Антон быстро освоился в новой реальности и ничего не упускал из того, что попадалось на глаза: покупал, отбирал, вырывал зубами. Рядом с ним были только, связанные круговой порукой и потому верные, люди. Он вел четкую бухгалтерию, досье на каждого и по-прежнему знал все, обо всех и своевременно.
Конечно, из мгновенно проросших перестроечных молодых сорняков бандитского толка, многие откровенно облизывались на приобретенную Максютой недвижимость и разными путями обнаруживали свой интерес. Особенно доставал один, нахальный и недавно «окультуренный» браток. Через заместителя Антона Дмитрий Борков не раз предлагал обсудить условия продажи двух магазинов, но Антон отказывался даже встречаться по этому поводу. Откуда-то взялся так называемый Свободный профсоюз с его лидером – прорабом ремонтно-строительного участка, приглашённого им на работу, уникального мастера, но, с некоторого времени, спорившего с ним на равных, который доставлял немалое беспокойство и подрывал миф о его, Антона, могуществе и непоколебимости. Обиделся, видишь ли, что Антон забрал его деньги. Не по рылу каравай, такие деньжищи иметь, мало ли, что заработал. Ну, этим непокорным прорабом уже занялись, вылетит он с его предприятия и через месяц о нём уже никто и не вспомнит. Но все же какая-то тревога поселилась в нем полгода назад и жила с ним уже постоянно, отравляя все и каждый день. У него не проходило ощущение, что за ним постоянно, неотрывно следят очень внимательные и очень недобрые глаза. Только здесь, в избушке Кузьмича, куда он приезжал неизменно один, он чувствовал себя в безопасности, но нельзя же жить здесь до конца дней.
****
Пока папка Кирилла еще была у меня, я долго, с карандашом в руках, изучала бумаги из нее. То, что в моем родном городке давно все продавалось и покупалось для меня новостью не было, но то, что многие власть предержащие стоили так дешево было открытием. Антоша явно не привык разбрасываться деньгами и экономил даже на взятках, но чиновники все равно продавались, и он действительно скупил практически треть недвижимости города за копейки. Я видела документальное тому подтверждение. Смысла опубликовывать эти записи не было никакого, но Сурмин умело воспользовался мемуарами Максюты, вычистив от взяточников, которые уцелели при всех сменах власти в стране, не только мой родной город, но и областной центр. Я понимала, что свято место пусто не бывает и на освободившиеся места усядутся так же далеко не кристально честные и душой болеющие за горожан люди, но Павел уверил меня, что будет держать их под неусыпым контролем и возрождение поломанной нами сети круговой поруки возродиться не даст.
Зная теперь о Максюте практически всё, благодаря его мемуарам, дневникам и изученным мною документам, изучив с помощью информации Сурмина окружение Антона и его недоброжелателей, я, тем не менее ни на шаг не приблизилась к разгадке, кто и за что именно исполнил вынесенный ему приговор. Я никак не могла понять, кому больше других надоел Максюта. Ненавидели и боялись его многие, но у имевших «железный» мотив было алиби на момент его гибели, а другим его убийство было или не выгодно или даже опасно. Чувство незавершённости моего расследования не давало мне покоя. Я не могла поставить точку и освободиться от навязчивого желания узнать кто же убил этого нелюдя. И я вдруг отчётливо поняла, почему мне не всё равно кто убил Антона Максюту. Мне очень не хотелось, чтобы его пристрелил наёмный убийца, решая для заказчика банальный вопрос с переделом собственности по принципу нет человека-нет проблемы. Это должна была быть казнь за содеянное зло. Я никогда не была сторонницей моратория на смертную казнь, который ввели по западным лекалам и мне жалко, в том числе, и моих налогов на содержание ублюдков до конца их бесполезной жизни. Я тоже, как и многие граждане, не верю в нашу судебную систему, порочную и предвзятую, выше закона ставящую «позвоночное право» и боюсь судебных ошибок, но это уже вопросы к организации правосудия. Даже при нынешнем состоянии права в моей стране я уверена, что нелюдь, на счету которого есть хоть одна загубленная им сознательно и намеренно невинная жизнь, не имеет право дышать и радоваться наступающему дню, если вина его установлена без всяких сомнений. На счету Максюты таких жизней не одна и мне хотелось, чтобы он был казнён за содеянное, а не убран по заказу с пути такого-же урода.
