Параллели вселенных: Хранители

– Туда. Идем туда, – указала она тонким пальчиком в сторону своего брата, который, как и все остальные, не имел представления, где находился и что происходит.

Гарнер, большой и сильный Гарнер, беспрекословно подчинился маленькой девочке и двинулся в ту сторону, куда она указала. Неся ее на плече и бережно держа обеими руками, словно самое дорогое сокровище, Гарнер, аккуратно обходя людей, точно поток реки огибает преграды на своем пути, остановился позади Грея, который, растерянно крутя головой по сторонам, успел повернуться к ним спиной.

– Грей! – радостно и сладко произнесла Хильди.

Тот, не ожидал услышать так близко от своего уха звонкий детский голосок, резко дернулся влево. Поворачиваясь, он ударил костяшками руки о металлические латы Гарнера, которые зазвенели словно колокольчики на празднике. Хильди весело рассмеялась. На ее живой и звонкий голос начали оборачивать головы другие люди, рядом стоящие или мимо проходящие. Увидев ее чумазую, но счастливую мордашку, они и сами растягивали губы в довольной улыбке, которая светилась, словно луч надежды в этой сумятице. Казалось, что с ее смехом и их жизнь приобретает смысл, начинает играть и переливаться красками.

– Хильди, – неожиданно и для себя самого произнес Грей.

– Ты помнишь ее имя? – удивился Гарнер.

– Кажется, да… – неуверенно протянул Грей, – но я не могу утверждать, что помню свое, – совсем растерялся он, понимая, что без помощи Хильди не вспомнил бы его.

Тем временем Хильди, наклонившись вперед, перевалилась к Грею, который успел ее перехватить и поймать

– Привет, – ласково сказал он Хильди, подняв ее выше над головой и сделав оборот вокруг себя, зажмурив один глаз от слепящего солнца.

Наконец, он нежно прижал ее к себе и обнял. Она вцепилась в него обеими ручонками и обвила его, точно стебель плюща, обвивает ствол дерева.

Грей ни на минуту не прекращал думать. Он нисколько не сомневался, что они родственники, но он неустанно искал в голове тот момент, который натолкнул его на воспоминание об имени девочки. Однако вместо воспоминания наткнулся на острый взгляд Гарнера, который впился в него стальным острием меча.

– Мечи… – тихо произнес он, едва шевеля губами, отводя взгляд в сторону, словно что-то нащупывая в своем сознании.

– Нужно найти папу с мамой, – сказала Хильди, расцепив свои объятия и серьезно посмотрев на Грея.

Она не обратила внимания на его слова о мечах, а Гарнер все расслышал и снова начал обращаться к своим воспоминаниям, которые плавали в его голове, да так быстро, что он не успевал ухватиться ни за одно из них.

– Скользкие, как рыбы в пруду, – буркнул недовольно он, обращаясь к своим мыслям, в то время как Грей беспомощно блуждал глазами по толпе людей, снующих в разные стороны.

Хильди в это время быстро пробежала взглядом по измученным и незнакомым лицам, которые проплывали мимо нее; группе воинов стоявших в отдалении и что-то обсуждавших; раненым и помогающим им девушкам и женщинам поселения клана Земли; разрушенной башне и обвалившейся части стены крепости. Она искала, вращая головой, чуть приподняв свой острый носик вверх. Наконец, ей попался на глаза знакомый переулок, в котором то появлялись, то исчезали люди.

– Туда, – скомандовала она Грею, вытянув свой маленький пальчик, снова указывая направление.

Ее звонкий голос мгновенно разбудил от размышлений и Грея, и Гарнера. Они оба посмотрели на нее, а потом на то место, куда она указала.

– Идем туда, – снова повторила она, посмотрев своими огромными глазами прямо на Грея и положив ручку на его щеку, на которой пробивалась первая юношеская щетина.

– Хорошо, – кивнул он ей, соглашаясь, продолжая держать ее на руках.

