Вы называете это автобусом?

Георгий

Завтрак на следующий день мало чем отличался от ужина. Нас вновь рассадили на скамье возле длинного стола, а полуобнаженные краснокожие красотки подали нам мясо и фрукты.

Я уже собирался плотно заправиться, как вдруг мне передали кусок лепешки, которого я вовсе не просил. Но сидящий около меня Лопатин указал на корку. Внимательно вглядевшись, я заметил процарапанную на лепешке надпись: «Ничего не ешь и не пей».

Я понял, что Лопатин с Венькой что-то затевают, хотя и непонятно было, почему я должен голодать. Но раз написали такое сообщение, то буду подчиняться. Хотя, если нас принесут в жертву, то это – чуть не последняя возможность насладиться пищей.

Я заметил, что никто из наших не рыдал и не рвал на себе волосы после того, как Рыбаков посвятил нас в планы индейцев. Наверно, так устроен человек, что до конца не верит в возможность своей гибели. Лично я точно не верил и считал, что какой-то выход из положения в конце концов найдется.

Чтобы на меня не обратили внимание, Лопатин передал мне полиэтиленовый пакет, который я сунул за пазуху и в который кидал якобы съеденную пищу. После еды нас опять развели по комнатам. Непонятно было, почему индейцы каждому из нас выделили отдельные покои. Возможно, боятся, что будучи все вместе, мы взбунтуемся, поубиваем сторожей и вырвемся на волю. Хотя они не знают, что мы посвящены в их планы. Но явно аборигены – не дураки. Они допустили, что кто-то из нас может знать их язык и подслушать их разговоры. А может, просто у них принято помещать приговоренных в райские условия накануне казни.

С этими мыслями я подошел к окну и стал смотреть на прилегающие улицы, поскольку больше заняться было нечем. И меня вознаградили за любопытство. Я увидел, что, яростно махая крыльями, ко входу в здание подлетели две огромные птицы с всадниками на спине. На первой птице сидел одетый в дорогой офисный костюм человек, один галстук которого, наверное, стоил, как мой месячный оклад. Только краснокожее лицо гостя выдавало в нем аборигена. Его длинные волосы были собраны на затылке в хвост.

Со второй птицы слез индеец в традиционной одежде – хлопковых штанах и рубахе, с головным убором из перьев. Его лицо я не мог хорошенько разглядеть, поскольку оно было изрисовано красными и зелеными узорами. По-моему, на одной щеке рисунок изображал бабочку, а на другой – заходящее за гору солнце. Хорошо, что у меня дальнозоркость, иначе бы я все это с четвертого этажа не рассмотрел. Этот второй слез сам и помог человеку в костюме слезть с птицы.

Прилет этих двоих был ожидаем, поскольку на улице перед нашей гостиницей уже выстроилось в ряд человек десять стариков. У всех были головные уборы из длинных перьев каких-то птиц. Разресованные тела казались покрытыми одеждой, хотя на самом деле на них было только что-то вроде набедренных повязок.

Каждый из стариков по очереди подошел к вновь прибывшим и поклонился тому, что был в европейском костюме. Поклон состоял в том, что старик сгибался вдвое и касался рукой земли, а потом выпрямлялся и целовал свою испачканную ладонь. Длилось все это довольно долго, все-таки старые кости не очень приспособлены для таких упражнений. Потом грянула музыка, если это можно так назвать. Били барабаны, правда, не очень громко. Зато трещетки, напоминающие детские погремушки, грохотали, как проходящий поезд. Какие-то звуки извлекали и другие музыканты, стучащие в огромные панцири черепах, но мое ухо уже не различало отдельных инструментов в этой какофонии.

Потом из дверей выскочили несколько молодых индейцев в набедренных повязках. Они подхватили «европейца», усадили на золоченый стул и на руках внесли в здание. Дальше я уже ничего видеть не мог, но тут раздался скрип, будто кто-то царапал дверь со стороны коридора. Я открыл и увидел пришедшего, это был Рыбаков.

– Ты что скребешься? – спросил я, – тут же нет замков изнутри.

– Это для того, чтобы ты понял, что к тебе не стражник пришел, а друг, – ответил Венька.

– Ты в окно смотрел? – спросил тут же он.

– Да, там двое прилетели на огромных птицах, – сказал я.

