Крылья в багаже. Книга вторая.

– Я, скорее демократичен и мудр, Володя. Ты думаешь, у нас с Гелой проблем не было? Ее последнее замужество чего стоило! Этот румын ее будто заколдовал, тоже мне граф Дракула. Хотя Дракула вряд ли помешался бы на западно-славянской мифологии. А мой бывший зять буквально бредил ею и Гелу втянул. Они сутками сидели в каких-то библиотеках, искали редкие книги, о чем-то вечно спорили. Мне кажется, в доме была маленькая лаборатория. А потом он просто исчез, растворился в пространстве и времени.

– Как это? – не понял Фертовский.

– Исчез, словно его и не было. Поиски ничего не дали. Гела изменилась, стала молчаливой, замкнутой, несколько раз съездила на родину мужа в Румынию, но ничего не объясняла и не рассказывала. Потом она вообще стала вести кочевой образ жизни. Только перед Новым годом приехала домой и решила с нами вернуться в Россию. Так что трудностей хватает у всех, поверь. Но это не значит, что ты можешь сомневаться в своем ребенке, в его порядочности и непоколебимости жизненных позиций. Таким сыном, как твой, я бы гордился. А ты его обвиняешь.

– Я защищался, он ясно дал понять, что Машенька мне не подходит.

Стефанович улыбнулся.

– То же самое ты говорил Николаю о его выборе. Разве не так?

Фертовский поднялся с кресла, сделал несколько шагов по комнате.

– Виталий, тебе легко говорить, ты как-то быстро смиряешься и уживаешься с людьми и обстоятельствами. Я другой и уже не изменюсь.

– А мне кажется, что ты меняешься, – заметил Стефанович, – даже внешне. Но не это главное – тебе выпала возможность посмотреть на мир другими глазами, увидеть то, чего ты раньше не замечал или просто игнорировал, задуматься, наконец, о том, что некоторые стереотипы и те нормы, которыми ты жил все эти годы, создавали сложности не только тебе, но и тем, кто тебя любит. Скажи своему ребенку, что был неправ.

– Машенька, я нашел для вас стихотворение Уильяма Сомервилля. Оно отражает истину, и я его ощущаю применительно к себе. Я одинок и никому не нужен.

В полях Астерии брожу,

Любовь и мир здесь нахожу,

Тьма возникающих красот

Восторг и радость мне несёт.

Благословен Природы дар,

Он весь Искусства полон чар,

Цветущий, полный счастья рай,

Где чувства льются через край.

Но я сказал царице той,

Что мир убрала красотой:

Простите, грот и синь небес!

Цветы, ручьи, тенистый лес!

Прохладе вашей я не рад,

Что нега, зелени парад,

И плеск журчащего потока;

Моя душа так одинока.

Они опять сидели в кафе, теперь уже выбрали поближе к ВУЗу. Кафе «Метро» оправдывало свое название: антураж помещения – вагончик метро – стены, стекла, сидения, вот только еще столики впридачу. Молоденькие официантки носились одна за другой, пахло пиццей, кофе, сигаретами.

– Ну что Вы, Владимир Григорьевич, – выслушав опус, воскликнула она, – Вы не одиноки, у вас есть работа, друзья и… я. Мне с Вами хорошо и интересно. Вы – уникальный человек. Вот что главное.

– Человек? – стараясь скрыть разочарование в голосе, спросил он. Маша сегодня была особенно хороша – распустила свои густые волосы, глаза блестели, с губ не сходила улыбка. Эта девушка пахла весной. – А, ну да, конечно. – Ему так захотелось коснуться ее руки, лежащей здесь, совсем рядом, милых крохотных пальчиков, на одном из которых тоненькое кольцо, камень зеленый – под цвет глаз, что стало даже стыдно за своей романтический порыв, он давно ничего подобного не ощущал.

– Мужчина, – она сама коснулась его руки.

