– Агтан7, ну наконец-то! – сдавлено пропищала ретаньянка.
– Я знал, я так и знал, Ахтон8 нас не оставит! – ликовал таприканец.
– "Мы свободные люди. Под защитой суверенного государства…" – в течение десяти минут они наперебой цитировали мне кодекс «О правах чужестранцев» и жаловались.
Я деловито кивала.
– И на каком основании наложены данные санкции? – понятия не имею, что это значит, но не раз слышала эту фразу от Бена из ордена Непринуждённых.
– Так нет никаких оснований, я слышал, – нисколько не смутился кок. – Просто несчастный случай, говорят.
– Несчастный случай? Что конкретно произошло?
– Я лично не видел, – ответил таприканец. – Но я слышал, как боцман рассказывал матросу. И скажу я вам, плавание у Телийских островов очень опасно! Если шторм разыграется – беды не миновать…
– Ох, – вздохнула ретаньянка, – опять углубился в лирику!
– Короче, Бали забрало чудовище, говорят, понятно? – быстро закончил таприканец.
– Чудовище? – переспросила я.
– Да! Вы что, не слышали о чудовище на Телийских островах? Чёрная-пречёрная женщина! Вместо рук плавники, вместо ног – щупальцы, а хвост такой огромный, что создаёт смерчи. Бывалые моряки знают: чем ближе смерч, тем ближе чудовище, – ноздри таприканца раздулись, глаза расширились. – Она утаскивает на дно корабли, я слышал!
– С другой стороны, – ретаньянка скучающе разглядывала ногти, – когда так качает, что только не померещится! Чёрное пятно, поговаривают, там было. Может, тень от тучи. Капитан у нас, знаете ли, суеверный.
– Нет у нас больше капитана, – кок понурил голову. – Эната из таверны сказала мне, что слышала, как стражники говорили, что после обвинений Уолу его разжаловал и теперь больше никуда не возьмёт. А сам Уолу, говорят, был в ярости, решил, что мы Бали сбежать помогли. А мы ведь ничего не знали, нам никто об этом не сказал. Вы переговорите с капитаном Тапой, он, я слышал, в таверне, в трюме!
– Не стоит, – поморщилась женщина. – Он пьяный уже. Думаю, мы, итак, сказали достаточно.
Глава 11
Капитан Тапа… Имя говорило о том, что мне предстояло встретить ещё одного таприканца.
В нижнем зале «Штормбрекера» сохранялась мрачная атмосфера корабельного трюма. Масляные лампы по углам едва рассеивали темноту. Вдоль стен расположились ряды низеньких столиков, с верхних балок свисали гамаки, которые заменяли здесь стулья.
Бывший капитан пребывал в гордом одиночестве. На плечи его был накинут фроксиский бушлат, руки сжимали тёмную бутыль.
Когда я присела напротив, Тапа даже не поднял головы, но наполнил нетронутый стакан на столике.
– Вот так всегда! – проговорил он, глядя на бутыль, словно на собеседника. – Мы – овцы, а они пастухи. Нет нам жизни в этой стране!
Я не была уверена, что это мне, и промолчала.
– Тридцать пять серебряных в месяц, – продолжал капитан. – Ну много же! До чёрта! Неслабое жалование для берника, ведь у них прожиточный минимум двадцать серебряных. А ты посчитай: жильё не дали, – он принялся загибать пальцы, – цены завышают. Что получается? А теперь прикинь, что у некоторых дети, на которых ни черта не платят, отсюда вопрос… – но вопроса не последовало, вместо этого он припал к горлу бутыли.
– Ну а что произошло между вами и Уолу? – спросила я думающего вслух капитана.
Тот оторвался от бутыли, посмотрел на меня, кстати, осознанным и трезвым взглядом. Нас, таприканцев, по правде, трудно вывести из строя, однако изображать пьяных вошло в моду ещё до отмены рабства.
– А, ты о контракте с дьяволом? – грустно улыбнулся Тапа. – Уолу видела? Вылитый дьявол! Других винить он, конечно, горазд, но, скажу тебе, он главный в этом балагане. Пей, что ты не пьешь? – он придвинул мне стакан.
– Я на службе.
– На какой?
– Ищу проблемы, – честно сказала я.
В этот момент громкий раскатистый смех донёсся с лестницы. Тапа недовольно вскинул голову, в трюм зашёл высокий лысый таприканец во фроксийском наряде, сияя белоснежной улыбкой.