Гарнер последовал за ними. Пересекая площадь, обходя людей, разбросанные камни, которые уже начали собирать и переносить ближе к стене, они вышли в переулок. Грей и Гарнер понимали, что это место им не знакомо, но Хильди продолжала указывать им направление и вести их дальше. Проходя мимо домов, они видели, что в некоторых – окна были открыты настежь, а рамы чуть покосились; крыши – местами пробиты камнями, а дворы засыпаны густым слоем пыли. Другим дворам повезло, и они совсем не пострадали, лишь деревянные калитки, открытые нараспашку, хлопали от внезапно налетавших порывов ветра, гулявшего по закоулочкам безлюдного переулка.

– Вот он, – внезапно, но уверенно сказала Хильди, снова указывая пальчиком на никому не знакомый дом.

Она расцепила руки и ноги, желая выбраться из объятий Грея, и он послушно опустил ее на землю. Хильди, бесстрашно и со знанием дела, открыла калитку и вошла во двор. Грей стоял перед домом, осматривая его и не решаясь последовать за сестрой. Она, обернулась и увидела, что брат не идет за ней. Остановившись, Хильди раздосадовано окликнула его:

– Идем же, – махнула она им обоим, позвав за собой.

Грей, осмотревшись и не почувствовав никакой угрозы, толкнул калитку рукой и вошел внутрь. Теперь он мог видеть усыпанный мелкими камешками просторный двор и аккуратно вытоптанную в земле дорожку, ведущую в дом. Красивые кустарники пышных белых пионов насаженные у входа, плавно покачивались от легкого дуновения ветра, отчего казалось, что они приглашают заглянуть в гости. Гарнер все это время следовал позади Грея, наблюдая и слушая, что говорит эта маленькая непоседа.

Пока они оба осматривали дом и двор, водя носами в разные стороны, словно только что вернувшиеся из дальних странствий перелетные птицы, она уже вбежала внутрь и, быстро осмотрев все комнаты, выбежала обратно на порог. Увидев, что ее брат и старейшина все еще во дворе, она насупила бровки и недовольно наморщила носик.

– Если ты и дальше будешь вести себя так, как будто ты тут впервые, то мы и до вечера не найдем родителей в этой неразберихе, – проворчала она, да так серьезно, что никто даже и не думал засмеяться. – Дома никого нет, пойдем! – снова скомандовала она и, пробежав стремглав мимо них, выбежала из двора.

Они оба подняли от удивления брови, но в это раз не заставили себя долго ждать и быстро последовали за ней. Подождав их чуть-чуть за калиткой, Хильди, окинув довольным взглядом шикарную зелень, опутавшую каменный забор, убедилась, что они идут следом, и смело пошла по улице в обратном направлении.

– Хорошо, что идти не далеко, – сказала она, радостно посмотрев на Грея и Гарнера, быстро нагнавших ее и вставших рядом, точно охранники.

Маленькая Хильди весело переступала миниатюрными ножками по каменной брусчатке, в окружении двух славных мужчин, которым она бесконечно доверяла. Она свернула за угол и подошла к дверям. Остановившись перед ними, Хильди окинула их взглядом снизу доверху. Ее сопровождение последовало ее примеру. Хильди, уже было сделала шаг, и вытянула ручку, чтобы открыть их, но Гарнер остановил ее, задержав за худенькое плечико свой железной рукой. Хильди, почувствовав тяжесть руки, обернулась, посмотрела на Гарнера своим умными глазками и сказала:

– Ты как папа, только не папа, – улыбнулась ему бесхитростно она.

– А кто твой папа? – спросил ее Гарнер, убрав руку с ее плеча.

– О-о-о-о, – распахнула она широко и удивленно глаза, – ты не знаешь, кто мой папа? – посмотрела она на Гарнера и затем перевела взгляд на Грея, открыв глаза еще шире и еще больше изумляясь тому, что он смотрит на нее такими же вопросительными глазами, как и старейшина.

– Он же главный кузнец! – произнесла она, переводя все более недоумевающий взгляд с Грея на Гарнера, – вы что, все позабыли? – сказала она в шутку.

– Мы пытаемся это понять, – ответил Гарнер, чуть улыбаясь и стараясь не напугать малышку, – давай я помогу с дверью? – предложил он ей, делая шаг и протягивая могучие руки к кованой дверной ручке и засову.

