задев.
–Поаккуратнее, Жарская, зашибешь! – услышала я голос нашей уборщицы, тети Вали. Крепкого телосложения женщина, лет сорока. У нее всегда был воинственный вид, но добрые глаза. Поговаривали даже, что она сидела в тюрьме – кто-то видел на ее плече огромную татуировку.
–Простите, тетя Валя, – извинилась я и задумалась.
–Бегают тут, мусорят, никакого сладу с вами нет! А еще взрослые люди, – ворчала она.
Я ее встречала в 2006 году, и выглядела тогда она очень плохо. Оказалось, у нее обнаружили рак груди. Но, к сожалению, слишком поздно, на стадии, которая уже не излечивается…
–Теть Валь, – решительно начала я. – Настоятельно требую, чтобы Вы прошли обследование. Я вижу, что Вы больны.
–С чего это ты взяла? – вытаращила она на меня глаза, и швабра застыла в ее руках.
– Да… я по совместительству на медицинском учусь, – я приняла умный вид и оглядела ее. – Сделайте маммографию.
–Чего? – переспросила она.
–Ну… обследование на грудь. Обязательно, слышите? А то поздно будет! – С этими словами я пошла дальше по коридору.
Сейчас у нас по расписанию Английский язык. О, я обожаю этот предмет. Его ведет преподаватель из Англии, мистер Говард. Тридцатилетний двухметровый жгучий брюнет. У него высокий лоб, выразительные карие глаза, глубокий взгляд, прямой нос и правильно очерченный рот. Его фигура свидетельствует о том, что со спортом он дружит. Он в совершенстве владеет русским языком, а его английский акцент – такой сексуальный. Я думаю, вся женская половина нашего института неравнодушна к нему. Но мистер Говард неприступный и непокоримый, как Эверест. Мне и правда, казалось, что «Говард» созвучно с «гордая гора».
Я зашла на кафедру и села рядом с Кристиной. Мистер Говард вышел из-за стола и начал лекцию. Его низкий приятный голос подействовал на меня возбуждающе. Я мечтательно закрыла глаза и представила нас с Мистером Гордая Гора ночью, одних на кафедре. Он снимает свою белоснежную рубашку, оголяя свое натренированное тело. Я провожу рукой по его накачанным плечам, спускаюсь ниже, залезаю под брюки, глажу его бугорок, прижимаюсь к нему и тянусь к его сладким губам…
– Жарская, Вы спите? – вернул меня в действительность Говард. Англичанин стоял возле меня, чуть наклонив голову. О, этот взгляд, в нем мелькают огоньки. Вы меня не проведете, мистер Гордый.
– Нет, что Вы. С закрытыми глазами я лучше усваиваю лекцию, – оправдывалась я.
– О чем только думаете накануне сдачи диплома! – он покачал головой и продолжил лекцию об истории иностранного языка.
Я должна сдать ему зачет по грамматическим основам языка. Меня не было – болела. После пары я подошла к нему узнать, когда можно пересдать.
– У меня занятия на вечернем отделении до семи вечера в 517 аудитории. Подходите, – не отрываясь от тетрадей, произнес он.
В семь вечера я подъехала к институту на маминой Хонде «Цивик». Решила произвести впечатление на педагога и надела самое лучшее платье: сиреневый трикотаж чуть выше колен, рукава до запястья, глубокий вырез, широкий кожаный пояс. На улице конец апреля, но по-прежнему холодно. Мы живем в городе, где весна начинается не раньше июня. Лишь недавно растаял последний снег, и деревья до сих пор стоят голые. Я торопливо выбежала из машины, забыв накинуть пальто. Съежилась от холода и побежала внутрь. Надеюсь, мистер Гора еще не ушел. Добежала до лифта и поднялась на пятый этаж. Оказавшись в 517 аудитории, я облегченно вздохнула. Сидит за столом и читает методический материал. Все студенты разошлись.
– Опаздываете, Жарская, – он равнодушно смотрит на меня. Впечатления не произвела, или он умело скрывает желания под маской безразличия? – Присаживайтесь, и можете начинать. Грамматические основы языка.
Я присаживаюсь и заплетающимся языком рассказываю весь материал. Он меня внимательно слушает с тем же беспристрастным видом.
– Ок, Виктория, очень хорошо, давайте зачетку.