Я не заметила, что за этими размышлениями провела на своём мохнатом острове всю ночь и вдруг отчётливо поняла, что мне необходимо найти разгадку убийства Максюты и поставить на нём жирную точку, иначе я не смогу избавиться от черноты, которая забилась из его дневников в мой мозг, проникла в душу и просто не даёт мне спокойно жить и радоваться. Ну вот такая я дура!
За окном уже посерело небо. Я, разминая затекшие ноги, неторопливо слезла с кресла и вышла на балкон, подставив лицо утреннему ветерку. Я блаженно потянулась и именно в этот момент из полной пустоты в голове, притаившаяся где-то мысль выскочила из укрытия, и я вдруг отчётливо услышала фразу Степки Мальгина, на которую тогда просто не обратила внимания. Я тут же набрала номер Ксении, которая сначала сонным голосом поинтересовалась, знаю ли я который сейчас час в моём родном городе, но потом, поняв, что мне приспичило, и я не отвяжусь, подтвердила мое предположение. Я положила сотовый и посмотрела на часы. Пожалуй перед звонком «ГлавВреду» стоит принять душ, сварить кофейку и перебрать дорожную сумку.
Примерно через час, уже сидя в такси, я созвонилась с Михалычем и он, отпустив меня за мой счет на неделю, прислал к утреннему рейсу в Холмск Люсинду, которой я передала флешку с фотографиями и материалом статьи об открытии холмского детского санатория. Вот уж точно, дурная голова ногам покоя не дает!
Глава двадцать шесть.
В аэропорту, как я и просила Ксению, меня встретил Алексей на красивом белом джипе. Я ехидно поинтересовалась, куда делась любимая «шестерка» и хохол неподдельно взгрустнул:
– В гараже голубка скучает. Мне теперь по статусу этот агрегат полагается. С Сурминым спорить так же бесполезно, как и с моей женой. Никакого интереса теперь в моей жизни не стало. На моей «Манечке» я в городе всю крутизну на их «Ландроверах» и «Мерсах» делал, а теперь плетусь в общем строю и статусу соответствую. Тошнит, а что делать?
– Верю, но помочь ничем не могу. А вот Вы, Алексей даже очень можете меня выручить. Мне нужно поговорить с вашей женой, желательно в течении трех дней.
– А сегодня Вы заняты?
– Нет.
– Так чего тогда тянуть, у Вас похоже срочное дело, коль Вы из Москвы через день вернулись. Настя отдыхает с детьми на даче, сейчас созвонюсь и поедем. Я в вашем полном распоряжении, меня шеф к Вам прикомандировал, велел сопровождать и решать все вопросы оперативно, так что всё вписывается в указивку, заодно и с семьей повидаюсь.
Алексей недолго поговорил по телефону, но, окончив разговор, объявил мне, что нам придется сначала заехать за продуктами.
Как всегда лихо мы припарковались у бокового входа на губернаторский рынок и Алексей, достав из багажника добротный рюкзачок на мягких колесиках, попросил меня не скучать и скрылся в толпе. Я включила радио, поймала волну любимого радиоканала и с удовольствием прослушала подборку ретро мелодий. Примерно через полчаса из толпы вынырнул Алексей, волоча за собой набитую до отказа огромную сумищу, в которую превратился скромный рюкзачок, с которым он уходил. Перехватив мой изумленный взгляд, он усмехнулся:
– Будем принимать Вас по высшему разряду. С моей супругой лучше не спорить, я давно не пытаюсь и Вам не советую, Мария Станиславовна. Стеснение и отказы оставляем прямо здесь и худеть будете завтра.
