Звук шагов в порывах ветра. Книга четвёртая.

– Ну почему же? Москва – город большой, – Мира подлила ему ещё чаю.

– Москва – город, может, и не маленький, но у нас тонна общих знакомых, пересечения по бизнесу, да и вообще…– он замолчал.

– Ты вспомнил, как быстро Фаина Витальевна узнала мой адрес? – догадалась Мира.

– Да, и это тоже.

– Тоже? – переспросила Мира. Она не знала, что в своё время именно мать её мужа отдала приказ выкрасть его телефон и заблокировать дверь квартиры, чтобы в день их свадьбы он не смог не позвонить, не поехать к Мире. Всеволод тоже далеко не сразу рассказал об этом брату. Опасался его реакции разочарования в собственной матери. Дима сначала даже не поверил. А потом долго молчал, пребывая в мрачном настроении. Он смог простить мать, но часто вспоминал о её поступке. Мире, конечно же, ничего не рассказал.

– В общем, я считаю, что Севка должен поставить маму в известность, вот и всё, – Дима ополоснул кружки, поставил их сушиться. – А теперь спать, нам обоим завтра на работу. А тебе ещё и с Беней гулять, – добавил он. Беня гавкнул, он знал слово «гулять».

– Может быть, завтра ты с ним погуляешь? – Мира зевнула, потянулась.

– Вообще-то эту неделю твоя очередь, – заметил Дима.

– Ну, пожалуйста, ну, Митюнюшка, – она хитро улыбнулась. Забавно наморщила нос.

– Я подумаю, – ответил Дима с очень серьёзным выражением лица.

– Митенька, хороший мой, – ласково протянула Мирослава. – Ты же любишь меня, правда?

– Люблю, – ответил Дима.

– А Беню?

– И Беня мне нравится. А что? – он прищурился.

– Вот и хорошо, значит, утром ты пойдёшь с ним погулять, а? Во имя любви ко мне и своей симпатии к пуделю, – сделала вывод Мира.

– Эка вывернула, – вздохнул Дима. – Ладно, так и быть. Пойду я утром с собакой.

– Я тебя обожаю!

Глава 14

После того, как Виктория днём уложила дочь спать, вышла на крыльцо, в руках чашка с чаем, так любил Вадим – сидеть на крыльце и пить чай. Вика последовала его примеру и тоже устроилась на крылечке. Тень как раз приходила сюда после полудня, позволяя сидеть с определённым комфортом. Который день стояла жара, и дождь вовсе не помешал бы. Виктория вспомнила, как много лет назад они бежали под ливневым дождём да ещё с грозой, от самой речки – она, Вадим и Антон. Почти в это самое время, незадолго до Ивана Купалы. Но сколько же воды с тех пор утекло. Сколько всего поменялось. И вот теперь она сидит на крылечке того самого дома, в котором познакомилась с Зориным. И влюбилась в него без памяти…

– Чем ты занята? – Вадим подошёл сзади. Он уже почти закончил разбираться в кладовке, сделал перерыв лишь на обед. Планировал на завтра начать разбираться на чердаке, там тоже успел загромоздить, не только частью стройматериалов, оставшихся после ремонта, но и, к примеру, бумагами, газетными вырезками, какими-то незаконченными работами своего отца. Тот как-то раз попросил Вадима отвезти их на дачу, обещая разобраться, просто сейчас не хватает времени. А выбрасывать – рука не поднимается, слишком много туда вложено умственного труда, да и память о лучших годах своей жизни. Вадим отцу отказать не мог, но подумал, что если отвезёт архив на дачу, тот точно никогда в нём не разберётся. Так и получилось – довольно внушительные кипы, папки и даже рулоны бумаг-свидетельств отцовской памяти благополучно осели в Беляниново. Отец периодически о них вспоминал, смотрел на календарь, выбирая дату, когда можно будет поехать в Беляниново, но понимал, что в ближайшее время – никак, и тут же забывал о своём намерении. Вадим перестал напоминать ему, махнул рукой. А теперь, когда появилось время и желание, сам решил разобраться во всём, что накопилось на чердаке. И хотя чердак его дома не был старым, всё же затеплилась надежда найти там что-нибудь интересное. Не старинное, конечно, но интересное, ведь его отец – человек удивительно увлекающийся разными направлениями, начиная от своих необычных изобретательских идей и заканчивая историческими выкладками. Одно время он даже пытался изучить историю Беляниново, подробно расспрашивая сына об этом местечке. Даже нашёл в электронной библиотеке какие-то материалы, на рабочем столе компьютера создал папку, содержимое которой вывел на бумагу, но отвлёкся на срочную работу, за ней последовал ещё один проект, в итоге он так и не вернулся к своим находкам в Беляниново.

