Одиссея блудного мужа

Глава 2

С Олегом мы договорились следующим образом: Юра заедет за нами в шесть вечера, по времени в деревню добираться час; там пообщаемся с «претендентом», кстати, он еще даже не догадывается о том, что на него объявлена охота, и в тот же вечер Петров привезет нас обратно домой.

Алина рассудила, что двух часов будет вполне достаточно, чтобы произвести на Густава неизгладимое впечатление, обольстить, заинтриговать и, как Золушка, исчезнуть на время из поля зрения.

С двенадцати утра Алина начала тщательно готовиться к судьбоносному знакомству: до обеда помоталась по магазинам, обновила гардероб и ближе к вечеру нанесла визит своему любимому стилисту Вене Куропаткину. В качестве консультанта взяла меня с собой.

Мы бодрым шагом зашли в салон «Донна Белла». Предупредить Куропаткина о нашем визите и записаться у него на стрижку Алина уже не успевала, но и поехать на берег реки знакомиться с немцем с взлохмаченной головой и без прически не представлялось ей возможным.

Веня был занят клиенткой. Белокурая девица, сидя в кресле парикмахера, на глазах превращалась из молоденькой простушки в роковую красавицу, «а-ля Мерилин Монро».

– Ненавижу, – прошипела сквозь зубы Алина.

– Кого ненавидишь? – не поняла я.

– Да этих молоденьких выскочек, подметки рвущих на ходу! Наглые, недопустимо молодые и сочные! Вылитая Ленка Семенова, – Алина скрипнула зубами и кивнула в сторону девушки.

– Ну что ты так? Ты женщина в самом соку. Еще неизвестно, что из этой барышни получится, а твоя красота зрелая. Ты как… – Я хотела перечислить с десяток имен голливудских звезд, с коими можно было сравнить Алину, но она меня уже не слушала, мчалась прямиком к Вене.

– Девушка, я записана к этому мастеру! – взвизгнула Алина и посмотрела на часы: – На шестнадцать тридцать две. Прошу освободить кресло. У меня времени в обрез. Не тратьте мое и свое время, вас обслужит другой мастер. Танечка, окажите любезность, замените Вениамина, причешите девушку, – выкрикивая указания, моя подруга уже вытаскивала из кресла опешившую клиентку.

– Но я записана на шестнадцать пятнадцать, – попробовала возмутиться та. Бедняжка, если бы она знала, с кем имеет дело, непременно бы смолчала!

– Тем более, ваше время истекло. Освободите кресло! Иначе мне придется вас выкинуть из него! – Алина повысила голос и сильнее сжала плечо девицы.

Девушка, решив, что от этой сумасшедшей можно ожидать чего угодно, уступила место и, бросая недоуменные взгляды, пересела в соседнее кресло. Таня, ассистентка Куропаткина, загасила конфликт, предложив на выбор стрижку или укладку за счет заведения.

– Алиночка, вы сегодня как вулкан, полный страстей. Что-то случилось? – спокойно спросил Веня. Он привык к Алининым выходкам, и ее поведение его уже не удивляло, бывало и хуже.

За время знакомства с Алиной он такого от нее повидал и натерпелся, что по большому счету мог рассчитывать на прижизненный памятник в качестве моральной компенсации.

Например, прошлым летом она так развела его, что только недавно Куропаткин перестал собираться в Африку, придя к выводу, что над ним просто подшутили. Алина обещала ему экстремальный тур по Черному континенту. А если конкретней, то она пригласила его участвовать в сплаве на бамбуковых плотах по Чуапе, притоку реки Конго. Тур должен был называться «Последний живой турист» и гарантировал победителю недельный отдых на пляжах Сахары. Веня был слаб в географии и лишь месяц спустя узнал, что Сахара – пустыня и простирается она на тысячи километров от моря.

– Ха, случилось? – хмыкнула Алина. – Со вчерашнего утра я пережила столько всего! Меня бросил муж! Этот недалекий и недостойный Блинов! Но я нашла в себе силы начать жить заново, с чистого листа. Я выхожу замуж. Сам понимаешь, в моем возрасте быть не замужем просто неприлично. Вдовой – это нормально, даже в какой-то степени выгодно – ты выглядишь элегантно в черной шляпке с вуалью и скорбью в глазах. На мужчин это сильно действует. Скорбь и покорность судьбе. Это завораживает!

