Czytaj książkę: «Тайна родной крови»

Czcionka:

Талантливому педагогу и прекрасному человеку, руководителю ансамбля «Классик-домра» Ларисе Ивановне Демченко посвящается.

Грузовичок «Жук» веселого желтого цвета вывернул с улицы, примыкающей к площади Ратуши, и как-то воровато-неспешно двинулся к следующему перекрестку. Многочисленные прохожие, в основной своей массе туристы, с недоумением поглядывали на яркую машину – улица была с односторонним движением, грузовик же двигался в запрещенном знаком направлении. Кто-то достал мобильный телефон, чтобы сделать фото нарушителя, но машина неожиданно резво рванула вперед. Визг тормозов и отчаянный многоголосый вскрик слились в страшный аккорд свершившейся беды. Не останавливаясь, грузовик быстро проехал до перекрестка и свернул направо. На месте аварии вмиг образовалась толпа. Несколько человек снимали происходящее на камеру, но большинство, возбужденно переговариваясь, пытались через головы впередистоящих рассмотреть лежащего на дороге человека.

Маленький мальчик, успев к пострадавшему быстрее прочих, в растерянности обернулся к спешившей за ним девушке.

– Сара, – произнес он по-русски. – Это же Катя, да? Ну, скажи, Катя?

– Сема, пойдем, – девушка бросила быстрый взгляд поверх его головы, решительно развернула мальчика и, держа за худенькие плечики, повела сквозь толпу прочь.

– Ты что?! Так и уйдешь?! А она пусть лежит?! – Тот с возмущением вырвался из ее рук и побежал прямиком к подъехавшему в этот момент к месту аварии полицейскому автомобилю.

– Пан полицейский, там Катя! Моя сестра! Ее сбила машина! Желтая! – затараторил он без остановки, указывая пальцем на толпу. Тот непонимающе посмотрел на девушку. Та вдруг сильно побледнела и стала оседать на асфальт.

– Ой, приступ начинается, – округлив глаза, тихо произнес мальчик и кинулся к ней. Польский полицейский, не поняв ни слова, но сориентировавшись в ситуации интуитивно, взял в руки рацию. Его напарник, отодвинув мальчика в сторону, склонился над девушкой.

Никто не заметил, как белоснежный «Форд», за несколько минут до происшествия медленно двигавшийся вдоль тротуара навстречу грузовику, вдруг резко прибавил скорость и на перекрестке свернул в переулок. За рулем была женщина. Проехав еще несколько кварталов, машина остановилась. Женщина сняла темные очки, посмотрела в зеркало заднего вида. «Хм, неожиданно! – произнесла она с легким смешком. – И как удачно! Одной проблемой меньше…»

Кровь человека – мостик между душой и телом. Душа в маленького, еще нерожденного, человечка лишь в середине срока беременности вселяется, тогда и кровь пульсировать начинает. И информация от матери к ребенку по крови передается: доброта, праведность поступков или преступность. Все, что накоплено ею и отцом за время их половой зрелости. Никто за тебя не решит: добро нести в мир или зло. И что ребенку своему передашь: любовь к миру или озлобленность.

Глава 1

Семка беспокойно ерзал на жестком стуле в холле полицейского участка. Он так и не смог объяснить, кто такая Катя. Его не понимали. Телефон мамы Веры не отвечал – оно и понятно, отключила на время экскурсии. Тогда он набрал номер переводчицы Элины, которая работала с их ансамблем с первого дня фестиваля. И успокоился, когда та ответила, что подъедет в участок через десять-пятнадцать минут. А сейчас вот мысли о Саре заставили его вновь тяжело вздохнуть. Как он объяснит маме Вере и остальным, почему у нее случился приступ? Ведь он, Семка, за Сару отвечает! И должен ее беречь. Потому что приступ – это страшно! Страшно, когда и так бледное ее лицо становится совсем белым. Когда она, глядя перед собой испуганно и умоляюще, ловит ртом воздух, судорожно сжатыми пальцами сминая плед на кровати. А он, Сема, бестолково мечется по девчачьей спальне, хотя мать сто раз говорила, где лежит Сарино лекарство. Потом, сунув сестре спрей, дрожащими руками набирает «ноль три». И ждет «Скорую», поминутно подскакивая к окну.