Глава 54

Генуя впечатлила Николая сразу, с первых минут его пребывания на этой земле. Ее интереснейшая история только тому способствовала. Оказывается, у Генуи есть еще и другое название – «Ла Суперба»– «гордая», а Петрарка когда-то охарактеризовал как «хозяйку моря», и еще ее называют красиво-напевно «Лигурия». В далеком прошлом Генуя соперничала с Венецией за господство на Средиземном море. Стратегически выгодное расположение и прекрасная природная гавань фактически сделали исторический подъем Генуи неизбежным. В период расцвета, в XIV веке, владения этого города-государства простирались за границами Сирии, Северной Африки и Крыма. Однако после поражения Венеции в 1380 г. в битве при Кьодже, Генуя ослабила морскую экспансию. Два века спустя, благодаря развитию банковского дела и других отраслей торговли, Генуя вернула себе былое могущество.

Почему именно Генуя? – спросил кто-то у режиссера Майкла Уинтерботтома. Решение было импульсивным, он однажды оказался в аэропорту Генуи и вдруг подумал, что здесь может получиться фильм. Так и вышло, проект оказался, бесспорно, удачным, даже был отмечен наградами. Но Майкл так влюбился в Геную, что решил снять еще и документальный фильм о ней, причем на роль гида пригласил именно того английского Актера, с кем работал в первом проекте. Такое решение было обусловлено рядом объективных причин: они прекрасно понимали друг друга, уже с полуслова, хорошо знали город, Актер обладал, кроме таланта, эффектной внешностью, а главное – красивым бархатным голосом. И еще, его жена была итальянкой, поэтому любовь к Италии он уже впитал в себя. Одним словом, получилась идеальная кандидатура для осуществления задуманного. Николаю Актер тоже понравился, он был приветлив, ничуть не капризен и не высокомерен, но особенно Фертовского поразило его безупречное чувство юмора и самоирония. Общаться с этим человеком было одно удовольствие, Николай с тайной грустью и в тоже время с искренней радостью вспоминал годы, проведенные в Лондоне. Все в Актере ему напоминало о них. Наблюдая, как его оператор и Актер общаются, Майкл пошутил: как быстро они нашли общий язык, случайно не родные друг другу? К тому же даже будто похожи и внешне. Да, оба темноволосые, высокие, фигуры практически идентичны, да и в чертах лица отмечалось сходство, разница лишь в возрасте.

Актер улыбнулся в камеру, обнажив ряд белоснежных зубов, поздоровался дважды: по-английски и по-итальянски…

– Итак, самая красивая улица Италии – Виа Гарибальди. Строилась она в XVI веке для разбогатевших торговцев Генуи, не желавших тесниться в средневековых кварталах. Всю улицу застроили роскошными дворцами и особняками, участки продавались на аукционах, куда допускались только члены самых влиятельных семейств. Там возник этот элитный квартал. Как на торжественном параде дворцы один за другим выстроились в ряд: Палаццо Кабьезо, Палаццо Дориа, Палаццо Подеста.

В настоящее время Палаццо Бориа – Турси – здание муниципалитета, здесь же находится городской музей изобразительных искусств, где хранятся три письма Х. Колумба и скрипка Н. Паганини, уроженца Генуи.

Николаю нравилось снимать, все происходило без лишней суеты и спешки. Главными были его камера и экскурсовод, который рассказывал о Генуе так проникновенно и чувственно, словно о любимой женщине. В первые часы Фертовский сомневался в выбранной режиссером стратегии съемок одной камерой и с минимальной подготовкой. Но просмотренный материал дал ему возможность увидеть и понять свой потенциал, некоторые ошибки, которые он учел на последующих съемках. Удивительно, но у Майкла не было четкого сценария, хотя герой фильма всегда знал, что и как говорить. Он обладал поистине тонким чутьем и улавливал настроение улиц, архитектуры, даже погоды.

Николай еще никогда не видел, чтобы камера так любила человека. Она следила за малейшим его движением, сменой эмоций, она с удовольствием погружалась в его глаза.

Решили сделать перерыв в съемках. Майкл сел в сторонке и чего-то ждал. Актер беседовал по телефону, бегло говорил по-итальянски, видимо с женой. В самом начале съемок она приезжала в Геную – бойкая, жизнерадостная брюнетка с шоколадным цветом глаз, с каждым членом съемочной группы поздоровалась отдельно, увидев Николая, удивилась. Потом весело призналась, что он очень похож на ее супруга. И это здорово, что есть еще один такой же по-настоящему красивый мужчина. Николай даже смутился, на что Актер с лукавой улыбкой признал, что его-то жене можно верить, она знает, что говорит.