– Я пью чай, – просто ответила Вика, – у тебя научилась сидеть на крыльце с чашкой чая. А знаешь, хорошо так, просто хорошо, – она подвинулась, давая возможность мужу сесть рядом.

– Василиса спит? – Вадим сделал глоток из кружки Виктории.

– Спит, мы сегодня много ходили. И знаешь, где были?

– Где же? Неужели дошли до реки?

– Нет, до реки мы ещё пока не добрались, зато попали в гости, – сообщила Виктория.

– В гости? – удивился Вадим. – У кого же?

– У Марьи Ивановны! Ты её помнишь?

– Марья Ивановна, – Вадим напряг память. – Это дом в конце деревни? Неужели та самая Марья Ивановна… – он улыбнулся.

– Та самая, – Вика закивала, поставила чашку рядом с собой. – Знаешь, я вспоминаю то лето со смешанным чувством, – смущённо призналась. Вадим положил руку ей на плечо.

– А я с удовольствием, – он хитро прищурил свои зелёные глаза с густыми ресницами.

– Ну, ещё бы, тогда в тебя влюбились сразу две красивые девушки, – воскликнула Виктория, – ого-го какой повод повысить свою самооценку.

– Что я успешно и делал, – засмеялся Вадим. – Так что Марья Ивановна? А почему мы её не видели прошлые года?

– Ты, когда бывал здесь, то просто не вспоминал, что на конце деревни есть домик, где живёт такая, как Марья Ивановна, я же в Беляниново стала приезжать лишь в последние годы. А Марья Ивановна перенесла тяжёлый инфаркт. Она долго приходила в себя, лишь в этом году дети решили привезти маму в Беляниново на лето. Вот мы и встретились, – объяснила Виктория. – Нас с Васей пригласили зайти.

– Понятно, – кивнул Вадим. – Ну и как в гостях у Марьи Ивановны?

– Нам понравилось: благоухающий чай, халва, клубника в мисочке, которую Вася уплетала за обе щёки. А ещё ей позволили стучать деревянной ложкой по столу столько, сколько хочется. Васька была очень довольна.

– Ещё бы! – усмехнулся Вадим. – Я бы на её месте тоже был счастлив, а то чуткие уши родителей не дают сделать всласть ни одну шалость.

– Ну, говорят же, что бабушки и дедушки балуют внуков без меры, – Вика положила голову на плечо мужу.

– Что верно, то верно. По нашей Васе это тоже заметно. Ей только дай слабину. Особенно в том преуспели обе наши матери – драгоценные бабушки Василисы Вадимовны. Приходится потом исправлять плоды их беззаветной любви. Ладно, я в кладовку, чтобы окончательно навести там порядок, мне осталось совсем немного, – он поднялся с места.

– Хорошо, я посмотрю, не проснулась ли дочь и, может, дойду до магазина? Очень хочется мороженого. Тебе взять? – Виктория зашла в дом вслед за супругом.

– Да, купи мне вафельное – две пачки, – уже из кладовой крикнул Вадим.

Виктория вышла из дома, сдвинула на кончик носа солнечные очки, осмотрела дорогу – недавно проехал грузовик, и после него поднялась пыль. В деревне так толком и не сделали асфальтную дорогу, каждый год планировали, хотя в сторону коттеджа дорога была вполне приличной. Но не деревни. Нет, на самом въезде было что-то наподобие асфальта, правда, потрёпанного, но на этом всё и кончилось. Далее, грунтовка. Хорошо, что их с Вадимом дом находился в самом начале деревни, в непогоду можно было ещё проехать. С трудом, но проехать, не рискуя увязнуть по самые ручки дверей автомобиля.