Семка обожал Сару и боялся. И все делал не так. И вилка из левой руки сама выскакивала, а за ней и нож из правой – на скатерть! А то и в соусник! Сроду эта плошка перед ним стоит, словно другого места ей на столе нет! Пробовал отодвинуть, пока еще за стол никто не сел, не выходит. Кружочек, что ли, под ней Сара нарисовала? Прямо под донышком! И кричит он всегда громко. Как назло, все вдруг замолчат, а он в этот момент – вопит. «Учись сдерживать свои эмоции, Семен!» – проговорит Сара вроде бы спокойно и ласково, но у него вдруг от ее жалостливого тона ком в горле. Даже «извини» не всегда выдавить удается. Наверное, Сару и другие боятся, но им что – все взрослые, а он – поскребыш! Так его называет отец. Последний он в семье, со старшей, Катей, разница аж в двадцать лет!

Ее, Катерину, не взяли на фестиваль в Краков потому, что ей уже живот на нос лезет! «То есть, она в интересном положении», – промелькнуло в голове выражение Сары. Ну очень интересное положение! Тошнит все время, толстая стала, в отцовском кресле не умещается и все время плачет. Кино про любовь смотрит или про войну, без разницы – сразу в слезы. Ей, значит, эмоции показывать можно!..

– Ой! – довольно громко вскрикнул Семка и испуганно посмотрел на обернувшегося к нему полицейского. – Это не Катя! Она не может, потому что…

– Сема, что случилось? Что с Сарой? – Элина кинулась к нему, едва переступив порог участка.

– У Сары приступ! Ее увезли в больницу на машине с красным крестом! А я думал, там, на дороге, Катя, а сейчас понял – не Катя! Кукла, что ли, с нее слеплена? С Катиными глазами? Ее зачем-то бросили под желтую машину! Элина, ты понимаешь, что Катя не может быть там, на дороге? Понимаешь?

– Сема, успокойся. Я сейчас поговорю с паном полицейским, и все прояснится. Ты посиди пока тут, – Элина погладила его по голове и отошла к поджидавшему ее офицеру.

Семка смотрел на нее и пытался понять, о чем она так долго тому рассказывает. Полицейский показывал ей какие-то бумаги, Элина кивала, говорила что-то по-польски, и Семка несколько раз услышал имя Катя. Наконец он не выдержал и подбежал к Элине.

– Это не Катя! Кукла с ее лицом! – невежливо перебил ее он, сердито зыркнув на полицейского. – Как Суок в «Трех толстяках»!

– Сема, успокойся! – Элина достала из сумки телефон.

Семка почти что повис на руке Элины – та показывала на экране мобильного фотографию Кати. Снимок был сделан в прошлом году во время концерта в Москве, куда Элина прилетела специально, чтобы встретиться с ними. Полицейский кивал согласно и печально и что-то отвечал ей.

– Элина, что ты ему говоришь? Что это Катя там, да? Ну, Элина!

– Да, Сема. Успокойся. Она, видимо, прилетела сегодня, хотела сделать сюрприз. Я понимаю, тебе страшно, и ты…

– Да не страшно мне! Это не Катя! – упрямо перебил Семка, отчаиваясь оттого, что так и не мог ничего объяснить. Какая-то деталь ускользала от внимания, он пытался сконцентрироваться, снова повторяя и повторяя про Суок. В конце концов Элина, бросив обеспокоенный взгляд на полицейского, решительно взяла его за руку и подвела обратно к стулу, на котором он недавно сидел.

– Сема, послушай! Пан полицейский все понял, он больше ничего у тебя спрашивать не будет. Это не Катя, ты прав, – проговорила она слишком быстро, и Семка догадался, что она ему по-прежнему не верит.