Через час вальяжный джип, мягко переваливаясь на разбитой колесами тракторов деревенской дороге, подкатил к красивому резному забору, небесно голубого цвета и просигналил приятной мелодией. Ворота почти мгновенно распахнулись и из них одновременно выскочили огромная лохматая собака , пушистая кошка или кот и двое мальчишек младшего школьного возраста. Кот грузно рлюхнулся на капот прямо перед стеклом и стал грациозно прохаживаться по нему, как бы демонстрируя свое превосходство перед остальными встречающими. Алексей распахнул дверцу и грозно скомандовал:
–Василий, геть, это тебе не «Манюня», поцарапаешь ненароком своими когтищами!
Кот в знак протеста на окрик хозяина так же громко мякнул, но с машины спрыгнул и демонстративно пошел через дорогу, задрав свой огненно-рыжий пушистый хвост. Огромный и такой же как кот рыжий пес, еле сдерживая себя и взметая хвостом дорожную пыль, все-таки сидел на месте и не мигая смотрел на Алексея, ожидая разрешения подойти к хозяину. Зато братья ждать не собирались ни секунды и, как только отец вышел из машины, повисли на нем с радостными криками. Пес начал поскуливать и нетерпеливо перебирать передними лапами. Алексей опустил сыновей на землю и кивнул собаке:
–Джери, хороший мой, иди сюда, умный пес!
Умный пес, тут же , позабыв о солидности и манерах, в мгновение ока оказался рядом с хозяином, вскинул передние лапы ему на плечи, по щенячьи повизгивая от восторга, попытался лизнуть хозяина в нос.
–Джери, марш на место! – раздался строгий женский голос.
Пес послушно отскочил от Алексея и, оглядываясь, засеменил во двор. Я посмотрела ему вслед и увидела стоящих рядом стройную девушку с перекинутой через плечо роскошной косой и статную молодую даму с короткой стрижкой. Они так же, как и остальная веселая компания, были рыжеволосыми. Похоже солнышко очень любило это семейство, одарив его щедро своим золотом и перебив, тем самым, даже хохлятскую кровь черноволосого отца.
– Здравствуйте, Мария Станиславовна, – поприветствовала меня хозяйка дома и неторопливо подошла к машине, пока я спрыгивала с высокой подножки. Представившись только по имени она протянула мне руку и крепкое рукопожатие сразу напомнило мне характеристику Степки о самом крутом адвокате холмской области.
«Да, Настя, как же мне завоевать Ваше доверие?» – стала соображать я, но в это время к нам подошла девушка и, представившись мне, не переминула подкусить отца:
– Батяня у нас этикеты соблюдать не желает, представлять нас и не думает, посему мы по-простому, уж не обессудьте. Я – Злата, старшая сестра этих нахалят, которые до сих пор висят на отце. Мария Станиславовна, давайте я Вас в вашу комнату провожу, расквартируетесь и отдохните перед застольем. А может сразу на речку сходим? Я в такую жару просто весь день бы в воде сидела под шляпой!
Эта мысль мне показалась очень кстати, она давала время на обдумывание деликатного разговора и возможность познакомиться с Настей через ее дочь поближе.
– Прекрасно, Злата, я с удовольствием принимаю ваше приглашение. Может к нам и остальные присоединятся?
Мальчишки дружно заверещали, приветствуя возможность еще раз поплескаться в реке, поддержал нас и Алексей. Настя было воспротивилась, но все остальные домочадцы стали слаженно скандировать хором «Идем, идем, идем!», и она сдалась, велев только сначала разместить меня и разобрать сумку с продуктами.
Алексей достал из джипа мои вещи и свой огромный мешок на колесиках. Злата, не обращая внимания на мои протесты, легко перехватила мой баульчик у отца и маминым командным голосом пригласила меня следовать за ней.
Дом в глубине не очень большого участка, был похож на сказочный теремок. Деревянные кружева украшали весь его фасад, а на коньке лениво ворочался флюгер в виде фигурки Карлсона, с пропеллером в положенном месте. В окна мансарды была вставлена мозаика с цветочным орнаментом, ставни были разрисованы диковинным цветочным узором. Я до того залюбовалась сказочной красотой дома, что Злата меня потеряла и, выглянув с крыльца, нетерпеливо окликнула:
–Мария Станиславовна, ну где же Вы?
