– Хорошо, я повышаю тебя до… Какие у тебя должны быть полномочия, чтобы создать благотворительную организацию? И я хотел бы, чтобы ты убрал мне живот и списал десяток лет. Может, тогда эта молодая стерва, которая значится у меня помощницей, наконец перестанет вертеть носом… Ненавижу новые законы! Раньше такие, как она, смотрели на таких, как я, как на богов, не смея возразить!.. Да, и я ведь могу еще добавить себе любую способность из того вашего списка?

Мужчина полез в стол и достал помятый листок бумаги.

– Так… Управление электричеством, трансформация воды, атака камнями, воздушная волна… Это всё неинтересно, а вот телепатия, телекинез, гипноз!.. Можешь мне дать эти три и оставить человеком?

– Конечно, босс, – Стивен едва подавил желание улыбнуться, подозревая, что улыбка у него сейчас получится, как у маньяка.

***

Лаборатория была белой, все предметы и углы словно бы смылены – всё по современной моде для лабораторий. Оборудование в основном соответствовало мебели, кроме модифицированного здесь же. Например, как круглый прозрачный резервуар с зеленой жидкостью, выглядящий, как очень большая пробирка на подставке, к стенкам которой было хаотично налеплено множество датчиков и излучателей. Он сразу привлекал взгляд своей рабочей неопрятностью. Сверху «пробирку» обхватывала железная площадка с перилами, на которой стояли два человека: тонкий – в защитном костюме и толстый, полностью обнаженный.

Прошло трое суток с момента разговора в офисе, и Джонс уже прибыл к Стивену на процедуру собственного улучшения. Джонсон был расчетлив и аккуратен ровно до тех пор, пока азарт не брал свое. Вот и сейчас желание получить огромный гешефт в виде способностей и здоровья лишили его всякой осторожности. Мужчина стоял, ежась от прохладного воздуха лаборатории, и переминался с ноги на ногу от нетерпения.

– Внешность не должна слишком резко меняться, представим, что я просто сделал себе операцию по откачке жира. Липосакция, так, кажется? В общем, убери живот, немного омолоди и добавь… гипноз, только гипноз.

На этот раз суетился Джонс, Стив же был абсолютно спокоен и уверен в себе. Почему-то начальника это не обнадеживало, а наоборот, заставляло нервничать.

Джонсон сел на край платформы и с громким плюхом погрузился в «пробирку». Зеленая жидкость оказалась теплой, мягкой, и приятно обвила мужчину. Все страхи и переживания стали далекими и такими неважными. Он едва расслышал, как Стивен, стоявший наверху, истерически засмеялся. Когда ученый спустился вниз к панели управления, его начальник уже уснул, вдохнув насыщенную кислородом и препаратами жидкость, и не мог слышать монолог в стиле злодеев из старых фильмов.

– Вы ведь знали, черт возьми! Это же одно из направлений исследований: сделать комнатных друзей послушными, трансформация сознания… И все равно полезли в этот чан! Вы буквально сами заставляете меня сделать вас своим рабом. Не беспокойтесь, мистер Джонс, я сделаю все, о чем вы просили. Я даже оставлю вам ваше «я». Только с одним дополнением: вы всегда будете чувствовать, что должны меня слушаться, это будет казаться нормальным, и вы даже сможете нарушать мои приказы, но только ради моего же блага. Черт, я думаю, вы бы даже согласились со мной, будучи в сознании.

Ученый снова весело рассмеялся:

– Я буду просто на вершине счастья, этот проект – лучшее, что могло со мной случиться!

Тест Хеба

Среди бескрайней пустоты космоса, что разбавлялась лишь редкими вкраплениями звездных точек, медленно плыла космическая станция «Салтум». Огромный «бублик» – математики любят называть такую фигуру тором – вращался вокруг искусственной звезды в своем центре. Если смотреть сверху – кольцо вокруг мерцающего огонька. Гигантские размеры станции позволяли двум миллиардам живых особей комфортно проживать в замкнутой системе. Впрочем, сейчас население станции насчитывало только миллион человек, ровным слоем размазанных по всей внутренней площади «бублика». Как последствия – угрюмые низкие полутемные коридоры и не слишком большой выбор развлечений.

