Элиз 89-я

Стоит спиной ко мне, ставит посуду в тазик. Подхожу вплотную, носом в затылок. Замерла. Не хочу нападать сразу, не могу, но и отхватить сразу не хочу. Наклоняясь, обнимаю ее сзади обеими руками крепко, прижимаю к себе, хоть это и не обязательно. Ее попка упирается мне в пах, едва не застонал. Меня подпустили к себе, несмотря на все только, что сказанное. Меня никто не оттолкнул, не ударил, не устроил истерику. Кладу подбородок ей на плечо и жду ее реакции, ни какой, не двигается, замерла. Мне показалось, что она как и я, прислушивается к собственным ощущениям от моих прикосновений. Это все приятно и необычно, будоражит.

– Ты обещал, – шепчет она и от ее голоса мурашки по коже.

– Обещал, – не узнаю свой голос, рукой готовя прибор.

Черт возьми! Я не хочу этого делать, но другого выхода нет. Мне нравится прижиматься к ней, я дурею, и до сих пор я не получил отпор. Ей тоже нравится, она подпустила. Эта мысль ликует во мне. Но если она с вирусом, мне придется свернуть ей шею. А смогу ли я? Я должен. Один укол иглой и я должен буду принять решение. Зеленый цвет индикатора – вирус, красный – нет вируса. От этих мыслей я медлю. Она замерла и молчит, она ждет моих действий, но почему? И как бы невзначай, но желая убедиться, провожу двумя пальцами от локтя к плечу, невзначай касаясь груди кистью. У нее соски встали дыбом, дыхание сбилось, а на шеи реально увидел мурашки. Ну, нифига себе! В паху заныло все призывно. Не поэтому ли на меня наорали и наехали, что у самой все горит внутри. Запретила прикасаться, а сама хочет этого. Ого! Одно это сносит крышу. Не удержался, поцеловал в шею нежно несколько раз. Почувствовал, как она затрепетала вся внутри. Взял ее кожу на шеи и втянул губами, пробуя на вкус. Свободной рукой вернулся к соску и поглаживаю его через ткань. У самого пожар в груди, в мозгах, в паху. От ее вырвавшегося стона, едва ноги не подкосились. Пока я последние остатки разума и сознания не растерял, я должен ее проверить.

Только настроился, как она поворачивает голову так, что наши губы в миллиметре друг от друга. К черту все! Жадно целую захватывая ее нежные губы в плен, и делаю укол иглой одновременно легонько в бедро. Разворачивается ко мне, не отрывая губ, обнимает за шею. Сама обнимает и тянет к себе.

О! Как она целует. Я забыл обо всем, кроме этих губ. Нежных, ласковых, податливых. Капец я поплыл, сгорел дотла моментально, жадно сжимая волосы на ее затылке. Рассыпался на молекулы, распался на атомы, меня ослепила яркая вспышка, как от световой гранаты. Я ослеп, оглох и умер, но был счастлив. Мое сердце остановилось, а через долю секунды она запустила его снова. Никогда не испытывал подобного, даже не подозревал, что так бывает. Я не знаю, как далеко я бы зашел, если бы меня резко не остановили. Она словно нехотя, и несильно, но оттолкнула меня.

Отстранилась на шаг, выдохнула тяжело, смотрит с осуждением, в глазах почти слезы, глаза на мокром месте, но сдерживается, как может:

– Ну, что же ты! Смотри! Давай!

Она знает про прибор, она все почувствовала и поняла. Отвечала на поцелуй и не пришла в ярость. Мне вмиг стало стрёмно и я еще пьян от поцелуя. В ее глазах читается « Ты мог попросить». Мог, но не попросил. Нервно сглотнул. Я идиот.

– Смотри! – уже кричит зло, – Я чистая. Убедись, – Нервно разжимаю ладонь, горит красный. Облегченно выдыхаю и не мигая смотрю на нее, – Доволен?!!

Отчего-то я не доволен, хотя должен радоваться. Я не доволен собой, но доволен результатом. В груди давит так сильно, что не продохнуть. Паршиво.

– Дальше что?! – не знал, что ответить, виновато смотрю на нее, – Это ничего не меняет! Не прикасайся ко мне! Никогда! Слышишь! – гневно, – Только посмей!