Засов поддался без каких-либо усилий. Гарнер толкнул дверь рукой и вошел первым. За ним последовали Хильди и Грей. Гарнер чуть прошел вперед и остановился. Чуть левее от него, на стене висели заготовки кованых изделий и готовые мечи. Рукоятки некоторых были усыпаны драгоценными камнями, а другие – совсем простые, лишь пара камней и гравировка герба, замысловатые вензеля или, всего лишь, инициалы.

– Действительно, кузнец! – восхитился Гарнер, окидывая взглядом великолепные работы.

– Грей, – трясла она за рукав брата, пытаясь привлечь его внимание, строго направленное на металлические изделия.

Грей не реагировал. Он изучающе посмотрел на свои руки, перевел взгляд на наковальню, потом снова на руки и торжественно произнес:

– Я кузнец! – просиял он в широкой улыбке, да так ярко, что его лицо светилось, ослепительнее стали мечей.

– Я тоже кузнец? – повернулся к ним лицом озадаченный Гарнер, которому так и не удавалось вспомнить ни своего имени, ни того, кем он является.

– Вот глупый, – сказала Хильди, но сразу осеклась, зная, кто перед ней стоит, – ой, извините, Вы – старейшина, Сир, – теперь мило произнесла она, – вас зовут Гарнер, еще раз напомнила ему Хильди.

«Старейшина, Гарнер… кузнецы, мастерская»… – произносил он про себя слова, не несущие для него никакого смысла. – Я ничего не помню! – наконец, признался он громко, поворачиваясь спиной к этим двум детям, – ни-че-го! – отчеканил он еще громче, так, что его басовый голос, столкнувшись с мечами, отразился от них.

Мечи нервно и боязливо задрожали.

– Он меня пугает, – сказала Хильди, спрятавшись за спину брата.

На ее глаза быстро набежали слезы, которые были готовы вот-вот хлынуть волной из ее больших зеленых глаз.

Гарнер, отвернувшись, закрыл глаза и опустил голову вниз. Он взялся за лоб рукой, нервно потер его мозолистыми и грубыми пальцами, открыл глаза, убрал руку со лба, поднял голову, посмотрел на мечи, вздохнул и повернулся лицом к напуганным его поведением детям.

Он увидел девочку, которая с опаской выглядывала из-за спины брата. Ее глаза, готовые разразиться потоками слез. Он почувствовал, укоризненный укол совести, прямо слева, там, где должно было быть его сердце. Он почувствовал, наконец, почувствовал, как оно бьется. Похоже, он никогда раньше этого не замечал. Не чувствовал такой резкой боли. Боли не физической, а возникшей только при виде глаз этой девочки, спрятавшейся и боявшейся его, как какого-то чудовища. Гарнер опустился на одно колено. Он не сводил с нее глаз.

– Прости меня, – прошептал он, закрыв глаза и виновато опуская голову, – я не хотел тебя напугать, – шептал он в воцарившейся тишине, в которой не было слышно даже дуновения ветра.

Хильди, увидев, как мучиться от боли и вины этот большой человек, так сильно напоминающей ей отца, вышла из-за спины брата, отпустив его рукав, и тихо подошла к Гарнеру. Она присела перед ним, и чуть склонив голову, заглянула ему в лицо. Глаза его были все так же закрыты.

– Это ничего страшного, мы же все исправим, – тихим голоском произнесла она, доверительно положив свою маленькую ладошку поверх его огромной руки.

Гарнер, почувствовав тепло, исходившее от ее ручки, открыл глаза и посмотрел на нее. Он увидел ее чистейшие детские глазки, в которых читались безграничное доверие и абсолютная вера в сказанное. Она больше не боялась его, она искренне хотела помочь этому внушительных размеров человеку, упавшему перед ней, такой хрупкой и беззащитной, на колени.

– Конечно, – тихо ответил он ей, мягко улыбнувшись и медленно накрыв поверх, ее руку своей второй рукой.

Она улыбнулась ему в ответ счастливой и лучезарной улыбкой. Вдруг ее глаза снова стали серьезными. Она повернула голову и посмотрела на брата. Не вынимая руку из ладоней Гарнера, Хильди сказала:

– Мы так и не нашли родителей, нужно вернуться на площадь.

