– Хорошие манеры, – Надя произнесла эти слова, как только свекр замолчал. Поднялась со своего места, сделала несколько шагов в сторону окна, обернулась, – действительно, в них нет ничего плохого, но до тех пор, пока они не начинают вытеснять подлинное внимание, участие, симпатию.

Фертовский-старший расширил глаза.

– Знаете, чем в социуме, которым Вы так гордитесь, нередко подменяется такое понятие как искренность? Дешевым суррогатом выхолощенных манер! Не верю, что Вы никогда не ощущали этого на себе. Тем более что среда-то не совсем Ваша, социум не родной.

– Что Вы имеете в виду? – выдавил Фертовский. Он был поражен речью невестки – такой открытой и даже дерзкой.

– Мне было любопытно узнать кое-какие факты, понять, чем же так гордитесь Вы в отношении своего рода. Ощущение «голубой» крови – это лишь психологическая составляющая собственного сознания, активно навязанная, как правило, внешними факторами. Вы просто хотите казаться таким, в это верите, наверняка, искренне. Внушение – великая вещь.

– Я не желаю Вас больше слушать, – он стал злиться. – Вы пришли сюда, чтобы унижать меня?

– Отнюдь, – Надя не теряла самообладания, хотя видела, как багровеет лицо ее оппонента. В гневе даже Николай его боялся и предпочитал не раздувать пламя, но Надя осознавала, зачем пришла сюда, и что второго шанса быть не может.

– Я вовсе не собиралась Вас унижать, Владимир Григорьевич. Несмотря ни на что, я уважаю Вас как отца своего мужа, Вы вырастили и воспитали Николая и, наверное, по-своему его любите. Вот только ему слишком сложно с этой Вашей любовью. Позвольте ему самому делать выбор, ошибаться, выигрывать, идти вперед, познавать. Каждый сам строит свою жизнь.

– Деточка, Вы и понятия не имеете о том, как больно родителям, когда их ребенок несчастлив, когда он идет по ложному пути.

– Ложному? Но ведь истина – понятие весьма относительное, и она таит в себе столько загадок, она так непредсказуема.

– Мне неясны Ваши намеки, – он больше не злился, но явно потерял интерес к разговору, более того, демонстративно поглядывал на часы и тем самым давал понять, что желает избавиться от общества Нади, как можно скорее.

– Я позволила себе исследовать родословную Вашей фамилии – Фертовский, – она поняла, что медлить больше нет смысла, пора открывать все карты. – У нее очень интересный корень, в старославянском языке это буква «Ф», ее название. Но именно этот путь меня никуда не привел, как я не старалась раскопать что-либо. Если не кириллица, тогда латиница, решила я. Так и есть! – глаза ее засияли. Свекр поджал губы. – Изначально Ваши потомки были вовсе не Фертовскими. Тульская губерния XVII века, крестьяне Астафьевы, – Надя достала из сумочки свернутый рулон, раскатала его на столе. Длинный список имен и фамилий был оформлен в виде древа с ветвями, стволом и корнями. У корней внизу стояло имя «Иван Астафьев». – Замечательный, надо признать, был человек, славился своими изобретениями на всю округу, имел грамоту от самого губернатора.

– И причем здесь я? – Владимир Григорьевич поморщился. Само слово «крестьянин» уже его смущало.

– А Вы смотрите дальше, – Надя указала на ствол, – видите, здесь, начало XIX века, правнук Ивана Астафьева – Александр, участвовал в войне 1812 года. Я выяснила, что он отличился в нескольких сражениях, был ранен, представлен к награде.

У Александра родились две дочери, одна из которых – Екатерина – отличалась незаурядными музыкальными способностями, к тому же прекрасно пела. Будучи на гастролях в Англии, она страстно влюбилась в весьма среднего скрипача, обедневшего английского дворянина, можно сказать, голову потеряла из-за него. Привезла в Россию к отцу и выложила все начистоту: дескать, влюблена, честь отдала, другого пути нет, как идти под венец. Вторая дочь тем временем твердо решила уйти в монастырь. Матушку чуть удар не хватил.