– Это верховный жрец и его слуга, – пояснил Рыбаков, – наша единственная надежда на спасение.

– Поясни, – предложил я.

– Некогда. Твоя задача – выяснить, где они разместятся. Вряд ли на первом этаже. Поэтому пойди, спустись на второй и встань за дверью лестницы так, чтобы тебя не заметили. Стражи нигде, начиная со второго этажа, нет, – сказал Венька.

– А ты? – спросил я.

– Я пойду к Лопатину обо всем договориться, а потом присоединюсь к тебе. Иди сразу, поторопись, – приказным тоном промолвил Рыбаков.

Мы вышли из моих покоев. В коридоре никого не было. Венька почти сразу исчез. Он знал, где поселили Лопатина. А я дошел до лестницы и начал тихонько спускаться. Хотя я и знал, что вся стража сосредоточилась на первом этаже, сердце билось то ли от страха, то ли от возбуждения. На третьем этаже тоже было пусто, и я пошел дальше.

За дверью второго этажа послышались голоса. Я запаниковал и бросился прятаться. Недалеко от лестницы располагалась широкая колонна, и я спрятался за нее. Голоса приближались. Я понимал, что убежище у меня неважное, но Венька приказал проследить за верховным жрецом, и я стоял, стараясь не дышать.

Дверь на лестницу открылась, и в коридор второго этажа вошли верховный жрец, его слуга и еще двое индейцев. К счастью, они двинулись в противоположную от меня сторону. Я чуть было не издал громкий вздох облегчения, но вовремя сдержался. Я выглянул из-за колонны и смотрел, куда пойдет жрец. Он вошел в третью справа от лестницы дверь. Один из провожатых что-то сказал ему. Языка я не знал, но понял, что это что-то типа: «Здесь вам будет удобно».

Жрец и его слуга вошли в покои, а двое сопровождающих развернулись и пошли в мою сторону. Я уже хотел заорать и бегом двинуться наверх, но здравый смысл победил. Индейцы дошли до двери на лестницу и побрели на первый этаж. Меня никто не заметил.

От ужаса меня прошиб холодный пот. Я еле дополз до своей комнаты, где меня уже ждал Рыбаков.

– Ну что, ты заметил, в какую комнату вошел жрец? – спросил он.

Я рассказал ему о своих приключениях. Венька сказал:

– К сожалению, у нас совсем немного времени. Жертвоприношение запланировано на завтра.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Ты помнишь, я попросил тебя не есть и не пить? – вместо ответа произнес Рыбаков, – ты знаешь, почему?

– Нет, – ответил я.

– Потому что накануне убийства индейцы подмешивают в еду или питье снотворное, чтобы жертвы не сопротивлялись. После завтрака почти все заснули. Не спим только ты, я и Лопатин. А действие снотворного вряд ли продлится дольше суток. Поэтому я решил, что ритуал состоится ночью или рано утром. Да и жрец приехал сюда с той же целью. Наша задача – его выкрасть.

– А если он покинет комнату? Как мы его узнаем? – осведомился я.

– Он скорее всего покинет комнату. И вероятнее всего, сменит одежду на ритуальную, и разрисует себе лицо. А узнать его мы сможем по его слуге. Ты заметил рисунки на его лице? – сказал Венька.

– Да, бабочка и солнце, – вспомнил я.

– Насколько я знаю обычаи индейцев, у каждого из них на лице будет индивидуальный рисунок. Но это на всякий случай. Слугу я беру на себя. Твоя задача – заткнуть рот жрецу, чтобы не кричал, и прижать его к полу, пока я его не обездвижу. Нужно застать их на выходе из комнат. Я думаю, покои жреца запираются изнутри, поэтому взять их там не получится. Если же мы упустим их, то будет гораздо труднее, – разглагольствовал Рыбаков.

– Когда идем на дело? – спросил я.

– После обеда, – ответил Венька, – во время сиесты. Тут жуткая жарища, и днем все отдыхают, на улицах никого нет.

Обеда нам не подали. Индейцы знали, что их гости заснули и проснутся нескоро. Часа в три дня – часов не было, но чувство времени у меня развито хорошо – здание затихло. Мы встретились с Рыбаковым и пошли на второй этаж. Вдвоем идти было не так страшно, хотя мы опасались, что у кого-то из индейцев бессонница, и этот кто-то может нас увидеть.

