Глава 17
Утром Давид проснулся в квартире Виктора, в одежде и с предсказуемой головной болью. Она вытеснила душевную боль, и Давид, можно сказать, чувствовал себя лучше. Виктор приготовил холостяцкую яичницу, еще оставались объедки пиццы. С похмелья очень хотелось есть. Давид вызвал такси и поехал к Маше. В супермаркете он купил все, что мог придумать для нее… Давид осторожно постучал в двери палаты, услышал женские голоса «можно!» и открыл дверь. Одна из женщин, средних лет, говорила по телефону. Вторая, совсем немолодая, просто лежала и смотрела в потолок. Маша сидела на кровати. Ее правая рука была подключена к капельнице, в левой она держала книжку. Давид увидел на полу возле кровати большой пластиковый бутыль, в которых продается вода, заполненный какой-то желтой жидкостью.
– Привет, дорогая! Ты как? Я привез тебе красную рыбу… И хлеб… Яблоки, шоколад. Тебе можно его есть?
– Привет, Доди! Да, мне все можно есть! Даже можно пить коньяк. Ну, не рекомендуют, конечно… Но мне очень больно, когда ставят капельницу… Вены у меня какие-то не такие… Кстати, привези мне коньяк в следующий раз. А то я не могу никуда выйти!
– А это что? – спросил Давид, показывая взглядом на бак с желтой жидкостью.
– Это, Доди, моя моча. Я не знаю, зачем это надо, но меня заставляют собирать сюда всю мочу… Боже, как это унизительно… Как у меня болят руки от капельниц… Я больше не могу!
– Родная, все это закончится! Сейчас нужно думать только о здоровье… Все это пройдет, вот увидишь! И мы поедем с тобой в ресторан! Нет, лучше давай поедем в Будапешт! Помнишь, Софитель? Тебе очень нравилась кровать там… Она, вроде, какая-то особенная… И ты любила местный бар! Потом заедем в Вену или Париж? Так?
Маша грустно улыбнулась.
– Ну, да, при любых раскладах я могу успеть сгонять в Будапешт!
– Перестань! А что ты читаешь?
– А-а-а! Это Олесь Бузина. Украинский писатель такой был… Хорошо пишет. «Утешение историей» Вот я и утешаюсь…
– Ты тоже полюбила историю?
– Не знаю. Его убили там… Стало интересно. И действительно увлекает… Иногда забываю о реальности!
Давид от Маши поехал к Виктору за машиной, а потом домой. Надо было привести себя в порядок перед рабочей неделей. Он включил громкую музыку и ноут. «Никакого алкоголя!» – сказал он сам себе.
Понедельник прошел как обычно – совещание, работа, подчиненные с вопросами… К счастью, контора работала, как отлаженный часовой механизм. По крайней мере, пока. Так что состояние Давида никто не заметил. Инга старалась не показываться Давиду на глаза, за что он мысленно был ей благодарен. Вечером Давид купил коньяк и конфеты и снова отправился к Маше. Она по-прежнему лежала или сидела с капельницей в руке, менялись только места подсоединения системы. На Машиных тонких ручках появились многочисленные синяки. И они болели от капельниц. Маша была просто раздавлена. Одна из соседок по палате после операции была отправлена в реанимацию, и ее кровать пока пустовала.
– Доди, дай коньяк! У меня руки болят. Я выпью немного… Лучшее болеутоляющее… Кстати, завтра будет мама. Так что можешь не приезжать…
– А если я хочу приехать?
– Ну, давай в среду! Да, мама мне точно коньяк не даст! – Маша улыбнулась.
Так продолжалось от вечера к вечеру. Больница, Маша… Ее мама, с которой Давид был уже знаком, держалась мужественно. По крайней мере, не показывала своего горя. С Давидом она говорила только о пустяках, о том, что можно привезти Маше… Возник вопрос кролика, и Давид, набрав в рот воздуха, небрежно сказал:
– Можно, он побудет немного у меня? Я к нему уже привязался… Позже я его вам привезу…
В конце недели с Машей начали происходить изменения. В субботу Давид понял, что она облысела. Совсем, до черепа… Маша встретила его заплаканная. При этом попыталась криво улыбаться: С левой стороны еще торчали длинные, вьющиеся, темно-рыжие волосы. А справа волос уже не было. Давида поразил вид ее белого черепа. К счастью, мама уехала за покупками. Третья соседка была уже новая. Возле ее кровати сидел немолодой мужчина, видимо, муж. На руке Маши по-прежнему торчал шланг капельницы, а на полу стоял бак с мочой.
– Все, Доди! Я лысая! Ты не сможешь меня любить! Я просто сегодня попыталась расчесать волосы. … И они остались на расческе! Все, Доди!