– Да, конечно, – быстро согласился с ней Грей, – сестру и братьев тоже нужно найти. Надеюсь, Генри и Рэй уже благополучно вернулись из клана Воды.

Гарнер хмуро и вопросительно посмотрел на Грея.

– Не знал, что у нас есть клан Воды, – озадаченно произнес он и уставился глазами в каменный пол, на котором кое-где была раскидана солома.

Он снова погрузился в размышления, в которых пытался отыскать воспоминания об упомянутом клане, но все так же, как и раньше, они выскальзывали верткими рыбами из его сетей.

Глава 4

– Ты здесь, – слабо улыбнулся Даниэль, увидев знакомое лицо, – Рэй? – вопросительно и с тревогой спросил он, глядя на Генри.

– Рэй тут, с нами. Все в порядке, – ответил он, – а вот вы выглядите не очень, – с сожалением сказал Генри.

– Метко подмечено, – тяжело выдохнул Даниэль, сжав губы от нестерпимой боли, ноющей под левым подреберьем. – Не жили они долго и счастливо, – печально подытожил он, посмотрев отсутствующим взглядом куда-то мимо Генри.

– Все образуется, – отпустил он руку Даниэля и поддерживающе похлопал его по плечу, – главное, что все живы, – осекся он, сделав глубокий вдох и задержав на несколько секунд дыхание.

Тот снова отвел глаза в сторону, сжал губы, опять посмотрел на Генри и как-то потерянно спросил:

– Как ты здесь оказался?

– Меня взял с собой Аарон, когда забирал с берега Стефана и других воинов, Сир, – ответил ему Генри. Даниэль нахмурился и отвел голову в сторону.

– Понятно, – ответил он, не поднимая головы, – каких воинов? – теперь пристально посмотрел он на Генри.

Тот, под его тяжелым взглядом слегка растерялся, не понимая, почему он задает этот вопрос.

«Может быть, от сильных переживаний, или воды лишка хлебнул, когда плыл к берегу», – подумал Генри, – Воинов нашего клана и клана Гор, – ответил он без обиняков.

– Понятно, – снова сказал Даниэль, пытаясь вспомнить, о каких именно воинах идет речь. Он четко видел перед собой картинку отца, но все остальное, оно куда-то исчезло, расплываясь мутными пятнами.

– Больше не обращайся ко мне «Сир», только по имени, – приказал он Генри, обходя его стороной и направляясь к лодке с цветами.

Генри сначала застыл на месте. Он не понимал, как реагировать на его «понятно». Но как только тот прошел мимо и его тяжелая поступь начала отдаляться, Генри очнулся. «Я не могу оставить его одного», – быстро пробежала мысль в его голове. Он развернулся и спешно нагнал Даниэля, который шел по помосту, погруженный в свои мысли и ничего не замечающий вокруг.

Проходя мимо главного купола, Генри заметил Маади, выходившую из него и пытавшуюся ему что-то сказать. Однако, он, ничего не поняв, лишь отрицательно покачал головой в ответ и, указав рукой в сторону Даниэля, продолжил следовать за ним. Тот шел вперед, не останавливаясь и не обращая ни на что внимание. Он видел лодку с цветами, плот, на котором покоился его отец и дыры в своей памяти.

«Цветы, отец, смерть, – перечислял он в голове слова, в такт своему шагу, – цветы, отец, смерть», – повторял он снова и снова, пока они не превратились в четкий ритм невидимого маятника, качавшегося перед его глазами из стороны в сторону.

Внезапно, перед ним возникла чья-то фигура, на которую он натолкнулся, вовремя не заметив. Белые цветы рассыпались по деревянному настилу, часть упала в воду и начала медленно расплываться в разные стороны по лазурному зеркалу, в котором отражалось небо. Это отвлекло Даниэля, сбившегося с ранее налаженного и последовательного ритма слов, стучащих по его вискам, точно маленькие молоточки.

Он потерянно посмотрел по одну сторону помоста, потом по другую, увидел бутоны, плавно расплывающихся белых лилий. Затем он перевел взгляд на человека, стоявшего перед ним. Он увидел босые стопы. Загорелую кожу ног и тело опоясывала светлая ткань. Руки, такие же загорелые – были открыты. Черные, блестящие, густые и жесткие волосы ниспадали до талии. «Точно грива моей лошади», – подумал Даниэль, по лицу которого скользнула едва заметная улыбка.