Когда пыль улеглась, Виктория подтянула сумку на плече и направилась по дороге к небольшому деревенскому магазинчику.

– Здравствуйте, – услышала она детский голос. Повернула голову: Валя, засунув босые ноги в промежутки между кольями забора, примостила их на горизонтальной доске, а руками держалась за верх. Сегодня она была расчёсанной. И улыбалась.

– Здравствуй, Валечка, – в ответ улыбнулась Виктория, подняла на лоб тёмные очки.

– А где ваша дочка? – спросила девочка.

– Поскольку она ещё маленькая, то после обеда спит, – пояснила Вика.

– А вы гуляете?

– Я иду за мороженым, – сообщила Вика. – Ты какое любишь?

– Я всякое люблю, – Валя спрыгнула с забора, вышла на улицу, с трудом открыв старую ржавую калитку. – Только мне редко его покупают. Но это ничего, ведь, правда? Зато у меня не будет болеть горло.

– Подожди меня, пожалуйста, я скоро вернусь, – вмиг приняла решение Вика, – только не уходи, Валечка, да? – она почти бегом направилась в магазинчик. Как назло там была очередь, а продавщица из-за жары еле шевелилась. Самодельный вентилятор на подоконнике не справлялся с застоявшейся духотой, а просто гонял туда-сюда тёплый воздух.

Когда Виктория с мороженым подошла к забору, где ещё недавно разговаривала с девочкой Валей, той уже и след простыл. Она лишь заметила, что когда закрывали старую калитку, прихватили пучок давно некошеной травы, которая теперь торчала во все стороны.

Глава 15

– Я так понимаю, вы интересуетесь исключительно девятнадцатым веком? – Надя подняла голову. Перед ней стоял всё тот же молодой человек в роговых очках, да, тот самый, который показал ей расположение залов.

– Почему вы так решили? – Надежда слегка покраснела. Ей не очень-то хотелось выдавать свой интерес к изделиям именно этой эпохи.

– Потому что вы почти бегом прошли остальные залы, а в этом очень внимательно и довольно долго рассматриваете представленные выставкой экспонаты, – он поправил очки на длинном тонком носу. – А хотите, я угадаю для чего вам это надо? – тут же спросил он.

– Попробуйте, – Надя внимательно смотрела на него, пытаясь определить – почему он подошёл именно к ней. У неё вдруг возникло ощущение, что она – шпион, который на грани провала. Она даже головой мотнула: ну что за дурацкие мысли? Воображение не на шутку разыгралось.

– Вы, скорей всего, пишете какую-то работу, связанную с темой украшений и мужской моды именно XIX века. Может быть, работа даже научная, – выдал он, довольный своим предположением.

– А почему не просто статью для журнала? – Надя невольно улыбнулась. Оказывается, быть шпионом нервно и забавно одновременно.

– Не-е-т, – молодой человек сразу отмёл эту мысль, – исключено.

– Почему же? – Надежду стал забавлять разговор.

– Вы не делаете фотографий. И вы не похожи на журналистку. У вас лицо человека интеллектуального, начитанного, – он опять поправил, то и дело съезжающие на кончик носа, очки. Они скользили по нему будто по трамплину.

– А у журналисток, значит, лица иные? – она усмехнулась.

– Да, в основной своей массе иные. Так я угадал?

– Угадали, да, я не журналистка и мне, действительно, нужны сведения об украшениях этой эпохи, причём, определённой тематики, – она скосила глаза. – Именно этот стенд больше всего привлёк моё внимание.

– Извольте, могу рассказать всё, что знаю, – охотно предложил свою помощь молодой человек, – тем более что тема мне близка, антиквариат прекрасен в любом исполнении, – он откашлялся, опять поправил очки. Даже приосанился.

– … Итак, с левой стороны стенда на ткани жемчужного цвета нашему взору предстает несколько видов шатленов, – начал свой рассказ молодой человек.

– Шатленов? – переспросила Надежда. – Насколько мне известно, шатленом во Франции именовался владелец феодального замка, а в Англии всего лишь кастелян, управляющий и главный ключник, так ведь?

– Всё верно, именно так, – подхватил молодой человек. – Отсюда и появилось название цепочки с зажимом, к которой крепились различные функциональные предметы: ключи, ножницы, блокноты, часы, флакон с духами, табаком, очки, медальоны, печатки и много других мелочей.