– …Площадь Феррари, – объявил Актер после того, как перерыв закончился, и Николай опять включил камеру, – пожалуй, именно эту площадь разумнее всего выделить как «сердце» современной Генуи. В центре пространства, – он сделал шаг в сторону, открывая камере вид, – пульсирует большой фонтан, обдавая алмазными брызгами прохожих, – словно в подтверждении его слов, Фертовский стал приближать камеру до тех пор, пока несколько светящихся на солнце капель не попали на объектив. – В глубине площади сразу за бронзовым монументом Джузеппе Гарибальди расположен главный городской оперный театр Карло Феличе, построенный в начале XIX века по проекту главного генуэзского градостроителя Карло Барабино.

Вечером Уинтерботтом отпустил отдыхать всю съемочную группу на целых два дня. Недолго думая, Актер предложил Фертовскому посмотреть на Геную несколько с иного ракурса. Николай согласился с радостью, ему был все больше и больше интересен и приятен этот человек.

Преодолев несколько десятков метров на бесшумном подъемнике, они оказались на одном из холмов, окружающих город. От увиденного у Николая даже перехватило дыхание: внизу – мягкие изгибы лигурийского побережья, а над ними, на фоне вечереющего неба – вершины Апеннин. Между берегом и горами теснятся дворцы, музеи, величественные арки, со вкусом выстроенные кварталы, широкие площади и узкие улочки.

– Впечатляет? – спросил Актер, внимательно наблюдая за своим спутником.

– Безусловно, – отозвался тот.

– Да, столица Лигурии не вписывается в однозначное определение – она, как истинная женщина – многолика и непредсказуема, в ее объятьях каждый может отыскать то, что искал всю жизнь – простоту и роскошь, изысканность и вульгарность, благодетель и порок. Генуя – это зеркало жизни, поэтому каждый видит ее отражение по-своему, – он мягко улыбнулся. – Мне показалось, Никола, можно так? Что и у Вас особое отношение к Генуе, правда?

– Вы самый проницательный человек из всех, кого я встречал в своей жизни, – сказал Фертовский, – Вы правы, в этом городе родился и некоторое время жил весьма дорогой для меня человек, мой учитель. Он был художником, фотографом, но научил меня не только своему ремеслу, но и многому другому – добру, милосердию, справедливости, умению прощать и с оптимизмом смотреть в будущее. Я, как подумаю, что он ходил по этим улочкам, так на душе становится тепло и уютно, словно я вот-вот его встречу. К сожалению, я совсем не помню название той улицы, где он когда-то жил, но знаю, что это была старая часть города.

– В таком случае, мы просто обязаны совершить прогулку по древним улочкам Генуи. Обещаю, что и там буду хорошим гидом, – сказал Актер…

Глава 55

– Туристы просто сходят с ума во время прогулок по этим узким лабиринтам, – прокомментировал Актер, – улицы застроены шести и восьмиэтажными зданиями, в XVIII веке это были купеческие дома, которые потом надстраивались, перестраивались. На маленькой площади Сан-Матео по местным поверьям обитает призрак Андреа Дориа, этот человек всю жизнь отстаивал независимость Генуи. Еще больше мистики добавляет то, что этот квартал сравнивают с клубком змей. Когда мы впервые снимали в старом городе, я помню, как холодок страха и опасности в каждом узком проходе, как и возможная угроза со стороны любого прохожего или вдруг свернувшего велосипедиста, не давали возможности расслабиться нам, персонажам этого фильма. Майкл вообще сторонник естественных вещей, как можно проще делать сложные вещи. Вы и сами это заметили, Никола. Майкл считает, что репетиции сбивают с толку.

– Даже в художественном фильме? – усомнился Фертовский.