– Так он не умер, ваш муж? – Веня слушал Алину вполуха.

– Как раз напротив, живее всех живых! Увлекся молоденькой аспиранткой! Казанова! – последнее слово она произнесла сквозь зубы, смазав последние звуки, так что было неясно, что она все-таки хотела сказать – «Казанова» или «козел». Хотя по смыслу это означало одно и то же.

– Ну, это ненадолго, – утешил ее Веня.

– Ненадолго что? Живой? – со злорадством переспросила Алина.

– Нет, ненадолго увлекся.

– Меня это уже не касается. Я выхожу замуж за иностранца. Мой избранник – немец, и ты, Веня, должен мне помочь найти неотразимый образ, я должна произвести неизгладимое впечатление, покорить его в одну секунду. Про любовь с первого взгляда слышал? Нет? – Алина говорила за себя и за Веню, ему оставалось только молчать и кивать головой в знак согласия. – Как ты думаешь, я должна походить на его соотечественниц или оставим в силе национальный колорит? Думаю, в моем облике следует объединить черты обеих наций. Ты в курсе, как должна выглядеть настоящая немка?

Веня пожал плечами и задумчиво начал ворошить Алинины волосы, то приподнимая их, то укладывая кольцами.

– Если честно, то из немок я помню только Марлен Дитрих и Штеффи Граф, – наконец после долгой паузы произнес Куропаткин.

Потом он вздохнул, оценивающим взглядом окинул Алину, потрогал ее пухленькие ручки, посмотрел на ноги и сказал:

– Нет, Граф не подойдет.

Я про себя согласилась с Веней: полненькая Алина на теннисистку совсем не смахивала.

– Тогда ваяй Дитрих, но с поправками! – разрешила Алина, не вдаваясь в подробности, почему она не годится для большого тенниса. Впрочем, на худющую Дитрих она походила еще меньше.

Образ, созданный Веней, мало напоминал легендарную актрису, но удивительно шел самой Алине, она помолодела на несколько лет и выглядела сногсшибательно. Для пущей неотразимости она заскочила домой и напялила на себя саму откровенную блузку в комплекте с облегающими бедра брючками. Облачившись в одежду, как во вторую кожу, она была неимоверно сексапильна. Берегись, Шульц! Боюсь, тебе не устоять. Прихватив с собой жакеты, на тот случай, если вечер выдастся прохладным, мы выскочили из квартиры.

Машина Петрова уже стояла перед подъездом, а сам Юра нервно прохаживался по детской площадке. Мы проторчали в парикмахерской дольше, чем предполагали. Но, как говорится, лучше опоздать, чем прийти страшной. К тому же часы показывали всего лишь половину седьмого.

– Заждался? – спросили мы для приличия.

– Нет. Сам немного опоздал, – соврал Петров. Мне, зная его пунктуальность, в это поверить было трудно.

Алину трясло мелкой нервной дрожью, предстоящее знакомство волновало ее сверх меры.

– Марина, а какой он? – тихо зашептала она мне в ухо.

– Потерпи, увидишь. – По правде сказать, черты его лица слегка стерлись из моей памяти. Год назад к Олегу приезжали два немца, какой из них был Густав Шульц, сейчас я затруднялась вспомнить.

– Мне бы хотелось, чтобы он оказался противоположностью Вадима. Высокий блондин с голубыми глазами меня бы вполне устроил. И характер – нордический. Такой суровый красавец-викинг.

– Швед?

– Что – швед?

– Викинг – это швед, а Шульц – это немец. Пиво, колбаски, короткие штанишки и круглое пузцо.

– Да брось меня разыгрывать! Какое пузцо?

– А разве внешность имеет для тебя какое-то значение?

– Ну как тебе сказать? – задумалась Алина – Сама понимаешь, хотелось бы…

– Тебе бы мед, да еще ложкой.

Мы съехали с трассы и километра полтора тряслись по грунтовой дороге. Наконец въехали в населенный пункт под названием «Красное». Деревней несколько покосившихся домов назвать было трудно. Разве что хутор? На убогом фоне потрепанных временем изб выделялся габаритами недостроенный дом.