– Ошалеть! – откашлялся он. – Великодушно извиняюсь, но это гениально! А проблемы себе или кому-то? – он прошёл и сел за соседний столик. – Мне как обычно! – крикнул он в темноту трюма.
К улыбчивому соседу Тапа брезгливо повернулся спиной:
– Знаете, – обратился он ко мне. – Проблем здесь действительно хватает, проблемнее городка не сыскать. Бедность, бездомность, болезни, постоянная холодная война с берниками. Уклад жизни им, видите ли, не нравится, а что тогда говорить нам, оставившим всё здоровье на плантациях?
Слева раздалось пшиканье, лысый таприканец закашлялся:
– Ой, начинай здесь: "мы свободные люди. Под защитой суверенного государства…" Пройдоха ты старый, это ты, что ли, на плантации вкалывал?
– Заткнись, Бута, тебя не спрашивали! – через плечо кинул Тапа.
– Бута говорит, когда считает нужным, – ответил тот. – Его не надо спрашивать и не рекомендуется перебивать, – он вновь оскалился и отвесил мне небольшой поклон: – Капитан Бута.
– Капитан… – буркнул Тапа. – Капитаном только он себя и величает!
– У меня есть корабль!
– У тебя нет экипажа! Капитан, которому никто не подчиняется!
– Зато и я никому не подчиняюсь. Я сам по себе. Я свободен!
Тапа хмыкнул:
– Ты ж мешки на прошлой неделе в порту таскал! Так себе капитан.
– И ты скоро таскать будешь, не переживай! – ухмыльнулся Бута.
Тем временем из темноты показался трактирщик с дымящейся железной кружкой. Бута отвлёкся на него.
– Может, и буду, – Тапа скривил губы. – Но не стану кричать на каждом углу, что я капитан.
– Потому что у тебя нет корабля, как у меня. Корабль тебе норсы дали. А как дали – так и взяли. Так себе капитан, – Бута шумно отпил из кружки.
– Ну и как в море в это время года? – постаралась я перейти ближе к делу.
– И в море дьявол! – вздохнул Тапа. – Недавно напал на мой корабль, не слыхала? – он поморщился, потому что Бута тут же захихикал:
– Ну, пожалуй, послушаю в сотый раз, юбилей будет!
– Оно было там! – Тапа с грохотом поставил бутыль на столик. – Оно забрало Бали! Я видел, что видел, я Уолу так и сказал…
– Что было? Кого забрало? – с удивлённым видом спросила я.
– Да вот так! Говорил, в такую погоду нечего рядом с архипелагом делать, ну их, эти ракушки, зато живы останемся. Нет же, приказали плыть. А я вынужден подчиняться… – не унимался Тапа.
– Рядом с каким архипелагом? – спросила я.
– Телийским! Там постоянно неприятности, будь моя воля, я бы вообще там плавать запретил. Штормом меня не напугать, но когда я в свете молний увидел её…
– Кого?
Я покосилась на Буту, он закрыл рот ладонью. Тапа проследил за моим взглядом, поджал губы и вдруг закричал:
– Чудовище! Чёрную женщину с плавниками вместо рук!
Тут Бута не выдержал и засмеялся в голос, уронив голову, плечи затряслись
– Ошалеть! Представляю себе это зрелище! – простонал он.
– Заткнись! Нам было не до смеха! Она кинулась на Бали, обвила чёрными кольцами, – он неожиданно замолчал и принялся пить из горла, проливая мимо, по крайней мере, половину.
– И что? – поторопила я.
– Что? – Тапа отбросил в сторону ещё не пустую бутыль. – Утащила в море! Ну, а когда в порт прибыли, тут такое началось! – бушлат слетел с плеч.
Одной рукой он подтянул его поближе и продолжил, скребя ногтем жёлтые наплечные полоски:
– Я не знал, что у Бали проблемы с законом. Да и при чём тут я? За что меня разжаловали? Знал бы, лучше бы ко дну пошёл, – он крякнул, облокотился о стол и обмяк, закрыв лицо ладонью.
– Невелика беда, – снова встрял Бута. – Чем с норсами плавать, выкупи себе судно и…
– А далеко этот архипелаг? – спросила я, пока не начался новый спор.
– Да что ты? Вот он, – ответил Бута, взмахнув ладонью. – А тебе зачем? А точно, ты же проблемы ищешь! Хм, так может, рванём туда вместе? Я и ты, – он подмигнул.
