– О, да неужто ты ревнуешь? – Катерина расплылась в улыбке. – Это что-то новенькое.
– Понимай, как хочешь, – отмахнулся я. – Устал, слишком много информации.
Я прошел на кухню и вымыл руки, потом принюхался к своей одежде, которая оказалась вся пропитана сигаретным дымом. Придется ее отправить в стирку. Да и самому неплохо было бы сходить в душ, представляю, как пропахли волосы и кожа. Я взял бутылку светлого пива из холодильника, заботливо припасенную со вчера, и прошагал в спальню, где находилось мое рабочее место, чтобы запустить компьютер. Катерина не отставала от меня ни на йоту, следуя хвостом и продолжая бубнить. И хотя ее поведение было для меня заранее предсказуемо, и я пребывал в относительно подготовленном к такому разговору состоянии, это начало немного надоедать.
– Вот всегда так. Приходишь весь измотанный после этих загадочных встреч. Чем вы на них занимаетесь? – Катерина уперла руки в свои бока и притопнула ногой. В этот момент она до невыносимости напомнила мне мать, любившую таким же менторским тоном и в такой же позе читать нотации.
– Лучше так не делай, тебе не идет кривлянье, – холодно посоветовал я и, ожидаемо, Кэт сменила тактику:
– Взял бы меня хоть раз! Я может тоже хочу с Матильдой поболтать, – принялась канючить она, изображая обиженного ребенка. Это выглядело потешно, если брать в расчет и рост, и прекрасно развитые выдающиеся формы моей девушки.
– Ты с Матильдой? Поболтать? – невольно усмехнулся я.
– А что такого? Вот уж нам, девчонкам, и не найти общих тем?
– О чем ты можешь разговаривать с Милой? – сделав акцент на местоимении, я кольнул ее самолюбие. – Не смеши, я много раз говорил, что она другая.
– Ой-ой, другая она! Другая, не другая, какой бы ни была, есть одно, что связывает всех нас. Просто с тобой она о таких вещах не говорит, а со мной обязательно будет!
– О чем, интересно, моя сестра с тобой будет разговаривать, а со мной нет?
– О мужиках, конечно! Пожалуюсь ей на тебя. Пусть хоть она повлияет на твою безответственность. Я приехала, не видела тебя все выходные, соскучилась, а ты умотал. Неужели встреча с сестрой не могла подождать до завтра?
– Эта не могла! – отрезал я, чтобы прекратить ненужный и уже надоевший мне своим однообразием спор, но потом смягчился: – Ты знаешь, Милу тяжело вырвать из лап мужа.
– Может и нет никакой Милы, может это все твоя выдумка! – Кэт обиженно надула губы.
– Ха, а где же я, по-твоему, был? – удивился я такому повороту разговора.
– У любовницы!
Я рассмеялся, на этот раз искренне.
– Знаешь, мне это уже надоело! – еще больше обиделась Катерина, видя такую мою реакцию. – Либо на следующих выходных мы все вместе ужинаем в том новом ресторане, что открылся на прошлой неделе возле моего агентства… Помнишь, я тебе о нем говорила. Мы еще хотели с тобой туда сходить на разведку, вот как раз повод будет, – вдалась в объяснения Кэт, но вдруг вспомнила, с какой целью это все говорит и тут же ультимативно добавила: – Или тебя ждет серьезный разговор о нашем будущем! И я не хочу слышать никаких отговорок. Я и с родителями твоими знакома, и с обеими старшими сестрами, а эту неуловимую Матильду ни разу не видела. Зато слышу от тебя постоянно – Мила то, Мила это, а вот Мила считает. Надоело уже это мне порядком, поперек горла стоит!
Я только развел руками, допил последние глотки пива, развернулся и направился в душ. Необходимо было спрятаться от этой назойливой болтливой женщины. Если она втемяшит себе в голову какую-нибудь чушь, то может часами проговаривать одно и то же, изредка облекая первоначальную историю подробностями. А у меня и без того мозг буквально пух, будто утопленник в летний день. Во-первых, не давал покоя телефон, так вовремя заблокированный, во-вторых, новый сосед-демон, так неожиданно появившийся в нашей жизни, но неизменно мысли возвращали меня в личную жизнь сестры. Какую власть имеет Дмитрий над ней? Может он тоже демон, только его Мила почему-то не идентифицировала? Поэтому, как за пеленой, она не слышит и не видит ничего, что он с ней делает. Тогда как ее вырвать из этих могучих лап?