«Салтум» служил перевалочным пунктом для транспортных кораблей, которые следовали из Млечного пути в Андромеду, и для исследовательских, что расползались по пустоте в поисках того, что умники называли «темным» и «экзотическим». С течением времени кораблей приходило все меньше и меньше, а люди все чаще стремились покинуть станцию. Хеб считал, что это из-за плотности ниже комфортной, он раз за разом отправлял письма начальству, пытаясь донести до них, что людей надо собрать в одном месте, а остальную часть станции законсервировать. Тогда можно было бы один сектор использовать на полную: с ботаническими садами, с большими залами, с синтезом любой пищи и нормальным освещением. Раз за разом ему отказывали, начальство советовало заниматься своим делом.

Хеб стоял возле иллюминатора в своей комнате, глядя, как его полупрозрачный силуэт накладывается на унылый темный пейзаж пустоты. За его спиной открылась и закрылась дверь – кто-то вошел к нему.

– Давящее одиночество тлена, – произнес ангел.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы определить по шагам одного из хранителей. Хранителей было много, а вот ангел вдохновения в этой части станции был один, неудивительно, что ему приходилось делить комнату с хранителем. Даже в полупустом мире ангелу не хотели дать отдельную комнату.

– Это все от того, что ты должен заниматься досугом людей. Был бы хранителем, и в голове было бы меньше мусора, – Опс хмыкнул, останавливаясь за спиной Хеба.

– Думаешь, я хуже тебя из-за того, что не хожу с огненным мечом в ножнах? А вместо того, чтобы выматываться на тренировках, могу позволить себе думать?

Ангел вдохновения развернулся к хранителю, который был раза в два шире его в плечах и выше на целую голову, так что Хебу пришлось задрать свою, дабы увидеть, как его собеседник закатывает голубые глаза.

– Вот только не надо этого, интеллигент. Толку от твоих размышлений никакого, только тоску и нагоняешь. Что ты должен организовывать? Очередной кружок по музыкальному рисованию или по проектированию классических визуализаций с забавными цветочками? Не удивительно, что люди от тебя бегут. Я бы тоже сбежал, если бы мог.

– А ты не понимаешь? Я занимаюсь искусством! – сорвался на крик Хеб, он отвел две руки назад, выпрямив их и сжав в кулаки. – Искусство! Понимаешь?! Я тебе ни какой-то клоун на потеху людям!

– Мы все служим людям, это единственное предназначение ангелов. Такими нас создали.

Опс нахмурился, глядя на Хеба. На его лицо с тонкими чертами и карими, почти черными, глазами. Обычно хранитель спокойно воспринимал болтовню соседа по комнате, но раз от раза она не сильно отличалась, и сегодня Опс не выдержал, позволил себе взорваться.

– Думаешь, я не смогу служить людям на Земле? – ангел вдохновения чуть склонил голову, сузив глаза. Он все еще был напряжен.

– Ого, хотим в самое сердце человечества? На Землю? Искусство творить, – фыркнул Опс. – Я, может, и тупоголовый хранитель, но мне кажется: для того, чтобы творить, художнику место не важно. Напомни название твоего главного шедевра? Нет такового и никогда не будет! Потому что ты – киборг, как и я. Твой каркас выплавили из неразрушаемого сплава, нашпиговали сложными электронными штуковинами и туда же засунули биологический мозг. Только не человеческий, а измененный под задачи. Твоя задача – поддерживать благоприятный психологический фон, и ты с этой задачей не справляешься. Люди в апатии, растет уровень тревожных расстройств. Так что, засунь свои амбиции…

Программа не позволяла ангелам ругаться, хотя Опс об этом часто сожалел, особенно в моменты разговора с Хебом.