Сжал губы, на душе кошки скребут, поспешил уйти от нее в другую комнату. Здесь что-то вроде кабинета: книги, документы, карты, фото. Камеры видео наблюдения, компьютер. Интернета нет, но он работал от генератора. Походил туда-сюда как лев в клетке, почесал загривок. В голове еще сладкий туман от поцелуя, сладкие губки, слишком сладкие. Слышу, как она грохочет посудой. Смотрю в камеры, что-то там перекладывает. Камеры есть как снаружи, так и внутри. Сразу подумалось, что мне не обязательно быть в комнате, чтобы видеть как она принимает ванну, улыбнулся. Подала сигнал рация в куртке «Вейл, прием», вышел под ее взглядом, ответил:

– Да, Дени, на связи.

– Нам нужны еще провода, метров триста, не хватает. А Дейв просит передать, что бинты кончились, не забудь. Прием.

– Принял. Завтра принесу. Прием.

– А че не сегодня? Ты чем там занят сейчас? Прием.

– Не твое дело! Отвали! Отбой! – рявкаю зло.

– До завтра. Отбой, – он разочарованно.

Стоит на кухне, смотрит на меня внимательно, не двигается.

– Чё смотришь! Воды налить?! – не самым вежливым тоном говорю, кивает «да».

Приношу ей тазик воды, дает еще один в руки:

– Еще один надо, чтобы споласкивать.

Надо, так надо. В результате, мы не сговариваясь и не разговаривая моем посуду вдвоем, только переглядываемся иногда. Когда взгляды встречаются, стараемся отвернуться. Не могу определить, злится она или нет. В голове перебираю целую речь, как извинится, но не буквы не могу произнести. Уже все помыто, протирает столешницы, стол.

– Кто первый идет мыться? – тон спокойный, простой.

– Ты, – сливаю воду в слив.

– А ты?

– А я после тебя. У нас одна ванная и одна вода. Надеюсь, ты не очень грязная, – без раздражения, спокойно.

– А если слишком? Не брезгуешь? – промолчал, шепнула, – Спасибо.

От этого «спасибо» потеплело на душе. Молчком нашел ей спортивные штаны, футболку, носки, полотенце. Положил ей на стул возле ванной. Указываю на предметы на полке:

– Губка, мыло. Шампунь только такой.

– Могу я состирнуть белье в тазу, у меня ведь нет другого?!

– Можешь, вон там веревка, я там сушу, но можно и на обогреватель, высохнет быстрее.

– Пожалуйста, не подглядывай.

– Не собираюсь даже.

– Обещай.

– Обещаю. Крикнешь мне, когда закончишь. Вдруг усну в ожидании.

– Я не долго, чтобы вода не остыла.

Кивнул, ухожу в кабинет. Посидел в кресле, походил, посидел. Мысленно давая ей время раздеться. Я обещал не подглядывать. Я обещал не прикасаться и поцеловал. Круто я держу свое слово. А сейчас тоже собираюсь его нарушить. Как пацан ей богу! Сам себя не узнаю. Голос сзади, обернулся:

– Вот так и сиди, не вставай даже! А то сделаю больно, – и ушла.

Я улыбнулся, даже не собираюсь вставать! Она не знает про камеры. Угрожай, сколько влезет, кто тебя боялся, а меня ждет увлекательное зрелище.

Нужную мне камеру вывел на большой экран компьютера не зразу, дождался шума воды и звука задергивающейся шторки. Она полностью легла в воду, я мало что успел увидеть. Клеенка замутнила четкость изображения, лица не разглядишь, а очень хотелось. Но от осознания того, что она там голенькая лежит, член заныл еще сильнее. Блять! Я как похотливый прыщавый подросток! Мне бы про завтра думать, проблемы решать, а я! Вокруг смерть, разруха и вирус, а я с катушек слетел, инстинкты взыграли. Почему именно на нее так реагирую? Не припоминаю ничего подобного раньше. Не девственник и женщины были разные, но на нее стоит как каменный. Мой член указывает на нее, как стрелка компаса всегда на север. Это невыносимо терпеть, хотя я с ней всего несколько часов. Сука! Даже когда злюсь, не проходит, может от этого и злюсь? Належавшись вдоволь, она встала и взяла шампунь. Через меня словно пропустили высокое напряжение, жадно ловлю каждый изгиб тела. Идеального тела, само совершенство. Поразила ее грудь. Бесподобная. Слюна аж пошла и яйца свело.

