– Не надо, Дэн. Я больше не буду плакать… ты же знаешь, как я его боюсь, – я уткнулась ему в плечо.
Он отнес меня к нам в спальню и, усадив на кровать, ласково погладил по волосам:
– Хорошо. Только если пообещаешь сидеть тихо как мышка и больше мне не мешать.
– А ты меня поцелуешь? – я потянулась к нему.
– Вот закончу программу, тогда и поцелую, и обниму… а пока сиди тихо и жди! – он отстранился и быстро ушел к себе в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.
Я забралась с ногами на кровать и свернулась калачиком в изголовье. Я бы конечно с большим удовольствием пошла бы к Нике и поболтала бы с ней, но домой уже вернулся Виктор Алексеевич, а при нем заходить к Нике мне не хотелось.
Я лежала, перебирая в памяти воспоминания последних дней, и незаметно для себя провалилась в сон.
Проснулась я оттого, что меня подхватили на руки. Дэн, улыбаясь, кружил меня по комнате:
– Зайка, у меня все получилось! Ты не представляешь, какая бестолковая ошибка была… всего одна опечатка, а какие фатальные последствия… но я выловил эту замаскировавшуюся гадину, прячущуюся в дебрях программы…
– Я так рада, – я тоже улыбнулась и обвила его шею руками. – Ты такой молодец.
– Какой молодец? Ну-ка расскажи поподробнее, какой, – Дэн, не переставая улыбаться, опустил меня на кровать и, лукаво глянув на меня, потянул за рукав мою кофточку, обнажая плечо, после чего, склонившись, нежно коснулся его губами, тихо выдохнув при этом: – Давай рассказывай какой… только подробно.
Это была игра, которую я обожала. Дэн ласкал и целовал меня, а я, закрыв глаза, рассказывала ему, какой он герой и как я люблю его. К концу её обычно он срывал с меня всю одежду, а я билась у него в руках, бессвязно выкрикивая: – люблю… очень-очень… ты самый лучший… самый отважный… самый, что не на есть… да… да…
Он доводил меня до исступления, до безумной дрожи во всем теле, когда казалось еще чуть-чуть и сердце разорвется от переполняющих его чувств. А потом наступал момент единения и полного растворения меня в нем… когда мне казалось, что наши тела составляют с ним единое целое… Но даже в этот момент я боялась раскрыть глаза… и увидеть его взгляд… боялась, что сказка, которая меня окружала тут же развеется, сумей я заглянуть чуть глубже ему в глаза… и я зажмуривалась еще сильнее.
Когда врачи разрешили Нике вставать, она увлеченно занялась приготовлениями к нашей с Дэном свадьбе. Чтобы лишний раз не нервировать ее, я соглашалась на все идеи, которые она предлагала, по поводу проведения торжества. К тому же я не знала, как принято справлять здесь свадьбы.
Платье мы выбирали очень долго, объездили множество салонов, но Нике не нравилось ни одно.
– Понимаешь, моя девочка, оно должно подчеркивать твою индивидуальность, и в то же время быть сказочно прекрасным, ведь такое событие бывает лишь раз в жизни, и ты должна чувствовать себя королевой этого праздника, – улыбаясь, поясняла она.
А потом я увидела платье, которое безумно понравилось мне. Оно было из шелка нежно сиреневого цвета сплошь расшитое белыми лилиями, длинное до пола, с открытыми плечами и при этом длинными рукавами. Я сразу поняла, что это платье моей мечты.
– Ника, а можно я примерю это? – я с опаской взглянула на мать Дэна, понимая, что если она решительно отвергнет это платье, я не посмею настаивать.
– Конечно, меряй все, что нравится, – Ника даже не повернулась ко мне, занятая разглядыванием платьев, выставленных на витрине.
Я надела платье и растерянно замерла перед зеркалом. Платье сидело на мне отвратительно. На вешалке, оно выглядело совсем иначе…
– Девушка, – я обернулась к продавщице, – а у вас есть такое же платье, но поменьше?
– Нет, все эти платья в единственном экземпляре, – продавщица подошла ко мне и критически оглядела, – к тому же меньший размер проблему бы не решил, это платье в принципе не на Вашу фигуру к сожалению. Я поищу Вам что-нибудь другое.