– Ну это же ерунда! Они вырастут. И еще красивее… Если хочешь, можем прямо в понедельник поехать в ЗАГС. Потому что я люблю тебя! И мне все равно, какая у тебя прическа! – Давид попытался улыбнуться… Маша не только облысела. Ее как-то раздуло. Все ее хрупкое тело как будто заполнила какая-то нехорошая жидкость… От этого она казалась старше своих лет. В этой несчастной, одутловатой, наполовину лысой женщине в серой пижаме, с покрытыми синяками руками, уже невозможно было узнать ту молодую светскую девушку, с которой Давид спал, ходил в рестораны и ездил отдыхать.
– Лучше скажи, что говорит врач?
– Доди, это только первый блок… В понедельник я сдам анализы крови, рентген и прочее… И даже смогу поехать домой на пару дней. По результатам врачи будут решать, что делать. Химия снова или еще что-то… Но волос у меня уже нет! – Маша громко разрыдалась. Как будто вся внутренняя боль только сейчас вырвалась наружу…
Глава 18
После больницы Давид снова поехал к Виктору домой. О Маше они не говорили…
– Витя, я, вроде, подготовился! Давай зайду туда, пошевелю это осиное гнездо!
Виктор сел за комп и взял бутылку колы. Сделал глоток.
– Старик, а ты не делаешь глупость? Может, ну их! Я сейчас работаю над физическими частицами. Может, подождем? Потом зайдешь туда с книжкой какой-нибудь? Да и зачем тебе именно Павел?
– Уже так вышло… А какая разница? Важно понять, там действительно еще кто-то лазит? Тогда надо переосмыслить всю реальность! Надо что-то делать… Ну, я уже у Павла… Там тоже можно разобраться. На его примере. Кто-то же ко мне постоянно пристает!
– Так в чье тело, так сказать? И когда?
– По логике надо в тот же день, 24 февраля, на бал… Ну, в Палена. Возьму этого Зубова за грудки и вытащу с него все имена. И попробую понять, кто этот Старожинский, который пристает ко мне. Только тело Палена, конечно, не ахти. Может, снова в Зубова? Но настоящий Пален может легко отказаться со мной разговаривать. Это же Зубов сейчас заинтересован! Он-то пойдет на контакт с Паленом…
– Ты готов? Давай рассчитаем время…
– В прошлый раз я туда заходил с 19 00 на два часа. Закончил на разговоре со странным типом, так сказать, масоном, Старожинским . А до этого был Зубов, который как раз мне и нужен. Значит, давай 24 февраля, 20 20, еще на три часа!
Давид шел по коридору за Павлом Петровичем. Лакеи распахнули огромные двери, и они попали в бальную залу.
– Ваше императорское величество, я хочу к вам обратиться! – Давид решил утвердить у Павла мысль о списке. – Я буду очень спешить со списком. Но необходимо принять очень жесткие меры! И незамедлительно! Надо вернуть срочно Аракчеева ко двору!
Павел остановился и посмотрел на Давида.
– Зачем?
– Он безусловно предан вашему величеству и прекрасный мене…. Государственный деятель! Прошу вас подумать об этом! И надо срочно усилить охрану вашего величества, особенно в замке, кабинет, опочивальня и прочее… Если ваше величество позволит, мы сможем еще поговорить об этом… На отряд Саблукова полагаться нельзя!
– Сударь, вы как-то сегодня решительно настроены…. Мы утром с вами вернемся к этому… А сейчас делаем вид, что мы веселимся… Тем более, что это последний бал перед Великим Постом! Вот, с императрицей надо побеседовать. Мы теперь редко с ней говорим.
Император подошел к своей свите, и императрица взяла его снова под руку. Давид начал искать глазами Зубова. Увидел его там, где и рассчитывал, и снова к нему подошел. Давид поклонился дамам и положил руку Зубову на плечо. Женщина средних лет при виде Палена-Давида расплылась в счастливой улыбке.
– Ах, милый граф! Давно уж вас не видела! Петр Алексеевич, ваша супруга тоже здесь?
– Точно не уверен. У нее свои обязанности. Прошу прощения, дамы! Хочу отнять у вас ненадолго графа!
Зубов через плечо посмотрел на Палена-Давида, и улыбка сошла с его лица.
– Милостивый государь, я в вашем распоряжении! Графиня, я к вам незамедлительно вернусь после беседы с многоуважаемым графом….
Давид направился уже не к окну, а в двери другой залы.