– Не бойся, – прошептал Венька, – с одним – двумя я справлюсь. У меня для них кое-что приготовлено.

Мы шли тихо, оставив обувь в комнатах, в которых нас разместили. До покоев жреца добрались без приключений. Тут мы остановились и шепотом начали совещаться, попробовать ли открыть дверь или ждать, спрятавшись за колонны. Выбрали второе.

За колонны мы спрятались вовремя. К двери жреца вдруг подошли две краснокожие девушки с тазом и ведром, и, постучав, внесли в его покои прохладную воду для омовения. Я чуть было не чихнул, но, зажав себе нос, сдержался. Венька погрозил мне кулаком, как будто я нарочно захотел чихать.

Девушки ушли, и какое-то время все было тихо. Минут через пятнадцать дверь открылась, и слуга жреца выставил в коридор таз с грязной водой. Я не знал, есть ли тут водопровод, но, возможно, жрец перед ритуалом омывается какой-то особенной водой. Пока я размышлял, слуга вдруг покачнулся и упал бы с грохотом на пол, но его подхватил Венька и положил вниз бесшумно. Я заметил, что Рыбаков оторвал пуговицу со своей рубашки. Что он сделал при помощи этой пуговицы, я не уловил.

Рыбаков махнул мне рукой и быстро проник в покои жреца. Я кинулся за ним. Ничего не подозревающий служитель культа сидел перед зеркалом и разрисовывал себе лицо.

– Айя Кхуклоу! – видимо позвал он слугу.

Тут я понял, что пора действовать, кинулся на него и сунул ему в рот заранее заготовленную тряпку – шарфик Виолетты, который мне перед выходом передал Венька. Жрец сопротивлялся изо всех сил, но я недаром дважды в неделю ходил в спортзал. Я свалил его, прижал к полу и ждал, пока Рыбаков его не свяжет. Потом мы вытащили жреца в коридор, а его слугу, так и не пришедшего в себя, напротив, затолкали в комнаты. Хорошо, что на двери был установлен английский замок. Венька осторожно захлопнул дверь, и слуга оказался заперт внутри покоев.

Рыбаков сам по себе выглядит жилистым и довольно тощим. Поэтому я удивился, когда он легко взвалил на плечо связанного жреца и побежал с ним к лестнице.

Сказать, что я не боялся, было бы преувеличением. Просто в компании с Венькой я чувствовал себя увереннее. И еще – все, что происходило, казалось мне сном. Но взглянув на Рыбаковскую рожу, я потерял часть уверенности. Его глаза светились отчаянием и готовностью к самому плохому исходу.

Мы побежали наверх, открывая дверь за дверью, и поднимаясь пролет за пролетом. Мы миновали третий этаж, где спали девчонки, четвертый с нашими комнатами, и наконец взобрались на пятый. Венька твердо знал, куда меня ведет.

На пятом этаже мы пошли медленнее. Я думал, что Рыбаков устал нести жреца, но он шагал крайне осторожно, щупая ногой каждый новый камень на полу. Наконец он что-то нащупал и остановился, сбросив свою ношу рядом на пол. Он показал мне руками, чтобы я помогал, и начал поднимать одну из каменных плит. Я приналег вместе с ним. Мы повернули плиту, под которой оказался глубокий колодец. Очевидно, на четвертом этаже он вел в одну из колонн.

Потом Венька вынул из кармана штанов что-то длинное. Приглядевшись, я узнал в тряпках женские колготы. Да, нашим девушкам пришлось лишить себя части одежды. Венька обвязал колготами жреца за пояс. Концы колгот он привязал к крючкам, которые торчали сбоку на стенках колодца. Видно это сооружение было предназначено для казней или пыток, иначе – зачем там крючки?

Потом мы вдвоем столкнули жреца вниз. Он повис, подвязанный за талию. Он уже не сопротивлялся – берег силы. Закрепив его как следует, мы вернули каменную плиту на место.

Венька утер рукавом пот. Конечно, он мужик сильный, но нервы же у людей не железные! Я тоже вдруг почувствовал огромную усталость. Пока мы занимались делом, все было в порядке, а как расслабились, организм взял свое.

