10.
– Кому из вас нужен тренер? Тебе или лошадке? – недовольно покачал головой Оуэн Трелони, тренер, которого выбрал Честер для своей молодой рыжей кобылки. Его не столько интересовали перспективы лошади выиграть, сколько возможность самому выступать верхом.
– Нам обоим… Скорее всего, больше мне, – Честер и не пытался строить из себя профессионала – он не сидел в седле больше десяти лет.
Недовольство Трелони можно было понять. Ох уж эти богатеи, которым хотелось острых ощущений! Знавал он нескольких любителей, которые во что бы то ни стало хотели сами участвовать в скачках. Для одного из них всё закончилось сломанным позвоночником и параличом. Так что к таким, как Честер, у Трелони было очень предвзятое отношение. Он не щадил его и гонял в хвост и гриву, заставлял делать разные упражнения в седле и учил правильно падать. Зоуи испуганно жмурилась и ахала всякий раз, когда Честер оказывался на земле. Но сам он, похоже, был очень доволен! Он не испытывал страха и бодро взлетал в седло после каждого падения.
– А ты не мог увлечься чем-то менее опасным? – вздохнула Зоуи.
– Ты же знаешь, что я могу убиться на крыльце дома, – усмехнулся в ответ Честер. У него ныло всё тело, особенно ноги, спина и задница, а на коже расцветали свежие синяки, но он чувствовал себя непередаваемо счастливым.
– Знаю, – Зоуи снова вздохнула. Она была в курсе всех приключений Честера, и каждый шрам на его теле заслужил от неё не меньше десятка поцелуев. Она только не знала, то ли связалась с неуклюжим растяпой, то ли с человеком, у которого максимум невезения сочетался с максимумом живучести.
– Но если ты и так всё время обо всё ударяешься, падаешь и на ровном месте попадаешь в неприятности, может, не стоит искать себе дополнительных приключений? – Зоуи сделала ещё одну робкую попытку переубедить Честера, хотя прекрасно знала, что ей это не удастся.
– Всё будет в порядке! Не переживай, – Честер подмигнул ей. – Тем более, я ни разу ещё не влип в неприятности, когда лез в них целенаправленно!
Зоуи вздохнула и покачала головой. Это был недостаточно веский аргумент.
11.
– Чес! – Зоуи позвала его таким взволнованным и расстроенным голосом, что он успел перепугаться. Мало ли, что могло случиться? В конце концов, Зоуи была беременна!
Честер пока не очень осознавал, что изменилось в его жизни, с тех пор, как Зоуи сказала ему, что ждёт ребёнка. Но он совершенно точно знал, что теперь переживал за неё намного сильнее.
– Что такое?
– Они распались, – Зоуи всхлипнула и нервно улыбнулась, пытаясь сдержать слёзы.
– Что? Кто? Ты о чём?
– «On the Road», – Зоуи протянула ему журнал, на обложке которого большими жёлтыми буквами на фоне фотографии Джека, Флетчера, Криса и какого-то незнакомого ему парня, красовался броский заголовок: «Конец дороги».
Сердце Честера ёкнуло. Давно он уже не видел своих друзей, пусть даже на фотографиях. И, чёрт побери, он скучал.
Одновременно с чувством сожаления и горечи его опять кольнуло лёгкое и постыдное злорадство. Обиды обидами, но он никогда не желал им ничего плохого.
– Жаль, – сухо сказал Честер. Не потому, что хотел скрыть от Зоуи свои эмоции, а потому что боялся открыть ящик Пандоры.
Зоуи подняла на него глаза, хотела было спросить, как он мог быть таким бесчувственным или почему хотел таковым казаться? Но одного взгляда ей хватило для того, чтобы всё понять. И, пожалуй, то, что она увидела в его глазах, дало ей лишнюю надежду, что когда-нибудь группа воссоединится. Главное, чтобы не было слишком поздно…
– Извини, – она отложила журнал в сторону, обняла Честера за плечи и приподнялась на цыпочки, чтобы его поцеловать. Её живот уже был достаточно большим, чтобы создавать между ними препятствие. До родов оставалось три или четыре месяца, и Честер переживал, что так и не успеет развестись. Зоуи не требовала от него ничего, но он хотел бы дать ей больше гарантий, чем устное обещание всегда заботиться о ней и ребёнке.