– Элина, нам завтра уезжать…

– Да, я помню. Поедем в гостиницу, мы здесь больше не нужны.

– А как же полицейский? – зачем-то спросил он. – Ведь он же не так думает, как нужно! Это не Катя!

– Ну почему ты так настаиваешь?! Хватит уже! – в сердцах прикрикнула на него Элина.

– Я знаю почему! Катя беременна! А эта – нет! – громко и четко выговорил он, словив-таки ускользавшую от него все это время мысль.

Элина удивленно посмотрела на него. И тут же перевела взгляд на появившегося в дверях кабинета полицейского.

Она что-то сказала ему по-польски, уверенно кивая. Тот нахмурился.

– Посиди здесь, Сема. Мне нужно еще раз увидеть… То есть я схожу с паном офицером, ты только никуда без меня не уходи.

Он и не собирался. В гостинице все равно никого из своих не было – уехали на экскурсию по Кракову и вернутся только к вечеру. Без Элины ему даже не дадут ключ от номера.

Сема сидел на стуле и болтал ногами. Он успокоился. Ему поверили, и это было на данный момент самым главным. Катя дома, в Самаре. Наверное, в кладовке уже не осталось ни одной банки солений. А ему не жалко, хотя он и сам любит хрустящие огурчики и красненькие помидорки с лопающейся от надкуса шкуркой. Через два месяца, в августе, как ему сказала Сара, он станет дядей. И перестанет быть самым младшим в их большой семье.

Глава 2

Михаэль прождал ее в кафе полтора часа. Конечно, Анка никогда не отличалась обязательностью, но это было уж слишком. В конце концов, он решает ее проблемы. Она создает, а он всегда отвечает за ее проступки. С детства.

На этот раз Михаэль не сразу понял, о чем ему рассказывает сестра. Так давно они не виделись, что он уже и забыть успел, какие непредсказуемые последствия обычно наступают после ее авантюрных задумок.

…Они выросли без матери. Фотографии и написанный маслом портрет находились в ее бывшей спальне. Дети заходили туда редко, особенно Анка, которая с раннего детства боялась этой, как она называла, «мертвой» комнаты. Однажды она призналась брату, что чувствует там запах горящих свечей и даже «слышит» потрескивание пламени. Михаэль тогда только пожал плечами – ни одного подсвечника в комнате не было, только старинная масляная лампа на каминной полке, поставленная скорее для интерьера, чем для полезного применения в случае необходимости. Единственное, что вызывало его интерес, – запертый ящик старинного бюро.

Но и он не любил эту комнату. Тоски по матери Михаэль не испытывал, Анка, как чувствовал, тоже, но отец приводил их, маленьких, туда за руки, усаживал на высокую кровать и рассказывал о ней. Повзрослев, они поняли, что делал он это лишь для того, чтобы они не забывали о женщине, которая дала им жизнь. Но как можно помнить о том, кого не видел ни разу в жизни?

С годами Анка стала все больше походить на отца: тонкий нос, четко очерченные губы и глаза цвета болотной зелени делали ее очень привлекательной. Ему ж достались высокий лоб и небольшие, глубоко посаженные глаза матери. Но, как любил пошутить отец, они оба «не из родни, а в родню». Михаэлю эта фраза казалась странной, какой-то чужой, не из их мира…

Он уже в который раз набрал номер мобильного сестры. «Ну ладно, опаздывает! На звонки могла б ответить!» – мысленно попенял ей, но беспокойство нарастало.

Ждать дольше не имело смысла. Он почти точно знал, что с Анкой случилась беда. Михаэль подозвал официанта.

– У меня к вам просьба. Если вдруг вот эта девушка появится здесь, попросите ее срочно перезвонить брату, – он показал парню на экране телефона фотографию Анки и, оставив щедрые чаевые, вышел на улицу.

Краков он знал как свои пять пальцев, изучив все закоулки еще во время учебы в Ягеллонском университете. Ближайший полицейский участок находился в паре кварталов от кафе, в котором он только что ждал Анку, и Михаэль решил оставить машину и пройтись пешком. Он надеялся, что по пути в участок его догонит-таки звонок сестры.