Индейцы крепко спали, поэтому в покои жреца мы вернулись без приключений. Связанный слуга с кляпом во рту очнулся, но вел себя тихо.

– Интересно, когда жреца хватятся? – прошептал я Веньке.

– Перед жертвоприношением точно хватятся. Он же сюда специально для этого приехал, – ответил тот.

– Слушай, а Лопатин какую роль играет? – тихо спросил я.

– Он страхует. Если вдруг жертвоприношение начнется раньше, он должен поднять бучу, чтобы задержать ритуал как можно на дольше, – сказал Венька.

Юрий

После завтрака меня потянуло в сон, да так, что я еле добрел до своей комнаты. Весь день я проспал, и к вечеру хотел есть, как зверь. Странно, но у меня кружилась голова, а руки и ноги были как чужие. Ужина не было, вместо этого к нам в столовую явился важный незнакомец. Его безукоризненный европейский костюм, начищенные ботинки, золотые кольца на пальцах подчеркивали его высокий статус. Новый посетитель сообщил нам, что мы приглашены на праздник в честь какого-то индейского божества, который состоится в полнолуние.

Он особо подчеркнул, что это огромная честь, и оказывают ее не каждому. Чтобы мы могли посетить великое событие, нас попросили собрать вещи и проследовать в повозки, которые доставят нас к месту торжества. Отправиться туда следовало прямо сразу, чтобы отдохнуть и подготовиться к бессонной ночи.

Венька с Жоркой так и не появились. Наши хозяева не могли этого не заметить, но вида не подали. Нас вывели и снова усадили в повозки по двое. Я успел заметить, что Лера выглядела растерянной. Ее чудесные пушистые волосы немного растрепались, и она все время приглаживала их рукой. Как знаком мне этот жест…

Виолетта держалась, но была близка к истерике. И, честно говоря, я ее не осуждал. Я и сам поддался бы панике, если бы не ребята. Не зря говорят: «На миру и смерть красна».

Мы с Протасовым оказались в одной повозке. Семен шепотом сообщил мне, что нам не следует ничего есть и пить, особенно вечером. Такое указание дал всем Вениамин. Интересно, он думал, что нас хотят отравить или опоить какой-нибудь дрянью, чтобы не сопротивлялись?

Путешествие было недолгим. Нас привезли к той самой пирамиде, что виднелась из окна гостиницы. Церемонии кончились. Довольно грубо нас затолкали в дверь и пинками погнали по длинному коридору. Коридор освещался самым примитивным способом. Плошки с фитилями выхватывали из темноты красно-черные рисунки. Наверное, их было бы интересно рассмотреть, но для этого требовался фонарь. Удовлетворять наше любопытство никто не собирался. Женщин вели под руки. Мужиков загнали в одну комнату, дам увели дальше.

С нашими хозяевами произошли разительные перемены. Они отказывались нас понимать, даже переводчик делал вид, что не знает языка. В комнате без окон, где мы оказались, освещение обеспечивалось горящими по стенам факелами. Разрисованные ужасными масками-лицами стены нависали над нашими головами и, казалось, злобно улыбались и облизывались.

С нас без церемоний содрали одежду и принялись беззастенчиво рассматривать. Ярослава Степановича быстро забраковали. Возможно, из-за возраста.

Дольше всех разбирались с Протасовым. Его поджарое тренированное тело их порадовало, но не понравилась рана на ноге. Индейцы устроили целый консилиум, их собралось человек десять. В конце концов они пришли к какому-то решению и занялись Бархатовым. Вот его белый круглый животик и складочки на боках привели их в восторг. Они с таким умилением рассматривали его и щупали, что Макар покраснел. Это вызвало новый приступ восхищения. И я, и Лопатин, и Рыбаков отбор прошли сразу. Марсель огорчил придирчивую комиссию своей худобой, но, похоже, тоже был признан годным.

Иван поглядывал на Корсарова. Я так понял, что его опасения оправдались. В отсутствие Веньки он, похоже, прикидывал, на кого можно рассчитывать.

Наконец нам вернули одежду и оставили одних.

– Я тут по дороге кое-что заметил, – прошептал Корсарову Иван.

Но тишина в комнате стояла такая, что услышали все.

– Сбежать просто так отсюда не получится, – продолжил Иван. – Но у меня есть кое-какие соображения.