– Да. Никаких команд «мотор» не было. Просто жужжала камера, мы что-то говорили, если так надо, потом шли куда-то, а камера продолжала снимать. Здесь для понимания куда важнее была атмосфера, а не диалоги. И все же иногда реальность вмешивалась и сюда. Мы снимали сцену в квартире того старика, который должен был ее показать моей партнерше и мне. Мы встретили его неподалеку и предложили сняться в кино, но он был глуховат и вряд ли понимал, в чем дело, когда я пытался объяснить. Он продолжал мне рассказывать о своей жизни. Этот замечательный старик создавал ту самую нужную здесь родственную атмосферу. Я тогда, как и сейчас, снимаюсь в свое удовольствие. И, конечно, ради Майкла. Кажется, это меня просто испортило. А вообще, я рад, что на данном этапе своей жизни могу потратить массу времени за гроши на один фильм, а другой будет высокобюджетным. Мне интереснее сами проекты, как и Вам, Никола?

– Да, интерес для меня на первом месте, хотя ваш уровень профессионального мастерства невероятно высок. А про известность я и не говорю.

– Известность? Помилуйте, – покачал головой Актер, – пока мы здесь, в Италии, Вы видели, чтобы хоть один человек узнал меня и попросил автограф?

Буквально в следующую секунду женские голоса заставили их обернуться. Две молодые хорошенькие женщины смотрели на Актера во все глаза, нет, они не ошиблись, узнав эту статную фигуру, широкие плечи, уверенную походку и английскую речь. Некоторое время шли за ним и его спутником, тоже, кстати, очень интересным мужчиной и даже похожим на него. Не родственник ли?

Актер приветливо улыбнулся женщинам. Они стали наперебой что-то быстро говорить по-итальянски, получили по автографу, с гордостью назвав свои имена, запрятали листочки в свои сумочки, дружно сказали «чао», скрылись из виду.

– Никола, вижу-вижу Вашу улыбку, – заметил Актер, – наверное, эти две итальянки – единственные, кто видел что-то с моим участием. Поверьте, в этой стране к моей популярности относятся гораздо прохладнее. А знаете, что они сказали? «Вы, сеньор, не похожи на секс-символ». Забавно, правда?

Они прошли еще несколько улочек, стало темнеть. Николай подумал о том, что он любит ночные города, когда ты один на один с городом.

Ему вообще нравилось все, что он успел увидеть за дни своего пребывания в Генуе: зелень парков и садов, море, скалы, великое множество цветов – не напрасно Лигурийское побережье прозвали Цветочной Ривьерой, средневековые башни и замки, мраморные дворцы и соборы; аквариум – крупнейший в Европе морской зоопарк, фонтаны, памятники великих итальянцев. Ощущалась какая-то особая атмосфера, свой дух, сохранившийся с давних времен: удивительное обилие старины, от которой и поныне веет великолепием, в сочетании с бойкой жизнью портового города. В таком городе, как Генуя, просто невозможно не родиться художником. Корсо им был, он впитал в себя всю прелесть и красоту этих мест, его творчество рождалось где-то здесь, оно вдохновлялось этим городом.

– Перед обаянием Генуи были бессильны даже классики, – словно в подтверждение мыслей Николая сказал Актер, продолжая рассказ, – Гюстав Флобер писал так: «Я полюбил неповторимую Виа Аврелия, улицу удивительной красоты… Хожу по мрамору. Здесь все сделано из него: ступени, балконы, дворцы….». Кстати, для Ваших, Никола, соотечественников Лигурия тоже становится популярной. Одна из причин, на мой взгляд: сказывается «генетический» интерес к тем местам, где предпочитали проводить долгие зимние месяцы русские аристократы, писатели, художники. Впрочем, здесь и своих художников великое множество. Вы говорили, что Ваш учитель тоже занимался живописью?

– Да, он был весьма талантлив, я видел его полотна. Однако по ряду причин синьор Корсо был вынужден уехать отсюда и поселиться в Британии. Но он всегда скучал по своей Италии, особенно любил вспоминать Геную, говорил о ней с особым трепетом и нежностью. Теперь я его понимаю.

Николаю вдруг захотелось рассказать об Учителе все, что он помнил, окунуться в те годы, прочувствовать их именно здесь, в Генуе, где многое стало таким ясным и близким.

