2.
Честера выписали через две недели. Рука была перемотана бинтами, и шевелить ею Честер по-прежнему не мог, но, по крайней мере, врач заверил его, что ампутация ему больше не грозила.
Флетчер бы наверняка сделал ехидные замечания, что тело Честера обрастало всё новыми шрамами. И вся группа бы потешалась над везучестью своего барабанщика. Джек бы при этом сочувственно качал головой. И Крис тоже. Только с укоризной, а не сочувствием.
Честер тосковал. По друзьям, теперь уже бывшим, и по группе. Ему пришли документы от Дэвида, в которых он должен был расписаться – за расторжение контракта и согласие на авторские отчисления. Честер не торопился ставить свои подписи. Несколько раз он снимал трубку с телефона, чтобы позвонить Флетчеру или Джеку или Крису и обсудить сложившуюся ситуацию лично с ними. Но каждый раз клал её обратно. Если бы они хотели – они бы наверняка уже позвонили ему сами. Но они этого не сделали. А значит, их всё устраивало.
Судя по всему, пути назад уже не было. И от этого становилось так паршиво, что не хотелось жить. Может, просто повторить свой нелепый опыт с кокаином и снотворным? Только на этот раз сделать это не случайно. И довести до финала. Мрачного, но вполне закономерного. К своему стыду Честер даже ловил себя на мысли: «Вот тогда они по-настоящему пожалеют! Вот тогда они поймут, кого потеряли!». Идея была идиотская, подобное поведение было свойственно только истеричным барышням подросткового возраста, но она с пугающей навязчивостью преследовала Честера.
– Милый, ты чего такой грустный? – спросила Тиффани и присела рядом с ним на диван. Это был первый вечер после его возвращения домой из больницы.
Тиффани навещала его каждый день. От воспоминаний о том, как она приехала к нему в Техас, в нём даже всколыхнулась тень былой влюблённости. Но ненадолго. Честер действительно не понимал, почему когда-то так сходил по Тиффани с ума. И даже её длинный лисий носик больше не казался Честеру привлекательным.
Сейчас она сидела рядом с ним – вдруг совершенно чужая ему женщина, с которой он был связан брачными узами. С тем же успехом мог остаться жить с родителями: тоже был бы сейчас женат на какой-нибудь дебютантке прошлого или позапрошлого сезона, которую выбрал бы ему папа. И, разумеется, у него точно так же не было бы никакой группы.
– А ты думаешь, у меня есть поводы для веселья? – спросил Честер.
Он запутался и не знал, как теперь вести себя с женой. Он не хотел её обманывать. И не хотел ей грубить. Но не имел понятия, как сказать ей правду. Извини, Тиффани, я больше тебя не люблю. А может и не любил никогда… Вряд ли это было хорошей идеей! Но и быть для неё прежним Честером, который по первому требованию и капризу расшибался в лепёшку, он тоже больше не мог. И не хотел.
Тиффани передёрнула плечами. Она иногда задумывалась, а не следовало ли рассказать Честеру, что друзья искали его. Но это скорее всего означало, что он снова вернётся в свою группу. А она не хотела, чтобы он играл в группе. Она хотела обычной жизни. Без гастролей и бесконечных переживаний – а не переспал ли её муж с очередной несовершеннолетней фанаткой. С другой стороны, то, что Честер принадлежал теперь только ей, не делало её счастливее.
Что-то в нём изменилось. И Тиффани не знала, с чем связать эти перемены.
– Ты же не будешь вечно расстраиваться из-за этого? – спросила Тиффани.
Честер смерил её взглядом, который красноречиво говорил: «Ты ничего обо мне не знаешь».
– Вся моя жизнь была в музыке и в этой группе, – сказал Честер с досадой и горечью. – Я не знаю, чем мне теперь заниматься. Я не представляю, как мне жить дальше.
– Мы же сможем придумать что-нибудь? Вместе? – тихо сказала Тиффани и двумя руками обвила его за правое плечо – там, под рубашкой, она знала, был шрам от пули.
Честер не хотел придумывать ничего вместе. Он хотел уйти, оставить этот дом, снять себе какую-нибудь жалкую грязную комнатушку и прозябать в ней в одиночестве.