Делать нечего, обвенчали Екатерину и Джона в местной церкви, и стала она носить фамилию Ферт или Ферс, на конце буква «с», это если по-английски, а на русский манер «Ферт». Так Астафьевы превратились в Ферт.

Однако это не все. Непривычная русскому слуху короткая фамилия Ферт стала Фертовской из-за ассимиляции с польской княжной Беатой Блажевич. Только тут произошло вливание аристократических кровей. Муж ее, Вениамин Ферт, был простым врачом, правда, невероятно красивым. Вот и влюбилась Беата. Вздорная, авантюрная, она была проездом в России, путешествовала, подхватила простуду в маленьком городке. Доктор, который ее лечил, просто свел ее с ума своей обходительностью и внешней красотой. Беата решила женить его на себе, взяла фамилию мужа, но на польский манер, уговорила и его на это. Так появилась семья Фертовских.

Глава 72

– Вот Ваши Вениамин и Беата, – Надя указала на ветви древа с правой стороны. – Продав в Польше свой маслозавод, пани Беата перебралась в Россию. Предприимчивая, надо сказать, была женщина. Она и в Российской империи жила на широкую ногу, но не только благодаря своему наследству. Ум имела аналитический, разбиралась в экономике, приняла участие в нескольких прожектах и получила с них солидную прибыль, при этом меценатствовала, даже зналась с родом Юсуповых. Правда, с мужем жила плохо, он не одобрял ее образа жизни, не привык к такому. В весьма, по тому времени, солидном возрасте родила ему сына Андрея или Анжея, который унаследовал от матери все выдающиеся качества ее ума и характера, а от отца – внешнюю красоту. Женился он удачно, тем самым приумножив капитал семьи, но самое важное, что впоследствии смог уберечь, то есть спрятать, часть капитала от Советской власти, но спрятал не только капитал, но и свое происхождение. Женился, заимел двух сыновей, одного из них назвал Григорием, ну, а дальше Вы сами знаете, Владимир Григорьевич, – Надя умолкла – все что хотела, сказала, даже больше. Рассказ прозвучал эмоционально и живо, по крайней мере, собеседник не перебил ни разу и было заметно – слушает внимательно.

Несомненно, родословная богатая, есть чем и кем гордиться, а родоначальниками все же были Астафьевы – крестьяне Тульской губернии, от которых не открестишься. И почти в каждом поколении были мезальянсы, то с одной, то с другой стороны.

Фертовский молчал, вероятно, обдумывал услышанное. Сомневаться в словах невестки не приходилось, часть из рассказанного он знал от своего отца и дяди, но только часть и именно ту, о которой они предпочитали вспоминать.

– Мне нечего добавить, – Надя прервала безмолвие, так и не дождавшись никакой реакции от свекра. Впрочем, то, что он не возражал, не выдвигал никаких контраргументов и не пытался что-то доказать, ее вполне устраивало. Спорить, тем более, ссориться с ним она не собиралась. Направилась к выходу, не успела протянуть руку к двери, как та открылась сама.

– Ты?! – глазам своим не поверила. – Как ты здесь оказалась? – она обернулась, посмотрела на свекра. Он нервно взъерошил волосы, прищурил один глаз. Хватило прихода невестки и ее речей, чтобы выбить его из колеи, а тут она еще увидела Машу.

– Я к Владимиру Григорьевичу, – Маша переступила порог комнаты, смотрела на Надю испуганно, но уходить не собиралась.

– Значит, это та самая Маша? – догадалась Надя. Мир тесен, а реальность способна на такие чудеса, которые вовек не придумать. – Владимир Григорьевич, Вы ждали именно эту девушку?

– С какой стати я должен перед Вами отчитываться? – наконец он пришел в себя. – Я в своем доме и принимаю гостей по своему усмотрению. Между прочим, Вы в их число не входите. Не будьте столь наивны, ожидая, что после Вашего исторического экскурса в прошлое моих предков, я кардинально поменяю свое мировоззрение. Не скрою, что есть любопытные факты моей родословной, есть чего стыдиться, однако гордости за своих предков и фамилию я испытываю больше. И уж точно останусь при мнении, что мезальянсы губительны.

