Она улыбнулась и, в последний раз взглянув на меня, повернулась к распахнутой двери. Широкими шагами Милен последовала в новую жизнь, оставляя меня в Обители ее Отца. И все мы слышали в тот момент, как она шептала:
– Я будут помнить. Помнить, во что бы то ни стало.
Двери захлопнулись за ней.
– Итак, Сузурри, – обратился ко мне Бог. – Дождешься ли ты ее? Или уже начнешь выбирать новую цель для своих соблазнов?
Меня оскорбили такие слова, и я одарил Отца Милен презрительным взглядом.
– Вы плохо знаете Сузурри, я никогда не отступаю!
Со всей силы щелкнув хвостом, я отправился к себе и принялся расхаживать по Обители, пытаясь прийти в душевное равновесие. То успокаивал себя, что скоро все закончится и я должен уважать выбор своего ангела, то вдруг испугался, что она встретит там еще кого-нибудь, что ее брат окажется на самом деле лучшей сущностью, чем я и, вернувшись ко мне, ангел уже не сможет питать всех тех чувств, что разделяли мы вместе. Потом взял себя в руки и принялся раздумывать, как лучше обустроить Обитель, чтобы, в конце концов, пригласить ее к себе и, если вдруг чего, начать все заново. И грешника необходимо вывести отсюда, и убрать старые кости, что валяются в углу, возможно, посадить какое-нибудь дерево или цветок.
Но все это не приносило мне утешения, я не находил себе места. Призвал Тину и тут же ее прогнал, от одного взгляда на суккуба поняв, что этого, в принципе, не хочу. Долго сидел на троне, удрученно подпирая голову и тоскливо вздыхая, а потом телепортировался на первый попавшийся астероид и глядел на звезды. Но вскоре вновь возвращался на этот круг мук, размышляя о выборе ангела и о ее встречах в земном воплощении. И всё мне было невыносимо, одиночество съедало меня. Я слишком привязался, слишком сблизился с ангелом и пришел к единственному, казавшемуся мне на тот момент правильному, решению.
Я принялся методично вычислять, кем родилась моя Мила, кто ее окружает и после долгих, утомительных поисков все-таки достиг результата. Внешне она почти не изменилась, ведь Суть ее оставалась такой же, затмевая генетические данные. Я выловил ее в лесу, с родственниками собирающую землянику. Маленькая пухленькая с белыми кудряшками она ползала на четвереньках и жевала сочные ягоды. Потом подползла к мальчику, что собирал рядом с ней землянику, и приступила к уничтожению его труда. Видимо, это ее брат и его по Судьбе она должна полюбить. И хоть я был уверен, что это Мила, все же толика сомнения оставалась. Я телепортировался туда, чтобы воочию убедиться в своей правоте. Девочка сидела и ела горстями землянику из лукошка своего брата, облизывая пальцы. Я вгляделся, это холодное синее свечение не могло меня обмануть, я вижу перед собой перерождение своего ангела. Не раздумывая более, я рывком вселился в ее брата, вытесняя молодую душу, переживающую свое третье рождение. Она немного сопротивлялась, но придушенная сдалась, отдавая тело в мою власть. Я овладел сознанием мальчишки и, в этот момент полностью потерял память. Эту малость я забыл учесть. Единственное, что я чувствовал и знал тогда, это не заглушаемая, порабощающая одержимость быть рядом со своим ангелом. И я запечатлел это желание неожиданным поцелуем в ее сладкие земляничные уста.
Глава 10
Стрелки щелкают: тик-так. Я, несомненно, сделал глупость. Лишив себя памяти, желая только быть рядом, не смирившись с ее выбором, я нанес поражение Миле вместо Судьбы.