Ни большая, ни маленькая, ровно в мою ладошку, с темными чуть вздернутыми вверх сосками. Я от одного вида едва сдержал стон. Господи! Кто тебя создал такую. Жадно впитываю каждый изгиб. Да! Повернись еще, нагнись. Как я хочу быть этой губкой и скользить по твоему телу. Вот это задница, аж зубами заскрипел. Блядь! Мои яйца сейчас точно лопнут. Оттягиваю штанину, сука! Впору дрочить прямо на экран. Если я продолжу еще, то пиздец! Уймись. Отключил камеру, положил голову на стол, постучал лбом об него несколько раз. Совершенно не зная, куда деть руки, просто свесил, так и замер.

Начал думать исключительно о работе, о лагере, о том, что необходимо в первую очередь, где это взять. Медленно, но стало отпускать. Сколько так пролежал головой на столе не знаю. От прикосновения ее руки аж вздрогнул:

– Уснул? – спросила, – Я звала, ты не слышал. Я все, – а сама разглядывает карты на стене внимательно и вытирает мокрые волосы полотенцем, концы. Раскрасневшаяся, свежая. Одного взгляда хватает, чтобы я снова вспыхнул. До чего прекрасна.

– Отлично! – вскакиваю и иду к ванне.

Мне плевать, будет она смотреть или нет, я раздеваюсь. Вода не такая уж и грязная. Оглядываюсь на кровать, ее нет в этой комнате она еще там. Плевать. Лег как она полностью в ванну, ноги не входят, коленки торчат. Закрыл глаза, а она перед глазами голая, как на заставке висит. Хватит о ней думать. Надо о чем-то отвратительном. Я сегодня видел, как убили девочку лет двух, вот где был кошмар, и помочь я не мог. Вмиг настроение сменилось. Встал и давай нашаркиваться губкой, стараясь не думать, где сейчас побывала эта мочалка. Отдергиваю клеенку и натыкаюсь на ее взгляд, сидит на кровати и наблюдает. Взгляд с меня не отводит внимательный, бегает глазами верх вниз. Да! Борзости ей не занимать! Выбираюсь из ванной, беру полотенце, обтираюсь. Делаю вид, что мне нет до этого дела, но кожей чувствую ее взгляд на себе и черт побери мне нравится как она смотрит. И будь я проклят, если она не возбуждена!

Двумя руками вытираю голову и смотрю на нее:

– Все разглядела? Поближе подойти? – в моей футболке и мокрыми волосами, сама невинность и очарование. Ножки скрестила, спина ровная. Глаз не оторвать.

Опускает глаза, прикусывает нижнюю губу. Сука! Не делай так! Больше глаз не подымает. Но мысли в ее голове вовсе не невинные, я чувствую. Одеваюсь не спеша, сначала плавки, потом спортивные штаны. Подает голос:

– Где я буду спать? – тихо и тревожно.

– Там где сидишь.

– А ты? – слишком настороженно.

С тобой конечно! Это моя кровать. Это мой дом. Ты когда шла сюда, на что надеялась? Что я добрый дядя, раз спас тебя? А благодарить? Сама же говорила!

– На диване.

Торопится залезть под одеяло, укутывается, укладывается. Могла бы и до этого так сделать и притворится, что уже спит, но не стала, спросила. Футболку надевать не стал. Взял подушку и одеяло со стеллажа, бросил на диван. Выключил свет и лег.

– Спокойной ночи, Вейл, – говорит нежно, я знаю, она наблюдет за мной.

Ничего особенного, простые слова, но мне приятно. Я не просил ее это говорить, она сама. Сколько дней я прожил, не слыша этих слов перед сном? Скорее даже лет. Так просто. А мое имя с особой нежностью. Из ее уст оно звучит по-особенному, словно и не мое вовсе. Ни через е, а через э, совсем по-другому звучит, тепло и обволакивающе.

– Спокойной ночи, Эли, – ответил я по-доброму, надеясь, что она тоже улыбнулась.

Это уже потом, намного позже я узнал, о чем она думала в тот момент. Она боялась остаться одна, она слишком долго засыпала одна. И не стала бы возражать, если бы я лег рядом, скорее бы почувствовала облегчение от теплоты рядом. Без приставаний, конечно. Просто и по-человечески. Боялась уснуть. А вдруг все это сон, я ей снюсь и это все не реально. Она откроет глаза и снова в подвале. А если и нет, то не уйду ли я ночью, бросив ее здесь одну. Если бы я тогда это знал.

Сон не шел, я ворочался и вздыхал, слыша тоже самое с кровати. Одеяло какое-то мелкое взял, даже ноги не закрывает. Я его и так и эдак, никак не хватает. Решил взять еще плед, чтобы наверняка накрыться всему. Встаю и иду к полкам, они у стены возле кровати. Осталось протянуть руку и взять, как слышу щелчок предохранителя и ее тревожный голос:

– Даже и не думай об этом!