– Спасибо за искренность, – Надя позволила себе улыбнуться, перевела взгляд на Машу, вдруг заметила из-за открытой двери чемодан. – Ты пришла сюда насовсем?!

– Да, – Маша подняла на нее глаза, стала переминаться с ноги на ногу.

– Родители знают?

– Мы поссорились, я ушла из дому.

– Позвольте, на каком основании этот допрос? – вмешался Фертовский, не понимая, что происходит. Невестка дерзко пересекла все границы дозволенного. Он подошел к Маше, взял ее за руку, та покраснела. – Останется Мария здесь или еще где-нибудь – это не Ваша забота, как и наша с ней жизнь, – он посмотрел на девушку с такой нежностью, что у Нади отпали все сомнения.

– Владимир Григорьевич, а как же мезальянсы? Вы не опасаетесь их губительных последствий? Вы и Маша…

– Причем здесь мезальянс? – раздраженно перебил он. – Я говорил, прежде всего, о браке моего сына с Вами.

– Если в моем лице Вы видите абсолютно другой социум и, несомненно, гораздо более низкий, то, наверняка, не станете отрицать, что и мои родственники занимают примерно ту же ступень?

– Это очевидно, – по слогам выговорил он.

– В таком случае, поздравляю Вас с самым прямым попаданием: Мария Свиридова – дочь моей двоюродной сестры! Видите, Владимир Григорьевич, как бы Вы не хотели, родства Вам со мной никак не избежать. В роду Астафьевых-Фертовских одна из самых повторяющихся закономерностей – неравные союзы. Может, поэтому у Вас в поколении столько талантливых и красивых представителей? Поразмыслите на досуге, – она повернулась к племяннице, – Машенька, ты твердо решила здесь остаться? Подумай, не поторопилась ли ты?

Маша посмотрела на Фертовского, он был ошарашен, растерян, слишком много за одно утро: визит невестки, ее разговор, разумные, на удивление, доводы, и Маша. Они только обсуждали ее переезд к нему, но не решили окончательно, а тут оказалось, что она еще и родственница Надежды.

– Я не знаю, – видя смятение мужчины, Маша и сама растерялась. Еще недавно он был так уверен в своих чувствах, говорил о любви к ней, о том, что и не мечтал в свои зрелые годы встретить такую, как она, и получить взаимность. Маша всей душой ощутила тоску его одиночества, узрела за фасадом сдержанности и холодности его бедное сердце, полное нерастраченной нежности и желания любить. Ее не волновало, что он намного старше, преподает в ее ВУЗе, что слывет весьма строгим и неуступчивым человеком. Перед ней он предстал совсем другим, он открыл ей себя, и эта истина ее ошеломила. А сейчас он молчал и даже отпустил ее руку.

– Мне надо идти, – Надя поняла, что эти двое должны сами разобраться и понять: чего же они на самом деле хотят? – Машенька, поступай так, как велит твое сердце, слушай только его.

Она кивнула, проводила взглядом Надю, ссутулив плечи, стояла спиной к Фертовскому, боялась обернуться. Нелепо все: разговоры про неравный брак, присутствие Нади, и то, что она, оказывается, невестка Фертовского. Дома как-то раз дискутировали на тему ее замужества, хвалили супруга и осуждали его отца: от него, по словам матери Маши, у Нади были одни неприятности – высокомерный вздорный старик! Но имена и фамилии ведь не произносились. Если бы Маша знала тогда? И что бы это изменило? Наверно, все. Ведь она бы в этом случае смотрела на Владимира Григорьевича с предубеждением и даже мысли не допускала бы, что он может ей понравиться. Не просто понравиться, а тронуть ее сердце. Как же теперь все усложнилось!

– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказала Маша – так и не обернулась и не посмотрела на мужчину, с которым еще недавно мечтала связать свою жизнь – неважно, сколько лет им было бы отпущено. А сейчас она ясно осознавала – нисколько. Он молчал, значит, не собирался ее останавливать. Мезальянс…

Маша вздохнула, захотелось плакать, почему-то стало жалко себя, только сейчас поняла: как больно, когда рушатся мечты, пусть смешные, девичьи, наивные, и пусть мужчина ей не подходит ни по одному из общепринятых критериев. И она ему тоже не подходит, другой социум – все равно в груди щемит, и проклятые слезы текут по щекам.