Юра подрулил к этому строению и остановился перед железным забором.

– Милости прошу, моя вотчина, – Петров распахнул перед нами ворота и загнал автомобиль во двор.

Здесь же стояла и машина Олега.

– Дом недостроен, ночевать в нем, конечно, нельзя, поэтому и решили поставить палатку на берегу. Но природа, я вам скажу, закачаешься. А воздух какой! Ну, пошли с гостем знакомиться.

Он подхватил увесистую сумку, подозрительно позвякивающую бутылками, и повел нас по дорожке в сторону речки. Шли мы довольно долго, минут сорок, не меньше. Тропинка вилась вдоль воды, и мои каблуки постоянно проваливались в сырую глину, следовало надеть кроссовки, но они совершенно не подходили к моему брючному костюму. У Алины была та же проблема. Она подвернула брюки и шла на носочках, спотыкаясь и чертыхаясь по пути.

На этом наши испытания не закончились, дальше пошло еще хуже: мы влезли в гущу камышей и чвякали по жиже, распугивая лягушек. Не все амфибии желали освободить нам дорогу, находились смелые особи, которые не прыгали в воду при нашем появлении, а оставались сидеть на узкой полоске притоптанного камыша. Они нагло нас рассматривали выпученными глазками и возмущались громким кваканьем, когда их настигала нога впереди идущего Петрова.

– Сусанин, куда ты нас завел? Я, между прочим, на смотрины приехала! Как я такая, грязная по колено, жениху покажусь? Ужас! Вся в тине! Еще несколько метров – и сама квакать начну. – Алина ступала осторожно, тщательно подбирая место, чтобы поставить ногу и при этом не наступить на лягушку. – Надо же, сколько этих тварей развелось. Французов на вас нет. А что, это идея! Построим здесь на берегу цех по переработке лягушачьих лапок и займемся экспортом деликатеса в страны дальнего зарубежья. Денег заработаем. Или нет, дадим в Интернете объявление: «Туры для гурманов. Неделя изысканной французской кухни по цене ниже средней. Культурная программа гарантирована». Как тебе? Повалят?

– Повалят, – ответила я Алине и обратилась к Юре: – По-моему, вы с Олегом переборщили: при всем своем желании ваш немец не выберется из этого чертова логова.

– Милые дамы, а мы уже пришли. – В этот же миг, как по мановению волшебной палочки, камыши расступились и мы оказались на поляне.

Даже не на поляне, а на зеленом лугу с изумительно шелковой травой. Две раскидистые ивы росли у самой воды, опустив в нее длинные гибкие ветви. Нежная зелень листвы сливалась с голубизной тихой речушки. Здесь тоже надрывались лягушки, но их звуки больше напоминали мелодичную песню, чем заурядное кваканье. Вот что делает красивая природа. Рай, да и только!

На воде расходились круги, и слышались всплески от выныривающей на поверхность рыбы. Должно быть, ее в этом месте видимо-невидимо, после зимы она голодная, и ловиться должна на голую леску. Да, здесь можно не то что три дня провести, лета не хватит.

Чуть повыше, на косогоре, стояла палатка. Рядом потрескивал костер, дымок поднимался вверх, разнося аппетитный шашлычный запах. От этого аромата у меня потекли слюнки. Алина тоже повела носом. Мы разом вспомнили, что дневные хлопоты нам так и не позволили толком пообедать, и сейчас есть хотелось чрезвычайно.

– Ау, Робинзоны, мы пришли! – оповестил Петров о нашем прибытии.

«Робинзоны», расположившиеся на подстилке перед костром, повернули в нашу сторону головы. Их отчего-то оказалось не двое, как мы ожидали, а трое. Причем третьей в компании была белокурая пышноволосая девица лет двадцати. Вся троица находилась в той стадии подпития, когда этикет напрочь забыт, условности отброшены в сторону, все друг друга глубоко уважают и обожают.