Достаю из сумочки зачетку, кладу на стол. Он расписывается в ней и встает. Улыбаюсь своей завораживающей улыбкой, но он не завораживается. Гора Гордости… Мы идем к лифту и беседуем о предстоящей итоговой контрольной. В здании погасли практически все лампы, никого уже нет. Неприличные мысли кружат мне голову. В лифте он смотрит на неоновую табличку и молчит. Интересно, о чем думает?
Внезапно лифт дернулся и остановился. Англичанин выругался на своем языке. Я испуганно мямлю:
– Мы что, застряли?
– Не волнуйтесь, Виктория, – он нажимает на желтую кнопку вызова диспетчера. – Я полагаю, мы между первым и вторым этажом. – Тишина. Он нажимает снова и снова. Нас никто не слышит.
– Россия! – возмущенно восклицает он, и мне даже становится обидно за свою страну. Но что поделаешь, здесь, действительно, работать не любят. Говард достает телефон и пытается набрать номер. Хмурится и направляет мобильник во все углы лифта, видимо, пытаясь найти заветную антенну. Тоже достаю сотовый и, конечно, антенны у меня тоже нет.
– Зачем писать телефон диспетчера, если отсюда невозможно дозвониться?! – раздраженно спрашивает он, обращаясь скорее к дверям лифта, чем ко мне. Я вздрагиваю от холода и с сожалением вспоминаю, что забыла пальто в машине. Температура здесь, наверное, максимум пять градусов. И почему так рано отключают отопление? Обхватываю себя руками и усердно растираю.
– Вы почему совсем раздетая? – обратил он на меня внимание. – Где Ваша верхняя одежда?
– В машине оставила, – с досадой обронила я, от холода уже стуча зубами. – Торопилась, опаздывала… К Вам…
Говард снял с себя пиджак и накинул его на меня.
– Oh,my God! Эти легкомысленные девушки! – он повернулся к дверям и принялся громко стучать. Кто нас может услышать? Все ушли. Я поплотнее запахнулась в пиджак и вдохнула его запах. Божественный аромат мужчины. Сам он остался в белой футболке с коротким рукавом, и наверняка мерзнет. Глядя, как играют мышцы на его руках, на миг забыла о холоде. Но в следующее мгновение снова вздрогнула и присела на корточки. На мне тонкие капроновые колготки и ботильоны. Я принялась растирать ноги. Вижу, как сводит у него челюсть от холода. Черт. Наверное, он меня ненавидит.
– Я окоченела уже, ног не чувствую, – пожаловалась я. – Нажмите еще раз вызов диспетчера.
Говард несколько раз нажал кнопку, и все также без ответа.
– Да мы же тут перемерзнем скоро! – в отчаянии выпалила я. – Мистер Говард, что делать?
Гора немного поколебался и вплотную подошел ко мне.
– Мы можем согреться, только одним способом: обнявшись, – он заставил меня подняться, распахнул пиджак и прижался ко мне, обхватив руками. Я прислоняюсь к стене лифта от неожиданности. Вот это да! Мне действительно становится тепло. Его горячее тело будоражит меня. Это так волнительно! Решаюсь тоже обнять его за спину, начинаю делать круговые движения, чтобы его согреть. Его лицо рядом, над моим плечом. До сих пор не верю в происходящее. Недоступная Гордая Гора крепко обнимает меня в лифте. Волна возбуждения начинает накрывать меня с головой. Я чуть поворачиваю голову и тяжело дышу ему в ухо.
– Неловкая ситуация, – бормочет англичанин. – Вам тепло?
– Да, – шепчу я. – Горячо.
Интересно, что чувствует он? Неужели он до сих пор равнодушен, и мое тело на него никак не действует? Неужели он и правда такой бесчувственный? Я слышала, что англичане все неэмоциональны и сдержаны, не зря их называют чопорными… Но не до такой же степени! Ооо, чувствую, как что-то твердое упирается в меня ниже живота. Ага, мистер Неприступный Эверест, попался. Поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним нос к носу. Мы смотрим друг другу в глаза, я снова вижу огоньки, наши губы в одном сантиметре друг от друга. Я решаюсь и легко касаюсь этих зовущих губ. Он отвечает и с нежностью целует меня, просовывая язык мне в рот и жадно исследуя его. Страсть во мне уже полыхает вовсю. Хочу его здесь и сейчас!
–Кто-нибудь есть в лифте? Говорит диспетчерская! Говорите! – Послышался грубый женский голос из динамика… О, нет, как не вовремя!
Говард, как ошпаренный, отлетел от меня и торопливо заговорил в динамик:
–Мы застряли в лифте! Здесь холодно, немедленно примите меры!