Взяла в руки чемодан, аккуратно закрыла за собой дверь. Когда шла по длинному коридору, завидев домработницу, отвернула лицо, пряталя слезы. Бедная девочка, глупенькая! Сколько же слез ты еще прольешь в своей жизни, страдая от любви?!

Вышла на улицу, невольно зажмурилась от яркого солнца, май был чудесным, он уже подарил столько тепла и света, жаль, что на душе так уныло и мрачно.

– Машенька! – услышала она свое имя, еще не успела уйти далеко. – Маша!

Фертовский бежал, держась за сердце. Перед этим стоял ошеломленный, все никак не мог осознать произошедшее, смотрел, как Маша уходит, слышал ее шаги, хлопанье дверей – сначала одной, затем другой. Он просто не смел ее задерживать, не имел права, ведь она решила уйти, сама решила, одумалась. Но когда вошла Елена Степановна и спросила: будет ли он пить чай? – вот только тут Фертовский осознал, что сойдет с ума, если ничего не изменит в своей жизни, а главное, если в ней не будет Маши.

Глава 73

– Наденька, как хорошо, что ты пришла! – воскликнула Марья Ивановна. Она сама позвонила ей, сказала, что есть повод пообщаться, и назначила встречу у себя, в квартире, благо, домашних не было.

– Здравствуйте, Марья Ивановна! – Надя прошла в комнату, села на узкий диванчик.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не жалуюсь, – пожала плечами, удивляясь вопросу, – я неважно выгляжу?

– Нет, что ты! Просто скоро тебя ждут перемены, и они, в том числе, коснутся твоего облика. Ну да ладно, я позвала тебя не для этого. Давай попьем чайку и поговорим о наших прошлых делах, хорошо?

Марья Ивановна накрыла передвижной столик, поставила розетки с медом, печеньем, конфетами, заварила чай. Надя взяла в руки чашку, с удовольствием прикоснулась к ее тончайшим фарфоровым стенкам, ручка витая, словно золотистыми нитями переплетена.

– Звонков больше не было? – хозяйка зачерпнула ложку меда, окунула ее в чай.

– Нет, не было ни звонков, ни несчастных случаев.

– Правильно, я так и думала.

– Марья Ивановна, я все равно мало поняла из того, что произошло, – призналась Надя, – а сейчас, по прошествии времени, мне вообще все кажется неправдоподобным, фантастическим.

– У памяти есть замечательные качества: она способна притуплять и сглаживать негатив событий, эмоций, отдалять их от человека. Хотя в некоторых людях все-таки долго живут такие чувства, как месть, разочарование, зависть. А вообще, нередки случаи, когда человек и сам себе не отдает отчета, почему так поступает, хотя если итог один, не все ли равно, каковы побудительные причины или мотивы? – Марья Ивановна отставила чашку, задумалась.

… Останки Ангелы Стефанович нашли в загородном доме их семьи. Был чудовищный пожар, сгорела большая часть дома, остальное разрушено. Пожарные пока добрались до места…

– Пожар? – Надя ушам своим не поверила.

– Да, кроме того, Ангела была в доме одна, отправилась туда накануне вечером, родителям сказала, что останется ночевать. Пожар начался далеко за полночь. Вот что странно: из дома Ангелы звонка о помощи не поступило. Пожар обнаружили соседи, поэтому те и не успели вовремя. Ангелу спасти не удалось.

– Господи, это моя вина! – вырвалось у Нади. Видя недоуменное лицо хозяйки дома, добавила, – пожар случился при мне, – вскочила, стала ходить по комнате, – то есть, я хочу сказать, что в моих видениях избушка тоже загорелась.

– Надя, успокойся, – усадила ее Марья Ивановна, – я знаю, что происходило в твоих видениях, и в пожаре дачи Ангелы ты невиновата.

– Но ведь во всех случаях именно я пыталась сжечь Марану, избавиться от нее.

– Марану, но не Ангелу, – уточнила Марья Ивановна.

– Я опять ничего не понимаю, – с досадой сказала Надя.