Почти сразу после возвращения в Лондон Честер связался с Ааронсоном и Смитом. Они были рады его слышать, пытались разузнать про его отношения с бывшими коллегами, но Честер деликатно отсёк эти распросы. Вместо светских бесед он вывалил на них весь груз своей несложившейся личной жизни, и уже несколько недель они искали наиболее оптимальный способ оформить развод. Они обещали помочь, но не обещали, что это будет просто. Честер и не надеялся, что сможет лёгкой кровью выпутаться из своей самой большой неприятности. Если бы только он послушал Флетчера!
– За что ты извиняешься? – спросил Честер у Зоуи.
– За то, что говорю о неприятных тебе вещах, – ответила она, убрав руки с его плеч и теперь обвивала его за шею.
– Это не неприятные вещи, – усмехнулся Честер. – Это грустные вещи.
– Так может быть всё-таки стоит им позвонить? – осторожно спросила Зоуи.
– Может быть. Когда-нибудь. Но вряд ли сейчас самое подходящее время, – сказал Честер и бросил взгляд на журнал.
Он лежал обложкой вверх, и Честер смог в деталях разглядеть фотографию. Это был не постановочный кадр. Он ловил ребят в их естественных позах и в естественном общении. Флетчер смеялся и смотрел на Джека. Джек улыбался. Крис, казалось, вот-вот укоризненно, но доброжелательно закачает головой. Их четвёртый, новенький, стоял чуть позади, в стороне от остальных, и равнодушно смотрел куда-то вбок.
Честер не мог знать наверняка, как бы сложилась судьба группы, если бы он остался с ними. Но он очень жалел о своём уходе. И верил, что всё могло бы сейчас быть совсем по-другому. Единственное, за что он был благодарен своему импульсивному решению – так это за знакомство с Зоуи. Но сейчас он больше не считал, что друзей можно было променять на девушку.
Глава 4.
1.
Флетчер сидел в своей большой пустой квартире, с ногами забравшись на подоконник, и курил в окно.
Прошла неделя с тех пор, как они приняли решение о расформировании группы. И всю эту неделю Флетчер курил, с тоской глядя на улицу, или лежал на диване, невидящим взглядом уставившись в потолок.
Эта группа была детищем Джека. Флетчер даже не собирался становиться рок-звездой. А теперь, когда группы не стало, он вдруг понял, что она и была смыслом его жизни. И без этого смысла он никак не мог заставить себя заниматься хоть чем-то.
Его с распростёртыми руками ждали на любых студиях. Его с радостью приняли бы другие коллективы. В конце концов, он мог вернуться в колледж и начать преподавать. Но Флетчер не хотел ничего этого. Он вообще не хотел ничего.
Хуже всего было то, что за случившееся Флетчер винил именно себя. Понятное дело, что решение было принято обоюдно, что у них были проблемы с менеджером и лейблом и, чёрт побери, с новым барабанщиком. Что на волне популярности панка, да и просто с течением времени распад группы, наверное, был закономерным исходом. Кому удавалось продержаться дольше нескольких лет? Если уж распались даже «Beatles»! И всё-таки, что, если бы Честер до сих пор был с ними?..
Гадать и делать предположения можно было бесконечно. А у Флетчера теперь было много свободного времени. И всё это время он тратил на унылые размышления и угрызения совести.
С друзьями он, конечно, спорил и огрызался, что в уходе Честера они были виноваты не меньше, чем он. Но наедине с собой Флетчер себе не врал. Он считал себя главной и единственной причиной катастрофы. И было уже неважно, что к распаду группы привела целая череда событий, а не одна только небрежно брошенная фраза, которую Флетчер давно готов был забрать обратно.
Если бы он знал номер телефона Честера, он бы непременно сейчас ему позвонил. В очередной бессмысленной попытке примириться. Но Честер не оставил никаких своих контактов. Флетчер даже разузнал, что они с Тиффани уехали жить в Нью-Йорк. И выяснил, что там он работал на звукозаписывающей студии. Для этого потребовалось всего-то семь с половиной часов телефонный разговоров… Он позвонил и на студию, но лишь для того, чтобы узнать – Честер уволился несколько недель назад. На этом след Честера окончательно терялся.
Флетчер вздохнул, затушил окурок о подоконник, на котором было уже десятка два чёрных следов, и снова уставился в окно.