Актер слушал внимательно, время от времени кивал, давая понять, что проявляет искренний интерес и участие. Николай ловил себя на мысли, что за последние дни этот человек становится ему ближе, словно их души и правда были родственными. Его рассуждения, взгляды на мир, его принципы… Во время их бесед он говорил о вещах, таких знакомых и понятных Николаю, что, казалось, знает о всех его мыслях, надеждах, чаяниях…

Решили прогулку завершить посещением одной из тратторий старого города. Это было миленькое семейное заведение: уютный зал, гостеприимный владелец. Заказали по рекомендации последнего «минеброке по-генуэзски», овощной суп с соусом песто. Николай уже знал, что соус песто, содержащий в своем составе базилик, оливковое масло, чеснок, кедр и сыр, – основа лигурийских блюд. Актер посоветовал ему попробовать еще фокаччу и фаринате, лепешки с начинкой из местного сыра Рекко. А вино было просто изумительным! «Rossese» – красное, хозяин траттории сказал, что производят его в Западной Лигурии.

Пока Актер бойко разговаривал по-итальянски с владельцем траттории, Фертовский принялся рассматривать появляющихся посетителей. Вошел высокий мужчина, явно из породы тех, кто в молодости имел у дам оглушительный успех, но с годами стройность тела исчезла, появился округлый животик, походка потеряла легкость и пружинистость, лицо оплыло, размыв яркость черт, волосы поредели, а в оставшихся проглядывала седина. Но ему все еще хотелось быть неотразимым и пленять, он пококетничал с хозяйкой, сделал заказ и вальяжно откинулся на спинку стула.

Николай посмотрел на него еще раз, еще…Что-то неуловимо знакомое, эти жесты, это лицо, его мимика. Его вдруг осенило.

Стареющий Казанова неожиданно поднялся со своего места, так и не доев, резко бросил деньги за заказ на стол и направился к выходу.

– Я покурю снаружи, – сказал Николай Актеру, тот кивнул, все еще беседуя с хозяином траттории.

– Постойте! – крикнул Фертовский, быстро догнал итальянца.

– Что вам от меня надо? Разве мы знакомы? – боязливо крикнул итальянец. То, что он, услышав окрик Николая, сразу отозвался по-английски, только убедило последнего – он не ошибся. Николай быстро заметил, как тот на него смотрел, и, конечно, подумал, что это очередной муж искушенной им дамочки. А сам итальянец выглядел испуганно.

– Вы Джузеппе Винели? – спросил Николай. Итальянец отшатнулся от него.

– Чего Вам надо?

– Мне необходимо поговорить с Вами, – твердо сказал Фертовский, – это касается событий двадцатитрехлетней давности.

– Ах, так, – быстро успокоился итальянец. Он понял: явной опасности нет, к тому же этот, судя по произношению, англичанин, неагрессивен и слишком молод для событий, о которых он говорит, чтобы участвовать в них как потерпевшая сторона.

– Вы тогда жили в Лондоне, да?

– Жил, – подтвердил он, – точнее, работал там. Были времена, – вздохнул, очевидно, вспоминая самое приятное.

– Среди Ваших знакомых была женщина.

– Среди моих знакомых было много женщин, – самодовольно вставил итальянец. Николай поморщился, неприязнь к нему только усиливалась. Еще тогда, будучи подростком, он возненавидел человека, с которым «спуталась его мать» – так выразился отец. Теперь это чувство ничуть не изменилось. И дело вовсе не в том, что он ловелас и бабник, а в том, что он трусливый, малодушный, ищущий для себя выгоду и пользу, даже в мелочах.

– Ее звали Софья Фертовская, – с металлом в голосе сказал Николай. Лицо итальянца вытянулось, – Вы должны помнить.

– Конечно, я ее помню! – повысил голос тот. – Еще бы, именно из-за нее моя карьера разрушилась, все усилия полетели к чертовой матери. Угораздило меня связаться!

– Зачем Вы опубликовали те фотографии? – Николаю захотелось схватить его за грудки.