– Не советую, мадам, даже, в дырявом тазу меньше шансов потонуть, чем в его корыте! – раздался приглушённый голос Тапы.
– Сразу видно опытного капитана фроксийских тазов! О как корытам завидует! – оскалился Бута.
– Я капитан с девятилетним стажем! – Тапа выпятил грудь. – На моём счету четыре дальних рейса!
– Ага, дальних! Потому что ты тогда потерялся.
– Что ты гундосишь, великий навигатор! Сам в море, как пьяная утка! – отмахнулся Тапа.
– Пьяная утка – кличка твоего штурмана.
– Просто тебе плыть некуда, потому и теряться негде, – не слушал его Тапа. – Пятнадцать лет одни и те же сокровища искать!
– Хорошо, что твоя башка – не дно корабля, а то бы…
Я поднялась и вышла.
У входа в таверну ждал Дарган. Он прикрыл яркие шмотки серым дорожным плащом.
– Ну что?
– В районе Телийских островов недавно пропал преступник, – отчиталась я.
– Это где смерчи бушуют?
– И ты уже о нём слышал?
Дарган кивнул:
– Чаще, чем кодекс о правах чужестранца, здесь звучит только эта история.
– Похоже, это и есть катастрофа, которую мы ищем.
– Я тоже так думаю, найти бы корабль…
– Считайте, что корабль у вас есть! – послышалось сзади.
Я оглянулась, к нам приближался капитан Бута, сияя улыбкой на всю гавань.
– Кто это? – повернулся Дарган.
– Капитан Бута, у него, вроде, собственный корабль.
– А ещё, – подоспел капитан, – я знаю Телийские острова, как свои пять пальцев. Ведь вы туда направляетесь, а?
Дарган почесал подбородок, внимательно оглядывая таприканца.
– Другого корабля вам не найти! – продолжал Бута. – Тут либо норские нефы, либо рыбацкие лодочки!
– А у тебя, значит, что?
– Идём – я покажу!
Дарган приподнял брови:
– Что ж.
Мы направились в самый конец гавани, мимо фроксийских кораблей.
– Пришли! Вот он мой «Везунчик», – объявил Бута.
Почти возле самых скал была пришвартована яхта, метров десять в длину. Сбоку она, и правда, слегка напоминала корыто из-за формы кормы.
– Я избороздил на нём всё море! Этот корабль – продолжение меня, мы единое целое! – капитан с такой нежностью глядел на яхту, что казалось вот-вот подойдёт и погладит борт. – Это верный друг и в шторм, и в штиль.
– А как насчёт смерча? – спросила я.
Капитан пожал плечами:
– А как насчёт денег?
Дарган молча рассматривал корабль, так, будто читал на нём тайные письмена.
– Кто это? – спросил Бута по-таприкански.
Я не была готова к такому вопросу и замялась, а капитан расценил это по-своему:
– Что? Воздыхатель, да?
Так называли влюблённых в странниц мужчин, которые оставляли дом и таскались за ними по пятам.
Я дёрнула плечами, такая версия нам вполне подходила.
– Вы издалека, наверное, – хмыкнул Бута – Я гляжу, странная парочка для нашего городка. Тут берники даже передохнуть на одной стороне дороги с нами не садятся. Да и рожи такие, булыжника просят, а этот у тебя какой-то, – он плавно развёл руками, – аристократ, что ли?
– По-моему, да.
– Ошалеть! Знает толк в девицах, раз нашу выбрал! – он перешёл на серенидский. – Эй, милорд, решайтесь, не пожалеете!
– Сколько ты хочешь? – повернулся Дарган.
Спустя пару часов мы отплыли из Кассинианского порта. Волны шумели, яхта мерно покачивалась. Я подошла к самому борту, синее море на горизонте встречалось с чистым голубым небом. Что же это напоминало?
– Это же флаг Серенида, ведь так? —я посмотрела на стоящего рядом Даргана.
Он кивнул.
– Ну да, синий – национальный цвет же! – озвучила я его ответ. – А вы говорите «цвет селян и рабочих».
Я глянула на своё розовое платье.
– И что же? – Дарган упёрся руками в борт, из-под плаща показались рыжие рукава его рубахи. – Они и есть основа государства, разве нет? А знать просто демонстрирует свою состоятельность, одежда ярких оттенков намного дороже.