– О, мои девчонки приехали, – подскочил к нам Олег и принялся чмокать нас поочередно в щечки. – Познакомьтесь, друзья, моя жена Марина и ее подруга Алина. Алина и Марина. В рифму. Прошу любить и жаловать. Жаловать и любить, – глупо хихикал подвыпивший Олег. – А это Густав Шульц и Анечка. Анечка и Шульц.

Девица хмыкнула, смекнув, что мы являемся ее конкурентками, и попыталась поправить коротенькую юбку, не рассчитанную на то, чтобы в ней садиться. Мужчина, лежавший на подстилке, приподнялся на локтях, не в силах принять вертикальное положение. Состояние его оценивалось как среднетяжелое, то есть сидеть он мог, а встать уже не удавалось.

Густав показался мне огромным как великан. Его глаза закрывали затемненные очки в маленькой круглой оправе, которые терялись на широком лице и выглядели как поросячьи глазки. Выпуклый живот оттопыривался под яркой майкой. Рыжие волосы покрывали его руки, грудь, шею, колени, выглядывающие из-под коротких штанин его шорт. Короче, они торчали отовсюду. Если бы меня спросили, кого мне напоминает гость, я бы, не задумываясь, ответила: «Передо мной изрядно ожиревший снежный человек».

Выходит, я обманула Алину, Шульц никогда не был у нас с Олегом в гостях, такое чудо природы я бы определенно запомнила.

– Алина, смотри, почти как мы мечтали, – толкнула я под бок подругу. Она заметно погрустнела.

– К столу, к столу, – звал нас Олег. – По шашлычку, да под водочку. Милые дамы, мы по-рыбацки, шампанское под карасей не пьем. Не обессудьте!

Он выставил для нас рюмки, а Густаву плеснул на дно пивной кружки. Сколько же нужно влить в этого громилу спирта, чтобы он захмелел? Но похоже, здесь на высокоградусных напитках не экономили. Немец был возбужден и игрив. Он постоянно и намеренно падал на девицу, пытаясь пристроить свою голову на ее коленях. Она визжала и сбрасывала его на подстилку, при этом зычно звала:

– Гусь-Гусь! Гу-у-усь!

– Она – кто? Из местных аборигенов? Птицу здесь пасет? – наклонившись к Олегу, тихо спросила я.

– Нет, это она так Густава зовет. Вообще-то она к нам в ресторане прилипла. Как я ни отбивался, ничего поделать не смог. Шульц выпил, сказал, что без нее никуда не поедет, уперся рогом – и ни в какую, пришлось взять. Но ты успокой Алину, эта девчонка ей не соперница. Завтра отправим ее домой. Ну, ты меня понимаешь, есть женщины для души, а есть для тела. Эта из последних.

– Алина сейчас другим озабочена. По-моему, ей Густав как-то не очень.

– Это она зря. Он парень хороший. Хотя и выглядит как снежный человек, жуткий снаружи, но в душе добрее не сыщешь. – Олег разлил еще по емкостям и обратился к Алине: – Душечка, наш заморский гость, Густав Шульц, еще не слышал, как наши женщины умеют петь. Спой, светик, не стыдись.

Алина незаметно и больно наступила ему на ногу, настроение у нее было изрядно подпорчено, это бросалось в глаза, но при этом она любезно ответила:

– Я сегодня не в голосе, тембр не тот.

– Ну спой, пожалуйста, – обиженно пробурчал Олег, потирая ступню. – Ради тебя же стараюсь.

– И правда, у вас есть традиция петь, когда пить, – подал голос Густав, пытаясь принять сидячее положение. На этот раз ему это почти удалось, девица любезно подставила плечо, и Шульц возложил на него свою голову.

– Хорошо, но не ругайте меня, если что не так, – и Алина откашлялась, дождалась тишины и внезапно заголосила: – «Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка темная была. Одна возлюбленная пара…»

Мы с Олегом скорчились от смеха, пытаясь незаметно отползти в сторону, чтобы Алина этого не заметила и не обиделась. Но она, не обращая на нас никакого внимания, пропела все куплеты и окинула присутствующих выжидающим взглядом. Шульц восторженно зааплодировал, вслед за ним и мы принялись хлопать в ладоши.

– У вас удивительный голос. И слова в песне такие душевные, проникающие, – лепетал сраженный наповал Густав.