– Я? – итальянец выпучил свои темные глаза, провел рукой по вспотевшему лбу – наверняка страдает давлением, чего доброго ему еще плохо станет. – Я сам себе стал бы рыть могилу? Я похож на сумасшедшего? А кто Вы, собственно говоря? Почему допрашиваете и упрекаете меня? – он прищурился.

– Я сын Софьи Фертовской.

– Сын, – протянул итальянец, – тот вихрастый мальчишка, от которого Софи мечтала избавиться? Удивительное дело, у нее отсутствовал материнский инстинкт.

– Вы не смеете так говорить про мою мать! – Николай все-таки схватил его за лацканы пиджака.

– Еще как смею, – дернулся итальянец, – хотите знать больше? Это она опубликовала скандальные фотографии: наняла фотографа, затем договорилась с прессой. Она думала заполучить меня, просто сбежать я не согласился, поэтому устроила скандал. И все испортила.

– Это ложь, она не могла…– ошарашено отозвался Фертовский.

– Это правда. Спустя некоторое время Софи приезжала сюда, в Геную, разыскала меня и во всем призналась. Она думала, я прощу ее, – он ухмыльнулся. Николай отпустил его, – как бы не так. Она умоляла, даже плакала, но я остался непреклонен. Такое не прощают.

– Мерзавец! – Николай ударом разбил ему нос и сшиб с ног. Итальянец очумело смотрел на кровь на своей рубашке. Но сдачи давать не осмелился.

Николай устало побрел к траттории.

Глава 56

Вика услышала звонок телефона не сразу, готовила обед на кухне, да еще по радио женский голос что-то там пел про капельку неба. Корецкая прислушалась к звукам, доносящимся из комнаты.

– Алло, Надя! – сказала она, облизывая ложку.

– Ты можешь сейчас приехать? – каким-то сдавленным голосом спросила Надежда.

– Прямо сейчас?

– Да, мне нужна твоя помощь, – кроме нее Вика услышала в трубке еще какие-то голоса.

– Что случилось? Ты где? – она почувствовала неладное.

– Я в приемном покое, – Надя сделала паузу, – я попала под машину.

Пока Вика ехала по адресу, названному подругой, в голове, перебивая друг друга, бились две мысли: в каком состоянии Надя и все-таки выключила она – Вика – мясо или нет?

Надя, сжавшись в комок, почему-то сидела в углу коридора, медсестра раздраженно орала по телефону, какую-то старушку вели под руки родственники, поблизости ни одного врача.

– Надюнечка, что произошло? – Вика подскочила к подруге: несколько царапин на щеке, на ладони пластырь, на коленке разодраны колготы.

– Вика, забери меня отсюда, пожалуйста, – как-то по-детски попросила она, – я хочу домой.

– Конечно, заберу, не волнуйся! – Вика обняла ее за плечо, прижалась к здоровой щеке. – Я только с врачом переговорю, хорошо?

Врача пришлось ждать долго, Вика начала терять терпение. Уже дважды за это время успела сцепиться с медсестрой, позвонила Вадиму, но у того телефон был отключен, наверняка, опять забыл зарядить. Совершенно не следит за ним, вот так что случись, до Зорина не дозвонишься. «Увижу – скажу все, что о нем думаю!» – сердито подумала она. Наконец, удалось выловить врача, молодой, правда, замученный, мужчина повернулся к Виктории. Хватило пяти минут, чтобы он начал улыбаться, забыв про свою усталость и раздражение. Вика умела очаровывать сходу и с удовольствием этим пользовалась. Она выяснила, что Наде крупно повезло, та отделалась царапинами, ссадинами, сотрясения мозга тоже нет. Единственное, что беспокоило врача – ее психическое состояние. Вика клятвенно заверила, что проявит максимальное внимание к своей подруге и обеспечит должный уход. Врач пошутил, что от такого ухода он бы и сам не отказался. Раньше Вика обязательно дала бы ему номер своего телефона, но это было раньше. Теперь у нее есть Зорин, а лучше него нет никого на свете, даже притом, что он забывает зарядить свой телефон.

Одним словом, хорошо, что все хорошо кончается, Вика усадила Надю в машину, привезла к себе домой.