Юрий

Похоже, приближался наш час. Как не странно, я думал не о себе. Меня больше беспокоила судьба Леры. Она не станет жертвой, но какая участь ждет бедняжку? Белой рабыни у богатого индейца?

Впрочем, времени на раздумья оказалось не так уж много. С тех пор, как нас привезли, прошло часа три, значит, приближалось время церемонии. Женщин не было, Венька с Жорой тоже отсутствовали. Ярослава Степановича и Протасова отделили от нас еще раньше. Я не знаток индейских верований, но думаю, экскурсовод слишком стар, а Протасов – ранен. Кто же станет подсовывать богам некачественные жертвы?

Нас, то есть меня, Кочеткова, Вовку Корсарова, Лопатина, Бархатова и Марселя перевели в маленькую комнатушку. Перевели в буквальном смысле слова, под руки, сами идти мы не могли. Нас раздели и покрыли тела какой-то синей краской. Красили нас мужики с боевой раскраской, но обращались с нами бережно, видимо, боялись испортить материал. После процедуры, когда краска подсохла, на нас надели что-то среднее между трусами и набедренной повязкой. Облегающую ткань дополнял длинный язык-фартук, прикрывавший анатомические подробности. В таком виде нас опять под руки вывели на площадь.

Я старался не задумываться, что будет дальше. Раз Веня и Жорка не вернулись, значит, дело у них не выгорело. Возможно, их уже и в живых нет, так что в каком-то смысле нам повезло больше, по крайней мере, наша жизнь оказалась длиннее на несколько часов.

Площадь между малыми пирамидами, которую мы видели из окна столовой, была заполнена людьми. В центре, перед самой высокой пирамидой, находился гладкий длинный камень, вокруг которого танцевали индейцы.

Зрелище было величественное и даже захватывающее. С четырех сторон от камня возвышались подобия чаш, в которых горел огонь. Языки пламени поднимались метра на два, озаряя разрисованные лица танцующих и отражаясь от стоящих в углах огромных золотых голов.

Удивительно, как незаметно и органично слетел налет цивилизованности с наших хозяев. Казалось, тех людей, что встречали нас в европейских костюмах и с модными прическами, никогда не существовало.

Между тем, ночь опустилась на землю, в южных широтах всегда темнеет рано и быстро. На малых пирамидах зажгли факелы по контурам верхних площадок. Я от нечего делать разглядывал все вокруг и вдруг увидел, как на ближайшей к нам пирамиде появились люди.

Различить, кто это, я не мог, но среди стоявших там зрителей ясно различались два белых лица. Я всмотрелся внимательнее. Похоже, в зрительном зале разместились Лера и Пятакова. На них были какие-то длинные платья, украшенные то ли камнями, то ли вышивкой, отблескивающей в свете пламени.

Круг танцующих возле камня расширялся. К раскрашенным жрецам присоединялись все новые люди, уже и в обычной одежде. Я не обратил внимания сначала, но сейчас в воздухе явно различался сложный ритм барабанов, который задавал темп танцу. Звуки становились все громче, скорость нарастала.

Из-за главной пирамиды выплывала Луна. Сначала показался лишь краешек, толпа замерла в благоговейном экстазе. Тотчас вдоль лестницы, поднимавшейся к вершине, стали загораться факелы. С двух сторон каждой ступеньки вспыхивали огни. Они будто зажигались один от другого, и дорожка пламени поднималась все выше. Наконец вся лестница оказалась освещена, и в этот момент Луна поднялась над вершиной и легла боком на верхнюю площадку пирамиды. По крайней мере, так казалось снизу. Луна была огромная и рыжая.

Бой барабанов усилился. Тревожный ритм достиг апогея, движения танцоров выражали крайнюю степень возбуждения. Тела изгибались, извивались в отблесках огня. Внезапно все четыре чаши вокруг жертвенного камня извергли огромные языки синего пламени: видимо, кто-то из жрецов бросил в огонь специальное снадобье. Все вокруг превратилось в ожидание. Зрители замерли, боясь вздохнуть.

Я ощутил головокружение. Похоже, то, что бросили в огонь, призвано было одурманить толпу. Но я был далек от транса. Тело под синей краской невыносимо чесалось. Шевелиться я не мог, руки и ноги не слушались, я пытался задерживать дыхание, надувал живот, но эти манипуляции нисколько не помогали избавиться от зуда.