Стоит на коленях на кровати, в вытянутых руках направлен на меня пистолет. Даже в темноте видно, что глазищи злые.

– Дура! Я одеяло хочу взять! – и наплевав на нее буру его, разворачиваюсь и ухожу на диван, ворча себе под нос. Улегся, укрылся и крикнул ей, – Утром верни мне мое оружие! Психическая!

Не спится и все, хоть устал как собака. Мысли роем в голове носятся. Подумалось, что я слишком строг к ней, пусть и дочь мера, но заносчивости и высокомерия нет. Она не виновата, что ее похитили. Слава Богу, что не издевались над ней. А если издевались, но она промолчала. Ни синяков, ни ссадин на теле нет. Насиловать могли. Сжал кулаки. Снова ее образ перед глазами. Все! Не думай о ней, думай о другом. Бинты. Провода, рация! Сектор семь плохо исследован, надо бы пройти по нему. Оружия, нужно больше оружия. А еще ей нужна нормальная одежда, в лагере на нее тоже врят ли что-то найдется подходящее, с этим тоже напряженка. Что-нибудь тепленькое и обтягивающее. Так стоп! Просто теплое и удобное. А че тянуть? Я знаю, где это взять совсем не далеко. Все равно спать не могу, возьму рюкзак, там и аптека была. Уже уснула, больше не ворочается, сопит.

Встаю, одеваюсь, стараясь не шуметь. Собираюсь, поглядывая на нее, спит. Оружие, фонарик, рация. Но эта зараза чутко спит. Подскакивает в самый неподходящий момент, когда я уже двери открывал, они не такие бесшумные. Глаза круглые, испуганные, со всех ног ко мне в одной футболке и босиком:

– Ты куда? Вейл, ты куда?!

– Погулять, – шучу я.

– Я с тобой, – вцепилась в мою руку крепко.

– Нет. Спи. Я быстро.

– Нет! Нет! Нет! Не надо! Не оставляй меня! Я умру одна! Нет! – цепляется за мою одежду, испуганно заглядывает в глаза, – Нет! Не уходи! Ну, я прошу тебя! Не оставляй меня одну! Не надо!

Настоящая женская истерика на пустом месте. Она меня пугает своей неадекватностью, я убираю ее руки с себя, отступаю в темный коридор, но она цепляет и хватает снова. На глазах слезы. Слезы! Голыми ногами на носочках переминается и не замечает этого. Здесь грязно и холодно, я тебя зря мыл что-ли?!

– Да успокойся ты! Спятила?! Ты чего?! Я быстро, – даже улыбаюсь.

– Я сделаю все, что ты скажешь! Только не уходи! – и прежде, чем я успеваю понять смысл сказанного и открыть рот от удивления, одним рывком задирает футболку на себе и оголяет грудь. Я замираю на минуту, не в силах оторвать глаз, я их просто выпучил. У меня волосы дыбом встали по всему телу и не только. Я забыл, что еще и дышать нужно. Неожиданно! Но это еще не всё! Хватает мою руку и прикладывает к одной из них. Твою же мать! Я отдергиваю как от каленого железа. Совсем спятила? Хватаю ее за ноги, взваливаю на плечо и несу обратно на кровать. Бросаю на кровать, держу ее запястья одной рукой, крепко вдавливая в постель, наклоняюсь близко к лицу и кричу:

– С катушек слетела?! Уймись! Ты останешься здесь, поняла! Это приказ солдат! – но смягчаюсь, от ее взгляда, – Я за одеждой тебе, это ненадолго. Уймись. Поняла. Ты не идешь со мной. Там опасно. Поняла.

Я когда нервничаю, постоянно повторяюсь. И без конца повторяю «понял», словно сам себя убеждаю. Привычка дебильная с детства.

– Мне не нужна одежда! – в глазах страх и мольба, – Останься.

– Нужна. Я быстро.

– Почему я не могу пойти с тобой?

– Тебе не в чем. Я не брошу тебя, – улыбнулся ей, провел по щеке пальцем, какая красивая, до замирания в сердце, – Верь мне. Я быстро.

Не удержался, она как магнит, поцеловал, затяжно, смакуя момент. В груди все ухает, ноет, скручивает. Да кто ты такая? Почему я реагирую на тебя так сильно? Не хочу от нее отрываться. Отстранился, удивительные глаза, капец какие красивые. Век бы в них смотрел. Но видеть в них мольбу и страх больно. Лучше улыбку.