– Проникновенные, – поправила Шульца Алина.

– Я, я, – закивал головой немец и потянулся поцеловать Алине ручку, но потерял равновесие и завалился на подстилку.

Девица от злости скривилась и, дабы переплюнуть конкурентку, фальшиво вывела: «Мохнатый шмель на душистый хмель», но получилось у нее значительно хуже, чем у Алины. Как говорится, не всем дано. Шульц враз оценил двух соперниц и переключил свои симпатии на Алину.

Пикник набирал темпы, троица веселилась напропалую. После песен пошли пляски. Густав в коротких штанишках сбацал тирольский танец. Аня, обмотав себя пледом, пыталась воспроизвести «цыганочку», но, запутавшись в концах импровизированной юбки, с хохотом рухнула у костра и к этой затее уже не возвращалась. К концу вечера, увидев, что Алина не принимает открытых попыток отбить у нее иностранца и не собирается ночевать на берегу реки, а Шульц, изрядно набравшись, не обращает внимания ни на одну из дам, Аня расслабилась и уже не косилась настороженно в нашу сторону.

– Девчонки, сфотографируйте меня с рыженьким, – она достала «мыльницу», протянула Алине и с криком: «Иди сюда, мой Гусик! Гусь, Гусь, ко мне!» – повисла на руке огромного Шульца.

Алина сфотографировала парочку.

Солнце стремительно приближалось к горизонту, начинало смеркаться. Пора было собираться домой, иначе в темноте мы рисковали потерять по дороге нашу обувь. К тому же стаи комаров тучами кружили вокруг нас и нещадно кусали за все оголенные участки тела. Как назло, ни я, ни Алина не додумались взять с собой средство от кровопийц. По-любому нам следовало удирать с берега реки, и чем скорее, тем лучше.

Мы простились с хмельной компанией. На прощание Олег мне шепнул:

– На три дня забудь, что у тебя есть муж. Не волнуйся, все будет нормально.

– А как же Алина?

– Потерпит.

Мы со всеми перецеловались. Густав опять припал к Алининой руке. Аня, не обратив на это никакого внимания, растрогалась:

– А вы, девчонки, классные. Захотите встретиться, приходите ко мне в общагу, – и на клочке бумаги нацарапала адрес студенческого приюта.

Алина нехотя положила бумажку в карман, и мы двинулись в обратный путь.

– Девчонки! Да меня от девчонки отделяет… – Алина принялась вычислять, сколько лет прошло с тех пор, когда ее так называли, но сбилась и махнула рукой на арифметически операции. – Ну, в общем, не так уж и давно. Тоже мне подружка, ну девица дает, я поеду к ней в общагу. Ой, не могу!

Возмущаясь, она протянула мне листочек, я развернула его и прочитала:

– «Институт легкой промышленности». Барышня будет ткачихой с высшим образованием.

– Как ты думаешь, я произвела на Густава впечатление? – спросила меня Алина.

– Неизгладимое!

– А он меня вспомнит наутро?

– Непременно! Разве можно забыть твой дивный голосок?

Алина не услышала иронии в моем голосе. Успокоенная моими словами, она замолчала и всю дорогу не досаждала мне своими разговорами. По большому счету, после такого обилия шашлыка хотелось лечь и спать, а не вести душевные беседы о претендентах на руку и сердце.

Юра сначала завез Алину, потом подбросил к дому и меня.

– А почему ты с ними не остался? – спросила я Петрова.

– Если честно, мне пить нельзя, моя печень плохо алкоголь переносит. А на трезвую голову кормить комаров удовольствие сомнительное.

– Твоя правда. Но ты ведь к ним еще поедешь?

– А как же, завтра провиант подвезу. У меня целый список, чего бы они хотели.

– Тогда передавай привет. Пока!

Глава 3

Ровно в двенадцать, с боем часов, Алина позвонила в мою дверь. Одета она была как бойскаут перед долгим походом в дикие леса: джинсы, заправленные в резиновые сапожки, ярко-желтая ветровка, закрывающая руки, на голове панама из камуфляжной ткани. Косынка, повязанная вокруг шеи, маскировала вчерашние комариные укусы. Из образа выпадала только сумочка. Вместо походного рюкзака Алина держала в руках маленький ридикюль из кожи крокодила. Вообще-то он ей в повседневной жизни заменяет кошелек, и без него она не выходит за порог.