Она отошла, а я замерла у зеркала, горестно рассматривая свое отражение.
– Ты расстроена? – сзади подошла Ника и нежно тронула меня за плечо. – Само по себе платье понравилось?
– Ну в общем, да, – тихо проговорила я, очередной раз удивляясь как точно Ника может почувствовать мое состояние. Порой мне казалось, она умеет читать мои мысли.
Ника критически оглядела меня, потом чуть приподняла рукава, уменьшая таким образом вырез, потом приподняла талию, зажимая по бокам складки.
– Ну если здесь присборить, здесь приподнять и ушить, тут чуть-чуть забрать больше в выточки, – бормотала она сама себе под нос, – тогда лиф сядет как надо и плечики попадут на место… и может быть… может быть, все будет очень даже славненько… Да, точно. И я уверена Галочка сделает все в лучшем виде… Ну что ж пожалуй на нем и остановимся. Не хмурься, моя девочка, мы сделаем из этого платья роскошный наряд, сидящий на тебе как влитой, уж поверь мне. Девушка! – Ника подняла руку, жестом призывая продавщицу. – Мы берем это платье.
– Это? – глаза подошедшей продавщицы округлились. – Дело Ваше конечно, но я бы Вам не советовала. Переделать такой крой очень сложно. Вряд ли какой портной возьмется Вам его переделать, а назад вещи мы не принимаем. Вам будет проще заказать новое.
– Вы примете заказ? – тут же спросила её Ника.
– Нет, платья лишь в единственном экземпляре, это принцип нашего салона. Мы можем сшить на неё любую оговоренную модель, но только не из существующей коллекции.
– Значит, мы берем его. Моей девочке понравилось именно это платье, и оно у неё будет. Выписывайте чек, – решительно проговорила Ника, направляясь к кассе.
Потом мы поехали к портнихе Гале, которая, увидев плате на мне, в ужасе всплеснула руками:
– Нет, это невозможно, Вероника Вениаминовна… это на неё не переделать, я только платье испорчу и все…
– Галочка, для тебя нет ничего невозможного, я знаю. Ну смотри: тут чуть-чуть приподнимаем, здесь ушиваем, вот тут присбариваем, плечи сажаем вот сюда, вот здесь забираем это в вытачки, и будет полный порядок.
– Ну не знаю… я, конечно, могу сделать все это, но я не уверена, что это даст результат… на мой взгляд, всем этим мы лишь платье изуродуем и все…
– Галочка, я оплачу всю работу и не буду иметь ни малейших претензий, обещаю. Лишь сделай, как я прошу, и сделай хорошо.
– Обижаете, Вероника Вениаминовна… когда это я хоть что-то плохо делала?
– Галочка, я знаю, что ты мастер своего дела, но еще знаю, что ты лучше делаешь, если тебе самой будущая вещь нравится. Поэтому боюсь, что с таким настроем как у тебя сейчас у тебя руки лежать не будут это платье переделывать…
– Ну правы Вы, Вероника Вениаминовна, жаль такое хорошее платье губить. Ведь оно просто на другую фигуру…
– Галочка, солнышко. Ты знаешь, что такое исполнять мечту? Та вот, я прошу тебя стать немножко феей. Я уверена, ты сможешь. К тому же я план тебе набросала: как. Понимаешь, девочке очень хочется именно это платье. Это же свадьба… у неё никакого настроения не будет, если она будет одета в чем-то, что ей не по душе… Ну стань доброй волшебницей, постарайся сделать из неё принцессу в этом платье. Ты же знаешь, я умею быть благодарной.
– Да разве дело в благодарности, Вероника Вениаминовна? Я ж боюсь, что не справлюсь, вот и все… а так я все сделаю, что в моих силах.
– Справишься, справишься, Галочка! Я верю в тебя. Ты со своими золотыми ручками не можешь не справиться!
– Хорошо, я попробую.
Тяжело вздохнув, Галя принялась что-то закалывать булавками на платье, надетом на мне, а потом помогла его снять и, сказав, что ждет нас через два дня еще на одну примерку, удалилась.