– А если ты не вернешься? Что мне делать?! – аж голос дрогнул, она реально переживает за меня. Как необычно видеть это в ком-то. Я нужен ей. Реально нужен.

– Я вернусь. Поняла. Хочешь, дам тебе рацию и постоянно будем на связи?

Она кивает с маленькой радостью в глазах. Отпускаю ее нехотя. Блядь! Теперь я не хочу уходить. Мне тут наобещали уже всего, я дебил после этого идти на улицу. Нахожу рацию, настраиваю на одну волну. У самого кровь разогрета до температуры лавы, не меньше, из ушей пар повалит. Ща! На морозе, да с варварами все пройдет, если снег жопой плавить не буду! Я точно полный идиот и придурок. Но я хочу быть героем для нее. Хочу быть нужным ей. Хочу доказать, что достоин ее. Я смогу. Я должен. Делов то! Одежду раздобыть.

– Ночью это нельзя было сделать? Почему сейчас? Ты не спал совсем.

– Как и ты. Держи, – протягиваю ей рацию, – Сюда нажимаешь и говоришь.

– Я знаю, как пользоваться рацией, – раздраженно хватает, – Точно быстро?

– Точно. Минут сорок. Соскучится, не успеешь. Поцелуй на прощанье? – подставляю щечку для поцелуя, но отвернулась, а потом укоризненный взгляд и отмашку идти. Улыбнулся ей широко. Борьба взглядов.

« Ты будешь моей» – мой.

« Обойдешься» – ее.

* * *

Николос уже развалился в кресте, нога на ногу. На коленке блокнот и быстро делает пометки в нем, диктофон на столе записывает. Он практически не смотрит на собеседника, не задает вопросов и много пишет, перелистывая листы небольшого блокнота. И когда мужчина умолкает, его ручка тоже замирает над листком.

* * *

Прошел лабиринт коридоров, вышел на улицу. Тихо, морозно, темно. Вдохнул холодного воздуха и почувствовал облегчение, свободу, прилив радости. От чего я был счастлив, но аж подпрыгивать хотелось. Рация ожила:

– Эй! Ты там? – по рации у нее тоже приятный голос. Улыбнулся невольно.

– Там. Там. Скажу стоп, не выходи на связь, могут услышать, опасно. Прием.

– Принято. Прием.

– Умница.

– А где прием. Прием.

– Можно и без этого, – снова улыбнулся. Она забавная.

– Ок.

Двигаюсь в нужном направлении быстро, я здесь знаю все наощупь. Супермаркет, когда-то самый лучший в городе за углом, сейчас наполовину разрушен и практически полностью разграблен, причем большую часть мной. А че далеко ходить, когда под боком, все что тебе угодно. Дошел быстро, осталось отыскать то, что требуется. Тут я решил спросить, на всякий случай.

– Прием.

– Да.

– Хотел спросить. У тебя парень был до всего этого? Или муж, может быть?

– Зачем спрашиваешь?

– Просто интересно.

– Придешь, расскажу.

– Заметано. А есть, что рассказать?

– Узнаешь. А у тебя?

– У меня другая ориентация. Мне парень ни к чему, – шучу я, – а муж тем более.

– Ты понял меня, – строжится она.

– Прейду, расскажу.

– У меня другой вопрос.

– Спрашивай.

– Можно как-то выяснить, жив ли мой отец? У меня больше никого нет.

– Тут я не помогу. Кровопийцы хоронят всех в общих могилах или вовсе не хоронят, списки, скорее всего не составляют, – но вдруг понимаю, что делаю ей больно, убиваю последнею надежду в ней, – Скорее всего его, эвакуировали с первой волной, все шишки свинтили вовремя. Это бы объяснило, почему он тебя не выкупил. Просто не смог. Не успел.

– Хорошо, если так.

Я чувствую ее на расстоянии, ее печаль и горечь. Непривычное для меня состояние. Человека, который привык думать только о себе. Я вдруг стал зависеть от ее настроения. Мне хотелось видеть ее улыбающейся и счастливой.

Через какое-то время.

– Ты скоро?

– Да-а, – тяну я довольно, – Соскучилась уже?

– Нет, переживаю.

Какое-то время тишина. Решил подначить ее.

– Как тебе мой вид после ванны? Как тебе размер моего стручка? Подходит?

– Такое сложно назвать стручком, скорее дубина! – с возмущением и иронией.

Я рассмеялся от души. Казалось, тоже хочет что-то спросить, но не решается.