Михаэль подошел к полицейскому участку, легко взбежал на крыльцо и потянул на себя массивную дверь.

– День добрый! Я разыскиваю свою сестру, у меня есть основания предполагать, что с ней могло случиться несчастье, – от волнения и дурных предчувствий его голос слегка охрип. Он сбивчиво рассказывал об Анке, показывал ее фотографию и не сразу заметил, что кроме полицейского его внимательно слушает молодая женщина у стойки. В один момент он поймал ее встревоженный взгляд, брошенный на офицера, и его ответный кивок. Этот безмолвный диалог вызвал в нем такую панику, что Михаэль не сдержался и схватил ее за руку.

– Вы что-то знаете, да? Видели ее? Где? Когда? – он поднес к ее лицу телефон с фотографией Анки. – Это она? Вы знаете, что с моей сестрой?

Михаэль долго шел за полицейским по длинному коридору, спотыкаясь на неровно уложенных плитках. Он чувствовал, как тут же чья-то рука подхватывает его под локоть и сразу же отпускает. В голове отзывались лишь гулкий стук каблучков и глухие удары собственного сердца.

Михаэль узнал Анку по одной только кисти руки, свисающей со стола из-под белой простыни: между средним и указательным пальцами четко был виден след ожога – последствие детской шалости сестры. Первое, что он сделал, не отдавая себе отчета, – натянул край белого полотна на эту руку.

Ему показали ее лицо. Он было с облегчением вздохнул: нет, не она! Радостно оглянулся на молодую женщину, все еще стоявшую у него за спиной. И тут же повернулся обратно. Внутренний голос, голос их с Анкой ангела-хранителя, шепнул ему, что из них, двойняшек, он остался один.

– …Русские музыканты, они приехали на фестиваль… Девушка и мальчик Сема видели, как вашу сестру сбила машина… – слышал он как будто издалека женский голос.

– Какая девушка? – спросил он машинально.

– Сестра Семена, Сара. Ей стало плохо с сердцем, ее увезли в больницу. А я – Элина Поплавская, переводчица. Могу вам чем-то помочь? Вот, возьмите мою визитку, возможно, у вас будут вопросы. А я должна отвести мальчика в отель. Скоро его семья вернется с экскурсии, – она протянула Михаэлю картонный прямоугольник. – До свидания.

– Спасибо, – он машинально сунул карточку в нагрудный карман куртки.

«Сема – это, наверное, тот мальчик, что сидел в холле», – вспомнил Михаэль, подписывая какие-то бумаги.

Глава 3

Вера Михайловна Бражникова почти не слушала экскурсовода. Она смотрела на красоту за окном автобуса и пыталась сосредоточиться на главном: завтра они возвращаются домой в Россию. Все, кажется, прошло благополучно, они заняли второе место в конкурсе. Еще вчера она с улыбкой наблюдала за младшим Семой, как он смешно расстроился, что они не первые. Совсем ненадолго расстроился, и тут же его конопатое личико озарила радостная улыбка – все подарки для их музыкальной семьи несли ему, складывали прямо на пол у его ног, а он всем говорил быстрое «спасибо» или выученное польское «dzienkuje» и оглядывался на нее. Увидев одобрительную улыбку, вновь поворачивался к очередному дарителю.

Они всегда с гастролей и конкурсов увозили домой много подарков, фотографий и память о новых друзьях. И никогда Вера Михайловна не испытывала такого беспричинного беспокойства, как в этот раз.

Еще дома, проверяя уложенный багаж и держа в руках билеты и паспорта, вдруг не к месту вспомнила она все трудности, связанные с предстоящей поездкой. Поначалу не хватало денег. Но нашелся спонсор, не совсем бескорыстный, хотя и с вполне приемлемыми условиями. Не поехала Катя, расстроившись не меньше самой Веры Михайловны, – врач вдруг забеспокоился по поводу протекания беременности. И, наконец, Сара настояла на своем участии, несмотря на участившиеся в последнее время сердечные приступы. А Вера Михайловна сдалась.