Честно говоря, я соскучился по тому задорному заразительному смеху сестры, который всегда сопровождал меня в минуты буйного веселья. В детстве мы любили устраивать розыгрыши над своими домочадцами, периодически переключаясь на соседей и друзей. Иногда нам, конечно, сильно попадало от пострадавшей стороны, но это не могло остановить тот задор, с которым Мила бралась за воплощение своих бесконечных проказ. Мы подсовывали выеденные муравьями скелеты огромных жуков сестрам в постели, или же, позаимствовав у Елены бесцветный лак, полностью обмазывали им мыло, а потом долго смеялись с недоумения очередного простака, пытавшегося этим мылом вымыть руки. Однажды, раздобыв перед пасхой пищевой краситель, мы обеспечили всю семью прекрасной сине-зеленой улыбкой на праздник, ловко намазав зубные щетки этим составом. Случайно попавший нам в руки двусторонний скотч буквально парализовал кухонную жизнь на полдня. Отец первым, после безуспешных попыток отодрать кружку с чаем от стола, интуитивно понял, кто натворил это безобразие. Он хотел было схватить утреннюю газету, заботливо оставленную нами же рядом, чтобы проучить виновников как следует, но поднял ее вместе со стулом и от неожиданности опустился обратно на свой табурет, лупая глазами и вертя в руках эту конструкцию. Я до сих пор помню его багровое лицо, газету, в итоге изорванную на мелкие клочки, в попытках разжать крепкие объятия скотча, и взгляд матери, заставшей его за этим занятием и на минуту поверившей, что муж сошел с ума. И хоть мы с Милой и были заперты по разные комнаты друг от друга на пару недель, но встречаясь за обеденным столом, не умели сдерживать своего веселья, вновь и вновь смеясь над произошедшим, чем еще сильней злили родителей.
А сейчас я почти физически ощущал боль одиночества своей сестры. Вся жизнь борьба. Непонятно. Кто ее заставляет бороться? Против чего? Что за мир иллюзий окутал Милу? Наверное, это самое тяжелое в жизни – видеть близкого человека несчастным и понимать, что не в твоих силах помочь ему. И чем сильней эмпатия, тем тяжелее переносить осознание своей беспомощности. 'Мила, Мила, ты разбиваешь на щи сердца' усмехнулся я своим мыслям. Поймать бы момент, да устроить допрос с пристрастием, вызнавая все подробности ее мытарств. Но Дем навряд ли отпустит мою сестру в ближайшее время на еще одну встречу. А при нем, и я это прекрасно осознавал, Мила будет молчать как рыба об лед.
Размышляя об этом, я зашел в спальню, где меня уже ждала Катерина в одном нижнем белье, новом и кружевном. Это самый большой плюс моей девушки: она знала, как и что я люблю, и никогда мне не отказывала ни в одном из плотских удовольствий. За такое можно было простить и неумение готовить, и перманентные предменструальные истерики с пустого места, и огромное количество всевозможных флакончиков и коробочек, наводнивших мою квартиру, предназначение которых оставалось для меня загадкой.
Вообще, я считаю главное, чтобы женщина не мешалась. За плечами богатый опыт отношений, заканчивающихся так и не успев толком начаться. Меня не интересовали любовные похождения в принципе. Я посвящал свою жизнь творчеству, оно стояло в центре моего существования, все остальное оставалось вторичным. Именно это во мне и интересовало латентных 'спутниц жизни', и именно это отталкивало в итоге. Не знаю, на что каждая из них надеялась, может лавры романтического образа музы не давали покоя, может со стороны я казался не таким уж фанатиком своей работы. Но сталкиваясь с моим равнодушием, с тотальным отсутствием свободного времени и крайним нежеланием выходить в свет, неизбежно возникали скандалы, а я, чтобы избавиться от разборок, всегда казавшихся мне бессмысленными, избавлялся стразу от их источника.