– Милостивый государь, я хотел бы незамедлительно решить наши финансовые вопросы! Провести, так сказать, полный расчет! Я полагаю, что задолжал вам и нашим друзьям немало… Вы, безусловно, любитель веселиться…. Но у меня есть к вам предложение… А не поехать ли нам сейчас к вам и не обсудить ли наши дела? – Давид не хотел ехать в особняк Палена, так как не имел о нем ни малейшего представления.
– Ко мне? Так ко мне, граф! В моем экипаже или вы отдельно поедете?
– В вашем, с превеликим удовольствием!
Выйдя на улицу, Давид крикнул подошедшему лакею, чтобы тот распорядился отправить экипаж графа Палена к особняку графа Зубова. Двое мужчин сели в уже знакомую Давиду карету. Скоро он увидел зубовский дом.
Они вместе зашли в уже известную Давиду комнату, где Кузьмич лечил рану Зубова и отпаивал его водкой. Сам Кузьмич тоже был здесь. Он зажег много подсвечников и, согнувшись в глубоком поклоне, спросил Зубова, что надо подать. Хозяин распорядился принести вино и всяческую закуску. Неизвестно откуда выскочила маленькая, уже знакомая Давиду, мартышка и смело запрыгнула Зубову на колени. Хозяин погладил ее по ушкам. Обезьянка постаралась устроиться на коленях хозяина поудобнее и завертела маленькой головой. Потоптавшись, Кузьмич робко шепотом произнес:
– Ваша светлость, барышне доложить о вас?
– Пусть сидит у себя! – холодно ответил Зубов. Мужчины расположились в глубоких креслах возле камина.
– Ну, что, граф, жду-с ваши предложения! – сказал Зубов, отхлебнув из хрустального бокала.
Давид мысленно повторял список заговорщиков, который ему удалось собрать в интернете…
– Милый граф, а не найдется ли у вас бумага и перо? Надо бы закрепить на бумаге все подробности, соратников, на которых мы полагаемся, и финансовые обязательства….
– Вы желаете список заговора составить? – ухмыльнулся Зубов.
– Ну, у вас же нет сомнений в моей лояльности? Уж кто-кто, а я-то вне любых подозрений! – весело парировал Давид-Пален. – Да, нет, я хочу денег вам дать. То есть, не только вам, а всем нашим соратникам, с которыми вы общаетесь. Вот и давайте это обсудим… Например, граф Панин по моим сведеньям, уж в полном расчете?
– Да, что вы! – злобно прошипел Зубов. – Он ждет от нас теперече не менее 100 000!
В комнату робко постучали, и вошел согнутый Кузьмич.
– Ваша светлость, графиня Жеребцова к вам пожаловали-с! – Он не успел договорить, как в комнату вихрем ворвалась молодая роскошная дама в невероятном ярком наряде.
– Милый граф, как я счастлива вас видеть здесь, у брата! – защебетала она. Потом подошла к накрытому маленькому столику, бесцеремонно взяла бокал Зубова и выпила все его содержимое.
– Ах, я так за нашим милым послом сэром Уитменом скучаю! Он давеча мне коротенькую записочку прислал.
– Я надеюсь, сестрица, он прибавил к ней немного золота? – весело спросил Зубов
Жеребцова плюхнулась в уютное кресло, подняла бесцеремонно юбки и протянула красивые ноги в зеленых чулках к огню.
– Граф, вас не смущают мои ноги?
– Что вы, графиня, это истинное удовольствие для меня, старика…
– Ну, вы, господа, меня можете не стесняться! Я – ваша Муза… Нет, богиня! Минерва…
– Сестрица, мы с милейшим графом как раз говорим о делах наших бренных… О деньгах, собственно. Вот у нас сейчас два финансиста: его превосходительство да ты. Так что тебе эта лисица Уитмен передал?
– Ну, что-то есть… 200 000.
– И всего-то?
– Ты же не можешь во мне сомневаться? Я же кровь твоя! Кровь – не водица!
– Ты привезла деньги с собой?
– Братец, конечно, нет! Несмотря на нашу дружбу сэр Уитмен регулярно требует от меня отчет по делу. Сроки, планы и траты… Так что посвяти меня, женщину, в ваши последние решения…
– Сударыня, – вмешался Давид, – Мы как раз по этому поводу с графом и собрались. Списочек обсуждаем… Наших друзей. Позвольте, все ж таки, листочек и перо. Я набросаю…
Зубов подошел к столу у окна и принес оттуда несколько листов бумаги и чернильницу с перьями.
Давид с напряжением взял незнакомые штуки и чиркнул пером по листу бумаги. «Н-да… Как писать-то? А потом все это запомнить? Нет, лучше здесь же и спрятать…»
Жеребцова налила себе еще вина в бокал брата и залпом выпила. «А женский алкоголизм не лечится…» Улыбнулся про себя Давид.