В суете путешествия и проходящего фестиваля она немного отвлеклась от своих страхов, но в уютном салоне экскурсионного автобуса вновь тревожно заныло в груди.

– Казимеж – в прошлом отдельный город, а сейчас район Кракова… Еврейский геноцид фашистов опустошил город, о чем достоверно показано в известном фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера». До сих пор идет восстановление… – услышала Вера Михайловна голос гида.

«Насколько же нужно быть пропитанным ненавистью к еврейской нации, чтобы истреблять подряд всех ее представителей, независимо от места их проживания, пола и возраста! Извести целый город!» – подумала она и вспомнила о Саре. Девочка так устала, что отказалась от экскурсии по Кракову. А Сема сам вызвался побыть с ней. Они собирались прогуляться по городским улицам, далеко не удаляясь от отеля.

– На той стороне Вислы расположен район Подгуже, также бывший ранее отдельным городом. Чтобы попасть из Казимежа в Подгуже, нужно перейти по одному из мостов, например, по этому мосту Пилсудского. Гордостью Подгуже является неоготический костел Святого Иосифа…

Вера Михайловна никак не могла сосредоточиться на рассказе экскурсовода. Тревога не отпускала. Конечно, более всего она волновалась за Катю.

…«Маленькая печальная принцесса», – так сказал о девочке их с мужем Федором друг Константин Лыков, увидев в первый раз. В свои десять Катя казалась совсем малышкой, и только взгляд темно-болотных глаз был не по-детски строг и спокоен. Катя была так красива, что, бывало, у случайных прохожих невольно вырывался восхищенный возглас. Девочка относилась к этому с неподдельным равнодушием, вежливо улыбаясь в ответ и проходя мимо. «Счастливая», – говорили ей вслед, а Вера Михайловна знала, как одинок и несчастен этот ребенок. Катя ходила к ней на занятия в музыкальный класс, и Вера Михайловна видела, как та хотя бы на время оттаивает, оставляя мысли о доме, где она жила с матерью-алкоголичкой. Она была необыкновенным ребенком – кроме красоты бог наградил ее талантом и упорством. После смерти матери Кати Вера Михайловна с мужем взяли ее к себе, оформив удочерение. Теперь Кате двадцать семь, и она готовится стать мамой.

Второй приемной дочерью через много лет для них стала Сара Лейбсон, у которой в одночасье погибла вся семья…

А три года назад Константин Лыков пригласил ее посетить детский дом. «Вера, я уверен, там есть талантливые дети. Возможно, твоя музыка для них станет пропуском в нормальную жизнь. Прослушай ребят, прошу тебя», – уговаривал он, но ей не нужны были уговоры. Она тогда только согласно кивнула, лишний раз убедившись в том, насколько схожи мысли и желания у них с Костей. Жаль, что Федор так и не научился ее понимать. Вера Михайловна помнит удивленный вопрос мужа: «Зачем тебе это нужно?»

Она для начала просмотрела личные дела младших школьников. Прослушивать детей не стала, просто спросила: кто хочет научиться играть на домре? В ответ было только недоуменное молчание, и Вера Михайловна в растерянности оглянулась на Лыкова. Он улыбнулся, подмигнул ей и вдруг очень интересно и красочно стал рассказывать о музыке. Лес рук взметнулся вверх, и у нее отлегло от сердца. На следующий день к ней в класс на школьном автобусе приехали двенадцать ребят. Она взяла всех. Но после месяца занятий остались только четверо: Рома Величко, Кирилл Рощин и брат с сестрой Марат и Фая Сафины. Им было по девять. Вот над ними и собиралась оформить опекунство Вера Михайловна.

Ей вновь помог Лыков. Дети переехали к Бражниковым. И только тогда сложилась их музыкальная семья…

– Мама Вера! – услышала она громкий шепот Кирилла за спиной. – Оказывается, у них тоже есть барахолки! Каждое воскресенье! Ярмарка старья называется!