– А король тоже демонстрирует?
– А король, – Дарган хмыкнул, – обязан быть самым лучшим и состоятельным. Но даже он раз в год надевает синий камзол до самого пола.
– О, и когда же? На день основания Серенидского государства?
– Угадала…
– Милорд! – прервал наш разговор голос капитана с кормы. – А вы прежде бывали в море?
– Давно, – коротко ответил Дарган.
– Но понимаете, что тут к чему?
– Не особо.
Бута отставать не собирался:
– А вот, например, румпель. Знаете для чего он? – будучи проигнорированным, он продолжил. – Чтобы рулить. Понимаете? Ру-лить.
– Понимаю, – вздохнул Дарган, которому деваться с плывущего корабля было некуда. – Задавать направление. Куда румпель – туда и лодка.
Бута довольно рассмеялся:
– Нет, неправильно! Румпель направляют в обратную сторону. Румпель направо – лодка налево, румпель налево – лодка направо, – он двинул румпель влево, потом сразу вправо, лодка закачалась так, что пришлось схватиться за борт. – Идите лучше сюда!
– Оставь меня в покое, – Дарган устремил взгляд в даль, но даже я заметила его колебания.
– Решайтесь, милорд, не пожалеете.
Дарган покосился на меня, я приняла безучастный вид, стала разглядывать паруса, а через полминуты услышала:
– Вот так вот, сядьте и беритесь. Где юг знаете? Чудненько! Южнее! Южнее, это правее! Правее судно должно двигаться, а румпель куда? Так! Что вы так дёргаете? Уже лучше!
Я глянула на них, Бута продолжал урок:
– А вот это шкот, парусами управлять. Вот давайте, по ветру пойдём – фордевинд, а я натяну шкот, – Бута стал перебирать верёвки, паруса наполнились ветром, яхта перестала раскачиваться и словно полетела над волнами: – Хорошо идём! Ахтон, отлично! – кричал Бута, сверкая зубами, так, будто подавал сигнал встречным судам.
Теперь солнце светило сбоку, а не с кормы, и я разглядела лицо Даргана. Глаза его светились, как светятся глаза ребёнка, которому впервые дали попробовать мороженое.
– …снасти, поняли? – заканчивал тем временем свой урок капитан. Затем направился ко мне, и заговорил уже на таприканском: – Ошалеть! Каких талантливых ребят аристократия калечит! Ничего, я сделаю из него юнгу!
Я отвернулась, чтобы Дарган не видел, как я смеялась.
– Бута, как наши капитанами становятся? – спросила я. – Кто их морскому делу обучает?
– Да вот также! – улыбнулся Бута, кивая на Даргана. – Из поколения в поколение. Первые рабами ещё плавали, совсем юными море познали. Кто толковый был, того и учили. Не смотрели на происхождение.
– И их даже делали капитанами? – удивилась я.
– Нет. Делать раба, даже бывшего, капитаном серенидцы бы не стали, но освобождали нас чаще, чем били. Море расставляет свои порядки. Один человек сказал: во мраке бури не разглядеть ни титула, ни цвета кожи, – он вздохнул и закончил скороговоркой: – Ну, а уж когда Бернард Двадцать Четвёртый освободил всех, оказалось, что в Серениде полно готовых мореплавателей-чужестранцев. Еще и доступных по цене, нам же много не надо.
– Так вы и серенидские суда водите?
Бута наморщил нос:
– Опять же, нет! Серенидские – редко! Не столь из-за новых порядков, как Тапа говорит, сколь из-за отношения.
Капитан вернулся на корму и, стал направлять руку Даргана. Тот внимательно смотрел на него:
– Так что насчёт смерча? – спросил он. – И того чудовища.
Бута помолчал, потом махнул рукой:
– Давайте честно: я вокруг архипелага двадцать лет плаваю, и да, там частенько штормит. Но, Господи! Ну, сами подумайте, милорд, бушуй там нескончаемый смерч, так от архипелага уже ничего бы не осталось! Да и нет там никакого чудовища.
– Значит, капитан Тапа лгал? – спросила я.
– Я не говорю, что он лгал. Он действительно считает, что видел морское чудовище, которое принято считать причиной этих смерчей, – Бута коротко вздохнул. – Тапа – человек впечатлительный, легко внушаемый. Аж настолько, что способен увидеть то, чего нет.