Я поспешила в дом и по красивой лесенке с точёными балясинами поднялась в след за девушкой на второй этаж. Злата распахнула сразу две двери и предложила:
–Выбирайте любую комнату, какая больше понравится.
В первой по ходу комнате тон задавали двустворчатый шифоньер, старинный комод и невысокая книжная этажерка на точеных стойках. В углу стоял большой сундук, а у окна, на накрытом кружевной скатертью круглом столике, стояла полупрозрачная голубая ваза с букетом полевых цветов. Занавески на французском окне от пола до самого потолка были из прозрачного тюля, а на шторах цвели огромные красные маки.
Я словно очутилась в своем детстве. Каждое лето родители отвозили меня к бабуле в небольшую деревеньку под Владимиром, и я оставалась там до самого сентября, ни разу не поменяв ее на берег моря. Братца моего, перенесшего в раннем детстве пневмонию, каждое лето родители по очереди возили в Ялту или Евпаторию, но я неизменно спрыгивала с поезда на станции в трех километрах от бабушкиной деревни. Она или муж ее тетки Ольги, дядя Петя, встречали меня на станции, и мы шли по лесной песчаной дороге до ее дома. Я издалека видела высокую раскидистую березу, под которой уже с середины июля всегда росли крепкие подберезовики на жареху и стройную ель, хранившую прохладу в горнице и на моей терраске.
Я подошла к окну и к своему изумлению, увидела за ним балкон, на перилах которого лежала еловая лапа. Распахнув створки толи окна, толи балконной двери, я, забыв обо всем на свете, шагнула на балкон и с надеждой взглянула вправо. Еще молодая, но уже раскидистая береза стояла там, где мне так хотелось её увидеть. На глаза невольно навернулись слезы и я, подняв мягкую пихтовую лапу, вдохнула ее изумительный новогодний запах. Елка оказалась пихтой, березка была еще молодой, но ощущение беззаботного детства и умиротворения из-за этих мелких неточностей никуда не ушло. Я вернулась в комнату и плюхнулась на широкую кровать со сдвинутым к стене марлевым пологом:
– Злата, я остаюсь здесь!
– А может все-таки взгляните на другую комнату? Там великолепный вид на реку. – настаивала девушка и, что бы ее не обидеть, я оторвалась от блаженных воспоминаний, и мы прошли чуть дальше по коридору.
Вторая комната восхищала своим царственным великолепием. Огромное зеркало в удивительно красивой резной раме задавало дворцовый альковный стиль. Кровать была сделана опять же на французский манер с точеными толстыми стойками. К потолку по периметру крепился балдахин, но на этом сходство со спальнями французских королей заканчивалось. Комната и весь текстиль в ней были нежных тонов. Легкая органза заменяла на балдахине тяжелый пыльный бархат, который мы с Данькой видели во всех спальнях французских королей и их любовниц, в подаренных последним замках.. Многослойную прозрачную ткань на окнах дополняли римские шторы белого цвета. Против кровати располагался небольшой, словно игрушечный, каминчик. Его слегка подкопченный верх, приборы в железной стойке, несколько поленьев в нише и кресло- качалка с пледом говорили, что это не бутафория, а работающая часть интерьера.
– Злата, это просто чудесная комната, но можно мне обосноваться в первой? Она мне детство напоминает, в бабушкином доме все было очень похоже. Ты не обидишься?
– Что Вы, это ведь это я ее обставляла. Находила во дворах старую мебель, звонила папе, он забирал,отвозил в цех и реставрировал. Это моя комната, но я пока поживу в «королевских покоях». Маман после поездки по замкам Луары, с бати не слезала, пока он по ее эскизам все это великолепие не сотворил. А Вы вспоминайте детство, на здоровье!