Тик-так, щелкают стрелки, разрезая ткань мироздания, проводя наши жизни сквозь время. И мне кажется, что я перерождался и умирал множество раз, и в каждой Судьбе была со мной моя Мила. Что ж, если бы это действительно было так, я был бы согласен на такой Путь. Но увы, никто не разрешит проходить его вместе. Теперь поздно отступать. Милен пала и у нее отберут крылья. Дорога ведет павшего ангела прямиком ко мне, потому что выбора я ей не оставил. Сузурри никогда не сдается.
Я гляжу на Матильду. Она была у врача сегодня и спокойно отвечала на его вопросы, кажется, идет на поправку. Потом пошла в свое излюбленное кафе, где обычно проводила время с Евгением, и заказала яблочный пай с чаем. Мила ест сладкое? Я усмехаюсь, пусть лакомится. Здесь я достану ей самое лучшее. Она потихоньку отхлебывает чай и закуривает любимые сигареты брата, но давится дымом и бросает эту затею. За окном уже стемнело, тусклые звезды зажигаются на небосводе. Мила бредет по улицам к дому, где жил брат, но проходит его квартиру, медленно поднимаясь по ступеням на крышу многоэтажки. Она смотрит на небо и улыбается. Впервые за это долгое время Матильда улыбается, и я тоже улыбаюсь, вторя ей. Она подходит к краю и заглядывает вниз. Что ты задумала, проказница? Я напрягаюсь, теперь мне это уже не нравится, а Мила шепчет 'кот-обормот' и, расправив руки, ступает за край.
Я вскакиваю от неожиданности и, пораженный, хватаюсь за голову.
Что ты наделала, глупая!? Глупый, бессовестный ангел, что ты наделала!? Ты же не сможешь теперь быть Здесь! Ты же попадешь теперь в Болото Забвения! Я вою, словно волк на луну в холодную зимнюю ночь. Я вижу, как душа, отделяясь от тела, падает вниз, и ее никто не встречает.
– Милен! – кричу я в бессилие что-либо изменить. – Милен.
Меня разрывает на части. Этого я не хотел. Я хватаю себя за рога и пытаюсь выдернуть их, причинить себе физическую боль, чтобы хоть как-то заглушить съедающее нутро безумие.
– Милен! – проносится мой крик сквозь стены, сотрясая Обитель. И я не чувствуя больше гордости, не чувствую больше ничего, только отчаяние. Я молю Отца о встречи.
Он призывает, удивленно спрашивая, что случилось. А я горю. Я сгораю в своем горе.
Он сразу всё понимает, но разводит руками.
– Я не могу тебе помочь.
– Прошу, устрой встречу с Богом, каждая минута на счету, я смогу его уговорить! Отец, прошу! Я хочу только попрощаться!
Но это не нужно, я вижу, как одна из дверей открывается и оттуда выходит Бог и замирает от удивления, уставившись на меня. Я никогда не знал, что он может бывать в Обители Дьявола, не просто приглашенным, а вот так по-свойски расхаживать в его апартаментах. И я не чувствую между ними никакой вражды. Но это всё сейчас не важно, я тут же забываюсь и падаю на колени перед Ними обоими.
– Умоляю, только проститься.
– Самоубийцы сами выбирают свой конец. Не в наших силах что-то изменить.
– Но разве не сама Милен тысячу раз Вас просила разрешить родственным душам дать хотя бы один шанс? Разве не Милен билась за любовь? Неужели вы не можете пойти на уступки ради памяти о ней? Я же действительно ничего не смогу изменить, я хочу только в последний раз глянуть на нее.
Отец поворачивает голову к Богу и тот пожимает плечами.
– Сузурри, ну только попрощаться. Ничего нет сильней корней Болота Забвения. Даже если ты расскажешь ей кто она, это ничего не изменит. Она должна вспомнить, сама.
– Я понимаю.
Он кладет руку мне на плечо, и я вижу это место, куда никто не может добраться просто так. Щелкнув хвостом, я перемещаюсь туда.