Кэт была другой. Она, конечно, тоже иногда забывалась, но вовремя брала себя в руки, не доводя ситуацию до ручки. Похоже, моя девушка просто смирилась, что всегда будет на втором плане. Хотя, с такой внешностью Катерина вполне могла себе позволить и обеспеченного 'папика', и любого другого ценителя красоты. Возможно, увлеченная собственной карьерой фотомодели, она и не замечала моей страсти к творчеству и даже считала, что это я играю вторую роль в ее жизни.
Пеньюар не сильно вуалировал ее шикарную грудь, оставляя взору приятные изгибы и просвечивая крупные соски. Я хищно улыбнулся, и невеселые мысли моментально покинули мою голову.
– Вот с этого и надо было начинать. Знал бы, что меня ждет, летел бы домой, – усмехнулся я, обнимая Катерину, и, шлепнув ее по аппетитному заду, подтолкнул к кровати. – Я же без тебя так страдал.
В эту ночь я спал как младенец, может дело действительно в неудовлетворенных сексуальных потребностях?
Глава 9
Вся неделя выдалась напряженной. Я работал по двенадцать часов в сутки, пытаясь успеть выстроить стройный рассказ из обрывков видений Матильды и не задержать статьи на основной работе. И каждый вечер Катерина буквально вырывала меня из лап захватившего вдохновения различными женскими ухищрениями. И каждый раз, после бурного секса, она не упускала момента напомнить мне об обещании устроить встречу с сестрой. Еще в среду я вынужден был при ней позвонить Дмитрию и пригласить их на ужин. Позови я Матильду напрямую, получил бы гарантированный отказ, больше всего сестре не нравилось, когда ее с кем-нибудь знакомят.
– Как на базаре. Вот поглядите – это наш лучший олень! Не смотрите, что он такой худой, зато выносливый, – говорила она мне не единожды. – О, или начинают приставать к моему весу, надоедая своими советами. Ты наверно сильно болеешь! Тебе надо кушать сало! – передразнивала она выдуманных собеседников. – И глядят на тебя в упор, пока кусок этого самого сала не материализуется и не застрянет в горле. Вот как объяснить людям, что у тебя консистенция такая?
– Конституция, – поправлял не единожды я ее. Сестра вечно путала слова близкие по произношению, хотя очень любила замысловатые фразы.
Думаю, Мила все же простит мне эту шалость. Дмитрий согласился, узнав, что буду только я и Катерина. Встречу назначили в шесть возле еще мало известного, но довольно шикарного ресторана. Моя девушка признавала только роскошь.
Всю дорогу до места назначения и уже разместившись за столиком, Катерина не переставала выпытывать у меня, как все же выглядит Мила. Эмоции захлестнули мою девушку и неконтролируемо вырывались наружу. Она все спрашивала, есть ли у Матильды татуировки, проколоты ли уши, не будет ли на ней такое же платье, как на самой Катерине, и все в том же духе. Я отлично отдаю себе отчет, что эти вопросы мало чем отличаются от обычных ее мыслей. Мы пришли немного раньше, и я уже начал откровенно зевать, безучастно вертя в руках зажигалку, пока моя девушка развлекалась, донимая меня:
– Ты же мне скажи, как они войдут, хорошо? Тебе же вход лучше виден. А как у меня прическа, не истрепалась? А глаз не потек?
Я облегченно вздохнул, когда двери заведения, наконец, открылись, и в помещение вошла невысокая и худенькая Матильда, похожая издалека на подростка, одетая как всегда в неподходящую для такого заведения одежду. Джинсовые бриджи, кеды и простая, с портретом бурундука из известного диснеевского мультсериала, футболка, болтающаяся на ее выпирающих плечиках. Светлые, почти платиновые волосы были забраны в высокий хвост. И, как всегда, ни намека на косметику. Следом появился огромный во всех смыслах слова Дмитрий. Он был на две головы выше Матильды и раза в четыре ее шире. Фигура выдавала в нем бывшего спортсмена. Как-то, шутя, Мила призналась, что он втрое тяжелее ее. Глядя на такую странную парочку, сомнений в этих словах не оставалось. Я энергично замахал им рукой, словно потерпевший приближающимся спасателям.
– Это и есть твоя сестра? – не смогла скрыть своего разочарования Катерина. – Крашеная блондинка? Ей хотя бы есть восемнадцать?