Вера Михайловна улыбнулась. По довольному лицу Кира видела, что экскурсия удалась. Наверное, зря беспокоилась, решила она, у них все хорошо.

Ей еще мама говорила, что внутреннее предчувствие – не что иное, как неслышимый голос ангела-хранителя. Уже по напряженному лицу Элины, которая встретила ее в холле отеля, Вера Михайловна поняла, что стряслась беда.

– Что?! – спросила она тихо, отводя девушку подальше от галдящих ребят. – С Катей что-то?

Она, не дожидаясь ответа, нашарила в сумке телефон, поставленный на бесшумный вызов на время экскурсии, и быстро увеличила громкость.

– Нет, Вера Михайловна. Надеюсь, с Катей все в порядке. Сара в больнице, приступ. Она и Сема стали свидетелями, как машина сбила девушку. Очень похожую на Катю девушку! Пойдемте в участок, вас просили подойти туда ненадолго. Я по дороге все расскажу. А потом сразу поедем в клинику к Саре.

– Кирилл, подойди, пожалуйста.

– Да, мама Вера. Привет, Элина! Экскурсия – супер!

– Я рада за вас! – рассеянно ответила девушка.

– Кира, нам с Элиной и отцом нужно съездить по делам. Ты остаешься за старшего. Идите в номер, по отелю не бегать.

– А Сара? – Кира тревожно оглядел холл.

– Сара в больнице, у нее приступ. Сема вам расскажет, что случилось.

Глава 4

Михаэль решил, что выложит все сразу как на духу. Что Анки больше нет. Что она стала наркоманкой, связавшись с их бывшим водителем Злотым, и была беременна. Нет, о Злотом и беременности Анки Михаэль не скажет, это убьет отца.

Анка выпала из-под его контроля несколько лет назад. Звонила редко, всегда с одной и той же просьбой – дать денег. Михаэль запускал очередное производство, времени выяснять, на что ей такие немалые суммы, не было, и он просто перечислял ей на карту требуемое. Наезжала в поместье Анка регулярно, по субботам, но Михаэль в эти дни частенько отсутствовал – в его расписании выходных не было. Отец после встреч с ней выглядел озабоченным, но внятно объяснить, что его смущает в поведении дочери, не мог. Михаэль же успокаивал себя тем, что Анка живет у подруги, девушки скромной и воспитанной в строгости. То, что Каролина давно уехала с мужем в Хойну, он узнал всего неделю назад. Тогда сестра позвонила ему и срывающимся от страха голосом попросила срочно приехать – она боится оставаться в квартире Каролины.

В дороге он мысленно перебрал все возможное, что могло произойти с ней или с обеими девушками в доме, находящемся в самом центре города, на людной даже поздними вечерами улице. То, что он увидел в квартире, повергло в недоумение. В просторном холле царил такой разгром, что Михаэль решил, что наблюдает последствия нешуточной драки. По рассказу сестры, так и было – возвратившись домой, она застала человека, роющегося в вещах. Вор был в спортивной куртке с капюшоном, как водится – в темных очках и обладал фигурой, по которой нельзя было определить пол. То, что ростом он был много выше Анки, не говорило о том, что это мужчина – метр шестьдесят сестры часто был поводом для подколок Михаэля, высокого, как отец. Анка поведала, что он (или она) стукнул ее чем-то по голове и сбежал. Очнувшись, она тут же позвонила ему, брату. Михаэль поверил рассказу, но все же спросил – где сейчас Каролина? И по вмиг увеличившимся зрачкам сестры понял – сейчас начнется вранье, сдобренное излишними деталями для достоверности изложения. Сестрой будет предложена красочная история, уводящая далеко от более прозаической истины. Он остановил ее, указательным пальцем «запечатывая» ей губы. Этот жест еще с раннего их детства означал одно – не нужно тратить понапрасну время на пустую болтовню. Анка сникла, расплакалась и под аккомпанемент собственных всхлипов выложила ему все. Вкратце это звучало так: подруга замужем в Хойне, Анка живет с парнем в этой квартире уже почти год, неделю назад он ее бросил, а теперь кто-то залез в квартиру, она боится, что друг кому-то задолжал, и вор – не вор, а пришел за своим. Имя бойфренда Анка выдавила на третьей минуте причитаний, опасливо отодвинувшись от Михаэля на расстояние вытянутой руки. Злотый был в их семье персоной случайной, но оставившей приметный и неприятный след. Пока Михаэль, ошеломленный ее признанием, молчал, Анка суетилась у кофеварки, засыпая зерна. Он укоризненно смотрел на нее, старательно прятавшую взгляд. Когда она протянула руку с зажатой в ней емкостью для воды к крану, манжет клетчатой рубашки расстегнулся, и Михаэль с ужасом увидел на запястьях сестры следы уколов…