Всё, что охватывает взгляд вокруг, это непроходимая трясина, кое-где затянутая мхом и тиной. Местами встречаются кочки, есть и тропинки, неизвестно кем и когда вытоптанные, но не видно, куда они уходят. Серое небо, воздух в какой-то странной дымке, будто густой туман, скрывающий от глаз пространство дальше пяти шагов вглубь. И все здесь безликое. Атмосфера леденящего спокойствия и вечного застоя царит в Болоте Забвения. Привыкнув к мрачной картинке, я чувствую, как на сознание обрушивается нестерпимый шепот тысяч самоубийц, прожевывающих свою проблему и отдающих свою боль этим водам. Гул окружает со всех сторон, висит в воздухе, прессует Суть, подавляя своей обреченностью.
Но у меня есть цель. Вспоминая ее, я отряхиваюсь от ненужного наваждения и ищу глазами своего ангела. Это не сложно, Милен совсем рядом, стоит недалеко от берега, и уже по пояс поглощена трясиной. Я топчусь на месте и не знаю, что ей сказать.
– Эй, ты, там! – кричу я ей, приложив ладони к рукам. – Харе уже, давай вылезай.
Но она меня не слышит.
– Эй, глупая девчонка, я тут! – срываюсь я на визг.
Еще несколько минут продолжается мой странный танец на берегу, но Мила никак не реагирует, только смотрит куда-то в воду, сосредоточенно, в одну точку. Тогда я вхожу в холодное болото, отчего вода вокруг шипит, оставляя на теле рубцы.
– Глупая, глупая Матильда, хватит уже! – кричу я ей и, она, наконец, замечает меня, но пятится и мотает головой.
– Нет, нет, оставь меня демон! Ты не знаешь, ничего. Я убийца, убийца! Я убила брата!
И я вижу, как она силится заплакать, но слезы не идут из уставших глаз. Она выплакала свое горе сполна и осознанно шагнула в пропасть, думая, что по-другому нет возможности расстаться с этой ношей.
– Глупости! Пойдем со мной, я разрешу тебе искупить вину.
– Нет, отстань, отстань. Мне ничего не надо от тебя.
Я, наконец, добираюсь до нее, и воды вокруг бурлят, испаряясь. Трясина поглотила нас уже по грудь. Нащупываю под водой и хватаю ее за талию, пытаясь вытянуть, но чем больше усилий я прикладываю, тем сильней нас утягивает на дно.
– Глупая девчонка, ну посмотри на меня, какой же я демон? Я твой брат и есть.
– Нет, нет, – упирается она в меня руками и пытается вырваться. – Ты так говоришь специально, что бы сделать мне больней, но это просто невозможно. Оставь меня демон наедине с моим горем.
– И не подумаю, – еще сильней прижимаю я ее, ощущая в ней терзающую боль. И я хочу разделить эту боль пополам. Пусть так она когда-то делила со мной мою, я готов отплатить ей тем же, я готов на все, лишь бы облегчить ее страдания. – Просто вспомни меня, и все вернется. Мы сами вернемся сквозь время туда, где были когда-то счастливы.
А она закрывает глаза, уже не сопротивляясь мне, но продолжает шептать о своем грехе, о своем несчастье.
– Посмотри на меня, посмотри, прошу, – я встряхиваю ее и заставляю устремить взгляд на себя и вижу, как он задерживается на моем лице. – Просто назови мое имя, и все поймешь. Вспомни, ты же так желала всю свою жизнь вспомнить. И вот сейчас это надо сделать, надо, понимаешь?
Мы увязаем уже почти под подбородок, остается совсем мало времени.
– Вспомни, как ты смеялась в моих объятиях, как я показывал тебе звезды, как мы прыгали по дальним мирам или тихо сидели у тебя под деревом. Все что надо – просто назвать мое имя.
Она опять замотала головой, пытаясь избавиться от меня, словно я наваждение.
– Я знаю, что не заслуживаю другого. Это 'эффект бумеранга'.