Накаченная успокоительным, Надежда довольно быстро отключилась. Вика тихо вышла за дверь. Телефон Зорина по-прежнему был вне зоны досягаемости.

– Мрр-р-р, – раздалось из коридора, Муся ненавязчиво напомнила о себе. За всей этой круговертью Вика забыла, что давно пора кормить кошку.

– Кис-кис, – позвала Корецкая, насыпая в миску хрустящие шарики. Обладательница пушистого рыже-коричневого хвоста тут же прибежала. Увидев еду, что-то одобрительно проурчала. Ела неслышно, как и положено аристократке, затем принялась чистить манишку, лапки и мордочку. Закончив привычный после еды ритуал, она походкой королевы покинула кухню. Легко справляясь с дверью в гостиную, кошка бесшумно вошла. Несколько секунд держала нос по ветру, принюхивалась, затем легко запрыгнула на диван, пошла по нему, переступая мягкими лапками, приблизилась к лицу Нади. Та крепко спала. Недолго думая, кошка лизнула Надю в нос и улеглась ей под бок. Надя часто иронизировала, что кошки и коты ее любят больше, чем мужчины.

Вадим шумно ворвался в квартиру, бросил под ноги сумку, ветровку оставил на галошнице. «Какие-то неприятности», – подумала Виктория. Зорин изменял своей пресловутой аккуратности лишь в одном случае, когда злился на чью-нибудь глупость. Так и есть.

– Меня достал начальник, – буркнул он. Не помыв рук, схватил со стола кусок хлеба и принялся его жевать под укоряющим взглядом Вики. – Хочу есть! – в свое оправдание сказал Вадим, слопал еще один кусок хлеба и, наконец, пошел мыть руки. Когда вернулся, тарелка была уже наполнена: тушеное мясо с овощами, оливки, несколько сортов сыра, те, что он любил особенно. Виктория села напротив, пристроив подбородок на ладонях, стала наблюдать. Зорин всегда ел очень аппетитно, причмокивал и получал явное удовольствие от самого процесса. Наконец, он наелся, откинулся на спинку стула, довольный, улыбнулся. Вика смотрела на него поверх очков: единственный мужчина, который ей никогда не надоедал, ничем не раздражал. Хитрый прищур глаз с густыми ресницами, черты лица крупные, ноздри хищника, зубы белые и практически ровные, а на губах частенько самодовольная улыбка. Кажется, что он себе на уме, чего-то там замышляет, обдумывает и держит тем самым Вику в тонусе.

– Эх, сейчас бы вздремнуть часик на диване, – мечтательно произнес Зорин, – но не выйдет.

– Однозначно, нет, – подтвердила Вика.

– Почему?

– На диване спит Надюшка. Я привезла ее к нам.

– Надя у нас? – удивился Вадим. – Что-то случилось?

– Да, ее сбила машина, – Вика принялась убирать со стола посуду.

– Что?! – Вадим решил, что ослышался.

– Какая-то нелепая история: небольшой проулок, Надя переходила дорогу, ни одной машины поблизости. Внезапно выскочила легковушка неопределенного цвета, номера заляпаны грязью, вместо того, чтобы затормозить, водитель газанул. Ну и, конечно, скрылся с места аварии. Вот и все, что я знаю. Но, слава Богу, Надя отделалась сравнительно легко: синяки, ссадины, больше испуга.

– Ты звонила ее матери?

– Нет, Надя просила ее не волновать, и Николя тоже ничего не знает. Хотя ему я пыталась звонить, дважды, но у него телефон отключен, как и у тебя, – она покачала головой, – вы по этой части оба невнимательные. А вот что случится со мной? Тебе ведь никто не дозвонится.

– С тобой ничего не случится, ты под моей опекой, – Вадим поцеловал ее в губы. – Ты нашла папку с документами на дом?

– Нашла, она в гостиной на столе.

– Я войду тихонечко, Надю не разбужу.

– Подождать никак нельзя? – Вика включила воду, намереваясь помыть посуду.

– Рад бы, но мне надо ехать в Беляниново прямо сейчас. Если к вечеру не вернусь, заночую там.

– Смотри, не балуйся там, – она пригрозила пальчиком, – девочек не води.