Первые шатлены отличались простотой и практичностью, это был обычный цепной пояс, обхватывающий талию человека, к которому крепилось несколько более мелких цепочек. Постепенно внешний вид шатленов стал изменяться. К началу XVIII века это был уже самостоятельный аксессуар, цепляемый к одежде при помощи специальной клипсы. Он стал более массивным и оброс декором. Знатные особы предпочитали шатлены из золота и серебра, покрытые эмалью и гравировкой. Ювелиры старались перещеголять друг друга, к примеру, табакерки для шатленов делали из рога, перламутра, черепахи, дерева с инкрустациями из агата, цитрина, гелиотропа, оправляли в золото и серебро, украшали драгоценными камнями. А записные книжки делали пяти-шести страничными из слоновой кости. Обратите внимание как раз на такой шатлен, – рассказчик указал на витрину, – небольшого формата записная книжка из слоновой кости, на ней рисунок витиеватого растения и свернутый рулоном лист бумаги, к клипсе прикреплена серебряная ручка.

– Да, вижу, – Надя наклонилась над витриной стенда, чтобы рассмотреть поближе. В принципе, она уже увидела то, зачем пришла. Но решила не перебивать своего случайного собеседника, а плавно подвести его к тому, что её интересовало на самом деле. Тем более что он рассказывал интересно.

– Вот ещё серебряный шатлен, – он показал чуть правее, – любопытно, что его клипса изготовлена в виде осьминога, к щупальцам которого крепятся цепочки с курительными принадлежностями – трубка, флакон с табаком, шомпол для чистки трубки, а также часы и медальон, которого с изображёнием рака на крышке.

– Да, прелестная вещь, – заметила Надежда. – А что это? – она показала на довольно скромное, но необычное украшение в виде широкой и плотной цепи, по центру которой был расположен двуглавый орёл. Такой же орёл, но меньшего размера, был прикреплен к шатлену с помощью кованого кольца.

– Шатлен изготовлен во Франции, серебро 800-ой пробы, позолота. Конец XIX века.

– Вижу здесь и шатлен из золота, верно? – показала Надя на украшение по центру витрины.

– Верно, – кивнул молодой человек. – Прекрасная вещь из золота, инкрустированная жемчугом и турмалином. Стекло часов обрамлено бриллиантовой крошкой. Автор этой работы французский художник-ювелир Алексис Фализ. С 1835-1848 и с 1864г. возглавлял собственное ателье в Париже. В 1868 году вместе с Фонтенэ организовал профессиональную школу рисунка для ювелиров. В 1876 году ювелирной мастерской руководил его сын Люсьен Фализ. Для изделий отца и сына характерны японизмы: использование эмали клуазонне в подражание изделиям Китая и Японии.

– Клуазонне? – переспросила Надя. – Кажется, в Англии одно время пользовались огромной популярностью украшения из перегородчатой эмали, выполненные в технике клуазонне? – она вдруг вспомнила рассказы свёкра о коллекции зажигалок, он увлечённо говорил о разных видах техники, в том числе упомянул перегородчатую эмаль, клуазонне тоже звучал.

– Да-да, – тут же согласился молодой человек. – Я вижу, что не ошибся в своих предположениях, вы, действительно, имеете представление о том, что я рассказываю.

– Ну, моих знаний куда меньше, чем вы думаете, – искренне призналась Надя, – но, благодаря вам, я их быстро и качественно пополняю. Продолжим? Больше всего меня заинтересовала вот эта вещь. Расскажите мне, пожалуйста, о ней, – попросила она и указала на аграф. – Это брошь?

– Да, точнее, аграф, – молодой человек наклонился над стендом. – Он из частной коллекции, вот здесь есть фамилия владельца – Арлаускас. Вещь прекрасна, но, опасаюсь, что не смогу рассказать вам никаких подробностей.

– Почему? – удивилась Надежда. Она постаралась скрыть волнение, которое её охватило уже во второй раз. В первый, когда она заметила на витрине аграф, ещё во время рассказов молодого человека, но сделала вид, что пока не обращает на брошь никакого внимания. А теперь сама попросила рассказать и заволновалась. У неё почти не осталось сомнений в том, что аграф – часть коллекции её свёкра. Супруг был прав.