Через несколько минут мы со Златой спустились вниз, где уже изнемогали в ожидании мальчишки. Джерри, положив огромную лохматую голову на лапы, тосковал у будки под кустом сирени, а рядом в песке возился Василий, набивая огненную пушистую шерсть пылью. Он периодически подскакивал, встряхивался, окатывая пса песком. Джерри смачно чихал, прятал нос в лапы, а кот снова плюхался на спину и все повторялось.
Злата вскинула на плечо мохнатое полотенце и скомандовала братьям:
– Матрасы взяли и на берег шагом марш!
Братьев через секунду и след простыл, а девушка звонким голосом предупредила о нашем уходе родителей ,и мы вышли за калитку. Пес,провожая нас печальныи взглядом, остался лежать на месте, а Василий засеменил с нами рядом, взяв на себя функции охранника.
Река встретила меня долгожданной прохладой и выходить из воды действительно не хотелось. Мальчишки наперегонки карабкались на плечи отца, и он подбрасывал их вверх. Брызги и восторженный визг летели во все стороны, забава повторялась вновь и вновь, пока Настя не выгнала всех троих погреться на песок. Ее авторитет был непререкаем и было заметно, что даже в присутствии гостьи малышами не допускаются никакие возражения или проволочки. Я никак не могла сообразить, как мне задать тот вопрос, ради которого предприняла этот неожиданный для всех вояж, когда у меня появится такая возможность. С Златой мне поболтать так же пока не удалось, потому что через некоторое время, нас всех дружно Настя вернула на дачу и отправила приводить себя в порядок к обеду.
Я зря себя напрягала, так как Настя сама вызвала меня на разговор, когда домочадцы дружно, включая кота Василия, уткнулись в телевизор. Она тихонько шепнула мне, что хочет поговорить со мной и повела меня по песчаной дорожке, обсаженной с двух сторон высоченными цветами, к небольшой избушке в конце участка. Избушка оказалось баней, но в просторном предбаннике стоял мягкий угловой диван и большое кресло. Хозяйка предложила мне присесть к небольшому столику и быстро достала из небольшого холодильничка бутылку рома, вазочку с шоколадными конфетами, тонко нарезанные кусочки разных фруктов на красивом блюде и тарелочку с миниатюрными пирожными. Было очевидно, что Настя готовилась к нашей уединенной беседе. Она хитро улыбнулась и подмигнула мне:
– Побалуем себя немножко, а Маша, заодно и беседу подсластим. Повод-то у нее не слишком приятный, как я догадываюсь? Вы весь день усиленно соображаете, на какой бы кривой козе ко мне подъехать, или я ошибаюсь, и Вы неожиданно прикатили обратно исключительно для того, что бы со мной и моим семейством познакомиться?
– Познакомиться с Вами, Анастасия, я давно хотела, но Вы абсолютно правы, цель моего внезапного возвращения несколько в другом. – я снова растеряла все слова, но Настя не стала держать неловкую паузу. Она, не спрашивая меня, плеснула ром в бокалы и предложила запить переход на «ты».
Мы выпили с переплетенными руками и чмокнули друг друга в щеку. После этого Настя налила нам еще рома, взяла из вазочки с конфетами трюфель и кусочек мандарина на шпажке, откинулась на подушки дивана и царственно разрешила:
–Маш, не меньжуйся, спрашивай! Врать не буду, честно расскажу все, что знаю. Ты-баба правильная, за дешевой славой никогда не гналась и хороших людей не подставляла. Ну? Прими еще для храбрости и прекрати подбирать слова. Как получится, так и говори, здесь нас никто не услышит.
Я засунула в рот первую попавшуюся мне в вазе конфету, тоже откинулась на спинку кресла и решительно спросила :
– Настя, это ты прислала мне дневники Максюты?
– Да, это я.
– Тебе их отдала Таисия?
– Да.
– Но зачем и почему именно мне?