– Ей уже двадцать шесть и это ее натуральный цвет, – уязвленный таким замечанием ответил я, стараясь, однако, не менять безразличного выражения лица.
– Но у тебя волосы темные. Могла бы хоть платье надеть. С такой фигурой это можно себе позволить.
– Она не носит платья, – процедил я сквозь зубы и улыбнулся, подавая руку подошедшему Дмитрию. – Привет, привет, мы вас заждались.
– Матильда вечно копается.
– Это ты заставил меня умываться и переодеваться, – обиженно парировала Мила, усаживаясь на стул рядом со мной. – Видел бы ты Жека, какой я себе макияж набабахала, а муж сказал, что похожа на клоуна в сценическом гриме. Пришлось уничтожить этот шедевр! Привет, – она потянулась и поцеловала меня в щеку.
– Матильда, Дмитрий, это Катерина, – представил я им свою девушку.
– Жень, да она просто сокровище! – без притворства восхищенно произнесла Мила. – Очень, очень приятно. Столько слышала о тебе. Как ни увидимся, Женька все время: моя Катерина то, моя Катерина это, а вот Катерина считает. Теперь я понимаю его восторг.
Такая прямота, точное цитирование фразы, сказанной Катериной накануне, но про сестру, сильно сконфузили ее. Моя девушка зажато улыбнулась, прощаясь с остатками былой уверенности. Матильда это заметила и бросила на меня вопросительный взгляд.
– Я не предупредил о твоей манере говорить, что думаешь, – успокоил я Милу. – Кэт, это нормально. Матильда не умеет скрывать мыслей.
– Да уж, воспитание у моей жены не из лучших, – усмехнулся Дмитрий, усаживаясь рядом. – Поэтому не люблю с ней в обществе бывать, как ляпнет что, хоть стой – хоть падай.
– Простите, – на этот раз смутилась и сама Матильда, – я не подумала.
– Все нормально, мышка, не слушай их. В раковине своей 'само-варятся', а мы, по их мнению, невоспитанные. Ты же не гадости говоришь.
– Извини, – сестра принялась задумчиво изучать скатерть, водя пальцами по примитивному узору, – я бы и гадость сказала, не подумав.
– Ты не умеешь, – я рассмеялся, – за тебя это делает твой муж.
– Вот еще, чего это вдруг? – возмутился, обескураженный таким замечанием, Дем.
– Ну как же, кто мою сестренку обозвал клоуном?
– Выдумывает она, я не говорил такого. Просто нанесла на себя боевую раскраску, сам Рембо обзавидовался бы, еще и волосы начесала. Ей бы в эпицентре войны солдатиков видом своим распугивать. Сам увидел бы, умер со смеху. Как, впрочем, и все в этом ресторане.
Матильда поджала губы, недобро покосилась на мужа, но промолчала. Принесли меню и мы отвлеклись, старательно листая глянцевые списки в кожаном переплете, обращая внимание больше не на состав предложенных блюд, а на конечную стоимость.
Весь вечер Кэт и Дем сидели рядом друг с другом и общались, не обращая ни на кого вокруг внимания. Дмитрий не переставал пялиться в довольно откровенное декольте моей девушки и увлеченно отвечать на все ее вопросы, касательно строительства мостов. Катерина и строительство мостов – смешно! Вот она женская месть. Хочет задеть меня, своим видом небрежно показывая, что нравится всем в этом ресторане. Хотя нет, скорее всего – привычка, выработанная годами. Хищница. Ей просто необходимо поставить еще один плюсик напротив сраженного наповал такой эффектной внешностью конкретного мужчины. Поэтому она, наверное, и живет так долго со мной. Бзик у нее что ли какой на этой почве, но пока я для Катерины непокоренный Эверест – она меня не оставит.
Мы познакомились на каком-то литературном вечере, посвященном молодым талантам. Я получил лауреата, а Катерина ждала меня там во всеоружии своего женского обаяния, заранее узнав обо мне практически все. По каким-то своим соображениям, Кэт считала меня удачной для себя партией и легкой добычей. К тому же ей отчаянно нужна была крыша над головой, так как сожительство с тремя такими же фифами, как она сама, было невыносимо.