Спустя две минуты, лифт поехал вниз и открыл двери на первом этаже. Говард не смотрел на меня. Он казался очень расстроенным. Быстрым шагом он пошел к выходу из помещения. Я догнала его, резко схватила за руку и повернула к себе.
– Почему нет? Я Вам не нравлюсь? – прямо спросила я, со всей страстью держа его за руку.
– Вика, Вы самая соблазнительная и сексуальная девушка, которую я когда-либо видел. Но я обручен, меня в Англии ждет девушка. И этим летом я навсегда улетаю.
Мне нечего ответить. Мой Филипп повел бы себя так же. Опять Филипп!..Ну почему кнопка «Delete» в моей голове не срабатывает так же, как в компьютере?!
Молча отпускаю Говарда и отдаю пиджак. Он так же молча поворачивается и уходит. Провожаю его взглядом и вздыхаю. А я могла бы полюбить его и уехать с ним в Англию. Он был бы моим единственным костюмом в гардеробе. Что же, видимо, не мой размерчик. Хотя, даже примерка не состоялась. Но попытка была хорошая.
Последний месяц в институте выдался особенно тяжелым. Но тридцатого мая защита диплома прошла на «отлично». А на следующий день мне позвонил ректор и пригласил в ресторан – отметить это дело. Я не удержалась и рассмеялась в трубку, сказав, что у него, вероятно, очень богатая фантазия. В его возрасте нужно следить за давлением и сердцем, чтобы от чрезмерных напряжений оно не остановилось. Конечно, это было жестоко. Но мне нужно было его проучить. Нечего заглядываться на студенток.
Мама, переполняемая радостью за меня, разрешила устроить дома вечеринку в честь успешного окончания института. Холодильник ломился от еды и выпивки, и ее дочь с нетерпением ждала гостей. В прошлой жизни получение диплома отметить не удалось, ведь тогда я уже была в положении. В груди зажгло и защемило, и гадкие кошки больно заскребли на душе. Софья…
Сегодня я выбрала себе потрясающий наряд: короткое леопардовое платье с глубоким декольте. Я – хозяйка вечеринки и должна быть на высоте. Долго смотрюсь в зеркало, любуясь собой. Молоденькая, стройная, ни грамма лишнего жира, ни одной морщинки. Аккуратно собираю свои длинные волосы в «хвост», подкрашиваю ресницы. Достаточно. Никогда не любила «кукольных» макияжей с килограммами «штукатурки», даже в тридцать лет. Моя красота – естественная.
Вечером собрались однокурсники. Лица у всех счастливые, все рвутся во взрослую жизнь, мечтая покорить каждый свои вершины. Они оживленно разговаривают, перебивая друг друга, рассказывают о грандиозных планах на будущее.
– Лично я работать не собираюсь, – заявила наша фифа, блондинка Жанна с шикарно сложенной фигурой и грудью пятого размера, – не царское это дело.
Все засмеялись. Мы знали, что Жанна мечтает выйти замуж за олигарха и вести праздный образ жизни, дрейфуя где-то между спа-салонами, салонами красоты и ресторанами.
– А я уже год, как работаю в одной крупной корпорации, обещают карьерный рост, – похвастался наш отличник Макс.
–Да, ботаники везде нужны, – подколол Макса Дэн, этот мажористый и самоуверенный бабник. Высокий, красивый блондин с челкой до бровей, с голубыми глазами и чувственным ртом, он разбил не одно женское сердце (уж я-то знаю) в нашем институте. А может, и не только женское… Я улыбалась. Про себя называю его мартовским котом.
– Да я хотя бы сам пробиваюсь, а ты без своего папаши – полный ноль! – огрызнулся Макс.
– Мне тоже обещают приличное место, только пока не буду говорить – какое, боюсь сглазить, – лукаво выдала Крис. Все тут же начали ее допытывать, но так и не раскололи. Сохранять интригу – ее конек.
– А я думаю отдохнуть годик. Всю жизнь ведь потом пахать, надо для себя сначала пожить, – лениво протянула Лиза. Она была некрасивой, но деньги делали свое, и выглядела она миллион долларов. – Если деньги есть, чего париться?
– И я того же мнения. Чего париться. Нужно наслаждаться жизнью, – сказал Жека.
Все знали, что он балуется травкой и пропадает все время за игровыми автоматами. Наслаждается жизнью так, как сам это понимает.