– Давай все по порядку, хорошо? Связь между Мараной и Ангелой, я подозреваю, конечно, была. Гела, по моим сведениям, в последние годы серьезно занималась исследованиями темы славян и их мифологии, в этом ей помогал муж, тот самый румын Флориан Думитру.

– Флориан Думитру? – переспросила Надя. – Так это все-таки он звонил мне?

– Нет, он не мог звонить, так как несколько лет назад пропал без вести, у Гелы, скорее всего, остался его телефон.

– А как же регистрация номера на адрес в районе Москвы? Мы с Викой ездили по адресу, нет там никакого Думитру, выходит путаница.

– Вот тут, я полагаю, очередная его афера. Этот самый Флориан наведывался в Россию, крал паспорта, делал подложные документы, снимал деньги со счетов, притом обладал невероятным обаянием, умел подать себя. Увлекался химическими опытами и даже неплохо разбирался в литературе и живописи. Но самое удивительное, что совершенно серьезно считал себя потомком графа Дракулы, благо, родился где-то недалеко от Пенсильвании. Одним словом, он, применив все свои таланты, заинтересовал Гелу, да так, что та стала его женой. Они в то время по большей части жили в Европе, в Россию приезжали пару раз. Потом он неожиданно исчез, будто растворился, ни следов, ни свидетелей. Его, конечно, искали, но безрезультатно. Самое странное, что на поисках Ангела особо не настаивала, больше волновался ее отец, несмотря на то, что отношения с зятем оставляли желать лучшего. Тестю не нравились малопонятные разговоры о каких-то опытах по возрождению мертвых клеток, об омоложении крови. Гела и Думитру сутками пропадали в домашней лаборатории.

– Откуда Вы все это знаете, Марья Ивановна? – Надя слушала и удивлялась не только самому рассказу. – Неужели Вам поведал сам отец Ангелы?

– Нет, конечно, – улыбнулась, – о пожаре я узнала от Лиды, а потом нашла возможность и повод познакомиться с экономкой семьи Стефанович – Галиной Юрьевной. Мы примерно одного возраста, к тому же Галечка – весьма словоохотливая особа, вот я все и разузнала.

– А мне иногда кажется, что Вы – волшебница, – воскликнула Надя.

– Скорее, ведунья, – уточнила Марья Ивановна, – ну и, конечно, база знаний вкупе с логикой и интуицией. Ох, Наденька, в этом мире все гораздо проще, чем нам кажется, стоит быть лишь внимательным, наблюдать и делать выводы.

– Так значит, Ангела и Думитру ставили опыты? – вернула ее к теме Надя.

– Да, и я боюсь, что не безопасные.

– Почему Вы так думаете?

– Почему? – Марья Ивановна подлила ей чаю. – Боюсь даже предполагать, что случилось на самом деле, но уже после гибели Ангелы, буквально спустя пару недель, пришло известие из Румынии. Там у Думитру тоже была квартира, где он как раз в последние дни перед своим исчезновением проводил очередной опыт. Так вот, румынские власти сообщили, что нашли останки Флориана. И знаешь – где? Недалеко от столицы археологи, занимавшиеся раскопками в том районе, обнаружили «славянское кладбище вампиров», относящееся к X или XI веку. На окраине кладбища одна из могил была свежей. Там покоился мужчина с отрубленной головой, в висках длинные толстые гвозди, на груди покойника – тяжелый камень. Такой специальный ритуал применялся еще в древние времена аж у ирландских кельтов, а также, позднее, в Восточной Богемии. Люди, придавшие земле, таким образом, мертвеца, твердо верили, что хоронят не просто человека, а упыря-кровососа. Так вот, в могиле лежал ни кто иной, как Флориан Думитру.

– Что? – Надя даже поперхнулась.

– Согласна, – спокойно отозвалась Марья Ивановна, – темная история. Остается только догадываться, кто и зачем его убил, похоронил таким образом, связано ли это с тем, что Флориан считал себя потомком Дракулы? Что были за опыты в его лаборатории? Ведь после исчезновения Думитру все записи, формулы, исследования, которые могли бы хоть что-то прояснить, тоже исчезли. А у Гелы на тот момент, хоть и было алиби, подтвержденное ее отцом, вот только экономка утверждает обратное: дочери хозяина не было в доме отца. Он прикрывал дочь. Галина решила не вмешиваться, тем более, что доказать что-то трудно.