Зачем они это сделали? Чтобы пленники, измученные щекоткой, сами захотели возлечь на жертвенный камень? Не знаю.

Индейцы явно чего-то ждали. Все лица были обращены к вершине главной пирамиды.

Время шло, но ничего не происходило. Оранжевый круг успел уже подняться над площадкой, и тут на его фоне вырисовались две темные фигуры.

Не знаю, кого ждали индейцы, но это явно были Венька и Жора. На таком расстоянии легко ошибиться, но широченные Венькины штаны и Жорина манера наклонять голову набок подсказали мне, что я не ошибаюсь.

Над площадью и над толпой раздался голос Рыбакова. Удивительная акустика у этих древних сооружений! Дело происходило на открытом воздухе, расстояние составляло несколько десятков метров, и все же каждое Венькино слово долетало до меня, будто он стоял рядом и кричал мне в ухо.

Конечно, индейцы ничего не поняли. Исключение составлял переводчик, который, как выяснилось, сопровождал наших женщин. Я увидел бегущую с малой пирамиды фигуру и сразу понял, что это он. Навстречу ему поднимались какие-то люди. Барабаны смолкли. Изможденные танцем разрисованные воины попадали на землю. Огонь в чашах пошел на спад, а потом и вовсе угас.

Что было дальше, я помню плохо. Стыдно признаться, но я, похоже, потерял сознание. Так велико было напряжение, что когда я понял, что казнь откладывается, нервная система не выдержала.

В себя я пришел в той же комнатенке, где нас красили, но теперь нас, наоборот, отмывали. Ни с чем не сравнимое блаженство, вызванное соприкосновением зудящей кожи с водой и жесткой мочалкой, привело меня в чувство. Нам вернули нашу одежду и заперли до утра. Что случилось на площади, я узнал много позже, из рассказа Веньки на корабле.

На следующий день после завтрака нас проводили во двор к повозкам, которые доставили всю компанию на причал. Около него стоял огромный белый корабль под названием «Атлантида», где для нас были зарезервированы каюты. Мы попрощались с индейцами как с дорогими друзьями и отправились в качестве пассажиров на родину атлантов.

Георгий

Мы долго сидели вдвоем с Рыбаковым в комнате верховного жреца – выжидали, пока здание опустеет. Старались не шуметь, хотя и заперли дверь изнутри. Но меня охватила какая-то нервная дрожь. Я объясняю это тем, что сидел пассивно, а не действовал, чтобы сохранить наши жизни. Чтобы немного успокоиться, я шепотом начал выспрашивать Веню, как он представляет себе наше спасение.

– Я надеюсь, что церемония жертвоприношения не может состояться без верховного жреца, что Великий Ицли может принять жертву только из рук говорящего с богами, – прошептал Веня, – недаром этот самый говорящий прибыл накануне с такими почестями.

– А если может? – неуверенно спросил я.

– Тогда мы погибнем вместе с остальными ребятами, – сурово ответил Рыбаков. Мне было не совсем понятно, как человек мог добавить в свой шепот стальной оттенок.

– Жить хочется, – тоскливо пробормотал я. Обычно я люблю риск, но теперь, как никогда, чувствовал себя в шаге от гибели. К тому же, рядом не было никого, кто обвинил бы меня в трусости, а Рыбаков вряд ли кому-нибудь расскажет. Он не болтун.

– Сиди и молча жди, – прошептал мой товарищ по несчастью.

Время тянулось медленно. Индейцы ходили очень тихо, но при каждом шорохе нервы напрягались, и меня будто ударяло током. Конечно, если кто-то постучит в дверь, мы просто не откроем, и пришедший решит, что жрец уже отбыл на арену действа.

Наконец через пару часов, показавшихся мне годами, здание опустело. Мы через щель внизу двери увидели, что свет в коридоре погас. К нам так никто и не постучал – видимо, индейцы боялись потревожить жреца перед церемонией.

– Может, пора? – тихо спросил я.

– Да, – ответил Веня, – для порядка надо бы подождать еще полчасика, но промедление может стоить жизни нашим ребятам.