Слезы подступили к глазам, «размывая» обзор дороги. Хорошо, других машин не было, и до усадьбы оставалась пара километров. Михаэль сбросил скорость: нужно успеть успокоиться.

Отец… Страшно представить его лицо, когда он узнает…

Ворота плавно, но быстро разъехались, как только он прикоснулся к брелоку сигнализации. Шуршание колес по гравию дорожки казалось оглушающим в спокойной тишине. И еще он слышал стук сердца. Своего, ополовиненного остановившимся сердцем сестры, будто она забрала свою половинку с собой в небытие.

…Михаэль не помнил себя без нее. Анка была старше на двенадцать минут, чем гордилась безмерно, любя его по-матерински с высоты этого старшинства. Он, став взрослее и на две головы выше ее, посмеивался и подыгрывал ей, но присматривал за бесшабашной сестрой со всей строгостью. А она всегда нуждалась в присмотре. Отец махнул рукой на шалости дочери с пятилетнего их возраста, няньки не справлялись с ней вовсе, и слушалась Анка лишь его, Михаэля. Потому что только его не могла обмануть и провести. Он чувствовал задуманные авантюры еще тогда, когда мыслишка только зарождалась в ее головке. По обстоятельствам он или принимал участие в действе, или пресекал все на корню, если уж было придумано что-то из ряда вон. Например, прыжок с парашютом с обрыва в реку. Или кнопка в стул очередной папиной гостье, претендующей на место их мачехи. Не жалко было Михаэлю плотных ягодиц женщины, жалко было отца, которому предстояло выслушивать ее претензии. Но Анка придумывала каверзу за каверзой. Выдержать ежедневные атаки могла не каждая. Дамы исчезали из их жизни, не дойдя до спальни посмеивающегося в кулак отца.

Только одна женщина задержалась в их доме надолго. Как-то получилось, что Ника стала если не законной женой, то небезосновательно претендующей на этот статус. А потом случилась авария. «Вернувшись» из комы, отец не впал в уныние. Осознание собственной немощи, слабо утешающие прогнозы врачей и наступившая прохлада в отношениях с любовницей заставили его собрать все силы для выздоровления. Михаэль и Анка уже учились в Кракове, дома бывали не каждый выходной, а потому повседневно текущие события проходили мимо них. Однажды, приехав на каникулы, они не застали Нику. Не было в доме и ее вещей. Оказалось, отец выгнал ее неожиданно, не объясняя причин. С тех пор женщин он в дом не приглашал, что радовало и Михаэля, и Анку, и всех домашних от горничной до дворецкого. Отец уже вполне сносно передвигался, опираясь на палку, поэтому вернулся к управлению делами. Время от времени он впадал в состояние влюбленности, что было заметно по сияющим глазам и ответам невпопад. Это было где-то на стороне, проходило быстро, безболезненно для всех, поэтому даже небольшой тревоги никто не испытывал. Домочадцы лишь посмеивались над несерьезностью отца и незадачливостью девиц, мечтающих окрутить богатого вдовца.