За эту неделю Джек несколько раз ему звонил и виновато спрашивал, как дела. Флетчер бодро, хотя и не без иронии, отвечал, что всё хорошо. Он сейчас не хотел общаться ни с Джеком, ни с Крисом. Не то, чтобы он поставил на их дружбе крест. Ему и так хватало одного бывшего друга, терять остальных в его планы не входило. Просто сейчас ему требовалось побыть одному… Впрочем, быть одному ему тоже не хотелось. Он боролся с этими внутренними противоречиями и никак не мог определиться, что ему было нужно больше: чтобы все оставили его в покое и дали спокойно упиваться сожалениями, или чтобы друзья окружили его заботой и вниманием и помогли избавиться от тоски. Всё это было так нехарактерно для Флетчера, что он не представлял, как с этим бороться.
Его сначала двухдневная щетина превратилась в небольшую бородку с усами. Его густые, чуть вьющиеся рыжеватые волосы падали на лицо неопрятными сальными прядями. От него на несколько метров разило потом и сигаретами. Он почти не ел, лишь изредка случайно забредал на кухню, заваривал чай, о котором забывал – на столе скопилось уже несколько чашек с прокисшим молоком, грыз печенье и, не утруждая себя отряхнуть с рубашки крошки, снова возвращался на подоконник.
Пару раз ему даже приходила в голову мысль – а что будет, если он прыгнет вниз? Не всерьёз, конечно. Просто как возможная альтернатива. Альтернатива чему? Он не знал. В любом случае, идея была глупой хотя бы потому, что он жил на втором этаже. Убиться с такой высоты надо было ещё постараться. К тому же, Флетчер всегда презирал самоубийц и считал их слабаками и нытиками.
Себя он не считал ни слабаком, ни нытиком. Просто сейчас у него в жизни был непростой период…
2.
Всё изменилось однажды поздней осенью, вместе с телефонным звонком.
К телефону Флетчер всегда подходил с неохотой. Очередное предложение к сотрудничеству? Очередное виноватое «Как дела?» от Джека? Или, хуже того, какой-нибудь навязчивый фанат, который узнал его номер и теперь хотел пообщаться на тему распада группы? Они по-прежнему были в топе новостей среди музыкальной и бульварной прессы. Это раздражало.
До этого дня Флетчер был уверен, что поднять его настроение сможет лишь один единственный человек – Честер. Как оказалось, он ошибался.
– Алло, – небрежно и хрипло сказал Флетчер в трубку.
– Алло? Флетчер? Это ты? – ответил ему взволнованный женский голос. Незнакомый. Или всё-таки?.. Серьёзных отношений с девушками у него сейчас не было. Какая-то поклонница? Раньше, когда группа ещё существовала, он иногда встречался с такими настырными фанатками, хотя и никогда на своей территории, но сейчас его не интересовал случайный секс. Что уж там, его сейчас вообще ничего не интересовало.
– Флетчер – это я, – сказал он, с трудом подавив желание представиться каким-нибудь дурацким именем и убедить девушку, что она ошиблась номером. Но сейчас у него не было настроения развлекаться. Он наслаждался своей депрессией и с удовольствием морального мазохиста погружался в неё всё глубже. Где-то на уровне подсознания он понимал это, но не хотел ничего менять.
– Привет! – волнение в голосе девушки улеглось, теперь в нём звучало радостное облегчение.
– Привет, – равнодушно отозвался Флетчер.
– Прости, я не вовремя? Отвлекаю? – девушка, по-видимому, смутилась.
– А ты кто? – спросил Флетчер, больше с раздражением, чем с любопытством.
– Я – Джилл! Сестра Джека! – теперь её голос звучал немного обиженно, растерянно и смущённо.
Услышав имя, Флетчер резко выпрямился и чуть не выронил трубку из рук. Он нервно усмехнулся, вспомнив, что Честер только в его присутствии несколько раз ронял и трубку, да и весь телефонный аппарат, путаясь в проводах. Дважды в их убогой квартире им приходилось его менять.
– Джилл? – осторожно переспросил Флетчер. Он не верил, что не ослышался. Его сердце глухо и быстро стучало в груди и он, как дурак, боялся, что Джилл может услышать это по телефону.
– Джилл, да! Помнишь меня?
– Привет, Джилл, – Флетчер улыбнулся и замолчал.
Она то ли ждала от него чего-то, то ли окончательно растерялась и тоже молчала.
– Джилл? – переспросил Флетчер. В какой-то момент он начал думать, что потихоньку сходит с ума. Действительно, с какой стати младшая сестра Джека будет ему звонить? Они с ней и друзьями-то никогда не были. Сама Джилл была влюблена в Честера и не подозревала, что Флетчер сходил от неё с ума. Всё ещё сходил…
Джилл молчала ещё какое-то время, и Флетчер всерьёз забеспокоился. Но на этот раз не о своём душевном здоровье. А что, если что-то плохое случилось с Джеком? Пока он здесь показательно страдал и наслаждался своими страданиями, позабыв звонить друзьям, которым тоже сейчас приходилось нелегко, может, эти друзья успели натворить каких-то глупостей?..