– Дело в том, что именно этим аграфом занимался Глеб – мой коллега. Все переговоры с владельцем и доставку организовывал он. Хотя за Глебом закреплёна часть зала современной мужской моды, но идея поместить сюда аграф принадлежала исключительно ему. Наша куратор пошла навстречу, хотя в изначальном варианте на выставке аграф не предусматривался, – покачал головой молодой человек.

– Даже так, – протянула Надя. – А что же нам делать? Можно мне как-то с этим Глебом поговорить? Мне, ну просто необходима информация об аграфе. Именно эта вещь произвела на меня наибольшее впечатление. Летящая комета с двумя хвостами, необычное сочетание камней.

– Я разделяю ваше восхищение, правда, – закивал молодой человек. – Давайте сделаем так: я поищу Глеба, возможно, он ещё не ушёл, и попрошу его подойти к вам?

Глава 17

Надя проснулась среди ночи, словно её кто-то толкнул. Она резко села в кровати. Мужа рядом не оказалось. Надежда прислушалась – похоже, он был в гостиной.

– Что случилось, Николенька? Не спится? – она увидела, муж что-то искал.

– Проснулся от боли в спине, Надюш, наверное, действие обезболивающего уже кончилось. Терпел-терпел, да стало невмоготу. Прости, что невольно тебя разбудил.

– Я сама проснулась, – она принесла ему стакан с водой. – Выпей лекарство, а я ещё намажу тебе спину.

Надя долго не могла уснуть, она несколько раз заглядывала в спальню, чтобы убедиться – муж спит. Значит, боль ушла. Надежда вышла на балкон, стала смотреть на спящие дома большого города. Лишь в паре окон горел свет. Там тоже, наверное, не спали. Зато двор был хорошо освещён.

Вдруг хлопнула дверь и из соседнего дома вышла женщина с собачкой. Надя раньше никогда их не видела. Обе были весьма забавного вида: женщина одета во что-то немыслимо мешковатое, перетянутое в нескольких местах яркими поясами, на голове тюрбан, на ногах туфли с вытянутыми почти по-клоунски носами. Породу собачки было определить трудно: клочковатая шерсть цвета сухого песка, короткие лапы и стоячие уголками уши. Женщина хотела закурить, но собака её так потянула вперёд, что та уронила пачку сигарет, так и не открыв её. Хозяйка собаки возмущаться не стала, а послушно почти побежала за нахальной клочковатой псиной. Наблюдая за всем этим, Надя подумала, что это собака вывела хозяйку гулять, а не наоборот. Скоро рассвет, всё-таки надо хоть немного поспать, она обещала подъехать к открытию выставки.

Как только Надя легла, сразу же провалилась в сон – глубокий и без сновидений. Она едва не проспала, хотя ей показалось, что легла буквально несколько минут назад. Будильник был выключен ею ещё ночью, чтобы не мешать сну супруга. Надя тихонько поднялась с кровати, накинула на плечи халат. Николай спал, даже не пошевельнулся.

Она быстро сварила себе кофе – есть особо не хотелось, приняла душ, подкрасила глаза, распустила волосы, оделась в шёлковое платье, выскочила на улицу. Подняла голову, посмотрела на окна своей квартиры – супруг так и не проснулся. И это хорошо, потому что она хотела съездить одна, интуитивно чувствуя, что присутствие мужа помешает ей узнать больше. Она как женщина, не могла вчера не заметить, что произвела впечатление на Константина – забавного мальчика в очках с роговой оправой. А значит, он ей не откажет в любой просьбе.

Сегодня пришлось оставить автомобиль куда дальше от выставки, чем вчера, парковки улиц и проспектов были переполнены. Надежда посмотрела на себя в зеркальце, поправила волосы, обновила помаду на губах, в целом осталась довольна своим видом. Потуже застегнула ремешки на обеих босоножках и решительно направилась к павильону.