– Тем более, я слышал, двадцать первого декабря 2012 года конец света по календарю Майя.
– Тебе, хоть конец света, лишь бы не работать, Женек, – заржал Дэн.
Я, улыбаясь, вспоминала двадцать первое декабря 2012 года. Весь мир тогда буквально стоял на ушах, с замиранием ожидая чего-то. Кто-то шутил, кто-то прятался в погребах, но были и те, кто жил обычным днем. Мы с Филиппом шутили в этот день и занимались любовью, как последний раз. Было очень здорово. В сердце неприятно екнуло, и дальше вспоминать о Филиппе мне расхотелось. Разумеется, в этот день ничего не произошло.
– Вик, а ты чего молчишь? Давай, колись, чем будешь заниматься? – Дэн заинтересованно ждал ответа, то и дело поглядывая на мой откровенный вырез. – Такая красотка, как ты, тоже наверняка желает стать женой олигарха?
– Не твоей, так уж точно, – засмеялась я и серьезно продолжила: – Для начала хочу объездить весь мир, а там посмотрим. Может, в шоу-бизнес подамся.
Никто не воспринял мои слова серьезно, все продолжали дальше увлеченно болтать. И только я знала, что с ними будет через девять лет. Вот, к примеру, Дэн. Папа возьмет его к себе в бизнес, о чем он сейчас и говорит. Но не пройдет и года, как он бросит все и укатит в Америку, где насмерть разобьется в автокатастрофе. Жанну бросит ее бизнесмен, и она уедет работать в Турцию, где и простынет ее след. Макс – семьянин, трое детей и ипотека. Жека станет наркоманом-героинщиком, а Лиза уедет жить в Москву и там потеряется. Ходили слухи, что она стала там светской львицей. Кристина моя станет заместителем министра, молодец. Место, о котором она говорила – это наша городская дума. Она пройдет туда по жесткому конкурсу, сначала секретарем.
В разгар вечера, когда все уже были навеселе, ко мне на диван подсел Дэн. Он улыбнулся и протянул бокал шампанского.
– Вика, ты отпадно выглядишь, – Дэн бесцеремонно обнял меня и нагло уставился на мою грудь. – Ты такая загадочная сегодня. Тебе грустно, детка?
Я вспомнила первый курс, когда мы познакомились с Дэном. Мне было восемнадцать. Совсем юная и наивная девушка, которая сразу по уши в него влюбилась.
Его все любили, он был душой компании. Весельчак, который, к тому же, весьма недурен собой. Мальчишеская внешность, увы, обманчиво скрывала его жестокий характер. При этом он, единственный из нашей группы, подъезжал к институту на собственной тойоте «Кроун» 1998 года. Как это всегда и бывает, мои чувства ослепили меня, закрыли глаза на все его недостатки. О нем ходили разные слухи. Одни говорили, что он встречается со взрослыми женщинами, а другие – что он в своей квартире устраивает дикие оргии. Отец на восемнадцатилетие подарил ему собственную квартиру, так как матери у Дениса не было, а отец жил с молодой женой. И якобы вот так он эту квартиру использует.
Я не верила этим слухам, а только все время смотрела на него влюбленным взглядом, пока он, наконец, этого не заметил и первый не подошел ко мне. Он улыбнулся своей непосредственной мальчишеской улыбкой и пригласил в кино. Я лишь кивнула головой, не веря своему счастью. После фильма мы пошли к нему. Дэн вел себя очень уверенно, все время обнимая меня и целуя. Я радовалась, как маленькая дурочка, думая, что я теперь – его девушка. В квартире он сразу повел меня в спальню, чем вызвал мое девичье замешательство. Но он был так ласков, и его нежные поцелуи разбудили во мне такую бурю чувств, что я просто не в силах была сопротивляться.
Опытными руками он гладил мое тело, снимая легкую одежду. Меня смущало, что он не выключает свет, но он лишь улыбался и шептал, что я прекрасна, и он хочет видеть мое тело. Когда он разделся догола, и я впервые увидела мужской стоячий орган, я растерялась и вся сжалась в комок. Денис удивленно посмотрел на меня, но продолжал целовать. Потому вдруг раздвинул мне ноги и резко двинулся вперед. Я закричала и оттолкнула его. Денис, будто обезумев, снова широко раскинул мои ноги. Адская боль пронзила мое тело. Я начала бить его руками по спине и царапать, умоляя остановиться. Но он не останавливался, а наоборот, ускорял темп, как будто мои крики его только заводили. Я плакала и умоляла Дениса, а он, весь красный от возбуждения, с открытым ртом, продолжал двигаться в бешеном ритме, приговаривая: «Да, детка, да…».