Он мог бы найти себе другую группу. Он был известен, многие музыканты хотели бы заполучить его в свой коллектив. У него были знакомые в мире музыки, готовые ему помочь. Стоило лишь кинуть клич…
Но он не хотел. Он не хотел играть ни в какой другой группе.
– Я даже не знаю, как мне теперь зарабатывать деньги, чтобы оплачивать наше жильё, – сказал Честер. Он лукавил. Авторских отчислений вполне хватило бы на оплату аренды и в целом на безбедное, если не шикарное, существование.
– Мы что-нибудь придумаем, – тихо сказала Тиффани.
Честер снова почувствовал мимолётное воспоминание о том, как он влюбился в неё и что она вообще-то не всегда была злобной стервой, какой её представляли Флетчер, Крис и Джек.
– Ага, – вздохнул Честер. И первый раз за последние несколько недель он не просто позволил Тиффани себя поцеловать, но и с готовностью ответил на её поцелуй.
Они занялись любовью прямо на диване. И на какое-то время после этого Честер отбросил свои сомнения, а нужна ли ему была Тиффани. Может, он просто злился на неё за свой вынужденный уход из группы? А на самом деле всё-таки любил?..
3.
– Предлагаю куда-нибудь переехать, – сказал Честер.
Только что он смял очередное письмо с угрозами от «преданных» фанатов. После того, как информация об уходе Честера из группы стала достоянием общественности, его заваливали телефонными звонками и записками. Некоторые были дружелюбными, сочувственными или просто любопытными. Но было среди них и немало обвинений.
– И куда? – визгливо поинтересовалась Тиффани. Чем больше фанаты преследовали Честера, тем раздражительней она становилась.
– Не знаю, – Честер пожал плечами. – Как насчёт Нью-Йорка?
Тиффани озадаченно похлопала ресницами.
– Ты серьёзно?
– Почему нет?
– Но у меня там больше нет квартиры, – сказала Тиффани. Как будто спорила она исключительно из принципа – ведь, Честер знал, вернуться в Америку она хотела всегда.
– Снимем. Или купим.
Сам Честер не хотел никуда ехать. Он вообще ничего не хотел. Разве что вернуть время вспять. И даже в этом случае он не был до конца уверен, какую ошибку следовало исправлять: скандал с группой или женитьбу на Тиффани.
Но жить под постоянным прицелом фанатов и журналистов становилось совершенно невыносимо. Менять квартиру было бессмысленно: его вычислили здесь, значит, могли разыскать и в любом другом месте. По крайней мере в Лондоне. Можно было бы попытаться найти уединённый дом где-нибудь в английской глуши, но это вряд ли бы понравилось Тиффани. Она была городской девочкой. Ей были нужны кино, рестораны и свет неоновых вывесок, а не глухое уханье совы по ночам…
– Ты правда этого хочешь? – спросила Тиффани, обдумав его предложение. Сама она видела в таком решении одни только плюсы: её друзья будут рядом, его друзья – за океаном. А главное, в Америке, несмотря на популярность группы, никто толком не знал Честера в лицо.
Честер с безразличным видом пожал плечами. Он хотел вернуться в свою группу. На остальное ему было наплевать. Но путь в «On the Road», похоже, был ему заказан, а значит, оставаться в Англии и тешить себя напрасными надеждами было не просто бессмысленно, но и чертовски больно.
– А чем ты там будешь заниматься? – осторожно спросила Тиффани.
Честер снова пожал плечами. Он понимал, что ему надо будет содержать жену. Но думать на тему того, чем зарабатывать на жизнь, он не хотел.
Раньше он не мыслил себя без барабанов. А теперь выходило, что без друзей он не хотел даже смотреть в сторону установки.
– Мы можем подыскать тебе какую-нибудь должность у моего папы! – с энтузиазмом сказала Тиффани. Она на многое была готова, лишь бы только Честер не возвращался к рок-н-роллу.