– Ты чего так вырядилась?

– Знаешь, я подумала, что мой Густав не выдержит три запойных дня в болоте.

«Мой Густав»… Быстро же она прибрала к рукам немца!

– Заходи, – пригласила я Алину, но она стояла у порога и не собиралась входить.

– Лучше ты одевайся, сейчас поедем заберем его. Я обо всем позаботилась, забронировала две каюты на теплоход, курсирующий вдоль побережья. Можешь представить, чего мне это стоило, праздники на носу, никому дома не сидится, всем охота деньги спустить. Что за страна? Заработал – пропил!

– Олег мне велел на три дня забыть об их существовании, – попробовала я убедить Алину не ехать в деревню. Но какое там! Нарвалась на такой отпор!

– За это время твой муж и Густав превратятся в хронических алкоголиков. Семью не жалко? Ты что, Олега испугалась? Ну, подумаешь, рявкнет пару раз, не впервой, с тебя не убудет. Ты всю жизнь только и делаешь, что выслушиваешь, а потом выполняешь его указания. А человека тебе не жалко? Я о Шульце. Он к нам в страну с открытой душой приехал, а его раз – и по печени. Не в буквальном, конечно, смысле этого слова. А меня, твою одинокую подругу, не жалко? Сама, значит, будешь наслаждаться семейным счастьем, сюсю-пусю, – Алина скривила нос, – а мне одной сына на гроши поднимать? Может, как раз в это время, когда я вместе с тобой должна слушать твоего Олега, моего Шульца какая-то институтка окучивает. Нечего ей вокруг моего Густова голым задом крутить! Собирайся! Дорога каждая минута!

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ее аргументами и, наскоро собравшись, проследовать к машине. По пути я набрала номер мобильного телефона Олега, он очень не любит сюрпризы, надо его подготовить к нашему прибытию. А то ведь, если нечаянно нагрянуть, можно и на скандал нарваться. Олег человек суровый, настроение может испортить на неделю вперед.

В трубке пикнуло один раз, и противный женский голос сказал: «Номер вашего абонента временно недоступен, перезвоните позднее». Мило! Отключил телефон, чтобы я попусту не трезвонила. Как будто я только этим и занимаюсь! Да я со вчерашнего вечера вообще к телефону не подходила.

Ворота дома Петрова были закрыты, мы оставили машину и по тропинке пошли к реке. На этот раз обувь соответствовала местности, и передвигались мы достаточно быстро и уверенно.

Алина первая продиралась сквозь прибрежные заросли, раскидывая, не церемонясь, по сторонам загорающих под весенним солнышком лягушек. На секунду она остановилась и, показывая в сторону примятых прошлогодних камышей, сказала:

– О, наша подруга в пылу страстей паричок потеряла, то-то, я думаю, у нее волосы какие-то ненатуральные, – ехидно заметила Алина.

Она вытянула ногу, намериваясь поддеть парик носком сапога и зашвырнуть его куда подальше, чтобы соперница его не нашла. Мокрая прядь взлетела на воздух, но в то же мгновение шмякнулась рядом, оголив серое ухо с недорогими сережками-гвоздиками, вколотыми по всему периметру ушной раковины. Показавшееся лицо частично покрывал мокрый камышовый пух, из воды выглядывало одно веко, нос и рот. Тела видно не было, его холмом закрывал поваленный камыш.

От страха нас парализовало, и несколько минут мы стояли в оцепенении, тупо глядя на голову утопленницы.

– Что это? – осевшим голосом спросила Алина.

– По-моему, это голова нашей знакомой.

– Я дальше не пойду, боюсь. Вдруг они все там… И Густав, и Олег, – Алина попятилась, подальше от трупа.

– Я тоже боюсь, – мне стало дурно, я живо представила мужа, лежащего на илистом дне речушки, и чуть не потеряла сознание.

– Полицию вызвать нужно, идем отсюда, мы можем наследить. – Алина заговорила вполне трезво. Я в отличие от нее продолжала стоять безмозглым истуканом.