Через два дня, надев платье, я обомлела от восторга. Это было мое платье. Оно сидело изумительно, и я сама себе в нем жутко понравилась.
– Вот видишь, Галочка, ты настоящая волшебница, ты сотворила чудо, а еще сомневалась в этом, – Ника ласково улыбалась, оглядывая меня.
– Вот не поверите, Вероника Вениаминовна, до последнего не верила, что оно так может на неё сесть, – удовлетворенно осматривая творение своих рук, призналась Галя и тут же добавила: – Вы только поосторожнее, Лия, там пока везде лишь наметка.
– Галочка, у тебя золотые руки, ты не представляешь, как ты порадовала меня, все бесподобно сделала. Лиечка в нем даже не принцесса, королева! Все великолепно! Это лично тебе, – Ника положила в карман портнихе деньги, – а работу оплачу по квитанции, когда платье забирать будем.
В ночь перед свадьбой я не могла уснуть. Дэн ушел на мальчишник, пообещав вернуться часам к семи утра. К этому моменту уже придут парикмахер и косметолог, заказанные для меня Никой, поэтому до отъезда в ЗАГС нам с ним и не поговорить. Но Ника сказала, что так и полагается. И еще сказала, что вообще-то раньше жених с невестой первый раз друг друга на церемонии и видели. Она, кстати, очень расстроилась, что никаких моих родственников на свадьбе не будет. Про то, что у меня нет родителей я ей давно сказала, но узнав, что я не хочу звать на свадьбу дядю с женой, о которых я как-то в порыве откровенности ей тоже рассказала, Ника явно огорчилась.
– Не дело копить обиды, Лиечка, когда прощаешь, со своей же души бремя снимаешь, поверь, – тихо сказала она. – И хотя насильно заставлять тебя, конечно же, не будет никто, ты все ж подумай над моими словами. Свадьба это как раз повод примириться с ближайшими родственниками.
Я, может быть, и согласилась бы с этим, но вы же сами понимаете, что никого пригласить я все равно не могла.
Так вот, я сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и разглядывала свое платье, висевшее на ручке высокого шкафа. В это время в дверь тихо постучали.
– Да, входите, – сразу же откликнулась я.
В комнату вошла Ника.
– Я так и знала, что ты не спишь, моя девочка, – ласково сказала она, опускаясь на кровать рядом со мной. – Не волнуйся, все будет хорошо. Хотя волнение в данный момент вещь естественная, я бы удивилась, если бы было по-другому. Сама не спала всю ночь перед свадьбой. Хотя там действительно было из-за чего нервничать, – Ника весело улыбнулась, вспоминая, – народу мы пригласили… весь Витькин курс и еще мой, а денег в обрез было… мы с девчонками сами в столовой салаты весь предыдущий день строгали и картошку варили, да колбасу резали… а потом мы с Нинкой, это подружка моя институтская, мое платье с выпускного вечера переделывали… Простенькое оно конечно было, с твоим не сравнить, но я сама себе в нем казалась королевой… и поверить не могла в собственное счастье… а как же иначе, я влюблена была по уши, да и студенты народ не особо притязательный… особенно раньше были… ты не поверишь, но до ЗАГСА мы ехали на трамвае, а обратно шли пешком всей гурьбой со связками воздушных шариков, ребята на гитарах играли, мы песни пели… Сейчас это никому и в голову не придет… Хорошее было время и свадьба была хорошая.. – Ника замерла на время, задумчиво устремив взгляд вдаль, а потом неожиданно повернулась ко мне. – Только у тебя еще лучше все будет! – она обняла меня и крепко прижала к себе. – Ты, самое главное, не бойся ничего и поступай так, как хочется. Это твой праздник и еще Дениса, и все должно быть так, чтобы вы оба считали этот день лучшим днем своей жизни.