– Если надо, то ты обязан надеть клоунский колпак и бегать с глупой улыбкой по коридорам. Ты обязан вдохновлять людей на жизнь!

Хеб принялся чесать браслеты на запястьях. Действительно, в последнее время с людьми становилось все хуже. Но Опс был не прав, Хеб из кожи вон лез, чтобы как-то развлечь жителей станции. Он был хорош в своем деле, иначе его не назначили бы координатором ангелов вдохновения на других участках, иначе он не справлялся бы со своим участком в одиночку. Следующий шаг – только Верховный… Звучит хорошо, но что толку от рангов, когда он живет даже не в болоте, а в луже.

– Дефектный, – фыркнул Опс, глядя на нервозность собеседника.

Громкая связь корабля ожила и приятным женским голосом объявила:

– На участок прибыл исследовательский корабль «Альфа». Повторяю, с миссии на участок прибыл исследовательский корабль «Альфа». Хранители должны пройти к верфи.

–Я не ослышался? Просто «Альфа»? Сколько веков он не выходил на связь? – переспросил у Опса потрясенный Хеб.

Уже тысяча лет минула с тех пор, как среди экзопланет был утерян первый корабль «Альфа». Как это было давно! Даже чертежи станции «Салтум» в то время были еще невозможны…

– Да ну, – поправив в ножнах меч, напряженно проговорил Опс. – Какой-то царек с пятком планет в подчинении назвал корабль «Альфа». А ты уже себе нафантазировал…

– Ты сам-то веришь своим словам? – хитро ухмыльнулся Хеб и последовал за Опсом на верфь.

Они развернули белые крылья, чтобы перейти на сверхзвуковую скорость, за несколько минут покрывая расстояние до верфи.

– Какого… Хеб, звали же хранителей, – недовольно проворчал Опс, тормозя магнитными ботами и заодно скользя ближе к причалу, к которому подлетал корабль.

– Думаю, у экипажа будет не лучшее эмоциональное состояние. Разве таким людям не нужен клоун? – огрызнулся Хеб; ему на самом деле было просто любопытно посмотреть, что за корабль пристыковался к одному из металлических причалов, гравитационное поле которого уже взяло космическое судно в тиски.

– Опс, да ты смотри! Керамический корпус, фотонные двигатели для длительного набора скорости… Это же просто летающий музей! Может, тут еще и реактивные маневровые двигатели?

– Хеб, не хочешь уйти отсюда? – прорычал Опс, глядя на старые шлюзы Альфы, которые с шипением начали открываться, одновременно автоматически закрылись все двери, ведущие с верфи в основную часть станции.

Ангел вдохновения только хмыкнул. Уходить было поздно, протокол изоляции возможной угрозы уже сработал. В открытом шлюзе корабля-призрака тем временем показался космонавт в старинном «дутом» костюме, с ранцем в котором раньше помещались баллоны с воздухом, и большим сферическим шлемом, стекло которого зеркально отражало верфь и не позволяло разглядеть того, кто внутри. За одним «скафандром» появились еще четверо, они, оттолкнувшись от «порога» корабля с глухим ударом приземлились на металлический пол станции причала.

– Назовите себя! – наконец разорвал звенящую тишину голос одного из хранителей, что столпились у выхода с причала.

Только в этот момент Хеб осознал, как сильно впилась тишина в пространство. Гости молчали, лишь мелкими прыжками, словно бы на станции сила гравитации была куда ниже земной, двигались вперед.

– Остановитесь или я буду вынужден атаковать, – повторил всё тот же голос и все так же безрезультатно.

Хранитель достал из ножен свой меч, который сиял белым светом сверхгорячей плазмы, меч, способный разрубить даже обшивку корабля. Только киборги могли пользоваться таким оружием, люди же скорее навредили бы себе, чем противнику, а могли бы и вовсе всех отправить в космос, пробив обшивку. Но даже ослепительно яркий свет не остановил приближающиеся к ним фигуры. Послышалось, как один за другим активируются огненные мечи. Все вокруг залило нестерпимо ярким светом, очерчивая тени до пронзительной остроты.