– Идем, – повторила Алина и потянула меня за руку.

Расстояние до деревни мы преодолели за считанные минуты. На крик Алины: «Есть кто-нибудь живой?» – деревенские бабы повываливали из домов и обступили нас со всех сторон. Мы рассказали им о трагедии на реке и переложили на них неприятную обязанность найти участкового и вызвать полицию.

На что-то надеясь, я опять попыталась позвонить Олегу. Все тот же противный автомат сообщил мне, что нет связи с телефоном моего абонента. Вылакав пузырек валерьянки, предусмотрительно положенный Алиной в автомобильную аптечку, я на какое-то время забылась. Это был сон с открытыми глазами. Я видела суетившихся вокруг меня людей, которые любезно предлагали кто воду, кто таблетки. Я все видела и даже слышала, но не понимала, о чем они говоря. Находясь в какой-то прострации, вне времени и пространства, до меня доходили отдельные обрывки фраз.

– Ой, боженька! Какое горе! Вроде девка молодая.

– Да неужели утопла?

– Вода ж такая холодная. С чего это ее в воду понесло?

– А слыхала, в соседнем районе ураган пронесся?

– Слыхала. Все повалил: и деревья, и столбы.

– Все стало с ног на голову! Где это видано, чтоб на Пасху такая жарень стояла? Земля холодная, воздух теплый, вот и создаются разные завихрения. Хорошо, что нас ураган миновал.

– У меня вчерась ноги выламывало, всю ночь не спала. Должно быть, на смену погоды.

– А я ноги и спину мажу мазью «Хвастум-гель». Дочка из города привезла. Не поверите, девчонки, как ноги помажу, так наутро себя молодухой чувствую. Да не фастаю я.

– Петровна, гель этот «Фастум» называется, и не «фастать», а «хвастать» говорить надо. Деревня!

– Поди ж ты, городская! У тебя, Зинка, чувство юмора на нуле, только и знаешь, что поправлять нас. Деловая! Кто тампонами «Тампакс» бутылки с морсом затыкает?

– А что, удобно, я его в полиэтиленчик заверну и заткну. А потом за веревочку дерну и выдерну. А чего добру пропадать? Внучка с лета две коробки оставила, а в этом году вроде приезжать не собиралась.

Часа через два подъехал голубой «газик», из которого высыпался обычный полицейский набор: следователь, фотограф, патологоанатом и пожилой мужичок при погонах старшего лейтенанта, который впоследствии оказался местным участковым.

Разговаривала с ними Алина, я была не в состоянии с кем-либо беседовать, меня прорвало, и слезы градом катились из моих глаз. Сразу вспомнилось: каким хорошим мужем и замечательным отцом был Олег.

К реке нас не взяли, мы остались ждать рядом с машинами. Я позвонила на мобильный Петрова, оповестила его о случившемся несчастии и попросила срочно приехать. Появился он достаточно скоро.

– Я в шоке! Еду с провизией, тут ты звонишь. Что же все-таки случилось?

– Юрочка, не знаю! Мне страшно даже думать об этом. Мы нашли тело Ани, дальше идти побоялись. Мы сидим здесь три часа, телефон Олега не отвечает. Живые они там или нет, не знаю.

Алина тронула меня за плечо:

– Ой, там, кажется, несут кого-то на носилках.

Я повернула голову, действительно, полицейские на носилках тащили два тела. Одно было полностью прикрыто белой простыней, на других носилках возлежал Густав в трусах и майке.

– У, жирный боров, надорвешься, пока его дотянешь, – возмущались менты.

– Марина, посмотри скорей, ноги, ноги там есть? – Алина попросила меня приглядеться.

От природы близорукая, она не видела так далеко.

«С чего она взяла, что его должны были расчленить? Бедняга, с горя совсем умом тронулась», – подумала я.

– Ноги передние или задние, – лепетала она как в бреду.

– Да что он, конь, что ли, чтобы иметь две пары ног. Ноги как ноги, и притом на месте!

– О-о-о! – застонала Алина. – Я спрашиваю, несут вперед ногами или головой?

– Кажется, головой!

Алина бросилась к Густаву и принялась его тормошить. Из могучей груди вырвался утробный хрип.