Все так и было. Я выглядела королевой, роскошный лимузин, доставивший нас в ЗАГС, был лучше всякой эльфийской кареты. Море цветов. Работники ЗАГСА, встречающие нас у дверей, ковровые дорожки, усыпанные лепестками роз, чудесная музыка. Я была счастлива. Счастлива до того самого момента, когда вдруг почувствовала, как стоя перед представительной женщиной, проводившей церемонию и спрашивающей наше согласие на вступление в брак, вдруг напрягся Дэн, и я, взглянув на него, заметила, как окаменело его лицо с застывшей на ней улыбкой. Я проследила за его взглядом и увидела среди гостей, присутствующих на церемонии, Катерину. Она стояла в самом дальнем углу, одна, и в глазах её сверкали слезы, скатывающиеся блестящими ручейками по щекам. Я вновь перевела глаза на Дениса, и мир вокруг меня сразу померк и поблек. Я поняла все без слов и стояла еле живая от страха, ожидая, что он ответит на вопрос о согласии вступить со мной в брак. Правда не совсем со мной, а с Гусевой Лидией Глебовной, но я уже привыкла считать себя ею.
Наконец Дэн, нервно сглотнув, хрипло проговорил «да», и я так растерялась, что сама не сразу ответила на вопрос: согласна ли я вступить в брак с ним. Я сумела пробормотать «да», лишь когда Дэн, усмехнувшись, потеребил меня за руку: «Лиечка, ответь что-нибудь, гости ждут».
Все остальное происходило как во сне. Поездка по памятным местам города, где мы фотографировались и целовались. Банкетный зал ресторана с гирляндами шаров, масса народа. Все поздравляли нас, желали счастья, любви, и много чего еще… а у меня в голове раненой птицей билась только одна мысль: «он до сих пор любит ее… до сих пор»
Ближе к вечеру, когда Дэн вышел с друзьями покурить, ко мне подсела Ника, обняла за плечи и тихо проговорила:
– Девочка моя, успокойся, все хорошо. Не терзайся. Он с тобой, а не с ней. Он тебя выбрал и теперь ты его жена. Со временем все станет совсем хорошо, время – прекрасный лекарь.
– Зачем она пришла? Кто её позвал? – я потупилась, нервно перебирая пальцы рук.
– Я не знаю, может, кто-то из друзей Дэна. Какая разница? Он ведь даже не подошел к ней. Ну что ты так переживаешь? Сегодня твой праздник, твой, а не ее. Так что не грусти.
– Я представляю каково ему… – я тихо хмыкнула.
– Дэн сильный, он умеет контролировать чувства. А вот для тебя похоже это непросто… Только тебе-то что расстраиваться? Это не твоя печаль, так что не грусти! – вновь повторила она и ободряюще улыбнулась.
В это время на невысокой сцене в глубине зала заиграл маленький оркестр, и у меня мелькнула мысль, которую я тут же озвучила:
– Ника, а можно я спою?
– Конечно, моя девочка. Сегодня все для тебя. Иди, я с удовольствием послушаю.
Я подошла к сцене. Увидев меня, музыканты перестали играть.
– Что хочет невеста? Сегодня все для нее, – улыбнулся мне самый старший из них с саксофоном в руках.
– Вы умеете импровизировать? – я испытующе посмотрела на него.
– Конечно, юная леди. Вы что хотите: джаз, рок, поп?
– Не совсем… я сейчас напою мелодию песни, которую хочу спеть, а вы мне потом саккомпанируете.
– Без труда.
Молодой музыкант со скрипкой подал мне руку и помог взобраться на маленькую сцену, больше похожую на подиум.
Я напела им мелодию, и тот, что был с саксофоном, взял в руки микрофон:
– Дамы и господа! Минуточку внимания! Сейчас наша очаровательная невеста исполнит для всех вас замечательную песню, – и протянул мне микрофон: – Начинайте, милая леди, мы подстроимся.
Я взяла микрофон и, шагнув к краю сцены, тихо запела. Музыканты сразу подхватили, и по залу разнеслись звуки хвалебной эльфийской песни, прославляющей рассвет и грядущий день. В эту песню я вложила все свои чувства. Я пела о том, что лучи восходящего солнца помогут разогнать страх неизвестности, сумрак, печаль и мрак ночи, и что я верю в то, что встающее светило поможет пережить мне любые невзгоды, даст сил бороться с трудностями и в конце я обязательно обрету счастье, радость и любовь. С каждым новым аккордом мой голос креп, а в конце заполнил весь зал.