Когда, наконец, этот кошмар закончился, он пошёл мыться. А после извинился за причиненную боль и сказал, что просто не смог себя сдержать. Я лишь тихо плакала, закрывая свое нагое тело одеялом.
Кто-то позвонил в дверь, Дэн пошел открывать. Послышались пьяные вопли, и в комнату влетели двое одурманенных спиртным парней. Они похотливо на меня посмотрели и оба с диким криком запрыгнули на кровать. Стащив одеяло, принялись меня лапать. Я заорала, что есть мочи. Дэн стащил их с кровати и долго пытался объяснить, что я не такая, а приличная и порядочная девушка. В итоге он их выпроводил вон и стал умолять меня о прощении. Но я не простила его. Попросила забыть обо всем, что между нами было. Дэн все понял и не подходил ко мне больше, лишь изредка бросая на меня почему-то грустный и задумчивый взгляд. А однажды на паре он передал мне записку со словами: «Ты простила меня?». Я отрицательно покачала головой.
Сейчас он старался держать себя нагло и уверенно, но я чувствовала его внутреннее волнение. Впервые за пять лет мы общаемся так близко.
– Вик, ты что, до сих пор злишься на меня? – я ничего не ответила. Молча смотрела на бокал, бесцельно рисуя на нем пальцем какие-то бессмысленные линии. Я перестала на него обижаться, когда узнала, что он погиб в аварии.
Дэн продолжал:
– Дурак, молодой был. Поверь, я изменился. Ты ведь мне очень нравишься. Может, у нас и получилось бы что-нибудь…
Мне стало смешно от этой мысли. Да уж, с его сексуальным потенциалом он бы мне такие рога наделал… Хотя, сейчас мне были приятны его объятия. Я, наконец, повернула голову в его сторону. Все те же озорные глаза, челка, спадающая на глаза, аккуратный нос и нежные губы. От него шло тепло и такие сексуальные флюиды, что я не удержалась и поцеловала его. Он тут же ответил на поцелуй. Начала разгораться страсть. Я так соскучилась по молодому мужскому телу…
Дэну, как и мне, двадцать один год, он молод и горяч, но сейчас уже достаточно опытен. Я гладила его по накачанным рукам и понимала, что измучаю его сегодня до изнеможения. Мы прошли в мою комнату под укоризненный взгляд Крис, которая грозила мне пальцем, а потом крутила около виска с округлившимися глазами. Но мне было все равно. Я полностью отдала себя в руки страсти. Нынешний Дэн был поистине великолепным любовником. Он довел меня до экстаза за считанные минуты. После недолгих перерывов мы занимались любовью снова и снова, и не могли насытиться друг другом. Под утро, уставшие, но удовлетворенные, мы в позе 69 лежали и болтали. Дэн начал фантазировать о нашем будущем, обещал, что я ни в чем не буду нуждаться.
– Дэн, ты с ума сошел, – хихикнула я, – ты предлагаешь мне жить вместе?
Дэн перевернулся, обнял меня и, глядя в глаза, сказал:
– Дурочка, я люблю тебя. Выходи за меня.
– Нет, – сразу же ответила я. – Мы с тобой слишком разные. И не спорь… – Я закрыла ему рот, так как он явно пытался оспорить этот факт, и чмокнула в нос.
– Дэн, послушай, обещай мне одно. Ты ни за что на свете не поедешь в Штаты, – мне хотелось уберечь его.
– Да ты и правда экстрасенс! У меня есть такие мысли, но я о своих планах никому не рассказывал, – удивился он.
– Обещай! – настаивала я.
– Хорошо, обещаю.