– Глупая моя кроха. Глупый мой малыш, – я уже и сам плачу от отчаяния. – Ну пожалуйста, просто назови мое имя, найди меня в закоулках своей памяти, нашу первую встречу, когда ты спросила – кто я такой. И эти яблоки, и шепот звезд, и запах земляники, все те 'ловушки разума', что ты оставляла себе всегда. Откинь настоящее, чтобы быть опять со мной. Назови мое имя, умоляю.
И она вновь делает над собой усилие и вглядывается в мое лицо, ища на нем ответы и вспоминает, слишком поздно, но вспоминает. Милен проводит рукой по моей щеке и слабая улыбка кривит ей губы.
– Сузурри.
– Моя милая Мила, – и я обнимаю из последних сил, так как уже практически остыл.
– Что ты делаешь, Сузурри, ты погибнешь. Брось меня, выходи из воды, пока можешь. Меня держат корни, со мной все кончено.
А я не могу ее оставить. На миг представив, что ни одну вечность я проживу без Милен, я ужаснулся. Лучше уж вместе пропасть в Болоте Забвения, чем медленно сохнуть от тоски в одиночестве. А то, что я не смогу жить с этой потерей, мне стало совершенно ясно. И это и есть любовь, во всем своем ужасном великолепии. Проклятие Дьявола, моего Отца, способное погубить безвозвратно.
– Я только надеюсь, что когда из нас сделают новые души, мы опять встретимся и полюбим друг друга в той другой жизни. И я буду готов пройти твой Путь, чтобы не совершать больше такой ошибки. Ты права, конечно, ты была права. Любовь это не жажда обладания, это такая сила, что способна потянуть вверх, возвысить, обелить. Теперь я это понимаю. Жаль, что так не вовремя. Прости меня Мила, прости.
– И ты меня прости. Если бы я всё вспомнила, этого бы не случилось. Я не справилась. Но, знаешь, я не жалею ни о чем. Судьба, что мы разделили вместе, стоила всей моей тысячи жизней… Стоит того, чтобы умереть.
И она потянулась ко мне. Я прильнул к ее губам, окончательно охладев, и наши тела, застывшие в предсмертном поцелуе, погрузились на дно.
За тихим всплеском последовало безудержное извержение, поднимающее воды болота высоко вверх, испаряясь в том месте, где только что потонули две Сути. Теперь это две яркие звезды, красная и белая, устремившиеся вверх, прорывающие брешь в Мироздании, сделавшие еще одну червоточину во Вселенной, еще одну черную дыру. Уже там, за Гранью, одна бежит за другой, а та, заигрывая, все время ускользает и только золотистый смех раздается в пустом и холодном Ничто. Но вот красная настигает белую и, сливаясь с ней воедино, воссоздает Большой Взрыв, давая жизнь еще одной Вселенной, где всё – каждый атом, каждая песчинка – создана из любви, а безвоздушное пространство наполнено ею.
Эпилог
Бог и Дьявол в Обители, которая всегда служила домом обоим, играют в излюбленные шашки.
– Ну что, проиграл ты мне, – самодовольно усмехается Дьявол, – все-таки Сузурри оказался способным на такое.
– Это все Тысячная, – парирует Бог. – Если бы я ее не сделал такой, то и демон бы не захотел меняться, искупить себя самопожертвованием.
– Да ладно, – Дьявол берет Бога за руку и нежно поглаживает по пальцам. – Тебе он сразу понравился, признайся! Ты же видел в нем отражение меня.
– Вот еще, – смеется Бог, – ты у меня красивая, а рогатые мальчики мне никогда не нравились.
Теперь смеется и Дьявол.
– Мальчики. А что, если бы я была таким, ты бы не полюбил меня?
– Полюбил, – вздыхает Бог, – это же только оболочка, дело в Сути. К тому же в такой вещи, единственной не подвластной нам с тобой, как любовь, никогда невозможно предугадать финал.
– Помнишь, как мы так же начинали? – и Дьявол хвостом проводит финальное комбо, съедая все белые пешки. – Ты, кстати, проиграл.
– Я поддался, – усмехается Бог.