– Маша, я ждала этого вопроса все время с того дня, как отправила тебе посылку с липовым адресом и вымышленными инициалами отправителя из деревенского почтового отделения. У меня тогда на руках были два малыша, и я впервые в жизни испугалась. Дневники словно жгли мне душу, я не могла их больше держать у себя. Я и так рискнула очень многим, спасая подругу. Я расскажу тебе всё и, надеюсь, ты поймёшь меня и простишь, что я втравила тебя в этот кошмар, который тебе пришлось пережить. Я сама собиралась прилететь к тебе в сентябре, когда мальчишки пойдут в школу, и я смогу уехать на пару дней. Я должна была попросить у тебя прощения, хотя, конечно, не могла и предположить к каким последствиям для тебя приведёт исповедь этого дьявола. Я могла их сжечь и о них никто бы не узнал, но не смогла это сделать. Я понимала, что написанное в них касается судеб многих людей, как уродов, так и хороших, пострадавших так или иначе от прихоти Максюты. Я знала, что ты со многими из них на тот момент уже встречалась и подумала, что только ты найдёшь в этих чёртовых дневниках не только материал для себя, но найдёшь как восстановить справедливость. Я, прости, не нашла в себе сил и подставила тебя под удар. Но не только это. Я обеспечила Тасе алиби, когда уже все случилось. За неделю до этого, когда Антон был на рыбалке, мы проговорили с Тасей всю ночь, она рассказала мне про дневники Максюты и про то, что вычитала в последнем из них. Она решила уйти от Антона, но спокойно расстаться он с ней не согласился и угрожал убить дочь. Тася защитила своего ребенка как смогла, но я понимала, что рассчитывать на правосудие мы не можем, поэтому сделала всё, что бы вывести подругу из-под удара. Я нарушила закон и могла не только лишиться статуса, но и свободы. При таком положении дел, я не имела возможности безопасно для себя и Таисии обнародовать дневники, ты же теперь понимаешь не только взрывоопасность информации, изложенной в них, которая касалась очень многих властьпредержащих, но и первый закономерный вопрос, который мне бы задали: откуда они у меня. – Настя налила себе ещё бокал и медленно поднесла его к губам, но пить не стала. Мы обе молчали. Я уже согласилась с каждым её словом и догадывалась, почему она выбрала именно меня. Я ведь уже вела своё расследование, и она об этом знала, как и все городские сплетни о наших взаимоотношениях с Антоном Максютой. Настя громко выдохнула, как бы собираясь с силами и продолжила исповедь:
– В тот день, рано утром, ещё восьми не было, Тася вдруг позвонила мне по абсолютно дурацкому поводу. Сначала я подумала, что она бредит или прилично набралась прямо с утра, но потом уловила нервозность в её голосе и попыталась выяснить, что стряслось. Таисия странно хихикнула и попросила подождать минутку. Я, как дура сидела минут десять с трубкой у уха. Не знаю, что помешало мне её бросить, но я как чувствовала, что не надо этого делать. Сначала я слышала, как что-то сказал Антон и хлопнула дверь, потом снова щелкнул замок двери и через несколько секунд послышался еле слышный хлопок, снова тихий щелчок замка, стук чего-то тяжелого о пол и толи стон, толи всхлип и тишина. Я вся превратилась в слух и ловила каждый шорох. Мне стало страшно и когда рядом с трубкой кто-то пробежал и послышалось шуршание толи целлофанового пакета, толи кальки, я заорала во весь голос в трубку. Таська, видимо услышав меня, а может увидев свою трубку и вспомнив, что разговаривала со мной, взяла телефон, но была какая-то заторможенная. Голос у нее был странным и она опять понесла какую-то чушь. Потом я услышала просто бешенный стук в дверь, и Тася снова бросила трубку. Я услышала мужской ор, потом шаги и Таисия бесцветным голосом сказала мне:
– Мне надо вызвать скорую, Антону плохо, он лежит в подъезде. Настя, приезжай скорее, мне страшно! – и она отключилась.
Я схватила рабочий портфель и побежала к машине. Через десять минут я зашла в подъезд и между первым и вторым этажом увидела Антона Максюту, лежащего на площадке перед почтовыми ящиками. Почти следом за мной в подъезд буквально влетели медики и врач через минуту констатировал смерть. Я вынула из кармана платок, легонько нажала им на край кнопки лифта и поднялась на второй этаж, чтобы не добавлять следов. Входная дверь в квартиру Максюты была распахнута, и я нашла Таисию в спальне. Она сидела на кровати, закрыв лицо руками. Я отняла её руки от лица и спросила:
– Как ты?