– Слушай, у меня день рождения в четверг, – наконец заговорила Джилл, и Флетчер, успевший себя накрутить, даже не сразу понял, о чём шла речь. Какой день рождения, когда Джеки… Стоп. Причём тут вообще Джек?
Флетчер зажмурился, досчитал до пяти и снова открыл глаза.
– Ну? Что скажешь? – нетерпеливо спросила Джилл. Она явно задала какой-то вопрос уже не в первый раз. Только какой?
Флетчер давно не чувствовал себя таким идиотом. Но он и очень давно не разговаривал по телефону с девушками, в которых был влюблён большую часть своей сознательной жизни.
– Прости. Что-то со связью, – виновато сказал Флетчер, надеясь, что она поверит такому оправданию. – Повтори, пожалуйста, что ты сказала. Последнее, что я слышал – это про день рождения в четверг.
– Я пригласила тебя на вечеринку, – терпеливо объяснила Джилл. – Джек сказал, чтобы я тебе сама звонила, а я хотела передать приглашение через него. Но вообще-то он прав. Так было бы невежливо.
– Ух, – выдохнул Флетчер. С чего вдруг она приглашала его к себе на день рождения?
Надеяться на что-то было страшно и нелепо. Но отказываться от такого шанса было бы ещё глупее.
– Я приду. Куда и во сколько?
3.
Положив трубку, Флетчер, кажется, первый раз за все прошедшие дни осознал, до какой степени успел опуститься.
Он наклонил голову к плечу, принюхался и с отвращением поморщился. Как он раньше не замечал, что от него так разило?!
– Нытик и тряпка! – сказал Флетчер и нервно хохотнул. Когда он разговаривал по телефону с Джилл, он не слушал себя, он слушал её. Сейчас, в пустой квартире, его охрипший голос звучал чужим и нелепым.
– Нытик и тряпка! – громче повторил Флетчер и рассмеялся.
Это было так в духе Честера, что он на несколько секунд снова помрачнел. Потом встряхнул головой, отгоняя прочь мысли о бывшем друге. Сколько уже можно было страдать по этому поводу? Флетчер пытался извиниться. И его вины не было в том, что Честер не хотел принимать этих извинений. Не хотел даже их выслушивать.
Такое самоубеждение не подействовало, как волшебное заклинание или красная кнопка, на которую можно было нажать, чтобы полностью выключить переживания. Но прогресс был хотя бы в том, что теперь Флетчер наконец захотел бороться со своим состоянием. Теперь у него появилась для этого причина.
Флетчер мечтал о Джилл последние лет десять. Это не была любовь с первого взгляда. Когда он познакомился с Джилл, ему самому было восемь или девять, а ей – шесть или семь. Тогда она была для него всего лишь младшей сестрой лучшего друга – надоедливой девчонкой, которая вредничала и требовала к себе внимания. Но чем старше становилась Джилл, тем она становилась красивее. И когда ей исполнилось пятнадцать, Флетчер вдруг обратил на неё внимание как на девушку, а не просто младшую сестру друга. С тех пор каждая новая встреча всё больше волновала Флетчера. Джилл была самой красивой девушкой из всех, кого он знал. А девушек он знал немало.
Флетчер потерял всякую надежду встречаться с Джилл, когда узнал о её чувствах к Честеру. И давно привык жить с этой постоянной ноющей болью внутри – невзаимная влюблённость, горькая и сладкая одновременно, и мечты о несбывшемся… Он уже даже не обращал на это внимания – как Честер на свою больную коленку.
И только каждая новая случайная встреча с Джилл отдавалась рецидивом острой боли, а вместе с ней – и радостным волнением.
Сейчас это чувство обострилось вдвойне. Флетчер не знал, почему вдруг Джилл решила ему позвонить. Но ведь не просто же так?
– Надо приводить себя в порядок, – сказал Флетчер, снова не своим голосом.
Первый раз за дюжину дней он спустился в ванную комнату и критически осмотрел себя в зеркало. То, что он там увидел, заставило его снова приуныть. Он и раньше-то не выглядел красавчиком, а теперь, после почти двух недель в тоске и унынии, представлял собой и вовсе до ничтожности жалкое зрелище.