Веня осмотрел все еще лежавшего без сознания слугу, а потом со знанием дела связал его очередными колготками. Рот бедолаге пришлось заткнуть куском покрывала, лежавшего на постели жреца. Потом Рыбаков подошел к стене с ковром и отодвинул ткань в сторону. За ней виднелась небольшая дверь.

– Откуда ты знал, что здесь есть дверь? – изумленно произнес я.

– Я читал о церемониях, в которых участвует верховный жрец. Он всегда появляется внезапно, его никто не видит до самой кульминации. А внизу могли оставить пару охранников. Это значит, что в комнате должен быть выход в подземный ход, куда никто не заглянет, – сказал Рыбаков.

Он крутанул выступающую пластину, и дверь открылась. За ней была видна длинная лестница, ведущая вниз. Мы стали поспешно спускаться. К счастью, в подземелье было светло. Кто-то позаботился о верховном жреце, оставив в держателях на стене горящие факелы. Воздух, как ни странно, вовсе не был затхлым, хотя Веня закрыл за нами дверь, предварительно вернув ковер в исходное положение. Наверно здесь существовала система вентиляции.

– Мы находимся ниже уровня земли, – сказал Веня, когда мы оказались наконец на горизонтальной поверхности в длинном коридоре, – я считал количество ступеней на этажах здания, и эта лестница явно привела нас ниже первого этажа.

Заблудиться мы не могли. От коридора не отходили никакие ответвления. Лаз был достаточно комфортным. Мы шли, даже не наклоняя головы. Вдоль стен продолжали встречаться факелы, освещавшие нам путь.

– Куда мы идем? – спросил я, уже не понижая голос.

– Мы идем путем верховного жреца, – сказал Веня, – и окажемся там, где должен по сценарию оказаться он.

Коридор оказался длинным. Мы шли, как мне показалось, около часа. Я молчал, поскольку Рыбаков отвечал мне раздраженно, и я не хотел в такой ситуации его злить.

Наконец мы дошли до следующей лестницы, которая вела вверх. Она была не менее длинной, чем первая. Мы стали подниматься, хотя у меня почти не осталось сил. Нервы мне потрепали достаточно, а компенсировать это не удалось – есть не пришлось со вчерашнего ужина. Но мне не хотелось выглядеть слабаком, и я молча скрипел зубами.

Мы уже совсем запыхались, когда наконец лестница уперлась в еще одну дверь. Перед ней Веня остановился.

– Слушай меня, Жорка, – сказал он, – что бы ни случилось, молчи. Говорить буду я. Если нам не удастся спастись, то умрем достойно, хотя это будет означать погибель для моих близких.

Я кивнул, не спрашивая, причем тут его близкие, и Рыбаков открыл дверь. Мы оказались на какой-то вершине. Приглядевшись, я понял, что это верхушка пирамиды. От нее ступени вели к площади, где индейцы собрались принести в жертву наших ребят.

Вдоль ступеней также горели факелы. Они окружали и площадку снизу. Небо было темным и звездным, но все вокруг заливал свет от факелов и костров. В середине площадки лежали какие-то обнаженные люди с покрашенной в темный цвет кожей. При нашем появлении индейцы забили в барабаны. И вдруг все смолкло. Внизу поняли, что мы – это не верховный жрец.

– Слушайте меня! – заорал Веня, – Ваш жрец в наших руках. Если вы убьете этих людей, вы его больше не увидите. Но мы готовы отпустить жреца в обмен на жизни наших товарищей. Вы должны будете отвезти нас всех в порт и посадить на отплывающий в Атлантиду корабль, и я в порту скажу вам, где находится жрец.

Среди индейцев, видимо, был переводчик, поскольку Веня орал на русском языке, но нас поняли. После короткого совещания людей с покрашенной кожей подняли с земли и повели внутрь пирамиды. Я понял, что это мои одноклассники, Мы спустились и пошли вместе с ними. В это время два индейца гасили горящие факелы.

Дальше рассказывать особо нечего. Нас отвели обратно в дом и покормили ужином. А утром после завтрака отвезли в порт, где заранее забронировали нам каюты на уходящем в Атлантиду корабле.

Веня выполнил обещание и сказал, где мы держим жреца. Этот крепкий индеец выдержал в своей ловушке целые сутки, поскольку вечером кораблей в Атлантиду не было, а рассказывать о жреце раньше отплытия Рыбаков отказался.