Концы тканей были перевязаны на одном плече, почти у шеи, которая была тонкая и длинная. С похожего на луну лица на него смотрели широко распахнутые и чуть раскосые черные, словно агаты, глаза.

Даниэль замешкался.

«Никогда не видел таких черных глаз. Затягивают и убаюкивают как омут», – подумал он.

– Даниэль, – легонько толкнул его локтем Генри, заметив, как тот не сводит с девушки глаз.

Неслышно подойдя, за спиной Лии показалась Маади. Слегка коснувшись рукой ее плеча, она привлекла к себе внимание Лии. Оторвав взгляд от Даниэля, она повернулась к ней лицом, а выражение ее глаз нисколько не изменилось. Они были все так же чисты и глубоки, сияя детской восторженной наивностью и бескорыстной добротой.

– Да, Маади? – отозвалась она мягким и тягучим голосом.

Та, увидев, с каким укором она на нее смотрит – опустила глаза, залившись румянцем, проступившим пунцовыми облаками на ее золотистых щеках. Под ногами были все так же разбросаны бутоны белых цветов. Лия, не имея в голове ничего дурного, присела и начала быстро собирать цветы в охапку. Даниэль и Генри спешно кинулись ей помогать. Маади хмурилась и смотрела на них задумчиво. В ее голове выстраивался определенный план.

Усердно собирая цветы, Даниэль и не заметил, как оказался у края помоста. Осознав это, он перевел глаза на отплывавшие бутоны, которые висели на воде, напоминая звезды, рассыпанные на ночном небе. Так сильно похожим на то небо, на которое они смотрели вместе с Элизабет, лежа на траве под раскидистым деревом. Он снова вернулся к воспоминаниям о ней, о них, о том, что произошло, пока не наткнулся глазами на плот, к которому прижался белоснежный цветок. Взгляд Даниэля оторвался от бутона и пополз выше, по деревянным доскам, по веревкам, скреплявшим их, по груде белых цветов, аккуратно разложенных по краям плота и плавно покачивающихся вместе с ним. Наконец, его взгляд остановился, застыв на тканях одежд багряного цвета. Даниэль сглотнул слюну и поднялся во весь рост, держа в руках те лилии, что он успел собрать. Он все еще не был готов ко встрече с покойным отцом.

Маади, не проронив ни слова, продолжала за ним наблюдать. Генри и Лия почти закончили собирать цветы. Даниэль, выйдя из ступора, сделал глубокий вдох. Собравшись с силами, он обошел всех на своем пути, и ни с кем не сталкиваясь взглядом, подошел к плоту. Встав напротив него, он сосредоточил взгляд на ярких одеждах отца. Стоя теперь прямо перед ним, прямо перед своим отцом, который мирно и неподвижно лежал на аккуратно струганных досках, усыпанный по краям белыми цветами, Даниэль опустился на колени. Он положил собранные им с помоста цветы, в ноги отца.

«Сейчас, вот сейчас, я готов, почти готов посмотреть тебе в лицо», – думал он, собираясь с силами, и чувствовал, как замедляет ход его сердце, замирая в ожидании. Точно так же как застыл его взгляд в ногах отца, остановились все чувства и эмоции. Только слегка поднимающаяся грудь Даниэля, видневшаяся в разрезе ворота белоснежной рубашки, напоминала о том, что он жив. Он пробежал взглядом по одеждам отца. По застегнутому на все пуговицы, сверкающими на солнце искрами, бархатному кафтану; по кружевам нижней рубашки, ворот которой плотно облегал его шею; по аккуратно подстриженной седовласой бороде, по бледным губам, почти в тон коже. По закрытым глазам и чуть волнистым с проседью волосам, заботливо уложенным на его плечи.