– Не знаю,-ответила Тася, – Он жив?
Я отрицательно покачала головой:
– Наверное сердце. Он же вроде бы жаловался последнее время на боли, ты говорила.
– Когда перепьёт и обожрётся, да в бане с шлюхами перепарится, а так здоров был, как бык. – тихо сказала Тася : – Настя, это я его застрелила, я. – и её лицо исказилось усмешкой: – Я успела раньше, Настя. Он убил бы нас со Светкой сегодня вечером.
Меня словно ушатом холодной воды окатили. Мозг заработал в усиленном режиме. Времени было в обрез, милиция уже в пути. Я встряхнула подругу за плечи и посмотрела ей в глаза:
– Слушай меня и запоминай, девочка. Я тебе помогу. Отвечай быстро и тихо. Держала пистолет голой рукой? Где он?
– Детективы не зря читаю. Я взяла на кухне полотенце и замотала руку, на платье накинула халат. Всё в белье. – ответила Тася и показала на комод у стены. Я быстро достала из него халат, кухонное полотенчико и завёрнутый в них пистолет с глушителем, сложила всё полиэтиленовый пакет, которые у меня всегда были с собой для упаковки судебных докуменов и запихнула всё себе в портфель, достав из него бутылочку валерьянки и сбегала на кухню за стаканом воды. Напоив Тасю лекарством и намеренно наплескав пахучий раствор вокруг, я, встряхнув Таисию за плечи, заставила её посмотреть мне в глаза:
– Ты ничего не видела. Ты позвонила мне, когда Антон ещё был в коридоре. Мы с тобой болтали по телефону, когда в дверь забарабанил водитель Антона, ты прервала разговор и пошла открывать дверь, я ждала, поэтому всё слышала. Я подтвержу. Всё, Тася, больше ничего и никому не говоришь! Ты поняла меня? А теперь тебе плохо, поняла? Я пошла за медиками.
Я подхватила портфель и поставила его на подоконник за штору. На негнущихся ногах я дошла до входной двери и крикнула в подъезд с истеричными нотками в голосе:
– Жене умершего плохо, кто-нибудь, помогите, у меня только валерьянка, а нужно успокоительное! Врача!
Буквально через минуту в квартиру поднялась женщина в белом халате с чемоданчиком, и я провела её в спальню, где, раскачиваясь из стороны в сторону , истерила Таисия.
Я стояла в коридоре, ожидая распоряжений врача, пытавшейся уложить в кровать Тасю, похоже впавшую в настоящую истерику. Мне пришлось помочь доктору , и она в сделала подруге укол. В это время послышался топот ног и через пару минут в квартиру влетел Степан и какой-то молоденький милиционер.
Я как квочка, защищающая цыпленка, расставила руки и остановила пришедших сотрудников милиции в коридоре у спальни.
– Стёпа, Тасе плохо, у неё врач. Ей не до допроса. Да и ничего она не знает, мы начали с ней разговор по телефону до ухода Антона, и когда в дверь забарабанил водитель, мы ещё разговаривали. Это легко проверить и по моему и по её сотовому, мы минут двадцать поди трещали о своём о бабском. Я всё слышала и расскажу тебе не хуже Тасюльки. Так что потом допросите вдову и запишете, а сейчас, будьте людьми, займитесь делом, если криминал подозреваете. Хотя инфаркт, наверное, или инсульт, а может тромб какой-нибудь оторвался.
– Да шут его знает, крови нет. Вскрытие покажет! Водила позвонил в дежурку, убили орёт, ну нас и погнали, генеральный директор, не дворник же, все шашки наголо! Ладно, пойдём, посмотрим что там и как, хотя натоптали, если чё, до охренения!
– Я как увидела Максюту на полу на всякий случай на лифте поднялась и платочком на край кнопочек жала, так что моих свежих следов точно не найдёте в подъезде.– сообщила я.