Компания довольно долго обсуждала разных персонажей, их статус, возможности и гонорары за предательство. Давиду было очень тяжело справляться с письменными приборами, но какие-то каракули все же получались. Зубов давно позвал Кузьмича, который занес уже и водку. Графиня Жеребцова откровенно напилась и начала кокетливо поглядывать на Палена-Давида. «Ой, что ж ей надо от меня, старика? И так все болит…» Ему тоже пришлось для вида пару раз пригубить бокал.
– Сударь, что-то душно здесь, – произнес наконец Зубов. – Не прогуляться ли нам? Сад, конечно, зимой не очень привлекателен. Но, как я помню, вы всегда любили мой лабиринт…
– Нет, господа! Я с вами на холод не пойду. Я уж здесь, у камина! – изменившимся от алкоголя голосом возразила графиня.
– Ты хоть не напейся окончательно, сестрица! А то девок моих замучаешь!
– Подумаешь, девки! Ты их сам уже замучил! Я хоть не насильничаю… А эта твоя, Наташка?… Еще держишь здесь?
Зубов молча встал и нетвердой походкой направился к выходу. Давид последовал за ним, по пути аккуратно засунув списочек между книг в одном из шкафов. Вышли они не через парадный, а через задний выход, которого Давид раньше даже не замечал в этом особняке. Вечер был тихим. В промозглом и болотном Петербурге на удивление не было ветра. В небе, среди бегущих облаков, радостно сияла полная луна. Сбежав по лестнице Зубов растворился в темноте.
– Милостивый государь, мне старику, за вами не угнаться! Повремените…
Ему никто не ответил. Сделав несколько шагов Давид оказался перед обнаженными зарослями аккуратно подстриженного кустарника. Снова пришлось принимать абсурдное решение в пространстве: налево или направо? Давид пошел направо. Через пару шагов он углубился в настоящий уснувший лабиринт. Несмотря на отсутствие листвы он выглядел как монолитные панели. Темнота скрывала небольшие просветы между веток. «Этот дурак, что, играть со мной вздумал?» – пронеслось в голове Давида. Он несколько раз окликнул Зубова. Где-то вдалеке прозвучал негромкий голос:
– Идите сюда, граф! Вы же любите этот лабиринт. Погуляем… Я жду вас!
Давид сориентировался на голос Зубова и углубился внутрь черных ветвей. Сияние полной луны позволяло видеть дорожку среди кустарника. Она все время поворачивала в разные стороны, иногда разделяясь на несколько в разных направлениях. «Вот дурак! Куда же он ускакал?» Через несколько поворотов Давид растерялся, куда идти? Он снова окликнул Зубова. В ответ раздалось:
– Смелее, граф! Я – не Минотавр. Эх, как хорошо на воздухе!
Вдруг на расстоянии метров пяти на освещенной луной дорожке перед Давидом появился какой-то крошечный зверек. Он присмотрелся и понял, что это белый кролик. «Это еще что? Я не верю в мистику!» Кролик сидел на земле и спокойно поблескивал глазами-бусинками. Давид решил подойти к зверьку и поднять его. Но кролик, поняв намерение человека, ловко подпрыгнул и за несколько секунд скрылся в зарослях. «О Боже!» В голове Давида-Палена начался беспорядочный хаос. Тесня друг друга проносились бессвязные мысли. Или даже не мысли, а сонмище картинок, чувств, воспоминаний, ни за одно из которых было невозможно ухватиться и остановить этот чудовищный поток. Неожиданно и бесшумно из-за поворота лабиринта перед Давидом выросла высокая мужская фигура. Человек стоял спиной к луне, и поэтому Давид не мог его разглядеть. Наконец он понял, что это Зубов.
– Граф, я вам тут презент приготовил. Не желаете ли взглянуть?
Зубов повернул за поворот кустарника, остановился и протянул руку указующим жестом к чему-то, лежащему на земле. Неверное зрение Палена подводило Давида, приходилось наводить резкость. И тут он увидел груду каких-то тряпок, отсвечивающих в свете луны шелковыми складками. Но это были не тряпки, а женское платье. И оно было на теле. Давид подошел ближе и узнал длинные распущенные волосы Наташи, а потом и ее лицо, которое почему-то было с одной стороны залито чем-то черным. Правый неподвижный глаз был устремлен в небо и в нем отражалась луна, а из левого торчал тонкий нож. «Это кровь!» – Ошарашенно подумал Давид. Он с трудом опустился на колени и потрогал ее за руку. Она была еще совсем теплая, но уже мертвая.
– Что это? – спросил Давид, который еле-еле смог встать.
– Я же, сударь, сказал – презент! Могу я одну из своих девок подарить другу?