«Он спит. Он просто прилег и уснул, – думал Даниэль, успокаивая себя, все еще не желая верить в случившееся. Он поднял глаза чуть выше и посмотрел на голову отца, потом – на его руки. – Голову больше не венчает корона, а в руках нет меча, – подумал он, положив руку на теперь свой, законный меч, склонил голову и закрыл глаза. – Я продолжу твое дело. Я буду защищать, и оберегать твой… мой народ», – думал он, снова открыв глаза и посмотрев в лицо уснувшему вечным сном отцу, давая ему и себе обещание.

Маади остановила рукой Генри и Лию, которые уже собирались подойти к плоту, чтобы возложить на него остатки цветов. Она посмотрела на них обоих и, не произнеся ни слова, лишь отрицательно покачала головой, давая им знак, чтобы те не двигались и ждали.

Даниэль в это время, продолжал смотреть отцу в лицо.

– Прости меня, – прошептал он, – прости, что убежал из поселения, оставив тебя одного. Прости, что не помог в трудную минуту, что не уберег. Прости за все то, что не успел тебе сказать. Теперь ты там, вместе с мамой, – сделал Даниэль паузу. Глубоко вдохнув, он продолжил: – Надеюсь, ваши души теперь обретут покой там, – поднял он глаза, – на небесах. Если здесь вам это было не суждено, – посмотрел он снова на умиротворенное лицо отца, – один… я остался совсем один, – покатилась одинокая слеза по щеке Даниэля.

– Ты не один, – вмешалась совсем недавно подошедшая Румелия, но слышавшая каждое слово. – Мы все здесь, мы все с тобой.

Даниэль, услышав голос Румелии, закрыл глаза и сжал губы, так, будто слова причинили ему нестерпимую боль. Он растянул губы в скорбной улыбке, открыл глаза, проглотил ее слова, перестал улыбаться, поднялся с колен, окинул взглядом отца еще раз и повернулся лицом к Румелии. Он посмотрел ей в глаза, в которых теплился огонек надежды на то, что все еще можно исправить. Однако в глазах Даниэля читались лишь скорбь, как по отцу, так, и по сказанным ей словам. Похоже, что он хоронил и себя вместе с ним.

Посмотрев на Даниэля, Румелия все поняла. Она подошла к нему, нежно прижала к себе, словно собственного ребенка и, поглаживая рукой по спине, шепнула на ухо:

– Не смей терять веру, иначе потеряешь себя.

Даниэль никак не отреагировал. Его руки безжизненно висели, как и он сам – висел где-то над пропастью, а душа наполнилась звенящей пустотой и безразличием. Она чуть отстранила его от себя, крепко держа своими длинными и белыми пальцами за плечи, пыталась поймать его взгляд.

– Даниэль! – встряхнула она его, – приди в себя! – строго сказала она. – Мы все кого-то потеряли или потеряем. Это неизбежно. Такова жизнь. Прими, смирись и живи дальше, – говорила она твердо и уверенно.

Ее слова возымели действие и Даниэль, словно вышел из тяжелого, гнетущего забытья, прошептал:

– Мой народ… – кинул он взгляд на купол, в котором недавно происходила его ссора с Элизабет.

Из купола неожиданно вышла она сама и направилась в другой купол.

– Я должен вернуться в свой клан, как можно скорее, – сказал он уже твердым и решительным голосом, продолжая следовать взглядом за прекрасно сложенной фигурой своей любимой, тихо плывшей над помостом, словно невесомое облако, из которого совсем недавно летели стрелы молний.

Румелия, заметив, что Даниэль за кем-то наблюдает, обернулась и, увидела, как ее дочь уже скрылась за тканью купола. Она резко дернула Даниэля за руку.

– Пошли, – повелительным тоном скомандовала ему она и потащила за собой.

Даниэль, нахмурил брови, но подчинился и последовал за ней.

– Вы двое, – тягуче, но достаточно внятно обратилась Маади к Генри и Лии, – доделайте тут все и зайдите в купол к привезенным ранее воинам, проверьте, все ли в порядке, – просила она их, но не приказывала, как частенько это делала Румелия. – Лия, – посмотрела она на свою темноволосую красавицу-ученицу, – ты знаешь, что делать, – таинственно сказала Маади, что не скрылось от ушей Генри. Он слегка свел брови, задавая самому себе очередной вопрос о странности происходящих тут событий.