Прекрасно помню, как эта дерзкая девица подсела ко мне за столик, наклонилась так, чтобы и без того всегда еле прикрытая грудь буквально заполонила весь обзор, и обворожительно попросила закурить. Я протяну зажигалку и спросил, не одолжить ли ей парочку своих старых рубашек, чтобы она смогла прикрыть свой полуголый вид. Конечно, это задело ее. Казавшаяся ей такой легкой добыча превратилась в изворотливого ужа. Только спустя пару месяцев ее звонков, сюрпризов, намеков, ухищрений я сдался и Катерина, воспользовавшись моей минутной слабостью, просто переехала ко мне жить, со всем своим немногочисленным барахлом. Теперь, желая вспомнить уловки обольщения, она оттачивает мастерство на казавшемся загипнотизированным Деме, чтобы в один прекрасный момент сбежать и от меня.
Я представил, каково Матильде все это видеть. Она сидела рядом и скромно пила свой черный чай без сахара. Я аккуратно похлопал ее по коленке.
– Эй, мышка-малышка. Все в порядке?
В ответ она вымученно улыбнулась, но тут же ее глаза загорелись тем огнем, который всегда вспыхивал, если сестра задумывала что-то. Эта переменчивость ее настроения! Мне остается только удивляться такой скорости.
– Я хочу посмотреть, что будет, если они останутся наедине, – вдруг заявила она, игриво подергивая бровями. – Интересно, насколько далеко они способны зайти?
– Мила, зачем тебе это? Разве приятно такое видеть? – я попытался поймать ее взгляд, но она упорно отворачивала от меня лицо. Взор ее блуждал по всему заведению, останавливаясь на посетителях, барной стойке, обслуживающем персонале. Только видеть, что творится под носом, Матильде не хотелось. Боль, не ревность, именно боль настолько крепко сжало ее сердце, что я, притронувшись к ней рукой, сам невольно чуть не задохнулся.
– Пойдем, выйдем на воздух, курить охота, – я обратился ко всем сидящим: – Я покурить, – но им похоже было совершенно не до нас, растерянный взгляд Дмитрия и он уже вновь что-то чертит на салфетке для Катерины.
Мы вышли на улицу. Уже стемнело, машин практически не было, приятный прохладный ветерок трепал выбившиеся из хвостика Милы волосы. Я достал сигарету и прикурил, не зная, что сказать своей сестре. Она стояла рядом, опустив голову и о чем-то напряженно думала, обкусывая нижнюю губу.
– Не грызи губы, – проворчал я. – Ты чего такая сегодня, на себя не похожая?
Мила молча пожала плечами.
– Малыш, что случилось? Он тебя обидел? Мне-то можно сказать, я твой друг.
Она отрицательно покачала головой:
– Он не мог меня обидеть, мы не общаемся.
– Как это не общаетесь? Поругались?
– Нет. Для того, что бы поругаться, надо общаться. А мы не общаемся, точнее я не разговариваю с ним, а он, похоже, даже не заметил этого, – сестра глупо хихикнула. – Вот такая я, человек-невидимка.
– Чего? Ну, скажи ему, что тебя не устраивают ваши отношения. А то так тоже хорошо устроилась, по-твоему, он телепат?
– Зачем говорить, когда тебя все равно не слушают? Сотрясать воздух? – она посмотрела на меня в упор, но тут же спрятала взгляд, направив его на носы своих кед. – Он на любое мое слово говорит, что все неправильно делаю и думаю, говорит, что я чокнутая. А когда я делюсь с ним своими идеями он и того хуже: делает, знаешь, такое лицо, на котором будто огромными буквами выжжено 'обожеопять!' Я скучная и не интересная, – она шмыгнула носом, но напротив ожидания, вдруг вновь глупо хихикнула и добавила: – И у меня нет груди.