– Так, давайте по порядку, – сказал следователь Турчанинов, он только что вошёл в помещение выставки, где уже вовсю работали оперативники, они наперебой стали докладывать ему о случившемся. Тут же была куратор выставки – нервная средних лет женщина с фигурой подростка и чрезмерно короткой стрижкой, зато в ушах золотые серьги с большими зелёными камнями. Пока она говорила, серьги безостановочно колыхались, как маятники. Немудрено, в самой мочке уха было что-то в виде подковы, за которое крепилось витиеватое кольцо. К нему ещё одно кольцо, в которое-то и был вставлен камень. Турчанинов почесал в затылке, зачем женщины носят такое? Странное понятие красоты, однако. Лучше бы волосы отрастила. Он ещё раз посмотрел на куратора выставки, надо остановить бесполезный поток её речи и самому задавать вопросы, иначе эта дама его окончательно запутает, достаточно её маятников в ушах.

– Милена… – он попытался вспомнить отчество куратора.

– Милена Давыдовна, – тут же подсказала она, почему-то щёлкнула пальцами. Турчанинов несколько удивлённо посмотрел на этот жест, но комментировать не стал.

– Итак, Милена Давыдовна, я задаю вопросы, вы отвечаете. По возможности, лаконично и по делу, хорошо? – сказал следователь.

– Да, вот я и говорю.

– Говорю здесь я, вы отвечаете, – бесцеремонно перебил Турчанинов. – Кто последним ушёл вчерашним вечером из павильона?

– Я последней ушла из павильона, – ответила куратор, – точнее, мы ушли последними.

– Мы – это кто? Вы и? – стал уточнять следователь.

– Я и Марк Чередеев – один из моих помощников, – ответила куратор.

– Так, Марк Чередеев, – записал Турчанинов, – Паша, мне нужен этот самый Марк, возьми список всех сотрудников выставки и, прежде всего, найди телефон Чередеева, – обратился он к одному из оперов. Тот кивнул. – Кто из вас включил общую сигнализацию? – он опять повернулся к куратору.

– Марк, – быстро ответила она. – Обычно её включает один из наших сотрудников. Тот, кто уходит последним.

– Понятно, значит, каждый из ваших сотрудников знает, как включить или выключить сигнализацию всего павильона, – сделал вывод Турчанинов.

– Это же очевидно, – куратор тряхнула головой, и серьги опять заколыхались.

– Ну да, – задумчиво согласился следователь. – Что у нас там с Марком?

– Евгений Борисович, он не отвечает на телефонный звонок, – ответил оперативник.

– Подождём, может быть, он в пути на работу, хотя, – посмотрел на часы, – должен быть уже здесь. Чередеев всегда опаздывает? – повернулся к Елене Давыдовне.

– Нет, вообще-то он пунктуален. По крайней мере, за всё время выставки ни разу не опаздывал, – сказала она.

– А раньше?

– И раньше никогда не опаздывал, – не скрывая раздражения, ответила куратор.

– Мне надо будет поговорить с каждым из ваших сотрудников, – не обращая внимания на её тон, сказал Турчанинов. – Да, хочу уточнить вот ещё что: пострадал лишь один зал? Правильно я понимаю?

– Правильно, мужская мода и украшения XIX века. Разгромлены три стенда, из них украдены почти все экспонаты, – ответила куратор.

– Почти? – переспросил Турчанинов.

– Те, которые представляют и историческую, и материальную ценность, – она поджала губы, накрашенные тёмной помадой.

– Составьте мне список украденного и соответственно укажите в нём ценность каждой вещи. – Турчанинов достал из кармана платок и вытер им лоб. В залах не включили кондиционеры, и становилось душно. Июль в этом году вообще решил добраться до отметки +35. В такое время лучше всего у моря, а тут приходится ловить преступников.

– Евгений Борисович, – появился оперативник, – прибыл Марк Чередеев.

– Давай его сюда, Паша, – Турчанинов перевернул листок блокнота.

– Здравствуйте, – в зал вошёл молодой человек – высокий, статный. Одет, как с иголочки, эдакий красавчик – любимец женского пола. И такой занимается искусством? Турчанинов ухмыльнулся.