Первый из ангелов вышел вперед и, замахнувшись, разрубил чужака, как горячим ножом свежее масло. Верхняя часть «космонавта» с легким шипением съехала и с мокрым шлепком приземлилась на пол. На месте среза зияла темнота, такой черноты, что даже объем забирала в себя. Еще мгновение – и из двух половинок «человека» начали виться и расти темно-синие щупальца.

– Криптиды! – крикнул Опс, взлетая и направляясь в сторону щупальцев, которые схватили его.

Они растянули крылья ангела, отрывая их с противным треском, словно крылья нежной бабочки, кровь вперемешку с темной жидкостью охлаждения брызгами ударила по лицу Хеба. Еще минуту назад они скалили зубы, а теперь Опс, как порванная тряпичная кукла, полетел по кускам в разные стороны. Тем временем и остальные костюмы разорвались, выпуская из себя щупальца, ангелы бросились вперед, им даже удалось отрезать одно из щупалец, но вскоре их кровь яркими каплями окрасила стены верфи. Хеб сделал единственное, что мог… Он рванул через энергетический щит в открытый космос. Хитрая система распознала члена экипажа и позволила ангелу свободно покинуть верфь. Он не был бойцом, куда ему до Опса и до остальных!.. Темные создания с душераздирающим криком рванулись за ним, но ошпарились о щит, зажегшийся плазмой.

«Попасть в рубку, отсечь щитами комнату», – крутилось в голове у Хеба. Ему нельзя было думать о происходящем, он должен действовать, должен спасти людей. Ему дали время, хранители ценой своих жизней дали Хебу время сбежать и включить поля, загородить верфь. Тем временем криптиды изучали станцию, искали малейшую щель, любой способ пройти дальше «прихожей», и такой лаз был найден: система жизнеобеспечения. В соседнем отсеке несколько человек сидели в баре, выпивая и наблюдая, как танцовщица на голографическом подиуме соблазнительно извивалась под заунывную мелодию. Мужчины нахмурились и начали переглядываться, когда сверху послышались чавкающие звуки, словно кто-то большой и слюнявый пережевывал или облизывал что-то. Еще мгновение, и, выбив сетку, закрывающую вентиляцию, в бар ворвались щупальца криптид.

Когда Хеб добрался до ближайшего пульта управления и дрожащими руками набрал код, он замер, глядя на экран. Чужаки заразили целый сектор, нужно было отрезать несколько тысяч человек, чтобы спасти остальных. Нужно было… отрезать себя. Хеб сглотнул. Он мог бы просто сесть в спасательную капсулу и остаться в живых, болтаться в бескрайнем космосе до конца времени, но остаться живым. Ангел сглотнул, вспоминая остекленевшие в последний миг глаза Опса, и начал вводить команды, отсекая криптид и людей от остальной части станции. Послышалось низкое жужжание, плазмой зажглись внутренние и наружные щиты, скоро все в секторе… сгорит.

– Как жарко, как же ужасно жарко, – пробормотал Хеб, снимая с себя рубашку. – Сгорит сектор вместе с криптидами. Это ведь лучше, чем, если бы они убили всех на станции? Конечно, лучше… Не думал я, что у меня будет такая короткая, по-человечески короткая жизнь. Я не хочу быть человеком. Это оказалось не так уж и глупо, бояться стать человеком.

Крылья за спиной Хеба уже плавились и, словно расплавленный воск, капали на пол. Вокруг бушевало пламя. Это был конец, и чуда ждать неоткуда. Все же Опс оказался прав – не суждено было Хебу создать хотя бы один шедевр…

Опс открыл глаза, морщась от яркого света. Несколько мгновений он не понимал, что вообще произошло. Боль от того, как его тело рвали на куски, была слишком реальна. Хранитель моргнул несколько раз, прежде чем сфокусировал взгляд на стоящих в шаге от койки фигурах, в одной из которых он узнал Хеба.