– Ты точно чокнутая, раз думаешь о себе такое. Скучная она, ну даешь! Ты мое вдохновение, я благодаря твоим идеям известный беллетрист, между прочим. Может, ну его, этого Дмитрия? Станешь моим соавтором? Мне было бы легче, будь ты все время под рукой. А то так, синопсис подкинешь, а расхлебывать все самому, – я вновь уговариваю ее работать вместе. Я вдруг понял, что всегда это делаю, как выдается возможность. Такая мысль рассмешила меня. Ведь на деле просто хочу, чтобы сестра была рядом. Мне кажется, я смогу лучше защитить Милу от внешнего мира, помня, что мир этот – самый страшный ее враг. Однажды в детстве встав на позицию звездного рыцаря маленькой принцессы, я похоже не расстанусь с такой ролью никогда.
– Смешной ты, – она легонько ткнула пальцем мне в живот, и через прикосновение я почувствовал, как Мила полностью переключилась с внутренних переживаний на меня. – Твоя Катерина – звезда, фотомодель и просто красавица, а из кожи вон лезет, лишь бы тебе доказать, что лучше меня. И она, между прочим, права!
– Да ну, серьезно? Мне, кажется, она со всеми флиртует, порода у нее такая.
– Я те говорю, у нее на лбу написано.
– А я думаю, что она мостами так вдруг заинтересовалась, – я невольно усмехнулся. – Но муж у тебя – дурак. Слюни разве что не пузырит. Как можно нести такую ахинею, да еще и накрашенной мартышке или, как он там сказал, клоуна в гриме?
– Женя, что ты говоришь, – зашептала, ужаснувшись, сестра. – Ведь ты с ней живешь!
– Это она со мной живет, а я ей позволяю за собой ухаживать.
– Вот глупости придумал. Вы уже сколько, полгода вместе? Это прям твой рекорд. Я думаю, скоро будем свадьбу играть, – Матильда засмеялась, хитро прищурив глаз. – Будешь ты, Женька, женатиком. Вот тогда и поймешь, что такое супружеский долг!
– Эм, как бэ… – ее слова поставили меня в тупик, – я с этим пока, вроде, неплохо справляюсь. Все кто выжил, благодарили.
– Да я не об этом, – смутилась сестра, пытаясь подавить смешок, – не так выразилась. Я имела в виду, – она запнулась, пытаясь найти подходящие слова свои мыслям, – когда ты пять лет живешь с человеком, и каждый день просыпаешься с ним рядом, готовишь ему завтрак, стираешь его вещи, и при этом надо обязательно слушать, о чем он говорит и делить с ним его переживания, понимаешь? Долг, это когда, хочешь не хочешь, но некоторые вещи делаешь, переступая через себя. Вот скажет она тебе, к примеру, – 'купим дом побольше, а то у нас скоро второй ребенок, ему нужна будет своя комната'. И достает уже оформленный договор аренды на какой-то особняк за чертой города. А тебе так нравится ваш старенький домик, ты уже привык к нему, и до работы недалеко, и стоит недорого. Ты понимаешь, что вынужден будешь искать подработку, выкраивать время для жены и детей, ехать дополнительных два часа с утра на работу и два часа вечером в новый дом. Но все равно соглашаешься, потому что ей так хочется. Потому что ты взял на себя ответственность за нее и теперь должен.
– Матильда, какие ужасы ты мне рассказываешь. Я так точно никогда не женюсь, – притворно испугался я, – всегда можно найти компромисс.
– Я, конечно, утрирую. Ты же прекрасно все понимаешь, кот-обормот! Но от некоторых вещей нельзя отказаться, никак! Вот Дмитрий же покупает мне краски, бумагу, кисти. И все потому, что к старости я возомнила себя начинающим художником. И он видит, что руки мои растут из задницы, и я ничего не умею, но все равно покупает. Потому что женился и теперь должен это делать.
– Во-первых, руки у тебя не из задницы, не наговаривай, тебе не хватает практики. Люди годами рисуют, а ты хочешь за пару месяцев получить все. Во-вторых, ты тоже зарабатываешь деньги и отдаешь их все ему, он может выделить из бюджета тебе на саморазвитие. В-третьих, – она не дала мне закончить, замахав перед лицом ладонью.
– Нет, нет. Ты не слышишь меня. Я трачу семейные, понимаешь, семейные деньги на баловство. Это как если бы я ходила в казино. И то! В казине я могла бы выиграть, а тут сто процентный провал.
– Знаешь, сколько раз я слышал такие слова от родителей, когда начинал свою карьеру? Никогда точно не знаешь, что ждет тебя за поворотом.