– Неужели Вы думаете, что Гела… – прошептала Надя.

– Теперь уже ничто и никто не прольет свет на эту историю, впрочем, как и на историю с Мараной. Мои предположения – всего лишь гипотеза, Наденька, хотя и бытует мнение, что истина всегда где-то рядом, – усмехнулась Марья Ивановна.

– И все-таки, какая же связь между Ангелой и Мараной?

– По всей видимости, Геле удавалось каким-то образом, не спрашивай меня только, каким, вызывать дух Мараны. Заговоры, заклинания, особые ритуалы… Я, правда, не знаю. Тут одной травой, вызывающей видения, не обойдешься – нечто более сильное, мощное, похожее на попытку, и успешную, управлять потусторонней силой. Одно мне ясно без сомнений: Ангела хотела убрать тебя с дороги из-за твоего мужа, ей был нужен именно Николай. Любовь, ревность, зависть? У Гелы были, видимо, свои причины. Она ведь знала Николая еще с детства, их семьи дружили. Спустя годы встреча с ним, очевидно, что-то в ней всколыхнула. Порой женщины идут на все, чтобы сделать мужчину своим.

– Неужели она так его любила?

– Не знаю, – вздохнула Марья Ивановна, – иногда желание добиться своего гораздо сильнее любви. Гела уже перешла некий рубеж, все-таки смерть Думитру, думаю, на ее совести, она ощутила вкус крови, вкус жизни и смерти.

– Это так страшно, – Надя вжала голову в плечи.

– Теперь нам бояться нечего, все позади. Забудь об этой истории, иди дальше и береги то, что имеешь. Люби, будь любима, цени тех, кто рядом. Знаешь, существует поверье, что у каждого из нас есть свои крылья, их дарит нам при рождении наш Ангел-Хранитель, бывают моменты, когда они раскрываются и даже зовут нас в полет, но чаще всего, большинство из нас просто носят их в багаже, а иногда и теряют. Так вот, желаю тебе почаще отправляться в полет, расправляя свои крылья.

– Крылья в багаже? Как это… точно, – Надя на секунду задумалась, и вдруг лицо ее просветлело, – Спасибо, Марья Ивановна!

– Да, вот еще что, – Марья Ивановна поднялась с места, прошла к серванту, достала оттуда бумажный сверток. – Возьми от меня тебе подарок, – развернула сверток, протянула Наде.

– Марья Ивановна, – воскликнула Надежда, – это же та самая икона! Она была в моем путешествии во времени, она помогла нам спастись!

– Да-да, я знаю, это и есть Спаситель, девочка моя. И теперь икона будет у тебя, она станет хранительницей вашей семьи, вашего очага.

– Большое спасибо, Марья Ивановна! – Надя прижалась губами к иконе.

– Храни вас Господь, – улыбнулась Марья Ивановна. – Да, вот еще что, поздравь от меня Викторию со свадьбой.

– Но… откуда Вы знаете? Я ведь ничего не рассказывала!

Марья Ивановна опять улыбнулась.

Глава 74

– Какая ты красивая! – воскликнула Надя, вошла в квартиру, где шли последние приготовления к свадьбе. Эти дни Вика жила у своей матери. Сегодня Вадим должен приехать сюда, выкупить невесту, как и положено, затем отвезти ее в ЗАГС, а потом…

Вика вчера полдня исписывала листки бумаги фамилией «Зорина», вот смешная! Не спала полночи, нервничала, в голову лезли всякие мысли, вплоть до того, что завтра Вадим передумает и не приедет за ней. Но он, словно чувствуя ее настроение, позвонил поздно ночью и сказал «я люблю тебя», после чего Вика тут же уснула.