Лия и Маади тем временем, доверительно перекинулись взглядами, после чего вторая направилась в купол, поспешив вслед за Румелией и Даниэлем.

Откинув тяжелые разноцветные ткани, Элизабет спешно вошла внутрь, но остановилась на самом пороге. Она окинула взглядом просторную и залитую солнечным светом комнату. Справа, все так же стоял круглый деревянный стол, окруженный стульями. Дальше, в глубине, за полупрозрачными занавесями балдахина пряталась кровать. Чуть левее, за перегородкой, небольшое пространство умывальных комнат.

Закончив осматривать помещение, Элизабет нерешительно перевела взгляд на балдахин, ткани которого укрывали спящих от посторонних глаз. Тихо подойдя чуть ближе, она снова остановилась. Элизабет услышала тяжелое и сиплое дыхание, доносившееся из-за тканей. Она сделала глубокий вдох, напряженно затягивая воздух носом и едва слышно, выдохнула его обратно. Постояв в сомнениях еще чуть-чуть, она все же нашла в себе силы пойти дальше. Подойдя совсем близко к кровати, она нерешительно подняла руку и медленно отодвинула ткани балдахина.

Увидев своего отца, беспомощно лежавшего в объятьях белых простыней, с таким же мертвенно-бледным лицом, как и эти простыни, она зажала рот обеими руками, чтобы не закричать от потрясения. Ее отец, всегда такой сильный и независимый, сейчас лежал тут, перед ней, уязвимый и беззащитный, словно дитя. Наконец, она набралась смелости и коснулась его щеки, тыльной стороной своих пальцев.

«Теплая», – подумала Элизабет, почувствовав жар, исходивший от кожи и слыша стук своего сердца, выпрыгивающего от волнения

Она подняла руку чуть выше и погладила его по волосам, поседевшим так неожиданно быстро. Не выдержав напряжения от нахлынувших эмоций, слезы, разразившись потоками, хлынули по ее щекам.

Элизабет закрыла лицо руками. Опустившись на колени и присев рядом с кроватью, она уткнулась лбом в ее край. Сожаления, бессилие, страх, грусть и гнев – все эмоции смешались в ее голове в беспорядочной, дикой, хаотичной пляске. А она продолжала рыдать, всхлипывая и хлюпая носом, словно маленькая девочка, которую обидели вредные мальчишки, отобрав любимую куклу. Элизабет яростно вцепилась пальцами в эти ненавистные простыни, которые сейчас были одного цвета с кожей ее отца, и начала стучать кулаком по краю матраца так, будто это они были во всем виноваты.

Вдруг она почувствовала, что ее маленький кулачок накрыла большая теплая ладонь, усмирив безудержные постукивания. Рыдания моментально прекратилось, оставив лишь небольшие, поверхностные всхлипывания. Она подняла голову и посмотрела заплаканными глазами на руку, накрывшую ее. Элизабет медленно, затаив дыхание, приподнялась чуть выше и увидела лицо отца, повернутое к ней. Его глаза были открыты, он смотрел прямо на нее, таким мягким, таким знакомым взглядом, который предназначался только ей одной.

– Папа, – тихо произнесла она и улыбка, полная жалости и радости одновременно, слегка коснулась ее губ.

Она быстро встала на ноги и обняла отца, уткнувшись влажным лицом в его плечо. Уже не в силах плакать, она тихо сопела, иногда делая резкий вдох, напоминавший ей, как совсем недавно она заливалась горючими слезами.

Конрад обнял ее одной рукой за хрупкие плечи, вдохнул запах ее шелковистых каштановых волос и закрыл глаза, понимая, что эта девушка, вероятно, его дочь.

– Все хорошо, – успокаивал он ее и гладил по волосам, силясь вспомнить хоть какие-то события, связанные с ней.

Конрад поднял глаза и осмотрел незнакомый ему балдахин.

– Прости, что я не вернулась, папа, – подняла Элизабет голову и все еще влажными от слез глазами, посмотрела на него. – Я не хотела, не хотела, чтобы все так вышло, – говорила она искренне, совсем как маленькая девочка, которая, нашкодив, оправдывалась перед родителями, глядя на них своими большими, небесно-голубыми глазами.