Честер наконец проявил хоть какие-то эмоции помимо безразличия и с отвращением поморщился. Вот уж нет, спасибо! Только солидных должностей в конторе богатенького тестя ему и не хватало! Словно и не было этих лет – побега из дома, ночёвок в клубе и гастролей по всему миру. Жена, приличная работа… Нет, на это он точно не был согласен!
4.
Честер не спешил с переездом. Признаться, он уже начал жалеть, что вообще подал эту идею Тиффани. Но однажды ночью они проснулись от звона разбитого стекла. В окно кто-то бросал камни, каждый из которых был завёрнут в лист бумаги с угрозами. Пожалуй, это уже был перебор.
Вещи они собрали за один день: многочисленные шмотки и безделушки Тиффани, коллекция пластинок Честера и кошка. Он не испытывал ни радости, ни сожаления, когда покидал свой первый «взрослый» дом навсегда – Честер был уверен, что это навсегда, хотя квартира всё ещё оставалась в его собственности: за такой короткий срок найти покупателей или съёмщиков было невозможно, впрочем, он и не пытался.
В аэропорту Честер прятался от посторонних взглядов за тёмными очками и шляпой. Неузнаваемым он, конечно, не стал. Но внимания к себе в кои-то веки и на радость Тиффани не привлекал.
Единственное, что сейчас выдавало в нём прежнего Честера – это панический страх перед самолётами, с которым он мог бороться только одним способом. На трап он поднимался уже сильно нетрезвым. Тиффани крепко цеплялась за его плечо, как будто хотела помочь устоять на ногах, но это делало его ещё более неуклюжим.
На протяжении всего полёта Честер продолжал напиваться. И к концу рейса был пьян в стельку. Кое-как, не без помощи соседа, разъярённая Тиффани вывела его из салона. Сам Честер держал в руках сумку, из которой истошно вопила кошка…
Тиффани очень хотела, чтобы её отец подыскал им жильё, пока они были ещё в Лондоне. Но Честер был против. И поэтому первое время они жили в отеле.
Через несколько недель они нашли себе квартиру на Манхэттене, откуда открывался умопомрачительный вид на город. Честер, впрочем, этим видом не восхищался. К окнам он не подходил ближе, чем на два метра. И никак не мог отделаться от мысли, что однажды Тиффани выбросит из них или его, или кошку…
Их жизнь в Нью-Йорке вряд ли можно было назвать счастливой. Оборачиваясь назад, Честер теперь ясно видел, что вообще-то он никогда не был счастлив с Тиффани. Старался найти в их отношениях что-то хорошее, но видел только ревность, ссоры, скандалы и унижения. Сколько раз он буквально вымаливал её прощение, хотя не был ни в чём виноват? Сколько раз часами утешал её, опровергая её идиотские подозрения? Сколько решал её мифические проблемы?..
И сейчас всё было ничуть не лучше. Если Честер отказывался идти с Тиффани на встречу с её друзьями, она подозревала его в измене или обвиняла в том, что ему было наплевать на неё и её близких. Только теперь Честер не спорил и не пытался ни в чём её переубедить.
Это были не отношения, это был какой-то абсурд. Ему надо было уйти. Но он чувствовал себя за неё ответственным. Ведь не она так долго добивалась барабанщика знаменитой группы. Это он сам, не жалея времени, сил и нервов группы, завоёвывал её сердце…
После того, как Честер устроился в звукозаписывающую студию, дома всё стало ещё хуже. Но, по крайней мере, Честер находил хоть какое-то удовлетворение в работе. Он проводил там куда больше времени, чем требовалось. Он почти перестал появляться дома, а если появлялся, то уже под утро и до обеда спал. Тиффани пыталась действовать по привычной схеме – устраивала истерики, обвиняла Честера в изменах и плакалась, что ему совсем на неё наплевать. А Честеру и правда было наплевать. И он больше с ней не спорил. Если ей так нравилось верещать, обижаться, плакать и подозревать – она могла развлекаться, как ей было угодно!
5.
– Ты же раньше играл в той английской группе, да? – спросила однажды Зоуи – семнадцатилетняя чернокожая бэк-вокалистка. Она была чертовски сексуальна и даже в джинсах и рубашке выглядела лучше многих полуголых моделей мужских журналов.