Когда я закончила петь, в зале некоторое время стояла гробовая тишина, а потом он вдруг разом взорвался громкими аплодисментами и криками: «Браво, невеста! Браво!».
– Спасибо, мне приятно, что Вы оценили, – проговорила я в микрофон, обращаясь к залу, а потом протянула микрофон музыкантам: – Спасибо, что позволили спеть.
Музыканты восторженно смотрели на меня.
– Вы талант, милая леди. Вам с таким голосом грех не выступать, – с чувством проговорил старший из них, – может быть, Вы еще что-то споете?
Я не успела ответить, к сцене протолкался толстый мужчина с большой сверкающей лысиной.
– Деточка, Вы гениально поете, – глядя на меня снизу вверх, пророкотал он, совсем не вяжущимся со всем его обликом, басом. – Это же какое сокровище, Виктор от меня скрывал… Нет, это никуда не годится! Вы должны петь! Это говорю Вам я! Не слушайте Вы его, ему ведь дай волю он всех женщин под замок посадит, жену вон давно посадил, а она ведь тоже талантище была, только в сфере науки. Но сейчас не о том. Одним словом, я готов заключить с Вами контракт хоть сейчас на любых условиях! Спускайтесь, мы обговорим детали. Хотя нет, спойте еще что-нибудь, порадуйте нас, а потом поговорим, – он хмельно улыбнулся. – Вы сказочно хорошо поете, деточка.
Я растерянно улыбнулась в ответ, не зная, что делать дальше. Мне не хотелось больше петь. Это был минутный порыв, и он закончился вместе с песней.
В это время к сцене подошел Дэн. Губы его недобро кривились и нервно подрагивали, а зло-прищуренные глаза превратились чуть ли не в щелку:
– Ты что здесь делаешь? – в упор глядя на меня, пьяным голосом выдохнул он.
– Я пела, – растерянно произнесла я.
– Слезай немедленно, я не позволю моей жене вертеться на подиуме. Тебе здесь не место!
– Дениска, ты не понимаешь. У твоей жены талант, ей будут рукоплескать все сцены мира, послушай старого зубра сцены, я никогда не ошибаюсь! – лысый толстяк тронул Дэна за плечо.
– Отвалите, Михал Михалыч, ищите себе сладкоголосых шлюх в другом месте, а если я увижу, что Вы снова к моей жене с чем-то подобным подкатываете, учтите, я на возраст Ваш не посмотрю, – резко оборвал его Дэн и, сбросив с плеча его руку, вновь обернулся ко мне: – Я непонятно сказал? Ты что застыла как изваяние, слезай!
Я, подхватив одной рукой подол платья, поспешно спустилась со сцены, и Дэн жестко схватил меня за плечо: – Запомни, если еще раз ты выставишь себя на потеху толпы, если еще раз такое повторится…
Договорить он не успел, уже на его плечо легла рука Ники и она тихим и воркующим голосом произнесла: – Дэн, мальчик мой, успокойся. Какая толпа? Она пела для меня. Это я её попросила. Или ты сердишься, что она постаралась доставить твоей матери удовольствие?
– Нет, мам, ты что… если для тебя, то конечно, – Дэн тут же сбавил тон, и разжал руку, которой больно сжимал мое плечо.
После чего Ника тут же увела меня в сторону и, усадив к столу, стала уговаривать съесть какое-нибудь пирожное.
Я выбрала корзиночку с взбитыми сливками и свежей клубникой.
Ника с ласковой улыбкой смотрела на меня, а потом тихо спросила:
– Лиечка, кстати, а на каком языке ты пела?
Пирожное застряло у меня в горле, я несколько раз судорожно вздохнула, закашлялась и, проглотив наконец застрявший кусок, поспешно приникла к чашке с чаем.
– Что с тобой, моя девочка? Ты чего так испугалась? – Ника озадаченно воззрилась на меня.
Некоторое время я подавленно молчала, не зная как можно объяснить, что я лишь сейчас осознала, что язык, на котором я говорю и общаюсь в этом мире мне вовсе неродной…
– Я… я даже не знаю, как сказать… – выдавила из себя я, со страхом взглянув на Нику. Помня, что она не выносит ложь, и зная, как часто она догадывается о моих даже потаенных мыслях, я побаивалась ей врать и старалась всячески избегать ситуаций, когда бы мне пришлось это сделать.