– Ну так, ты, Анастасия, баба умная и юрист тёртый, а эти бараны, сколько не дрюч, прутся всем стадом прямо к трупу. – с досадой ответил мне Степан и вместе с напарником вышел из квартиры.
Милиция возилась в подъезде. Таисия лежала на кровати, врач сидела рядом и сообщила мне, что сделала укол лёгкого успокоительного, так как другого нет. Тася лежала уже спокойно и только судорожно всхлипывала, и врач попросила меня проводить её и побыть с Тасей рядом. Если станет хуже, то немедленно вызывать скорую помощь и обязательно сообщить о случившемся, что бы прихватили серьёзный препарат.
Пока мы шли до входной двери, я полюбопытствовала, и доктор охотно ответила, что Максюта, скорее всего, не умер, а убит, так как в правом ухе, прямо в слуховом проходе легкое покраснение, толи от ожога, толи от чего другого. Если от ожога, то возможно от пули, попавшей ровнёхонько в слуховой проход. Это фельдшер бригады предположил, он в Чечне видел такое, когда убит и крови нет.
Когда врач удалились из квартиры, я закрыла за ней дверь и начала приводить Таисию в адекватное состояние, влив в неё стакан минеральной воды из холодильника. К счастью лекарство мягко подействовало, Таисия успокоилась и довольно быстро соображала. Мы вместе нашли дневники, о которых она рассказала мне и ключи от домашнего сейфа. Да, это я переполовинила валюту. А как иначе, ведь по закону Таська не жена и ей не досталось бы ничего, кроме её одёжек. Я еще мало взяла. Надо было оставить ментам только пару пачек деревянных и то бы нашли, что по карманам рассовать.
Настя сердито закусила неприятные воспоминания сразу тремя конфетами, потом плеснула ром в бокал и, бравируя, продолжила признание:
– Да, это я вынесла из квартиры Максюты в своем портфеле деньги, пистолет и халат с полотенцем. Дневники в портфель уже не поместились, и мы засунули их в наматрасник на кровати. Тася, постелив сверху ещё и пуховое одеяло, улеглась на дневники и прилежно изображала весь день и вечер, пока шёл обыск, полуживую. Рьяный сотрудник милиции перевернул все ящики комода, полки шкафа за зеркальными дверками, пошарил руками под матрасом с обеих сторон от Таисии, лежащей на кровати и удовлетворился. Заметил он и мой портфель на подоконнике, но когда я пояснила, что собиралась в офис и этот портфель отношения к Максюте не имеет, махнул рукой и вышел из спальни, а мы тихонько выдохнули. Я в тот день ушла от неё только поздно вечером, так как мы с утра, когда милиция забрала труп, каждую минуту ждали милицию с обыском, как только будет установлена причина смерти. Боялась ли я ? Да я полуживая была, пока не плюхнулась вместе с портфелем на сидение своего авто. А рано утром следующего дня из камеры мусоропровода Иван достал пакет, в котором были дневники Максюты и , переложив их в чистый пакет, через Любушку передал мне.
– Они тоже в курсе? – удивилась я.
– Нет, Тася упаковала дневники в темный хозяйственный мешок и перемотала скотчем, а уж потом сунула в пакет, в котором спустила утром в мусоропровод, когда Иван пришёл чистить камеру. Я вечером заехала к Ивану и сказала, что обнаружила до обыска очень важные бухгалтерские документы, которые Максюта зачем-то хранил дома, и которые, по моему мнению, не стоило отдавать милиции, где они нечаянно исчезнут. Иван понимающе кивнул и сделал всё без лишних вопросов и, главное, без подозрений случайных или неслучайных глаз. Ведь это его участок и его работа чистить камеры мусоропровода. А Любушка отвезла пакет в автоматическую камеру хранения на вокзале Холмска, набрав условленный код, где Алексей, возвращаясь с работы через два дня, его и забрал. Он, кстати, тоже считает, что там документы, которые я передала Сурнину по твоей рекомендации. Больше ни о чём он не знает. Ты меня поняла, Маша?