– Вы? Но как? Откуда?
– Ну здравствуй, Вера, присядь, потолкуем мы с тобой.
Вера послушно села, а девушка продолжала стоять у дверей.
– Что это значит? Кто Вы?
Вера начала дрожать, предчувствуя опасность, но в то же время ощущая в себе силу. Вдруг она кинулась и встала около колыбельки сына, заслонив его от взгляда девушки. Девушка несколько секунд постояла, потом вдруг оборотилась ящерицей. Крупной, с большими изумрудными глазами. Подползла вплотную к Вере и вновь стала девушкой. И теперь стояла лицом к лицу с ней, правда, возвышаясь на целую голову.
Вера выдержала тяжелый взгляд девушки, не отвернулась, не согнулась. Хотя не каждый человек смог бы поверить своим глазам и не оцепенеть от ужаса. Но Вера давно осознавала, что все происходящее с ней с позапрошлой весны есть не совсем обычное дело. Это была какая-то мистика, сказка. Но Вера -умная женщина – и бежать не собиралась. Раз это вошло в ее повседневную жизнь, то для нее оно стало самой жизнью, перестав быть потусторонним, фантастичным. Говорить об этом она не говорила, но давно уже ждала развязки.
Девушка грустно усмехнулась и сама села на кровать.
– Да, Вера Аркадьевна Басникова. Кишка у тебя не тонка. Надо же было провидению нас с тобой свести. Совсем не такие у меня планы были. Сядь со мной рядом, не бойся. Я не враг тебе.
Вера чувствовала, что правду говорит девушка.
– Как звать Вас?
– Тебе не нужно это знать, да я и сама то почти забыла. Никто меня больше не зовет. Я сама прихожу. И в твою жизнь, вишь, без зазыва вошла.
– Но…
– Ты, Вера, выслушай меня, будь добра, не перебивай, а потом я отвечу на вопросы твои. Коли они еще останутся.
Помнишь, Вера, свои камушки? Сила в них была женская и мужская, нечеловеческая только. Точнее не от обычных людей. Женская моя, а мужская – моего любимого. Через силу эту и хотела я ребеночка заиметь. Сама я родить не могу, так уж мне положено на роду. Но женщина простая родить моего ребеночка смогла бы. И хотела я, чтобы девченка молодая, телом не испорченная, подняла бы тогда эти камни в парке, повесила на шею, они бы ей нашептали с парнем каким в отношения вступить и ребеночек бы и получился. Я бы смогла девченку убедить ребеночка в роддоме оставить, и цель моя бы осуществилась. Да на беду мою ты в парке свалилась на эти камни перед кучкой девченок старшеклассниц. Ты – в самой своей поздней бабьей поре. Со столькими мужиками побывавшая, ничего не понимающая в своей женственности, с почти уже угробленным телом. Ты – пожирающая красивую сладкую еду в надежде заполнить пустоту в душе. Ты – почти мертвая. Но была надежда. Не все в тебе закуклилось, ты смогла с моей помощью и своими трудами вернуться на свой человеческий путь. Ты знаешь это, ты стала лучше. Та любовь первая спасла тебя. И Павла твоего тоже. Я помогла вам вновь обрести друг друга. Вы – стали идеальной парой, от которой и родился идеальный ребенок. До настоящего времени я и мои девочки помогали тебе, Вера, молодеть и поддерживать твое здоровье. Отдай мне Петра, и мы продолжим. Мой Петр, мой. А ты всегда будешь такой красивой, молодой. Ты продолжишь совершенствоваться. Возможно, ты родишь еще детей. Я смогу сделать так, что все, кто знал о рождении Петра – забудут об этом. Кроме тебя, здесь я бессильна, к сожалению.
Вера встала, вновь подошла к колыбельке. Взглянула на сына. Тот розовенький, с тонкими белыми волосиками, выбившимися из -под чепчика, уже улыбался во сне и надувал губенки. И сладко причмокивал, ища материнскую грудь.
А за плечом ее уже стояла девушка и тоже смотрела на Петра. Но рук к нему не тянула. Условие ей поставили те, кто мужской камень вместе любимого ей дал – сама мать по доброй воле должна ей ребеночка в руки вложить.
– Вера, ведь Петр не обычный ребенок. В нем сила есть нечеловеческая, впитал он ее через тебя, когда камни растаяли. Мой он из-за этого, много в нем от любимого моего, от меня много. Я должна научить его, воспитать. Нельзя силу эту на зло направлять.
– Это мой сын, поняла? Это мой шанс любить. Это я родила его и любовь к нему. Мы с Павлом уже не прежние, забудем мы о сыне или нет. Мы не будем прежними. Из нас будто сердца вырежут. Что ты говоришь, уходи, иди к себе, оставь нас. Не хочу я красоты твой и молодости бесовской. Что сама заслужу – то и будет. Я не просила тебя ни о чем, не звала, ты без спросу явилась, следила за мной, чуть с ума меня своими девочками не свела. А ведь я помню тебя – не прихлопнула тебя тапкой, да? Тогда, на кухне. Пожалела, отнесла во двор, выпустила. Ты была, ты?
– Я, Вера. Ты не смогла бы меня тапкой своей убить, и ничем тебе убить меня не получилось бы. Но ты об этом не знала. Именно тогда я решила, что ты не безнадежна. И мы занялись твоим телом, помирили с подругой, свели с Павлом. Но ты сама работала над своим духом, над душой своей. Я стала к тебе относится с уважением. Но ты пойми, Петру предназначено узнать многое, стать совершенным.
– И ты пойми, он вырастет и узнает, что его родила другая женщина и отказалась от него ради чего? Чтобы продолжать тешить себя красотой и молодостью? И что ты ее соблазнила, привела к этому выбору? Он поймет, что две главных женщины в его жизни предали его через два для после того, как он пришел в этот мир? Нет, милая, мне не нужна ни красота всех земных женщин, ни счастье их, ни вечная молодость и их здоровье. Мне своего достаточно, что бог дал, как говорится. И от меня что-то зависит. Сколько будем вместе с Петром – все наше. Постараемся справиться с его колдовской силой, вместе добру будем учиться. А ведь ты нас не бросишь, чувствую я это. И здесь справимся. Мой Петр.
Ни слова не сказала ящерка, вышла в дверь и исчезла.
– Ну, Петя, завязал шнурки? Сам? – с шутливой строгостью спросил Павел, замешкавшись на кухне.
– Сам, – обиженно засопела белобрысая головка в прихожей, – чего не сам-то?
Но знал уж сам, хитрец, о чем отец спрашивал. Не звал он ящерку на помощь сейчас, сам большой мужик уже. Папа так говорит.