– Выдуманный что ли? Просто набор красивых звуковых сочетаний, так? – видя, как я смущена, Ника сама пришла мне на помощь.
– Ну не совсем… это язык эльфов, – я решила не врать.
– А понятно, – Ника с усмешкой покачала головой, – я слышала, что Толкиен разработал даже несколько эльфийских языков… но не думала, что один из них может быть столь красив. Это какой?
– Я не знала, что их несколько, я знаю только этот, – пролепетала я, все еще внутренне недоумевая, как же оказалось так, что язык этого мир сразу стал мне понятен и близок словно родной.
И тут я сообразила. Портал! Ну конечно же. Ведь не зря же меня в нем так корежило, а голову словно раздирало на части… Портал, оказывается не только перенес меня, он адаптировал мое лингвистическое восприятие этого мира, при этом мой родной язык отошел на второй план настолько, что я вспомнила о нем лишь сейчас, когда поняла, что спела на нем песню, которую знала с детства.
После свадьбы жизнь потекла размеренной чредой. Вечерами я изображала заботливую супругу, пытаясь всячески ублажить Дэна, а днем я занималась на курсах подготовки телохранителей. Несмотря на то, что выматывали меня на тренировках жутко, мне безумно нравилось.
Я была единственной девушкой в нашей группе, и здоровенные хмурые парни поначалу изумленно косились на меня и часто подшучивали. Никто не хотел работать со мной в паре, отчего мне было очень обидно. Но проблему решил тренер, предложив отрабатывать приемы в паре с ним.
На занятиях по обучению стрельбе нас учили владеть оружием и вести меткую стрельбу различными способами по неподвижным и появляющимся целям, в движении, с места, из-за укрытия. Я даже передать не могу, какие чувства оживали во мне, когда я ощущала под пальцами холодок спускового крючка. Азарт и волнение будоражили кровь, заставляя забывать обо всем на свете, кроме желания поразить мишень, правда вместо неё у меня перед глазами каждый раз всплывала физиономия дядюшки.
Упражнения с красивыми и, на первый взгляд, непонятными названиями типа: «Кукушка», «Вестерн», «Натиск» и «Двойной удар» оказались всего лишь техническими комплексами по обработке мишеней из разных положений. Хотя инструктор часто хвалил меня и за быструю реакцию и за меткий глаз, нередко я промахивалась, не успев среагировать, или явно мазала, потому что дрогнула рука. Но это заставляло меня лишь собирать волю в кулак и с большим усердием выкладываться на следующем упражнении.
Видя мое упорство и желание добиться результата, инструктор предложил мне заниматься дополнительно, а так как в деньгах меня не ограничивали, я с радостью согласилась.
На занятиях по самообороне дела у меня тоже шли неплохо. Благодаря тому, что я занималась в паре с инструктором, мне удалось хорошо отработать элементы страховки, удары и блоки. Лучше всего мне удавались подсечки и уход от них. Теперь я умела вывести из равновесия любого матерого громилу, вывернуться из захвата, воздействуя на болевые центры, применить удушающий прием или выключить надолго легким ударом по специальным точкам. Я выучилась самозащите с использованием любых подручных средств, теперь я знала, как защититься от вооруженного противника, сохранить собственное оружие и довела до автоматизма приемы физического противодействия. Немного сложнее мне давалась самооборона в сложной тактической и позиционной обстановке Я никак не могла научиться четко координировать свои действия в ограниченном пространстве и в условиях слабой освещенности. Я постоянно то ударялась, о выставленные вдоль матов сконструированные специальным образом заграждения, имитирующие поручни вагона метро, то цеплялась за них, вновь и вновь падая на мат и набивая очередные синяки и шишки, но упорные занятия и здесь приносили пользу. Инструктора хвалили меня, говоря о моих очевидных успехах, хотя одному из них я совершенно случайно сломала ребро, упав локтем на грудь, и его увезла «скорая».