– О, это предсмертный стон! – завопила Алина.

– О боженька! – поддержали ее старухи, со всех сторон обступившие Шульца.

– Женщина, не старайтесь! Это не стон, а храп. Пьяный он в стельку, – пояснил участковый. И будто в подтверждение к сказанному Густав издал такой громкий звук, что старушки, собравшиеся посмотреть, как развиваются события, вздрогнули и перекрестились.

– Живой, живой, – причитала Алина.

– А моего мужа там не видели? Олег Клюквин… его не находили? – Ко мне вернулась надежда увидеть мужа живым. И я бросилась допытываться о нем у полицейских.

– Нет, больше там никого нет. Как, вы говорите, зовут вашего мужа?

Я повторила имя.

Нас час допрашивали. Выяснилось, что пропал мой муж и с ним его машина, во дворе дома Петрова ее почему-то не оказалось. Ворота закрывались на засов, который снаружи открывался ключом, но можно было запросто перелезть через забор и открыть изнутри, так что угнать машину со двора не составляло никакого труда. У Юры по этому поводу не было никаких объяснений, он только пожал плечами, замок он давно собирался поменять, но руки до него не доходили.

Следователь нас еще спрашивал, с какой целью собралась на природе компания, как будто половить рыбу и выпить заодно – это не повод.

Не удовлетворенные нашими ответами, менты взяли с нас подписку о невыезде и разрешили ехать домой.

– А как же Густав, я могу его забрать? – спросила Алина у следователя.

– Пока нет. Он подозреваемый, и отпустить мы его не можем.

– Но он подданный Германии!

– Сейчас он просто поддатый. Проспится у нас, мы его расспросим и тогда, может быть, выпустим под залог. Все, Ваня, кидай его к нам, а труповозку мы позже пришлем.

Полицейский «газик» умчался, подняв на дороге пыль. Мы долго стояли и смотрели, как рассасывается пыльное облако, не в силах вернуться к действительности. Первым очнулся Петров:

– Пойдемте заберем палатку, жалко будет, если она пропадет.

Мы собрались с духом и пошли вновь к камышам. На поляне сиротливо стояла палатка. Костер давным-давно затух. Батарея пустых бутылок была свалена под ивой. Следует заметить, что их количество со вчерашнего вечера значительно увеличилось.

– Видать, они вчера еще добавили! – воскликнул Петров. – Надо же им было так надраться? Лучше бы неустойку немцу выплатили.

Алина стояла у самой кромки воды и вглядывалась в речную зыбь.

– Ты водолазов закажи, а то и не похоронишь мужа по-человечески, – сказала она. У меня от ее слов больно сжалось сердце. Какая она все-таки жестокая в своем прагматизме, говорит что думает, никакого сострадания к близкой подруге.

– Еще ничего неизвестно, – попыталась я возразить. – Тело не найдено, может, он живой?

– Да где уж тут живой, если сразу тело не зацепилось за корягу, считай, в море унесло.

– Зачем же тогда водолазы?

– А для очистки совести, чтоб он с того света тебя ни в чем упрекнуть не смог. Придет во сне и скажет: «Денег на водолазов пожалела». – Подруга театрально всхлипнула и с сожалением посмотрела на меня.

– А где тогда его машина? – схватилась я за последнюю соломинку. – Тоже в море унесло? Или ветром сдуло?

– Угнали, – выдвинула свою версию Алина. – Его убили, а машину угнали.

– Кто? И почему тогда Густава как свидетеля в живых оставили?

– Потому что он был мертвецки пьян. Может, его специально в живых оставили, чтобы на него подумали. А вообще не задавай мне такие умные вопросы. Я не Эркюль Пуаро и не комиссар Мегрэ. Пусть со всем этим полиция наша разбирается.

Юра сложил палатку, а мы собрали раскиданную по всему берегу посуду. Сумок Олега и Густава на поляне не оказалось, как не оказалось ни мобильного телефона, ни магнитофона, ни туристического холодильника, их почему-то забрала полиция. Петров в последний раз обвел взглядом поляну и позвал:

– Идемте, больше нам здесь делать нечего.

Мы побрели к машине.