– Ага, – как можно более безмятежно выдохнул Честер.
Он работал здесь уже три месяца. И с каждым новым днём невольно сильнее заглядывался, как Зоуи двигала бёдрами в такт музыке. И порой не мог отвести глаз от её покачивающейся в ритм груди, пока она стояла за стеклом у микрофона. Он не придавал этому особого значения и старался гнать прочь мысли о том, насколько приятно было бы прикоснуться к её тёмной коже и… Да, он гнал такие мысли прочь, всё ещё памятуя, чем закончился последний раз, когда он потерял от девушки голову. К тому же, он всё ещё был женат.
– У меня есть все ваши пластинки, – сказала Зоуи. – Жаль, что вы распались.
Они оставались в студии одни, и Честер не догадывался, что Зоуи сама напросилась на позднее время, когда все инструменталисты уже разойдутся по домам. Сейчас Честер сидел за пультом и проверял последние дубли. Зоуи стояла рядом, наклонившись к нему и оперевшись локтями на стол. Если бы он повернул голову вправо, то его взгляд упал бы как раз на её пышную грудь в вырезе блузки.
– Ага, – отозвался Честер и наконец повернулся к ней, заставив себя поднять взгляд на её лицо.
Зоуи смотрела на него большими тёмными глазами, и её взгляд то и дело метался к его губам.
Это была очень, очень, очень плохая идея. Но Честер, отдавая себе отчёт в том, что совершает ошибку, всё равно подался вперёд, чуть приподнимаясь с кресла ей навстречу и потянувшись к её губам своими.
Споткнувшись об отношения с Тиффани, он снова перестал верить в чувства. И в случае с Зоуи вряд ли речь шла хотя бы о влюблённости… Но он точно испытывал к ней симпатию. И ещё больше он испытывал к ней влечение. Пожалуй, первый раз в жизни ему было совершенно наплевать на внутренний мир девушки, с которой он собирался переспать. По крайней мере, с которой он собирался переспать, будучи абсолютно трезвым.
Чего от их отношений хотела сама Зоуи Честер не знал. Но против поцелуя она точно не возражала. Её губы были мягкие. Её грудь приятной тяжестью легла в его ладонь.
Здравый смысл сделал ещё несколько робких попыток прорваться сквозь пелену возбуждения, но Честер послал его к чёрту. И подумаешь, что ей было всего семнадцать. И подумаешь, что он был официально женат…
Её пальцы ловко справились с его ремнём и молнией на джинсах и осторожно пробрались под ткань. Честер за шею притянул её к себе в поцелуе, второй рукой настойчиво пробираясь под ткань её блузки…
И в этот момент кресло вместе с Честером опрокинулось назад, Зоуи приземлилась на него сверху и… Первым делом они оба расхохотались. Для Честера это был едва ли не первый его настоящий смех за последние полгода.
– Тшш… Стой… Так не пойдёт, – отсмеявшись сказал Честер и чуть отстранил Зоуи от себя. Она посмотрела на него с плохо скрываемым разочарованием. – Не здесь, – добавил Честер. – Поехали куда-нибудь.
Зоуи возражать не стала. И молча сидела на пассажирском сиденье всю дорогу до отеля «Челси», адрес которого подсказала сама. Для Честера было бы в новинку узнать, что с темнокожей спутницей его пустили бы далеко не везде.
6.
Они представились мистером и миссис Джексон и под равнодушным взглядом консьержа скрылись за дверью номера.
Чёрное тело Зоуи смотрелось на белой простыне даже лучше, чем в воображении Честера. Они занимались любовью долго и со вкусом. Со всей страстью, которая накопилась у Честера за последние недели брака.
На утро, когда они проснулись в одной постели, Честер, вопреки ожиданиям, не испытывал угрызений совести. И Зоуи, судя по всему, тоже ни о чём не жалела.
– Доброе утро, – она улыбнулась и потянулась на кровати, ничуть не стесняясь своей наготы – одеяло частично сползло с её тела.