Одним словом в результате занятий я стала более ловкой, сильной, а самое главное у меня появилась уверенность в собственных силах. Комплексы психофизической подготовки пошли мне явно на пользу. К концу занятий те парни, которые поначалу так презрительно отнеслись к "богатенькой избалованной девочке" стали проявлять явное уважение, и после тренировок пожимали руку, как равной. А однажды суровый шкафообразный мужчина предложил поступить на работу в его охранное агентство и очень огорчился, когда я ему отказала.
К тому же я научилась водить машину, получила права, и Ника подарила мне маленький джип синего цвета. Он был двухместный, но с очень мощным двигателем. Я была без ума от него, и каждый день гоняла его на мойку, потому что мне нравилось, когда его бока сверкали благородной синевой океанских глубин. Я подумывала сделать на нем аэрографию, но так и не сделала, потому что моя такая размеренная и, в общем-то, безмятежная жизнь, неожиданно резко завершилась из-за моего вступления в открытую конфронтацию с Виктором Алексеевичем.
А получилось все так:
Виктор Алексеевич уехал на пару дней в командировку, а Нике в это время позвонила её институтская подруга Нина, и моя свекровь, воспользовавшись отсутствием мужа, пригласила её в гости.
Мы втроем сидели на кухне и весело болтали. Нина рассказывала про работу, про то, что стала заведующей кафедрой, про то какие новые статьи написала и какой учебник издала и на какие конференции ездила, а Ника, заворожено глядя на нее, умилялась:
– Какая ты молодец, Ниночка! Я всегда знала, что ты чрезвычайно талантлива.
– Я не талантлива, я работяща, Ник. Это тебя Бог талантом наградил, ты ведь знаешь, что больше половины моих разработок, основаны на твоих идеях. И по чести говоря, твое имя должно стоять на всех моих работах, как имя соавтора.
– Про это и думать забудь, Ниночка, – Ника накрыла своей рукой руку подруги. – Ты ведь знаешь мне это ни к чему. Поэтому не надо об этом. Лучше расскажи, как твой доклад приняли в Лондоне. Ты произвела фурор? Прям так и представляю тебя на кафедре, и ты разносишь в пух и прах теорию этого выскочки-англичанина… Наверняка это было завораживающее зрелище. Ты ведь боец, каких поискать.
– Ну, вооруженная твоими аргументами, я не оставила камня на камне от его теории. Смотрелось это конечно впечатляюще. Я не раз вспоминала тебя там добрым словом. Эх, ну почему ты все это бросила? Ведь не поздно вернуться, Ник. Я возьму тебя на кафедру на четверть ставки профессора, и ты получишь возможность работать, используя наши материалы… Никуш, соглашайся. Я же знаю, что ты до сих пор в курсе всех последних разработок и не утратила интереса.
– Ниночка, об этом не может быть и речи. К тому же, зачем тебе такая профессор, вроде меня, я только осложню тебе жизнь. Я знаю, что ты очень хорошо ко мне относишься, но все это ни к чему… Если консультация какая нужна, я и так все, что в моих силах, для тебя сделаю, можешь не сомневаться. Ладно, – она ласково улыбнулась, – выкладывай, зачем приехала. Ведь не на кафедру же меня звать.
– Ник, я пишу книгу, по результатам доклада в Лондоне, – Нина нервно усмехнулась и отвела взгляд, – одним словом мне нужен спонсор, чтобы перевести и издать её за рубежом. Сумма, как ты понимаешь, впечатляющая, – она помолчала немного, а потом добавила: – но я могу указать тебя как соавтора, если хочешь.
– Дело не в соавторстве, оно мне не нужно, и не в деньгах, я с легкостью могу их тебе дать… Меня другой вопрос смущает: внедрение ты тоже планируешь за рубежом продвигать? – Ника испытующе посмотрела на подругу.
– Да у нас его невозможно продвинуть! Невозможно!!! Что я буду иметь с того: пару рецензий в журнале и возможность протолкнуть диссертацию кого-то из моих аспирантов? Никуш, глупо пытаться применить это здесь… глупо!