Глава 18

С самого утра погода испортилась, хотя обычно так думают те, кто живёт в городе, а вот сельскому или деревенскому жителю дождь в радость, особенно в летнюю пору. Сначала небо недовольно хмурилось, потому что ветер всё пригонял и пригонял мешковатые серые тучи, которые, наконец, собравшись вместе, обрушили на землю шумный проливной дождь. Он забарабанил по скатам крыш домов и сараев, звонко и ритмично застучал по пустым вёдрам, мискам и бидонам, оставленным во дворе или на грядках, скатывался с листьев деревьев и омывал на них уже успевшие разрумяниться плоды. Земля в удовлетворении разбухала, разопревала, впитывая в себя живительную влагу, подаренную небом.

– Доброе утро, – Виктория стояла на крыльце в одной рубашке и слушала дождь. Потянулась, зевнула, взъерошила волосы, обернулась на голос супруга.

– Доброе утро, Вадик, – отозвалась она. – Ты давно проснулся? – спросила, заметив, что он уже одет в комбинезон, в котором обычно копался либо в гараже, либо в кладовой.

– Давно, ещё до дождя, – Вадим чмокнул её в щёку. – Смотри, какое небо вдали, – показал рукой. – Видишь, просвет? Какая чистая лазурь, неземная.

– Правда, восхитительно, – закивала Вика.

– А слышишь такой звук, будто тоненько играет флейта? – спросил он, – прислушайся, такое фю-ю-ю.

– Кажется, слышу, – Вика застыла, – да, слышу. А что это за птица?

– Это иволга, она ещё поёт в начале июля, одна из немногих. Кстати, очень красивая птица с лимонно-чёрным окрасом, – стал пояснять Зорин. – Иволги прилетают позже остальных птиц – в конце мая. А знаешь, почему?

– Почему же? – Вика прищурилась, пытаясь обнаружить эту чудесную певунью на близлежащих деревьях. Но без очков это было невозможно, да и с хорошим зрением не всегда удаётся найти птицу среди густой кроны.

– Из-за слишком яркого окраса, иволге важно, чтобы деревья полностью распустили свои листочки.

– Как просто и как мудро, – восхитилась Виктория, – Вадик, ты просто кладезь знаний.

– Есть немного, – улыбнулся он, – а теперь ещё прислушайся. Звук стал похожим на кошачий крик, верно?

– Верно, – Вика удивлённо приподняла брови. – А это что за птица?

– Всё та же иволга, – развёл руками Вадим. – Она способна издавать весьма непохожие друг на друга звуки, от пения флейты, кошачьего визга и до стрекота. Поэтому её иногда и называют лесной флейтой и лесной кошкой.

– Вадюша, а ещё какие птицы поют в июле? – Вика прижалась к мужу. – Ты сказал, что их немного.

– Ещё летом может петь чечевица, тоже красивая птица с красной головкой и розовой грудкой. Если услышу её пение, сразу обращу твоё внимание. Когда чечевица поёт, то слышится очень смешная фраза «Витю видел?», – рассказал Вадим. Виктория засмеялась. – Ещё в июле поют славки и камышовки. Но их здесь не слышно.

Дождь кончился, лазурь разлилась по всему небесному куполу, на котором стала видна радуга. Один её конец уходил за последний дом деревни, словно прятался в его крышу, верхняя часть дуги зависла над пролеском, а другой конец семицветки упирался в берег реки.

– Василиса, – смотри, как красиво, – Вика взяла дочь на руки и показала ей радугу.

– И-и-и! – выдала звук восхищения девочка. Такую огромную радугу она видела впервые.

– Мы с тобой позавтракаем, за это время подсохнет дорога, и мы пойдём гулять к лесу, хорошо? – сказала Виктория, спуская девочку на пол.

– Гуять! – одобрила Василиса и побежала в дом.

Вадим в задумчивости стоял на пороге чердака – с чего бы начать? Оттащить и выбросить вон те обрезки досок, но куда? Они вроде вполне пригодные, мало ли, для чего понадобятся. А банки с краской? Две из них даже не открыты, в одной краски на дне. Он почесал в затылке, пожалуй, надо начать с того, что настежь открыть окно – слишком душно, да ещё дождь прошёл. Зорин распахнул окно, выглянул наружу – свежий ветерок буквально ворвался в помещение, пролетел по нему, стукнулся в косяк, затем в открытую дверь и создал лёгкий сквозняк.