– Люблю, когда ты ревнуешь, – он поцеловал ее пальчик и хитро улыбнулся.

Вадим сначала дверь приоткрыл, сунул голову в проем: укрытая пледом, Надя спала калачиком, длинные волосы во сне растрепались, рядом с ней мирно посапывала кошка. Вот чудо! Муся спать любила только с Вадимом, ну еще недавно стала укладываться возле Виктории. Дома у родителей предпочитала широкий подоконник, либо с завидным упорством залезала на стол отца, откуда ее возмущенно прогоняли. Надю она видела во второй раз, и тут же сама пришла к ней и легла рядом. Услышав шаги хозяина, кошка открыла глаза.

– Мяу, – сказала она, давая понять, что заметила его и рада видеть.

– Тихо, Мусенька, – отозвался Вадим, – дай человеку поспать.

Он прошел к столу, взял папку, кошка все это время наблюдала за ним, но Надю не покинула.

– Не разбудил? – спросила Виктория, она уже вытирала посуду полотенцем.

– Только кошку, – усмехнулся Вадим.

– Муся там? – удивилась Вика.

– Да, лежит под боком Нади.

– Тебе ведь когда-то хотелось, чтобы не я, а она была рядом с тобой? – Вика сняла очки, стала крутить их в руках.

– Кошка? Она и сейчас меня любит больше, – Вадим проверял содержимое папки, на секунду задумался, сам себе кивнул, посмотрел на часы.

– Не кошка, а Надя, – Вика напряженно следила за его действиями.

– Тебе в голову иногда приходят просто сверх оригинальные мысли, солнышко! Я поехал, все, пока! – он поцеловал Вику, выскочил в коридор, через пару минут крикнул оттуда, – Я люблю только тебя, и мне нравится, что со мной рядом только ты, ну, и Муся, конечно!

Глава 57

– Привет! – Надя проспала несколько часов, Вика уже успела съездить в магазин, вернуться, наполнить холодильник, теперь сидела на кухне и листала какую-то книгу. Надя стояла в дверях, сонная, вялая, лицо начисто лишено привычного румянца.

– Привет, ты голодна? – Вика захлопнула книгу.

– Нет, спасибо, можно просто чаю?

– Можно, присаживайся, вот стул. Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?

– Слабость в теле, но я сейчас раскачаюсь. Спасибо за заботу.

– Ты же знаешь, что я всегда готова тебе помочь, ты мне как сестра, – она подмигнула.

– И я тебя люблю, Викуся, – Надя, наконец, улыбнулась, даже щеки порозовели.

– А вот и вторая наша красавица появилась, – воскликнула Корецкая, завидев, как кошка грациозно входит в кухню. И, правда, хороша: походка пантеры, лапы ставит бесшумно, шерсть блестит, подошла к Наде, слегка потерлась об нее. – Любовь с первого взгляда, – весело констатировала Вика.

– Даже взаимная, – сказала Надя, гладя кошку, та подставляла то спину, то голову.

– Пока ты спала, Вадим заезжал домой, – сообщила Вика, – просил передать тебе пожелания выздоровления.

– Спасибо, мне и, правда, неловко, что я тут тесню вас своим присутствием, но быть сейчас одной дома очень тяжело.

– Успокойся, ты нисколько не теснишь нас, тем более, что Вадик уехал в Беляниново. А тебе сейчас не помешала бы и поддержка мужа, хотя бы по телефону.

– Не надо его беспокоить, Вика, – в волнении произнесла Надя, – он так далеко и, представляешь, как будет там нервничать и метаться?! Со мной ведь почти все в порядке.

– Вот именно, почти. В полиции вряд ли найдут ту тачку, – Виктория поставила перед ней чашку, села напротив, – ты, на счастье, отделалась сравнительно легко. Бывают ведь трагичные случаи. И, конечно, надо быть осторожнее.

– Дело не в осторожности, – Надя подняла на нее глаза, – я не все рассказала. Да и теперь, боюсь, ты решишь, что у меня паранойя.

– Не решу, рассказывай, – потребовала Корецкая, сняла очки, положила их на стол.

– Мне кажется, что этот наезд был запланирован, понимаешь?