– Если нет ни смерча, ни чудовища, то куда же ты нас везёшь? – спросил Дарган.
Бута пожал плечами:
– Вы платите мне, чтобы я отвёз вас к смерчу и чудовищу – я везу туда, где они должны быть. А будут ли – это вы уж с ними договаривайтесь. Что до меня, так я согласен с норсами: Бали помогли бежать или убили. Какое чудовище? – он усмехнулся. – Ошалеть! При всём уважении, если Тапа это рассказал Уолу, то результат меня не удивляет.
Мы с Дарганом переглянулись, оставалось только ждать.
Дело шло к вечеру. Над морем нависла сырая мгла, будто воздух перемешался с водой. Внезапно резкий порыв ветра вздул парус, судно качнуло, отозвавшись, завыли снасти. Капитан кинулся к румпелю и бесцеремонно согнал оттуда Даргана.
– Ошалеть! Почти при полном бакштаге идём! С одной стороны, это хорошо, вмиг будем у архипелага, – он вскинул голову. – Что встали, господа? Быстро на левый борт! Не видите, корабль кренит?
Мы перешли на левый борт, и правда, устремляющийся в небо, пришлось впиться руками в край и балансировать, чтобы хоть как-то устоять. Однако, корабль выровнялся. Я смогла подняться, но солёные брызги хлестали по лицу, одежда намокала, обжигая холодом, вдруг что-то мягкое легло на озябшие плечи, я оглянулась, это Дарган накинул на меня свой плащ. Целительное тепло разлилось по телу, вернуло жизнь в продрогшие руки и ноги. Я запахнулась, подняла колючую ткань выше, чтобы согреть шею и щёки.
– Спасибо, – вырвалось из груди.
Волны уже захлёстывали палубу и с шипением пенились у ног. Небо разрезала ослепительная молния, о мокрую палубу застучали тяжёлые дождевые капли. Капитан что-то кричал, но слова не долетали, казались шумом, вторящим вою такелажа и грохоту. Такому грохоту, будто мы не плыли по воде, а катились по куче булыжников.
В свете следующей молнии я увидела чёрное полотно до самого неба, с гулом надвигающееся на нас.
– Право руля! – донёсся сквозь грохот стихии голос капитана.
Тут только я заметила, что Дарган уже не стоял рядом, а помогал на корме. Корабль дрогнул, стал крениться так, что чуть не завалился на борт, изменяя направление. Я снова уцепилась за борт, чтобы не скатиться с палубы.
– Отлично! – прогремел над палубой голос капитана.
Теперь гудящее полотно, которое оказалось огромной волной, нагоняло нас сзади. Нас подкинуло, я успела перехватиться за снасти прежде, чем нос корабля взмыл в потемневшее небо.
Поток воды с грохотом обрушился на меня, но я удержалась, повиснув на одних руках, без опоры под ногами, и тут вместе с холодным ветром моё тело воспарило над палубой.
Весь корабль промелькнул подо мной, пока я не встретилась с холодным мокрым препятствием. Во рту появился привкус крови, мир померк.
Я скакала на лошади по холмам, на редкость кривым, они изгибались, меняли очертания. Наконец, лошадь, издав странный скрипучий звук, споткнулась и выбросила меня из седла. Я полетела вперёд…
– Снасти рвутся, связывай! – донеслось, как сквозь вату.
Я открыла глаза, в темноте фигура в белой рубашке перебирала паутину верёвок. Я пыталась сосредоточиться, однако стало ещё хуже – меня начала колотить дрожь. Я ничего не могла сделать, когда очередная волна подхватила меня и понесла в кипучую бездну. Я гребла, молотила ногами, но мои усилия против стихии были смехотворны, меня затягивало в бушующее море.
Внезапно в глаза бросилась какая-то палка, я ухватилась за неё, и изо всех сил сжала непослушные пальцы. Волна отхлынула, а скользкая палуба встретила меня плоским ударом по животу, зато мир, наконец, стал чётче. Теперь я увидела, это была не палка, а весло, на другом его конце рвал горло Бута:
– Вставай! Очнись! Вставай!
Ноги не слушались, как будто не мне принадлежали, а тело просто приросло к палубе. Я рвалась вверх, так, что меж стиснутых зубов прорывался рёв, но только зря тратила последние силы. В конце концов, корабль качнуло и меня попросту подбросило, тогда я встала.