Однако утром все пошло кувырком: проспала стилист, которая должна была приехать пораньше, сделать невесте прическу и макияж. Ванная засорилась, там стояла вода, доносилось противное слуху бульканье; Вика надела новые туфли и через пару часов суетной беготни по комнатам натерла ногу, в довершение всего разбила очки и наступила на подол своего платья. Села посреди комнаты и заревела во весь голос. Мама бросилась устранять неполадки: сунула дочери платок, чтобы та вытерла слезы, открыла дверь запыхавшемуся стилисту, коротко сказав все, что о ней думает, залепила дочери мозоль пластырем под цвет кожи. Очки ей сегодня совсем не нужны, будут лишь портить фотографии, подол платья остался цел, даже не испачкался. А ванна пусть булькает.

Надя приехала, когда Викуся уже во всей красе сидела перед зеркалом, сияла и любовалась собственным отражением, жемчужины блестели в ее рыжих волосах.

– Ты счастлива? – спросила Надя, села на диван, взяла на руки кошку.

– Ты еще спрашиваешь? Лучше Зорина нет никого на свете.

– Ты его любишь.

– Это правда. Ну, а как у тебя дела? – она хитро прищурилась. – Как здоровье и не только твое?

– Что ты имеешь в виду?

– Я пару дней назад звонила тебе домой, а Николя сказал, что ты поехала к врачу, правда, не уточнил, какому, сказав лишь, что тебя подташнивает по утрам и слабость. Он был озабочен.

– Я не стала говорить тогда ему о своих подозрениях.

– И?

– Виктория, сегодня твоя свадьба и твой день, к чему сейчас заострять внимание на мне? – Надя прятала улыбку. Вика вскочила.

– Брось свою пресловутую тактичность и альтруизм. Скажи мне только: я буду крёстной или нет?

– Будешь! – засмеялась Надя.

– Ура! Это лучший подарок на мою свадьбу! – она стала бегать по комнате, пританцовывать, припрыгивать, неосторожно повернула ногу и… сломала каблук.

– Боже мой, что же теперь делать? – расстроилась Надя. Виктория, недолго думая, скинула туфли, швырнула их под стол, ничуть не огорчилась.

– Ну и хорошо, – спокойно сказала она. – Все равно они мне ужасно натерли ноги. Сломанный каблук на удачу.

– Есть такая примета? – удивилась Надя.

– Будет! – выдала Вика. – Где мои бежевые босоножки? Они не хуже, к тому же удобнее. Так что там сказал врач? Все хорошо?

– Вика, ты неисправима! У тебя свадьба, сломан каблук, вот-вот приедет Вадим, а ты волнуешься о моем ребенке?

– Я – будущая крёстная мать, о ком же мне еще волноваться? А Николя-то знает?

– Конечно, и он очень обрадовался. Сначала, правда, растерялся, никак не мог взять в толк, почему я говорю о нас троих? Иногда даже умный мужчина не понимает самого простого. Но уж когда догадался, то так радовался…

– Здорово! Надо сообщить и Вадику, он ведь Николя не чужой.

– Скажем, ведь мы – одна семья.

Николай и Вадим вышли на улицу покурить. Вечерело, свадьба была в самом разгаре, тамада попался веселый, находчивый, гости с удовольствием принимали участие в шутливых конкурсах.

– Жаль, что у вас с Надей не было свадьбы, – прикуривая, сказал Вадим.

– Ты же знаешь, что нам этого не надо, кроме того, я не очень люблю подобные мероприятия, как оказалось, Надя – тоже, – Николай выпустил струю дыма.

– Ну да, а теперь у вас вообще жизнь изменится, – многозначительно улыбнулся Вадим.

– О чем ты? – не понял Николай.

– Птичка на хвосте принесла, что ты еще раз станешь отцом, так?

– Это правда? – позади них стоял Владимир Григорьевич. Он пришел на свадьбу позже всех, на удивление тепло поздравил племянника и его жену, затем довольно долго разговаривал со своей сестрой, матерью Вадима, та сначала хмурилась, что-то переспрашивала, затем улыбнулась и в порыве радости бросилась обнимать брата. За этой сценой наблюдала Надя и все поняла: свекр рассказал о Маше.

– Да, правда, – нехотя подтвердил Николай: сообщать эту новость отцу он в ближайшее время вовсе не собирался, прекрасно зная, как тот относится к его жене, а тут еще и ребенок будет, но не от той, от которой отцу хотелось бы. Все были в шоке, узнав о гибели Ангелы, только Николай с облегчением подумал, что его тайна умерла вместе с ней.