Я блаженно улыбнулась и закрыла глаза. Вскоре Дэн заснул. Мне спать не хотелось. В последние месяцы, с момента моего возвращения в прошлое, меня мучают бессонница и вечные головные боли. Наверное, это такие своеобразные побочные эффекты. И еще, я практически каждую ночь думаю о детях. Я не могу вычеркнуть их из своей памяти и каждую ночь плачу в подушку от безумной тоски по ним. Я вспоминала, как тяжело я рожала Софью, почти восемнадцать часов мучаясь со схватками… Ее первый крик, первые шаги, первое слово. Тогда очень злилась, потому что первым словом ее было «папа». Вспомнила последний наш день, когда она подошла ко мне и ласково обняла за шею…
Данилу я родила быстро, он очень громко кричал, требуя грудь. Я улыбнулась: у него всегда был хороший аппетит. Он рос активным ребенком и очень часто шалил. Последний раз он играл в индейцев и разбил мою любимую кружку. Ему тогда влетело от меня. Господи, Вика… Ну как можно было их ругать? Они такие славные. Только сейчас понимаю, что все эти моменты и были самыми счастливыми в моей жизни. Все бы отдала, чтобы сейчас обнять их и поцеловать. Это частичка меня, без них я медленно и верно умираю. Слезы полились из глаз. Как можно было даже предположить, что смогу без них прожить? Я закрыла лицо руками.
Глава 6
Спустя неделю, это была суббота, я лежала на диване и смотрела телевизор. Моя голова покоилась на коленях у мамы. Одной рукой она гладила мне голову, другой держала книгу и читала. Мне так приятно было вновь почувствовать себя маленькой и беззащитной девочкой. Самое великое заблуждение в детстве – это желание быстрее стать взрослым. Детство – это самая веселая и непосредственная пора жизни. Никаких хлопот, никаких забот. Неожиданно у меня в голове возник вопрос, который я никогда не решалась задать маме:
–Мам…
–Мммм? – Не отрываясь от книги, нежно отозвалась она.
–Мам, каким был мой отец? – рука на мгновение приостановилась, мама отвлеклась от книги, затем снова начала гладить волосы.
– Твой отец был чертовски красивым… Ты очень на него похожа… – Мама грустно смотрела на меня. – Твои повадки, манеры и даже улыбка – все его.
– Почему он нас бросил? – тихо спросила я.
– Он очень любил свободу… Творческий человек, любил рисовать, фотографировать. Когда мы встречались, он не давал мне никаких обещаний, ничем не обнадеживал. У нас были свободные отношения. Но я безумно любила его. А когда узнал о моей беременности, он так легко ушел… – Мама шмыгнула носом. – Дал мне денег на аборт и скрылся. Ему не нужны были дети. Конечно, никакой аборт я делать не стала, собрала вещи и переехала в Хабаровск – подальше, почти на край света. И больше о нем ничего не слышала.
Я подняла глаза на маму. Печальная складка пролегла вдоль ее лба, а уголки губ опустились вниз. Она грустно смотрела в пустоту. Боже, Вика, ты такая же мерзавка, как и твой отец… «Ему не нужны были дети» – эти слова, как нож, прошлись по моему сердцу… И я тоже ради свободы отказалась от них…
– Мужчины в нашем мире на вес золота, – продолжала мама. – Понимаешь, они очень избалованы женским вниманием, и это очень их затягивает. Натянуть на себя ярмо супружества и давать обет верности для них равносильно уходу в монастырь. Но, мне кажется, тот, кто уходит, поступает честнее, чем тот, который остается и продолжает заводить связи на стороне. Я никогда не винила твоего отца. Наоборот, всю жизнь благодарю его за то, что он дал мне тебя. С рождением ребенка в твоей жизни появляется смысл. Ты поймешь меня, когда у тебя появятся свои дети. Ребенок – это часть твоей души, ты всегда чувствуешь, когда ему плохо или хорошо. Плачешь с ним, когда ему больно, смеешься, когда смеется он. Ты с самого рождения с ним, и у тебя всего лишь одно желание: чтобы ребенок твой был здоровым и ни в чем не нуждался.
Слезы непроизвольно катились из глаз, душа разрывалась на тысячу частей.
– Мам, ты святая.
– Ты чего расплакалась? Вот увидишь, ты встретишь мужчину своей мечты, и будут у тебя красивые и здоровые дети.
– Неужели у тебя не осталось ни одной его фотографии? – требовательно спросила я. Мама поджала губы и некоторое время колебалась. Потом встала, прошла в свою комнату и вскоре вернулась с фотографией в руке. На фото – молодая мама и парень лет двадцати восьми. Копия я… То есть, я – копия его. На фотографии у него черные кудрявые волосы, худощавое лицо, большие серые глаза, мой овал лица, тонкие губы. А как светятся мамины глаза! Я никогда не видела ее такой счастливой. Да, мама, что бы ты ни говорила, только ребенок не может сделать женщину полностью счастливой. Лишь мужчина способен зажечь в женщине огонь. Я отдала маме фотографию и, удовлетворительно кивнув головой, вернулась к просмотру телевизора.