– Доброе, – отозвался Честер с улыбкой и, не в силах устоять перед соблазном, наклонился к её обнажённой груди с долгим поцелуем. И они снова занялись любовью…
– Это было лучше, чем я мечтала, – откровенно призналась Зоуи, когда Честер откатился на соседнюю подушку и шарил рукой по прикроватному столику в надежде найти пачку сигарет.
– В смысле? – спросил он.
– Просто я давно представляла себе, каково это – переспать с тобой.
– Значит, я был на высоте? – усмехнулся Честер.
– Очень даже, – кивнула Зоуи и провела ярко-красным ноготком по его шраму на рёбрах. – Расскажешь?
– Когда-нибудь, – лениво зевнул Честер. Он наконец нащупал сигареты и зажигалку и закурил.
– Когда-нибудь? – переспросила Зоуи. – То есть это была не последняя ночь, которую мы провели вместе?
– Надеюсь, что нет, – ответил Честер.
Нет, в любовь он по-прежнему не верил. Да и о влюблённости речь скорее всего не шла. Но сейчас ему вполне хватало того, что его тянуло к ней физически. И, да, он был определённо не против повторить минувшую ночь.
– Хорошо, – кивнула Зоуи.
– Только есть одна проблема, – сказал Честер, невольно поморщившись.
– Какая? – спросила Зоуи, не выказывая признаков волнения или тревоги.
– Я женат, – сказал Честер.
– Я знаю, – Зоуи пожала плечам. Вот уж точно женитьба Честера не была ни для кого секретом.
– И это тебя не смущает?
– Если это и должно кого-то смущать, то только твою жену, – сказала Зоуи.
– Я надеюсь, она не узнает, – сказал Честер.
Хотя вообще-то он не был уверен, что говорил правду. Он словно по привычке боялся гнева и истерик Тиффани. Но на самом деле ему было наплевать.
7.
– Ну и где ты был? – спросила Тиффани с порога.
– В студии, – ответил Честер.
– Тебя не было в студии. Я звонила, – сказала Тиффани.
– Наверное, я спал, – пожал плечами Честер. Он успел отвыкнуть отчитываться перед ней.
– И с кем же? – спросила Тиффани, уперев руки в бока.
– Один, – отозвался Честер.
Чувства вины он не испытывал. Чем больше Тиффани требовала от него объяснений, тем меньше он хотел что-то объяснять. Ему нужны были свободные и ни к чему не обязывающие отношения.
– За кого ты меня принимаешь? – Тиффани перешла на визг. Если раньше Честер в такие моменты испытывал угрызения совести, то теперь – только усталость и раздражение.
– Чего ты хочешь? – спросил он и прошёл на кухню. Достал из холодильника бутылку пива и уселся с ней в кресло в гостиной.
– Я хочу нормального мужа!
– А когда ты соглашалась выходить за меня замуж, ты не знала, что я ненормальный?
– Ты свинья!
Честер мысленно был вынужден с ней согласиться.
– Тиф, только не начинай, – он вздохнул, подавив желание извиниться. Честно говоря, он боялся, что первое извинение запустит необратимую цепочку, которая приведёт его обратно в болото бесконечных оправданий и унижений.
Тиффани, конечно, не была виновата в том, что Честер так активно её добивался. Но и Честер не был виноват в том, в чём она его постоянно обвиняла. По крайней мере, до минувшей ночи.
– Ты скотина! Ты нахал и лжец! – кричала Тиффани. Она заводилась всё сильнее. И Честер насторожился: Тиффани водила рукой по поверхности бара, как будто нащупывая, чем можно было в него швырнуть.
– А ты ревнивая истеричка! – слова слетели с языка Честера сами собой.
Тиффани опешила и молча уставилась на Честера, распахнув рот. Конечно, Честер давно перестал делать вид, что ему стыдно. Но ещё ни разу он открыто ей не хамил и не повышал на неё голос.
Сбросив с себя оцепенение, Тиффани принялась хватать с бара всё, что попадалось ей под руку, и швырять это в Честера. Он увернулся от стакана – тот попал в мягкую спинку кресла и не разбился. Поймал полупустую бутылку виски. Стеклянная ваза ударилась о стену и с грохотом осыпалась на пол осколками. Шкатулка Тиффани с драгоценностями пролетела мимо, но задела Честера углом по лбу.