А отец был действительно богат. Воспитывая двойняшек не в неге, но в строгости по части финансов, он добился того, что Михаэль не мыслил себя иждивенцем у него на шее, с пятнадцати лет работая наравне с ним и попутно изучая сложное фермерское хозяйство. Но тянуло его к механизмам и производству. Окончив университет в Кракове, Михаэль предложил отцу открыть завод по переработке их продукции, объединить разрозненные цеха по консервированию в одно производство и выходить на мировой рынок. Отец, немного контролируя сына в начале намеченного пути, через год скинул управление на Михаэля и удалился на покой.

Сейчас у Михаэля было два дела: хозяйство и сестра. И одно из них он запустил…

– Миша, вернулся? А Аня? – отец упорно называл детей русскими именами, их землевладение – усадьбой, и Михаэлю это было непонятно. Никакой любви или увлечения Россией он за ним не замечал.

– Да, папа, это я. Послушай, мне нужно с тобой поговорить… Это серьезно.

– А Аня?! – уже обеспокоенно спросил Казимир Хмелевский.

– Анка умерла. Ее сбила машина, – проговорил он быстро и обеспокоенно посмотрел на отца. Тот молча отошел к окну. Михаэлю показалось, отец совсем не удивился.

– Да-да. Так и должно было случиться. Все правильно, правильно. Она оказалась права… Я не верил… Столько лет… Анечка… – бормотал Хмелевский, не глядя на него.

– Папа, о чем ты?

– Нелепая смерть… Она так и сказала: «Умрет нелепой смертью». Машина… Что за машина? – он наконец посмотрел прямо на него.

– Папа, Анку убили. Наезд не был случайным.

– За что?! И кто?!

– Не знаю, папа. У меня еще одна новость: Анка жила с парнем, неделю назад он ее бросил.

– Кто он? Как его имя?

– Имени не знаю, Анка не говорила. И я слишком поздно узнал об этой связи, – Михаэль досадливо поморщился.

– Я думал, она с подругой… Что она живет у Каролины!

– Я тоже был в этом уверен. Но, как оказалось, девушка замужем уже пять лет. И живет в Хойне, оставив квартиру в Кшешовице Анке. Я там давно не был, поэтому удивился звонку Анки и просьбе срочно туда приехать. Оказалось, ее парень пропал, уже неделю как. Она особенно не беспокоилась, тот уезжал и раньше, хотя и не так надолго. Испугалась лишь, когда застала в квартире чужого человека. Тот ударил ее и убежал. Она считает, что ее друг задолжал кому-то крупную сумму, и этот визитер приходил к нему. Я установил во всех комнатах и холле камеры. Но вор больше не появлялся. А сегодня Анка назначила мне встречу в кафе в Кракове, видимо, хотела мне сообщить что-то важное. И не пришла. Я набирал номер ее телефона несколько раз, но она так и не ответила. Заподозрив, что что-то случилось, зашел в ближайший полицейский участок, показал фотографию… Там были русский мальчик и переводчица. Мальчик с сестрой видели, как произошла авария. Правда, с сестрой тут же случился сердечный приступ и… Папа, что с тобой?! – Михаэль вдруг заметил, как побледнел отец.

– Русские?

– Да. Они из ансамбля народных инструментов – в Кракове сейчас фестиваль. Вот что странно… Дети обознались: думали, на дороге их старшая сестра, уж очень похожа на Анку. И переводчица поначалу была уверена! Но выяснилось, что та девушка, Катя, старше Анки на два года, к тому же беременна, на большом сроке…

– На два года… Беременна…

– Папа, может быть, ты скажешь мне, что с тобой? Ты как-то странно реагируешь на мои слова!

– Нет, ничего. Наверное, нужно заняться похоронами… Ты иди, – Казимир Хмелевский рассеянно махнул рукой на дверь.

Дождавшись, пока сын выйдет из комнаты, он достал из кармана куртки мобильный телефон.

– Здравствуй, дорогая. Как ты себя чувствуешь сегодня? В норме? Да, спасибо, нога не болит. Голос? Да, ты правильно поняла – случилась беда. Нет больше Анки. Несколько часов назад ее намеренно сбила какая-то машина. Я навещу тебя завтра, жди.