– Это ты, а это я. Ты – сильный, а я… я… слабачка, – голос ее дрогнул, но уже спустя секунду Матильда взяла себя в руки. – Просто делаю то, что меня успокаивает. Я занимаюсь, этим, как его, эскапизмом. Во!
– Нет никакой разницы между мной и тобой. Разве только, я более земной и всегда завидовал твоей фантазии.
– Это уже третья, выбрось, – она выхватила только что подожженную сигарету из моих рук и, видя, что я не особо сопротивляюсь, выбросила ее в мусорку. – Давай не будет больше вести этот бессмысленный разговор. Я всегда завидовала тебе, твоей твердости и крепости. А еще я завидовала соседским детям и школьным товарищам. Они нормальные, а я сдвинутая.
– Не сдвинутая, а необычная. И это прекрасно, – я вздохнул, отчаявшись что-либо вдолбить в ее упрямую голову. – Пойдем, проверим как там наши голубки.
Когда мы вернулись, и Дмитрий и Катерина сидели молча, уставившись в свои бокалы.
– Ты что, никак не мог накуриться? – с определенной долей злобы спросила меня Катерина, заставив вновь удивиться прозорливости Матильды. Ну точно, как я не замечал этого раньше, она просто ревнует меня к сестре. Что ж, поревнуй, тебе полезно, сегодня ночью потребую показать преимущества.
– Мы обсуждали мою новую книгу, – неопределенно бросил я, усаживаясь на свое место.
– О чем ты сейчас пишешь? – поинтересовался Дмитрий и тут же продолжил: – Я помню, как читал один интересный журнал, в котором, в том числе, опубликовали советы начинающим писателям. Один из таких советов как раз был о том, чтобы не делиться своими наработками с другими, обязательно идея будет исковеркана.
Я дальше не стал его слушать. В этом он весь. Спросит и тут же свое что-то втирает. Именно втирает, потому что его точка зрения априори правильная. Пять лет он живет с моей Матильдой и так и не понял, а скорее всего просто поленился провести параллели, кто на самом деле создает все миры описанные мною. Мне стало досадно на сестру. Из тысячи поклонников она выбрала именно этого. Упрямого, упертого, замкнутого. Ведь могла же выйти замуж за любого из своих обожателей, коих присутствовало огромное разнообразие. И при деньгах всегда была бы, и не мучилась так. Надо будет при возможности, спросить, чем обоснован такой выбор.
– А не поехать ли нам на следующих выходных в кемпинг? – перебив Дема, предложил я. – Мне катастрофически необходимы новые впечатления. Да и вы бы развеялись.
– Хорошая идея. Я за. Жена, что скажешь? – согласно закивал Дмитрий, и, тут же, даже не удосужившись подождать хоть какого-нибудь ответа, вернулся на изначальную тему: – Так вот, я о чем? Тот парень смог заработать миллионы, описав всего лишь жизнь букашки.
Опять этот бред. Почему, если ты занимаешься творчеством, тебе обязательно навязывают устоявшуюся модель обогащения? Ведь это большая удача, если любимое дело приносит доход. Не у всех так получается, а делать что-то без души, ради зарабатывания денег – это уже не творчество, это работа. Наверное, поэтому у сестренки и нет сил верить в себя, ведь рисует она не обычные вещи, которые 'хавают массы', а муж ей с утра до вечера талдычит – это не будет продаваться, напрочь убивая тем самым всю творческую жилку.
– Мышка, – шепнул я задумавшейся над своей чашкой сестре, – что скажешь?
Она подняла отстранённый взгляд на меня, силясь понять, почему ее мнение вдруг стало кому-то интересным. Поразительное свойство быть в двух местах одновременно с годами натренировало ее на отлично. Если спросить Матильду, о чем говорит муж, она повторит слово в слово. Хотя я точно знаю, думает она сейчас о другом.
– Я люблю кемпинги, только не будет ли уже холодно? Ты же знаешь, у меня почки.
– Я послежу за твоими почками, они не зацветут, – улыбнулся я ей.
– Смогу попробовать рисовать природу. Определенно это хорошая идея, – ответила и опять ушла в свой мир.