– На вёсла, на вёсла! – Бута отпустил конец весла и тут же отвернулся. – Дарган! Разворот!
Походкой пьяного моряка капитан смело вышагивал по раскачивающейся палубе, даже в этом мраке умудряясь сверкать зубами.
Я опустила весло в воду и с усилием принялась загребать густую черноту за бортом, движения отзывались болью во всём теле.
– Лево! Лево руля, чёрт побери! – гремел голос капитана. Послышался уже знакомый гул – неужели ещё волна?
На этот раз, под рукой не было ничего кроме весла, схватиться было не за что. Но случилось неожиданное: волна с воем дикого зверя пронеслась мимо, а корабль вдруг двинулся назад.
Капитан кричал, я гребла, как бешеная, но нас уносило в обратную сторону. Это единственное, что было понятно, высокий вал заполнял всё видимое пространство.
Потом корабль замер, грохот оборвался, лишь было слышно, как в наступившей тишине заунывно отозвались снасти.
Я сжала весло так сильно как могла, как будто возлагала на него последнюю надежду. Кроме него в чёрном пространстве не осталось ничего. Сердце стучало тяжело и ровно, словно отсчитывая время, затишье казалось тревожнее самой бури. Да и буря никуда не ушла, я знала это, всем нутром чувствовала её дыхание, её хищный взгляд. Так таятся звери перед смертельным прыжком, и вот он последовал: нас швырнуло вперёд. Корабль понёсся выпущенной стрелой, в ушах засвистел ветер. Я выронила весло и повалилась на палубу, едва успев выставить руки. Сверкнувшая молния резанула глаза.
– Капитан! – послышался голос Даргана. – Нас несёт на скалы!
– Ошалеть! – отозвался Бута. – Значит, мы почти на месте.
– Мы хотели добраться туда живыми!
– Что ж вы сразу не сказали?
Капитан продолжал сиять зубами, но никакой команды не отдавал.
– Капитан? – не выдержала я, даже не пытаясь подняться: грести уже не было смысла.
– Ждём, – бросил Бута. – И не рыдаем, а то обезвоживание будет!
Я лежала, впиваясь пальцами в доски. Глаза в темноте не различали горизонта, отчего паника накатывала сильнее, словно буря начиналась внутри меня.
В этом сыром, окружившем меня мире, на затылке проступал холодный пот. Вот сейчас раздастся рёв, и сокрушительная сила расколет судно на части, доски подо мной разлетятся в щепки. Голодная стихия поглотит нас.
«Чего же мы ждём, капитан?!»
Корабль дрогнул, и невольный крик вырвался из груди, повис над палубой, множась сотнями криков в чёрном тумане. Но удара не последовало, нас вдруг понесло вправо, прочь от нависшей опасности.
– Вот теперь, право руля! – бодро крикнул Бута, он сворачивал парус. – Всё, милорд, вы тоже давайте на вёсла! Гребите вперёд.
И мы гребли, пока впереди не показалась белая полоска. Корабль вынесло к земле, ветер вонзил его носом в песок.
Бута и Дарган говорили без умолку, то одновременно, то по очереди, то слушая друг друга, то невпопад. Они делились впечатлениями, обменивались комплементами, вскрикивали. Тем временем я спустилась с корабля на песок и осмотрелась. Сверкнувшая молния помогла мне в этом. Мы очутились на широком пляже, за которым начиналась пальмовая роща на фоне серых скал.
Море сзади бушевало, мокрая одежда липла к телу, обжигала холодом на ветру. В голове проносились мысли о запасной одежде, о еде, а глаза всматривались в темнеющие горы. Я ещё не осознавала, что именно настораживало меня.
Со стороны корабля послышался шум.
– Ну, а вы, Кеита, вообще, конечно! Из тех женщин, что у нас на львов ходят. Вы вообще знаете, что такое бояться? – послышался голос капитана.
– Спасибо, капитан, – я продолжала всматриваться. Но тут сверкнула очередная молния, ослепив меня.
– Отправимся туда, – Бута указал в сторону гор. Там есть одно укромное место.
– Прекрасно, – послышался в темноте голос Даргана. – Нужно переждать шторм.
И тут я поняла, что смущало меня: один выступ скалы выглядел в темноте несколько светлее остальных. Чем ближе мы подходили, тем больше я понимала, что не ошиблась. Что это могло быть? Шаг за шагом светлый выступ начинал казаться рассеянным светом между скал.