– Да уж, Джилл несомненно будет твоя! – хмыкнул Флетчер, разглядывая своё отражение. Привычка разговаривать с самим собой, да ещё и вслух, тоже не казалась ему чем-то нормальным. Первый раз за эти дни он всерьёз задумался, что если он запустил себя до такой степени, в его жизни по-настоящему было что-то не так. И это надо было менять.
– Угу, только оно не хочет меняться, – мрачно буркнул Флетчер. – Этот засранец как сквозь землю провалился!
Он задумчиво провёл ладонью по подбородку с многодневной растительностью.
– Сбривать или не сбривать – вот в чём вопрос! – патетически провозгласил Флетчер и нервно хмыкнул.
– Как вовремя ты позвонила, Джилл! Как вовремя у тебя день рождения. Ты даже не представляешь…
Он отдавал себе отчёт в том, что Джилл, скорее всего, пригласила его только из вежливости. А может, чтобы похвастаться перед подругами настоящей (пусть и бывшей) рок-звездой на своей вечеринке. Или это вовсе была идея Джека. Последнее, правда, было маловероятно. Джек не умел плести интриги, даже благородной цели ради.
– Какая разница? – сказал Флетчер сам себе. – Главное, пора выскребать себя из этого дерьмища! А вечеринка лишней не бывает.
Он ещё раз критически оглядел своё отражение и наконец принял решение.
– Брить! – твёрдо сказал Флетчер, вздохнул, покачал головой и добавил: – И завязывай болтать сам с собой.
Побриться оказалось проще, чем перестать разговаривать со своим отражением. То и дело Флетчер пытался дать себе вслух какой-нибудь ценный совет или прокомментировать собственные действия. Всякий раз осекался на полуслове и договаривал фразу уже мысленно, что, впрочем, не казалось ему менее сумасшедшим.
– Ну вот, так-то лучше, – снова сказал Флетчер в полный голос, глядя на себя в зеркале – осунувшегося, с тёмными мешками под покрасневшими глазами, но теперь хотя бы чистого и опрятного. – Самое время пожрать!
4.
– Джек? Привет! – Флетчер уже не надеялся, что Джек подойдёт к телефону, но спустя несколько долгих гудков тот всё-таки ответил.
– Привет, Флетч! – голос Джека, с первым «Алло» показавшийся Флетчеру унылым, теперь зазвучал почти жизнерадостно.
– Как поживаешь, приятель? – спросил Флетчер.
– Всё нормально, – ответил Джек таким жалобным тоном, как будто был в двух шагах от депрессии. Впрочем, скорее всего, именно там он и был. Распад любимой группы – чем не повод скатиться в эмоциональную яму? Если уж сам Флетчер, пусть и не всерьёз, успел задуматься о прыжке из окна, то чего тогда можно было ожидать от Джеки?
– Правда нормально или как?
– Нормально, – ответил Джек, и Флетчер мысленно видел его лицо: печальные глаза и печальная полуулыбка. Он знал Джека лет двадцать, и все эти годы Джек понуро твердил «нормально», как будто специально добивался, чтобы его уговорили рассказать о своих проблемах.
– Как насчёт того, чтобы ты заглянул вечером ко мне в гости? – спросил Флетчер.
– Ой, да я… – замялся Джек, но Флетчер его оборвал:
– Не ойкай, а приезжай. Я куплю пиво и еды. Посидим, поболтаем.
– Я спрошу у Сэнди…
– Я сам спрошу у Сэнди! – перебил его Флетчер и усмехнулся. Он прекрасно знал эту уловку Джека: если он не хотел что-то делать, то частенько сваливал всю ответственность на других: «Мне не разрешает мама» или «Сэнди будет против». Не менее прекрасно Флетчер знал, что если Джек по-настоящему чего-то хотел, то ни родители, ни подруга, ни кто бы то ни было ещё не мог встать у него на пути. А ещё Флетчер прекрасно знал Сэнди. И знал, что она всегда позволяла Джеку жить его жизнью, не требуя ни объяснений, ни оправданий.
– Давай, зови её к телефону! – сказал Флетчер в ответ на неуверенные вздохи Джека.
– Ладно, я приеду, – без особого энтузиазма сказал Джек.
Но это ничего – подумал Флетчер. Он и сам ещё два дня назад не заставил бы себя выйти из дома. Джек, конечно, жил не один. Но это не означало, что ему не нужна была дополнительная поддержка со стороны. Дружеский пинок от человека, который как никто мог его понять.
– Отлично! – сказал Флетчер. – Жду!