– Может, и глупо, – печально откликнулась Ника, – но ведь это наша страна, Нин. Родина все-таки наша. И именно она нам и образование дала, и возможность самореализоваться…
– Ага, – иронично усмехнулась та, – ты классно самореализовалась как домохозяйка. Где он твой патриотизм хваленый, что ты сделала для своей столь горячо любимой Родины? Сидишь дома и высунуться не смеешь, полностью завися от своего Виктора и боясь хоть слово ему поперек сказать. В этом твой патриотизм заключается?
– Я не боюсь его, Нин. Я люблю его. Это разные вещи.
– Разные… конечно разные… только вот что-то его ответной любви незаметно. Он любит не тебя, а обладание тобой. И на Родину нашу ему глубоко начхать, уж поверь мне.
– Нин, не надо, не начинай все снова. Это моя жизнь, и я с ней как-нибудь сама разберусь.
– Вот и разбирайся. Только раз уж ты дома на мужнины деньги сидишь не надо мне мораль читать про обязательность патриотизма.
– Нин, я что к тебе в институт пришла и там тебе мораль читаю? Ты просишь меня выступить в качестве спонсора. Я не против и постараюсь в ближайшее время перевести на твой счет деньги, только мне бы хотелось, чтобы ты дала людям возможность воспользоваться твоими разработками и в нашей стране тоже. Давай так: ты оформляешь патент.
– Уже оформила, – перебила её Нина.
– Хорошо тогда лишь условие: книга сначала выходит здесь, а через месяц везде, где ты захочешь.
– Согласна.
– Вот и договорились, завтра сбрось мне реквизиты, и я переведу деньги.
– Это меня устраивает. Спасибо, Никуш, ты – золотая подруга.
– Денежная, Нин, денежная, так и говори, – рассмеялась Ника, а та сразу засобиралась домой.
Проводив Нину, Ника вернулась на кухню и сев к столу, облокотилась и, устремив печальный взгляд в окно, надолго замолчала.
Я ни о чем не спрашивала ее, мне казалось, я понимаю, о чем она грустит.
В это время в коридоре раздался звонок. Ника быстро поднялась и вышла открывать дверь. Я пошла следом.
Оказалось, что вернулся Виктор Алексеевич.
– Что-то случилось? – удивленно спросила Ника, забирая у него из рук портфель.
– У меня ничего, кроме того, что отложили на сутки рейс, а вот у тебя, я так понимаю, случилось, – резко ответил он ей.
– Что ты имеешь в виду?
– А то ты не понимаешь? – раздраженно бросил он в ответ. – Стоит мне уехать, и эта стерва опять метет возле тебя хвостом. Что ей было надо на этот раз? Сколько ты пообещала ей дать?
– Вик, это мое дело и мои деньги… – очень тихо произнесла Ника. – Не надо их считать.
– Я и не считаю никогда! Ты можешь тратить сколько угодно и не только те, что на твоем счету, но и все мои, и ты это знаешь! Но я не позволю этой стерве дурить тебе голову и, вымогая у тебя деньги, еще при этом всячески пытаться унизить тебя. Почему ты не выгнала ее? Ведь ты мне обещала, что не будешь с ней общаться, обещала!
– Ты что разговаривал с ней?
– Да, имел честь так сказать, столкнувшись в подъезде.
– Она сказала, что просила у меня денег?
– Нет, конечно. Но, зная ее, я ни в жизнь не поверю, что она ушла от тебя с пустыми руками. Ну что разве не так?
– Вик, ты знаешь, я не люблю лукавства, поэтому скажу: да, я пообещала ей значительную сумму на издание книги. Но мне не нравится, что ты пытаешься меня контролировать. Мы ведь договорились, что деньги, которые ты кладешь мне на счет, я вольна тратить по своему усмотрению.
– Вероника, ты вольна делать что угодно, но будь уверена, если я увижу, что ты залезла на крышу и хочешь с неё спрыгнуть, я вмешаюсь, хочешь ты того или нет.
– При чем тут крыша, Виктор? Ты проводишь параллель между абсолютно разноуровневыми ситуациями. Они несравнимы!
– Я не вижу разницы. И одна и другая ситуация могут негативно отразиться на тебе, и я этого не потерплю. Если ты сейчас же не пообещаешь мне не давать ей денег, я заморожу счет!