– Так-то я белый и пушистый, если меня не злить.

– Трахни там уже кого-нибудь по дороге и отвяжись от меня!

– Кого? Труп бабки или кошки?

– Фу! Заткнись!

Мне нравятся эти щепетильные разговоры на расстоянии, щекочут нервы. А вот и решилась.

– В лагере подружка, небось, есть.

– Нету.

– Почему?

– Не стоит на них.

– А на меня стоит, значит?! – возмущенно.

– Всегда.

– Мы знакомы всего полдня.

– Полдня и стоит, – и как-то так легко признаваться. В глаза смотреть сложнее.

– Значит, я была права! – пауза, – После ванной не стоял, – уточняет чертовка.

– Распарило, упал. Стеснялся, – а сам ржу.

– Да, неужели?! – она тоже сдерживает смех.

– Скажи еще, что у тебя нигде не зачесалось, глядя на меня?! Губу то прикусила!

– Да, пошел ты!!! – но беззлобно, – Ты! Ты…

– Стоп, – вдруг говорю я.

Опасности не было, тихо, просто не хотелось слушать ругань в свой адрес. А потом намеренно молчал, пусть понервничает. Накидал вещи в рюкзак, термо-белье, костюм, комбинезон зеленый к ее глазам, и спец. костюм защитный, как у спецназа. Все, что может, пригодится. Не ей, так в лагере кто заберет. Прилично набралось, рюкзак и две сумки. Еще одну аптеку обчистил, чтобы занимало меньше места из коробок доставал, рассовывал. Как-то на расстоянии обсуждать пикантную тему было приятнее, остро, вкусно. Ладно, достаточно молчал, пусть выдохнет.

– Все нормально иду домой.

– Слава Богу! – выдохнула она облегченно. Мне не реально приятно.

– Ты меня ждешь?

– Чайник нагрела, ковры вычистила, – ехидничает она.

– Лучше разденься и ложись.

– Идиот! – уже зло.

Посмеялся и убрал рацию. Тащить тюки, нужны свободные руки, вдруг пистолет выхватывать. Добрался без приключений. Встретили горячо, слишком горячо. Направленной пушкой в голову, но убедившись, что это я, облегченным и восторженным взглядом, едва сдержалась, не бросится на шею. Я бы не прочь.

– Убери, пушки не игрушки. Может, дать другую менее опасную поиграть? – заношу пакеты, снимаю рюкзак, закрываю двери.

– Пошляк! Поэтому и нет девушки!

– Кто пошляк?! Я биту имел в виду! – смеюсь я, – А ты что подумала?!

Обвожу свое жилище взглядом, и лицо вытягивается от удивления, как-то все слишком прибрано и чисто. Она что? Убралась? Она не шутила про ковры и чайник!

– Ты что наделала?! Реально ковры начистила?! – я этого не ожидал.

– Я нервничала, надо было руки чем-то занять! – отмахивается, ей неловко.

Когда успела? Пусти козла в огород. Ох уж эти женщины! Везде им надо свой порядок навести. Но прикольно. Мне-то все не до этого. Не чё себе дочь мэра?! Офигеть!

– Обновки мерить будешь? – киваю на рюкзак и сумку.

– Вернулся и Слава Богу! Я спать и ты ложись. Или еще пойдешь?! – последнее с тревогой и остановившись на полпути.

– Не сегодня. Устал. Ложись, хватит дергаться. Я не уйду, – раздеваюсь.

– Спокойной ночи, – уже залазит под одеяло.

– Тебе тоже.

Разделся, водички попил и лег. И вырубился сразу. Потом она рассказала мне, что сидела рядом и смотрела, как я сплю, иногда поглаживала. Она не сомкнула глаз всю ночь, просто не смогла, от нервов, чужое место, от всего. Я еще напугал ночью.

Утро, точнее обед. Видимо сильно устал, спал долго. За это время принцесса успела все померить. Была полностью одета и ей очень шло. Обтягивающий черный костюм, как у аквалангиста, но это не только термо защита, а еще и почти кивлар. Спец обмундирование для групп быстрого реагирования. Сидел на ней, словно она родилась в нем. С размером я тоже угадал. Хорошо я упаковал принцессу, по-боевому. Остальные примочки она видимо у меня в оружейке нарыла сама. Как у себя дома уже тут шарится! Даже не спросила разрешения.