– Я жив? Это… была Симуляция? – он вертел головой и видел, как приходят в себя остальные хранители из группы.

– Симуляция, которую не раскусили даже хранители, – говорил человек в очках, – очевидно, оператор эксперимента. – Вас подключили этой ночью, чтобы проверить новое творение Хеба и вас заодно. Вы провалили тест. Запустили за щиты подозрительный корабль!.. Не оставили кого-либо, кто смог бы изолировать верфь! Очень, очень плохо, нужно проверить вас на когнитивные способности. А Хеб – настоящий актер, этот предсмертный монолог пробирает до мурашек. И он – единственный, кто вел себя правильно… И знал, что происходит.

Хеб был до зубовного скрежета спокоен. Он даже ничего не сказал, только наклонился, чтобы помочь Опсу встать.

Возвращение в старый дом

Под ногами опасным скрипом застонали старые грязно-древесные ступеньки, намекая, что могут и не выдержать меня. Да уж, за долгие годы я сильно потяжелел. В детстве я фигуру имел, как у палочного человечка, а лестница на чердак была крепкая, окрашеная в яркий вишневый цвет. У деда все было добротное, красивое, только умер он рано. Залез как-то на крышу, а с нее уже упал. Видевшие говорили, что падал дед уже мертвым. Бабушка после его похорон потускнела и с того дня уже не жила, а доживала. Дом тоже ветшал, разваливался.

Я смотрел на ступеньки внизу, потемневшая краска осталась только на стыках, по центру – въевшиеся буро-серые пятна. Нужно было чаще тут бывать, нужно было отремонтировать всё… Пока в этом ещё был какой-то смысл. Сейчас же я, как форменный мародер, намеревался обшарить каждый закуток, забрать немногие ценные вещи и уже навсегда оставить дом.

Здесь я провел почти все свое детство. На чердак мальчишкой меня пускали очень редко. Место это казалось мне сокровищницей с бесценными диковинками, загадочными предметами и удивительными тайнами. Я не понимал назначения крупных инструментов, хотел заглянуть в каждую шкатулку и изучить каждую книгу, каждое спрятанное письмо.

И вот уже владельцем «богатства» я поднимаюсь на чердак, а вместо запаха доски, вместо восторга и любопытства – только пыль, жуки и грязь, только боль и уныние. Родной мне человек ушёл, и от него осталось слишком мало, все уместилось в небольшую избушку на окраине леса. Краска на рамах облупилась, ставни висели под диким углом и даже не закрывались. Когда-то я пытался переселить бабушку в другой дом, поближе к себе, но старушка всегда отказывалась. Только с боем удалось застеклить окна. Но и это она считала жутким расточительством. Были бы у бабушки силы, вынула бы стекла и спрятала, чтобы сохранить надольше.

После похорон бабушки прошли пара месяцев, и это первый раз с тех пор, как я снова оказался в этом доме. Я не смог себя заставить разобраться со всем сразу. Похороны прошли в какой-то мутной дымке, я не знал людей, пришедших проститься, они не знали меня, я все не мог осознать, что происходит и что надо делать… Все было сделано, как нужно, снова почти без меня.

Охранное заклинание спасало от всякого ворья, кого-то посерьезнее покосившаяся избушка не могла заинтересовать. Дом дождался меня… Ему больше ничего не оставалось.

Чердак оказался заставлен коробками до потолка, их было намного больше, чем в моих воспоминаниях. Остался только узкий проход среди угрюмых ящиков к грязному окошку. В мутном облаке дневного света, с трудом пробивающегося через стекло, кружилась хлопьями потревоженная мною пыль.

Я вздохнул. Прислонился к башне картонных коробок. Звук дыхания показался каким-то неуместно громким в этом храме запустения. А еще странное чувство, словно я разделился, словно рядом копошится паренёк, который искал когда-то тут удочку, наивный и веселый. В его мире всё светлое, в его мире все живы и веселы. Тот паренёк увял, покрылся плесенью, рассыпался в прах, вместо него остался только я. Маг. Настоящий, взрослый в плаще, в перчатках, с рунами, набитыми золотом. Способный на многое… Способный почти на все, только не на то, чтобы вовремя поменять лестницу на чердак у родного человека.