– Я рад, – сказал Фертовский-старший, – что у меня будет еще один внук или внучка, и не за океаном, а здесь, близко. Передай мои слова своей жене.

– Ты сам можешь ей их сказать, – отозвался опешивший Николай. Отец ли перед ним?

– Хорошо, – тут же согласился Владимир Григорьевич, – знаешь, – он посмотрел на Вадима, тот понимающе кивнул, потушил сигарету, ушел, показав Николаю знаком «держись», – я много думал о нас, о тебе, даже о твоей матери. Она совершила ошибку, я не смог простить, мы остались с тобой вдвоем. Ты веришь, что я всегда любил тебя?

Николай нахмурился, был так растерян, что просто не понимал, как реагировать, что говорить, таким он отца не знал.

– Я всегда хотел, чтобы ты был счастлив, но как-то забывал о том, что у тебя может быть свое представление о счастье.

– Это так, – осторожно подтвердил Николай.

– Мне хочется, чтобы мы опять стали одной семьей, ты обязательно должен приехать к нам в гости.

– К нам? – переспросил Николай.

– Да, к нам с Машей. Я познакомлю тебя с ней.

– Познакомишь, но не только меня, я приеду со своей женой.

– Конечно! Спасибо! – отец вдруг смутился и поспешил оставить его в одиночестве.

Когда Николай вернулся в банкетный зал, то первыми увидел Вадима и Викторию: под романтическую мелодию они кружились в медленном танце, просто светились от счастья. Надя стояла возле окна с его отцом, неужели? Первым порывом Николая было подойти к ним, но видя, что жена улыбается, а отец даже приосанился, он не стал им мешать.

Надя, краем глаза наблюдая за мужем, заметила, как он удивился ее мирной беседе со свекром, даже замер на секунду, не веря своим глазам, двинулся было к ним, но передумал. Встал, прислонившись к стене, и продолжал смотреть на жену и отца, на танцующих Вадима и Вику, на гостей за столом. Потом – будто что-то понял – вдруг просиял своей солнечной, по-детски открытой улыбкой, которую Надя так любила. Такое же удивленно-счастливое выражение на его лице она увидела два дня назад, когда сказала, что ждет ребенка… Теплая волна любви и радости вновь поднялась в ее душе: «Как хорошо, что мы вместе!» – подумала Надежда. Пусть не все в их жизни безоблачно, но самое главное – они встретились и помогли друг другу найти потерянные крылья, которые – она это точно теперь знала – уже никогда не будут лежать, забытые, в багаже… Надя взглянула на свекра и опять поразилась: как же они похожи с Николаем! – Фертовский-старший тоже сиял, и сейчас трудно было представить, что его взгляд совсем недавно был так холоден и неприступен…

Впервые за полгода, с того момента, как Николай женился на Наде, его отец разговаривал с ней без высокомерия и надменности, даже улыбался. Просто чудеса! Они, наконец, нашли общий язык и тему, явно интересную им обоим, эмоционально что-то обсуждали. А отец-то?..

Разгадка в том, что он влюблен – это одно из самых лучших состояний, в котором может находиться человек. Приняв в свое сердце любовь, он начинает излучать ее в мир, и она заполняет собой все пространство. Да, любовь буквально вокруг: Виктория и Вадим стали мужем и женой, Николай слышал от Нади, что, благодаря свадьбе и родители Вики помирились; в их семье – семье Фертовских, будет ребенок – плод любви, и даже отец влюблен в свою Машу. Кажется, все неприятности и невзгоды закончились, пора в этой истории ставить точку? Хотя…

Эпилог

– Ну, ты даешь! – удивился Бондарев, допивая третью чашку кофе.

– Прости за мое опоздание, – повинился Николай, усаживаясь напротив, – так сложились обстоятельства.

– Это сильное опоздание, – Никита бросил взгляд на часы, – что на тебя совсем не похоже. Так что у нас случилось? Какое предложение ты хотел мне сделать? Кстати, Уинтерботтом остался тобой доволен, подумывает о совместных проектах и дальше, имей это в виду. Кофе будешь?