Остальные вещи она аккуратно упаковала в рюкзак, лекарства сложила аккуратно по карманам рюкзака, правильно поняла, что это в лагерь. Сидит, начищает мой ТТ, подложив под себя ногу, словно так и надо. И он не первый начищенный до блеска. И тут решила свои порядки навести? Какое-то не доброе утро, башка трещит как с похмелья. Сажусь и тру глаза. Встаю в развалку, иду к раковине, смотрю на свое отражение в зеркале. Ужас. Не мешало бы побриться. Фразы « Доброе утро» не прозвучало, прозвучало:

– Встала соня, – предпочел промолчать, – Чайник еще горячий, налить чаю? Могу кашу заварить, будешь?

– У меня руки есть. Сама ела?

– Да. Извини, что без спросу.

– Чё делаешь? Заняться больше не чем? – ворчу.

– Не следишь ты за оружием. Оружие любит ласку и смазку, – с укором.

– Как и женщины, – хмыкнул я.

Смотрю через зеркало на нее. Разобранный на запчасти ТТ, бережно разложен на постели, на тряпочке. С благоговением начищает. Все это выглядит гармонично.

– И к тому и к другому нужно относиться уважительно, – философски произносит она.

Умылся. Сам наливаю чай, кашу не хочу. Попиваю чай, сидя на стуле и следя за ее умелыми действиями, она знает, что делает и делает это с удовольствием. Это завораживает. Ни разу не взглянула на меня. И слишком долгое молчание. Волосы заплетены в косу уже, жаль. Распущенные мне нравились больше.

– Ты мог бы одеться уже, – вдруг говорит с укором.

Я только в штанах, голый торс.

– Я тебя смущаю? – я вскинул бровь удивленно.

– Это твой дом, – многозначительно, типа « Можешь, ходить здесь, как хочешь», – Когда выдвигаемся?

Она имеет в виду лагерь, что так туда рвется, чем здесь плохо? Я смущаю?

– Когда начну тебе доверять.

– Если бы не доверял, не пустил бы в свой дом, где оружия не меньше, чем на военной базе. На любой вкус. А ты запасливый. Не спал бы рядом с тем, кому не доверяешь. Не кормил бы, не помыл, и не беспокоился об одежде. Кстати, спасибо, – наконец бросила на меня взгляд, я улыбнулся уголками губ, – Я глянула на твои карты. Не плохо. Ты поделил город на сектора. Теперь я знаю, где лагерь, догадалась. При необходимости найду сама. Использовать системы коммуникаций для передвижения под землей умно. Сам придумал?

Картограф гребанный! Умная да! Фотографическая память. А я тебя недооценил. Обшарила тут все! Везде свой нос сунула? Сама поди и не уснула, меня караулила.

– Что ж не ушла до сих пор?

– Пообщалась с Дени, – заявляет серьезно.

Она связывалась с лагерем? Зачем? Может, пока я спал, они выходили на связь, а она просто ответила? Интересно, что там напридумывал себе Дени, поговорив с ней. Я посмотрел на нее другими глазами. В моей футболке она была нежнее и беззащитнее, а сейчас закупорена в костюм аквалангиста, или типа того, по самое горло. Серьезная, закрытая, собранная, но по-прежнему прекрасна, вот только другая. Жду продолжения, как пообщалась с Дени, но она молчит, делая вид, что увлечена сборкой ТТ. А ведь могла уйти в любой момент. Прихватив все, что нужно. Просто исчезнуть, но не сделала этого. Я вдруг почувствовал благодарность за то, что не ушла и осталась. Не хочу, чтобы она уходила. Совсем не хочу. С ней хорошо, спокойно, весело. Не припоминаю, чтобы с кем-то так было, чтобы я хотел с кем-то остаться. Я одиночка, мне не нужен никто. Она вдруг стала нужна. С ней интересно.

– У них все тихо. Тебя ждут. Просил передать, что Женевьеве уже лучше.

Это хорошо, что лучше. Девчонку я нашел недавно с обморожением, боялись, что не отойдет. Чай допил, оделся. Осмотрел периметр по камерам. Сверху метель началась. Плохо, следы будут видны. Связался с Дени, но отключился, когда тот начал задавать слишком много вопросов о моей гостье и отпускать не двусмысленные шуточки. Решил все-таки побриться. Стою вымазанный пеной и задумался. На кой ляд мне бриться? Какая разница побрит я или нет? Я хочу, ей понравится? Хочу. Вздохнул и продолжил. Чем-то нужно занять руки. Она чистит уже третий пистолет. Я просто тяну время, не хочу уходить. Не хочу. Она сказала, что я нормальный мужик. Ей нравиться, когда я улыбаюсь. А как просила не уходить! Надо что-то придумать.