Появилось желание уйти, оставить дом навсегда в одиночестве. Я собрался, сделал несколько решительных шагов вперед, под моими черными сапогами клубами поднималась пыль и заполняла серой дымкой пространство, ложилась на мои волосы, одежду, проникала в легкие. Остановился. Поднял руки, разведя пальцы. Мой красный плащ начал вздыматься под ощутимыми потоками магии, словно плавал в масляной жидкости. Я сосредоточился на колдовстве, хотел просто спустить весь хлам вниз. Но закончить заклинание я не успел. Услышал тонкий рев небольшого существа и обмер на месте. Плащ опал, повиснув на моих плечах, как и полагается куску ткани. А я стоял, ожидая повтора звука, словно не поверил своим ушам. Но я уже догадывался, кто это мог быть.

Бедное создание – шишига, оказалось заперто под магическим куполом на несколько месяцев, не понимающее, что происходит, без шансов выбраться на свободу… Сложно представить его отчаяние в эти дни.

Во время похорон шишига, видимо, прятался. Я не знал, что он был тут. И без того напуганное создание пришло в ужас от потока магии и просто закричало. Я прикрыл глаза, чтобы попытаться найти его. Серый, пушистый шишига, ростом чуть больше кота, забился в угол между коробками слева от окна. Его маленькое сердце отчаянно колотилось, дрожащий комок шерсти, похожий на заросшего человечка с большими круглыми черными глазами. Приди я еще позже, от живого создания осталось бы только его истощенное тельце…

Я подошел к шишиге и резко схватил перчаткой. Создание снова завопило, не зная меня, не ожидая ничего хорошего от чужака. Я же начал его гладить по голове, а после извлек из сумки на поясе кусочек вяленого мяса. Одной рукой прижав серого к себе, другой в маленькие ручонки вложил лакомство. Шишига замолчал, удивленно глядя на меня, и через мгновение, урча, принялся за еду. Как-то слишком доверчиво-быстро он успокоился, прильнул ко мне теплым боком. Шишига не понимал, что это из-за меня натерпелся, что я – источник его бед. А я снова ушел мыслями в былое.

Вспомнился день окончания лета. Я, слишком взрослый лоб, краснел, сутулился перед неизвестным лавочником. Тогда бабушка все же допекла меня и притащила с собой «выбирать мне подарок». Сама она была в выцветшем буром платье и старой пожелтевшей косынке.

Ей просто хотелось позаботиться обо мне. А я стоял и сгорал со стыда, выбирая вещи. Мне казалось, что лавочник, да и все остальные видят во мне мерзкого неудачника, вытягивающего последнее из родственницы. Бабушка видела, как я стесняюсь, и ей наверняка было больно. Для меня важнее была не она, а то, как все выглядело для чужих, посторонних людей… Став взрослым, я всегда отказывался от помощи бабушки, не говорил о своих нуждах. Но она продолжала покупать мне подарки, по большей части бесполезные. Себе же она отказывала во всем. Вот… Даже теперь оставила последний сюрприз. Глаза защипало, слезы заволакивали глаза.

Шишиги… Их часто продавали, как милых компаньонов молодых чародеев, ведьм, колдунов. Я никогда не нуждался в подобного рода компаньоне. Я черпаю силу в камнях и рунах… Я просто не сказал, что нужно… Не позволил позаботиться о себе. Зачем? Я ведь такой сильный, успешный и надутый индюк. Сколько же накоплений она потратила, на покупку этого бедолаги?

Конечно же, я забрал шишигу. Назвал его Мышонком и просто поселил в своей башне. Кормил, баловал и воспитывал, как мог. Он стал мне новым другом, пожалуй, самым лучшим. Даже суровому магу, иногда, нужно о ком-то позаботиться.