Честер зажмурился от боли и подскочил на ноги. В ярости и бешенстве. Внезапно всё, что ему приходилось терпеть от Тиффани, даже когда он с гордостью и смирением говорил друзьям, что «не терпит, а любит», нахлынуло на него мощной волной негодования и отвращения. Совершенно точно он больше не собирался позволять ей так с собой обращаться.
Честер не кричал. Честер не проронил ни слова, хотя его лицо было перекошено от злости. Он прошёл в спальню, открыл шкаф, достал оттуда дорожную сумку, без разбора бросил в неё первые попавшиеся вещи, накинул сумку на плечо и направился к двери.
Тиффани, от неожиданности позабыв про обвинения и упражнения в метании предметов по живой мишени, тихо следовала за ним.
– Что ты делаешь? – спросила она почти нерешительно. Не получив ответа, Тиффани несколько раз повторила свой вопрос, всё громче и требовательнее. Под конец – с явными нотками паники.
Честер молчал.
Он открыл дверь, потом вдруг передумал, вернулся в квартиру, посадил напуганную шумом кошку в сумку-переноску и после этого окончательно вышел за дверь.
– Куда ты? – кричала ему вдогонку Тиффани. – Честер, стой! Куда ты?
8.
Её крики всё ещё стояли у Честера в ушах, когда он спускался на лифте и садился в машину. Пока ехал в отель – тот самый, где они с Зоуи провели минувшую ночь.
Он знал, что в его поступке было мало благородства. Но вместе с тем испытывал свободу и облегчение, которые напоминали ему о том дне, когда он навсегда ушёл из родительского дома.
Это не добавляло ему уважения к самому себе. И не решало многих вопросов. Если в детстве его никто не искал, то сейчас Честер очень сомневался, что Тиффани и её отец оставят эту ситуацию без внимания.
И всё же ему было наплевать.
Он лежал на кровати в одежде и ботинках, пил из горла виски и гладил кошку, которая на удивление спокойно свернулась клубочком рядом.
Левая бровь Честера была заклеена пластырем – только войдя в номер он заметил, что шкатулка рассекла ему кожу – половина лица и рубашка были залиты кровью. Понятно теперь, почему консьерж смотрел на него с таким подозрением.
– В следующий раз буду слушать Флетчера, – сказал Честер потолку гостиничного номера.
Вспомнив, что в его жизни больше не было Флетчера, чьим советам он мог бы внимать, Честер вздохнул. Как он умудрился растерять лучших друзей и лишиться любимой работы ради женщины, с которой больше не хотел иметь ничего общего?..
Честер потянулся к телефону и набрал номер Зоуи. Она ответила не сразу – время было позднее и она, скорее всего, уже спала.
– Привет. Как насчёт свидания? – без лишних предисловий спросил Честер.
– Чес, сейчас два часа ночи! – сказала Зоуи. Но сонливость в её голосе быстро сменилась энтузиазмом.
– Я знаю, – сказал Честер. – Давай я вызову тебе такси?
– Буду готова через пятнадцать минут, – ответила Зоуи.
Честер знал, что она жила с родителями, двумя младшими братьями и старшей сестрой. Вся её семья так или иначе принадлежала миру музыки: мать пела в джаз-бэнде, отец играл на саксофоне. Сестра тоже была бэк-вокалисткой, и они нередко приходили на запись вместе. Братья подыгрывали на разных инструментах в группах.
Нередко их всех не бывало по ночам дома. Но даже если так, никого из них бы не удивило, что Зоуи могла внезапно куда-то уехать… Честер не знал, но мама Зоуи уже была в курсе их отношений. Единственной её реакцией на эту новость был совет помнить, что Честер женат и вряд ли ему было нужно от неё нечто большее, чем постель.
Зоуи на большее и не рассчитывала. Она не ждала, что ради неё Честер бросит жену. Её всё устраивало. В конце концов, она была юной фанаткой, которой довелось исполнить свою подростковую мечту. И она была готова по первому зову к нему приехать, даже не задумываясь, что такое поведение компрометировало её гордость.