Она перевела взгляд на его правую руку, которой уже не было. Увидев, куда она смотрит, он тоже посмотрел в эту сторону, и, осознав, что руки больше нет, его глаза расширились в недоумении.

– Что. Со мной. Случилось? – произнес он все слова отдельно, своим чеканным, но полным удивления и ужаса голосом, – и где я нахожусь? – вопросительно посмотрел он на Элизабет.

– Папа, ты только не волнуйся, – начала она слегка прижимать его плечи к подушкам, с которых он порывался встать, – я тебе все объясню, – говорила Элизабет и понимала, что ее отец сейчас не в самом лучшем своем состоянии, чтобы выкладывать ему всю правду.

Румелия отодвинула ткани полога и увидела, что Конрад пришел в сознание. Она, в почтении склонила голову и, сделав несколько невесомых шагов, подошла и встала с краю кровати. Даниэль, вошедший следом, наблюдал за ее движениями и был удивлен, как она сейчас себя повела.

«Вот это да, – подумал он, и брови его поползли вверх, – какое смирение и кротость. Эту Румелию я еще не знаю».

– Мама, – обратилась Элизабет к Румелии, поднимаясь в полный рост, учтиво склоняя перед ней голову и приветствуя.

Конрад, прищурив глаз, наблюдал за всеми собравшимися тут людьми.

«Если это моя дочь, то это должно быть моя супруга. Хорошо, – думал он, – кто же этот молодой человек?», – посмотрел он на Даниэля, вопросительно подняв косматую бровь, временно позабыв о руке, точнее о ее отсутствии.

В комнате повисла пауза. Все молчали.

– Я рада, что ты к нам вернулся, – начала Румелия, поднимая глаза и обращаясь к Конраду.

Он пристально смотрел на нее и все так же сохранял молчание, ожидая продолжения этого, пока непонятного для него действа.

– Мы все за тебя переживали, – продолжила она, стараясь не смотреть на перевязанную руку Конрада, чтобы лишний раз его не волновать, – в какой-то момент я думала, что потеряла тебя, но ты жив. Если ты не возражаешь, мы еще немного побудем в клане Воды, пока ты достаточно не окрепнешь, а потом вернемся домой, – закончила она, все также, не сводя влюбленных глаз с Конрада и ожидая его ответа.

– Я согласна с мамой, – сказала Элизабет, посмотрев с воодушевлением на отца, – мы все вместе вернемся домой, как только ты будешь готов папа, – довольно кивнула она.

Румелия нахмурила брови.

– Только твой отец и я. Ты и Даниэль отправитесь в свой дом, – строго посмотрела она на Элизабет.

– Мой дом там, где я была рождена. Где живут мои родители и мой народ, – противилась она словам матери.

– Ты уже не можешь отправиться с нами. Не можешь вернуться в клан Гор, – настаивала она.

– Это не тебе решать, а папе, – непреклонно стояла на своем Элизабет, посмотрев на Конрада глазами, просящими защитить ее и поддержать.

Конрад, все это время, переводил взгляд с одной женщины на другую, внимательно слушая их разговор и выжидая.

– Я согласен с твоей матерью и хочу, чтобы ты поехала со мной, – вмешался и Даниэль в их диалог.

Конрад перевел на него любопытный взгляд. Элизабет полыхнула огнем глаз на обоих – мать и Даниэля. Румелия ободрительно кивнула, в знак согласия со словами Даниэля.

– Я полагаю, что финальное решение за мной, – чуть сипло пробасил Конрад прокашливаясь.

Элизабет, ожидая поддержки отца, смотрела на него с мольбой. Румелия же – ожидая благоразумия и поддержки. Даниэль понимал, что перед ним находится отец Элизабет, поэтому сохранял почтительное молчание.

– Я думаю… – сделал многозначительную паузу Конрад, – ты уже обрела свой дом и нужно следовать сделанному выбору, – здраво заключил он.

– Но я не хочу! – в ярости топнула ногой Элизабет.

– Такова моя воля, – сурово сказал он и неприклонно свел брови, столкнувшись взглядами с дочерью.

Элизабет зло фыркнула носом, ударила рукой ткани полога, развернулась и направилась к выходу.