– Так, когда выходим? – снова спрашивает она.

– Не сегодня. Снег, следы, опасно, – вру я.

– Можно пройти низом, ты сам говорил. Я видела ходы.

– Не сегодня.

– Почему?

– По качану! Отстань, я занят!

– Ни сегодня, ни завтра, а когда? И чем же мы тогда займемся сегодня? – с издевкой раскусив меня, – А ведь тебя там ждут.

Вроде простой вопрос, но интонация, в моей голове снова рисует эротические картинки. Ее грудь перед глазами, помню нежность ее кожи наощупь. Как она это делает? Ведьма!

– Начистим все оружие, – злобно отвечаю я.

А у самого в голове, как она начищает мой ствол своими нежными ручками. Аж порезался. Не стесняясь выматерился в голос. Встает, идет ко мне, вот это походка, как у кошки грациозная, подходит слишком близко. Я быстро смываю пену водой, вытереть не успеваю. Она смотрит на порез, не сильный, кровь чуть-чуть.

– Знаешь, я тут подумала. Если корень зла в госпитале, то может взорвать его к черту!?

– Думаешь, я не думал об этом? Ты недооцениваешь врага, к ним близко не подобраться. Забор, караулы, оружие. А нас горстка идиотов.

Вертит мой мокрый подбородок, улыбаясь лишь глазами, в них столько нежности и смешок. Берет бритву, глазами спрашивая « Можно?», водит им там, где я не пробрил. Меня выдает глубокое дыхание. Никто еще не брил меня, слишком доверительный интимный момент. Очень интимный, но может, только для меня?

– До этого у тебя не было меня. Вместе у нас получится. Подберемся.

Прозвучало по-особенному верно, с обещанием и уверенностью, что сейчас все получится. Между строк, что теперь мы вместе. « У тебя не было меня». Улыбнулась, довольная результатом, убрала бритву. Теперь я смущен и растерян. В груди что-то жмет до боли, до невыносимости захотелось прижать к себе « Мое не отдам». Провела пальчиком по порезу, задержала взгляд на моих губах. Долгий взгляд, аж жаром обдало. У нее невероятные глаза, весь спектр зеленого, от светлого до темного. Окинула взглядом плечи, грудь, словно погладила мысленно. У меня где-то внутри все ухает. Игриво хлопает по плечу « Молодец, хороший мальчик». Уходя, бросает в пол оборота:

– Остаться или уйти решаешь здесь не ты. Захочу и уйду.

Выдыхаю и снова набираю воздуха, как-то нечем дышать. Подходит к кровати, вставляет магазин, раздается характерный щелчок, взводит.

– Мне нужно больше информации. Больше карт, больше информации о вирусе, есть ли противоядие. Медицинские заключения, химические формулы. Он не взялся из не откуда. Какой объем взрывчатки у вас есть? Хорошо бы провести разведку на местности. Определить график смены караулов, численность. Определить главного, ведь кто-то управляет ими? Что вообще ими движет? Жажда крови? Не думаю.

Сказать, что у меня челюсть отвисла ничего не сказать. Я смотрел на нее с восторгом и удивлением.

– Ты кто??!!

Улыбнулась слегка, пряча ТТ в карман на ноге.

– Я лишь хочу выжить, раз уж так вышло. И так просто сдаваться не собираюсь. В конце концов меня учили именно этому. Выживать. В любых условиях.

Следующие часа три мы изучали карты, все, что было у меня в наличии. Обсуждали, спорили. Я ей поражался, она не то, что читала карты, а видела больше и глубже меня. Возможность проходов, обходов, сокращения пути, если разобрать завалы. Пути отходов, варианты так и сыпались из нее, я едва успевал за ее мыслями. Не понял, как быстро пролетело время. Выстроилась новая карта, с пометками ее рукой на старой карте, четкий план действий на будущее. Прекрасно ориентировалась по карте в городе, словно смотрела на него сверху, указала на возможные места, где можно взять оружие и медикаменты. Где стоит искать, как можно пройти незаметно. Я от нее балдел, прямо реально балдел. Я таких не встречал. Убедился, что она реально обученный солдат, речь грамотная, все четко и по делу, как у военных. И мысленно хвалил небеса, что встретил ее, таких не существует. Мы даже думали одинаково. Она начинает, я заканчиваю фразу, и наоборот. Как? Еще меньше хотелось ее отпускать, хотелось говорить и говорить. Иногда шутили, с юмором у нее тоже все в порядке.