Вадим подтянул лямки комбинезона и принялся складывать доски в одно место, он потом решит, куда их использовать. В том же углу расположились банки с краской, в найденной внизу коробке, пришлось спуститься в гараж, Зорин сложил обрезки плинтусов, пластиковые декоры, три кусочка металлических уголков. Здесь же остатки керамогранита и даже декоративный кирпич. Когда Вадим обнаружил нераскрытую упаковку плиток, то основательно озадачился: он не помнил, чтобы покупал или заказывал такую плитку. После некоторых раздумий, пришёл к выводу, что эту плитку покупал отец и, по всей, видимости, тоже привёз сюда. Только почему одна упаковка? А может, эта плитка осталась от магазина? Ладно, пусть лежит, как и рулон целлофана, два рулона обоев и пачка клея.

Пока Зорин всё перетаскивал и складывал в одно место, несмотря на ветерок в чердачном помещении, взмок, поэтому решил отдохнуть. Он уселся прямо на сложенные доски, захотелось пить. Но для этого надо спускаться вниз, ладно, остынет – спустится.

– Ну как ты здесь? – неожиданно в дверном проёме чердака появилась Виктория. Она уже накормила дочь и одела её на прогулку.

– Нормально, вот разбираю залежи, сел отдохнуть, душновато, конечно, но раз взялся, – сказал Вадим, вытер тыльной стороной ладони лоб.

– Вижу, – Виктория покачала головой. – Минутку, я сейчас вернусь, – она быстро исчезла из поля зрения. Вернулась, действительно, быстро, в руках бутылка с водой.

– Как ты догадалась? – восхищённо произнёс Вадим, стал жадно пить воду, даже облил ею шею и грудь.

– Я беру пример с Нади – она удивительно точно умеет угадывать желания своего мужа, – засмеялась Виктория. Вадим засмеялся в ответ, обнял и поцеловал Викторию.

С приподнятым настроением, утолив жажду и взбодрившись, Вадим продолжил разбирать чердак. Дело дошло до архива и бумаг отца. Тубус с чертежами он решил всё-таки выкинуть, точнее, саму конструкторскую документацию, хотя, кому сейчас нужен и тубус? Затем открыл большую папку с какими-то расчётами и картинками, скорей всего, различные ноу-хау отца, его рационализаторские идеи, причём, устаревшие – ну, судя по желтизне бумаг и рукописному тексту. Хотя, вот тут уже печатный текст машинки. А это что?

Вадим вытащил из бумажного мешка целую пачку перевязанных суровой ниткой писем. Много, очень много писем. На письме сверху прочитал адрес и присвистнул в удивлении. Письмо оказалось в Ленинград. От его матери отцу. Зорин стал развязывать верёвку, узел на которой слишком затянулся, но тот ни в какую не поддавался. Вадим попытался порвать нитку зубами – тщетно. Покрутился в поисках чего-то острого – на одной из полочек у стены лежал забытый маленький ножик. Вот уж кстати! Вадим разрезал верёвку, вытащил из пачки первое письмо. Покрутил конверт в руках, у мамы был смешной, почти детский почерк. На обратной стороне конверта, там, где шла линия склеивания, было нарисовано сердечко. Вадим усмехнулся, вытащил вдвое сложенный тетрадный листок.

Глава 19

Всеволод так закрутился на работе, что лишь ближе к концу дня вспомнил – он опять не пообедал. Есть, правда, не хотелось – из-за жары. Он ещё с утра нарочно отключил в офисе кондиционер и открыл окна, чтобы дышать, пусть и несвежим московским воздухом, но всё же без искусственно создаваемой прохлады.

В телефоне было несколько пропущенных звонков, среди них – звонок матери. Всеволод вздохнул, подумал о том, что теперь совсем не рад звонкам мамы, хотя она и раньше не отличалась сентиментальностью и обычно звонила по делу, либо выказать своё недовольство, к которому он относился довольно спокойно. Это Димка всегда переживал из-за претензий матери, побаивался их, Всеволод же часто шутил по этому поводу и вообще являлся, ну если не буфером между ними, то посредником. Иногда и миротворцем. Фаина Витальевна прислушивалась к его мнению, одному из немногих в своей жизни. Правда, убедить её по поводу выбора Димы он так и не сумел.