Мы еще недолго посидели, но сосредоточить сестру на себе я так и не смог. Матильда определенно что-то серьезное обдумывает. И я не удивлюсь, что к сегодняшнему вечеру ее думы не имеют ни малейшего отношения. Ну, ничего, рано или поздно она мне расскажет. Возможно, это будет сюжет моей будущей книги.
Глава 10
И еще одна неделя пролетела незаметно, в таком же сумасшедшем темпе, что и предыдущая. За окном осень неминуемо вступала в свои права. Темнеть стало заметно раньше, днем не ощущалось больше такой изнуряющей жары, а ночи и утро значительно похолодели. Меня пугали только возможные дожди, в это время года особенно затяжные, способные продолжаться месяц кряду. Очень хотелось напоследок вырваться в лесок, поболтаться на природе, последний раз искупаться в прохладной реке, благо, живем в таком крае, где этого в изобилии. Всю неделю мы с Дмитрием вели переговоры о сборах. Решено было не брать ничего лишнего: одну большую палатку на всех, пару спальников и самое главное – побольше коньяка и мяса. Саму поездку же осуществить на их внедорожнике.
Ранним субботним утром, понадеявшись на синоптиков, мы отправились в последнее путешествие этой осени. Дамы уселись позади и всю дорогу о чем-то трещали. Мила, супротив обыкновению, находилась в прекрасном расположении духа, в ней чувствовался прежний юношеский задор, поэтому она особо не сопротивлялась Катерине и шутливо отвечала на ее многочисленные вопросы. А у Кэт их накопилось ой как много. Это больше походило на допрос с пристрастием, мою девушку интересовало все: семейная жизнь, дети, родители, приготовление ужина для мужа, и, конечно же, в центре внимания было наше детство. Краем уха я услышал много для себя интересного, наши воспоминания с Милой явно не совпадали. А ведь недавно сестра призналась, что только со мной имеет общее прошлое. Может не так уж мы и близки, как хотелось верить? А, возможно, Матильда просто проказничает таким образом, задействовав при ответах свою неуемную фантазию.
Приехав на место и наскоро расставив палатку, мы разделились: Дем раскладывал кемпинговые стол и стулья, девчата разбирали пакеты с закусками, а я за это время подготовил мангал. Погода стояла благодатная, поэтому, когда поставленные задачи были выполнены, мы переоделись и плюхнулись в прохладную речку. Только Мила бродила на берегу в своих коротеньких шортах и толстовке с длинным рукавом. Периодически она останавливалась, чтобы понаблюдать за нашими играми, то и дело потирая плечи руками, по всему ее виду было понятно, что глядя на нас, сестра мерзла. Нам же вода казалась нежными объятиями, мы на спор ныряли, плавали на другой берег, устраивали шуточные бои, сопровождая веселье бурным хохотом и брызгами.
– Матильда, иди к нам, – помахала ей рукой Кэт, – вода такая приятная!
– Наслаждайтесь без меня как-нибудь, – улыбаясь, отозвалась Мила.
– Мужики, вам надо ее поуговаривать, она согласится, – зашептала, обращаясь к нам, Катерина. – Девочке просто хочется, чтобы с ней посюсюкали.
– Глупости, – удивился ее логике я, – она не любит воду, да и плавать не умеет.
– Нет, не глупости. Вот бесчувственные! Она же специально привлекает к себе внимание.
– Ой, Кэт, не начинай, – не дал я ей договорить. Дмитрий только нахмурился, но промолчал.
Я, конечно, знаю, откуда у Матильды нелюбовь к воде. Когда сестре было лет семь, соседские дети позвали ее купаться на городскую речку, и она зачем-то согласилась, хотя не умела плавать и очень боялась простудиться. Тогда Мила часто болела, и всего лишь небольшой сквозняк способен был уложить ее в постель с температурой. Но сестра очень хотела дружить со сверстниками и поэтому старалась ни в чем им не отказывать. Ребята весело плескались, а Матильда прогуливалась по берегу, окуная поочередно голые ступни в поднятых детворой волнах. Малец, который всячески привлекал к себе ее внимание и жаждал в тот момент, видимо, разделить с ней радость купания, схватил Милу за руку и потащил к воде, на что она начала отчаянно сопротивляться и визжать. Кто-то из толпы крикнул: