11.
Честер провёл в отделении реанимации ещё четыре дня, и Флетчер с Джеком всё это время оставались в Манчестере, ночевали в дешёвом хостеле и не находили себе места от волнения. Каждый день они проводили в палате у Честера, который выглядел не лучше и не хуже, чем в тот первый вечер, когда доктор МакИнтош разрешил им зайти навестить друга. С тех пор они встретились ещё с двумя врачами, и все они говорили примерно то же самое: состояние крайне тяжёлое, никаких прогнозов, пока не станет понятно, есть ли эффект от антибиотиков.
Первые изменения в лучшую сторону заметил Джек. Это случилось в среду после обеда, когда они в очередной раз пришли в больницу, чтобы в тишине наблюдать, как медленно и едва уловимо поднималась и опускалась от дыхания грудь Честера.
Они успели привыкнуть к больничному запаху. И медсёстры приветливо им улыбались, как старым знакомым.
В воздухе уже витал дух Рождества, отчасти суетливый, но полный предвкушения праздника. Коридоры больницы были украшены ёлками, на стенах кто-то не поленился наклеить снежинки. И только Флетчер и Джек были чужды рождественскому настроению.
Они зашли в палату, как делали это вчера и позавчера и за день до этого. Флетчер подошёл к окну и распахнул его, пуская в комнату свежий воздух. Ему всегда казалось, что здесь было нестерпимо душно. Джек сел на стул и взял Честера за руку. Он предполагал, что если Честер когда-нибудь поправится и узнает, как Джек, словно герой слащавой мелодрамы, сжимал его кисть в надежде, что это может как-то помочь, он непременно рассмеётся. Честер всегда смеялся. И больше всего на свете Джек хотел услышать этот смех, пусть даже Честер будет смеяться над ним.
Джек шмыгнул носом.
И всё-таки сегодня что-то было иначе. Джек не сразу понял, что именно. Честер всё так же лежал без движения, всё также не реагировал на речь друзей. И всё-таки…
– Ну как он? – спросил Флетчер. Он стоял спиной к приоткрытому окну и смотрел на Джека. Он всегда предпочитал смотреть куда угодно, лишь бы не на Честера, который сейчас выглядел слишком больным и слишком жалким. Даже если это была последняя возможность видеть друга живым, он не хотел запоминать его в таком состоянии. Честер бы наверняка посмеялся над этими идиотскими мыслями. Честер всегда смеялся…
– Не знаю, – Джек неуверенно склонил голову. Может быть, это так падали отблески от Санта-Клауса – кто-то поставил его фарфоровую фигурку на прикроватный столик, но Джеку показалось, что цвет лица Честера был… он не мог даже мысленно подобрать подходящего слова, чтобы описать свои впечатления.
– По-моему, он выглядит… лучше, – наконец сказал Джек. Он снова и снова пристальнее вглядывался в лицо Честера, но не мог с уверенностью сказать, действительно ли серая бледность Честера приобрела чуть более здоровый оттенок, или он просто выдавал желаемое за действительное.
– Да? Серьёзно? И в каком же месте? – сарказм Флетчера был близок к настоящей злости, но Джек не обижался. Для них сейчас было трудное время, и он мог понять, почему Флетчер так реагировал.
– Его… его ладонь сегодня… живее… теплее, что ли, – сказал Джек, словно не слышал комментария Флетчера. – И он не такой бледный… – Джек повернулся к Флетчеру, словно предлагал ему самому подойти и убедиться в его словах.
12.
– Подождите! А вам разве не сообщили? – окликнула их постовая медсестра, когда Флетчер и Джек на ходу по привычке бросили, что идут в палату 308 к пациенту Ченсу.
Оба они замерли на месте. Джек почувствовал, как внутри всё не похолодело, а оборвалось. Короткого взгляда на Флетчера хватило, чтобы понять – тот тоже был близок к панике.
– Н–нет. А что случилось? – спросил Флетчер, повернувшись к медсестре. Он с трудом выдавил из себя слова. Девушка в белом халате и шапочке, совсем молодая (и Флетчер невольно подумал про Бекки, хотя бейджик на халатике гласил «Венди Коул») смотрела на него большими карими глазами и улыбалась. Она совсем не походила на человека, который собирался сообщить плохие новости. Но Флетчер этих мелочей не замечал. Уже несколько ночей он не мог заснуть, думая о том, что однажды они придут сюда, в отделение, и дежурный врач сочувственно разведёт руками. «Сожалеем, мы сделали всё, что могли» – эта фраза звучала у него в голове раз за разом, и, как ни пытался Флетчер отогнать её прочь, ничего не помогало. Сейчас его самый страшный кошмар словно бы сбывался наяву.
– Вашего друга перевели в другое отделение, сегодня утром, – она кивнула головой на дверь, которая вела в комнату ожидания, а оттуда в холл с лестницей и к ещё одной двери – «Отделение интенсивной терапии В». Чем оно отличалось от отделения «А», где лежал до сегодняшнего дня Честер, они не знали.
– И что это значит? – спросил Флетчер. Пересохший язык прилипал к нёбу и отказывался слушаться.
– Это хорошо или плохо? – добавил Джек.
– Хорошо, конечно! Туда переводят пациентов, когда их жизни ничего не угрожает! – объяснила Венди. – Конечно, всякое случается, и иногда они возвращаются сюда, к нам, но в целом – это хороший знак! – она улыбнулась. – С Рождеством!
Кажется, Флетчер всё ещё осмысливал информацию, а Джек успел поблагодарить Венди и уводил друга по коридору. Он не помнил, чтобы когда-либо в жизни был так счастлив! Джек улыбался до самых ушей.
– Я говорил! Я говорил же тебе вчера, что он выглядит лучше! – Джек шептал, но даже шёпот прекрасно передавал его радость и возбуждение.
Флетчер вёл себя более сдержанно: они как будто поменялись ролями! Он просто никак не мог поверить, что всё это происходило на самом деле. Не позволял себе поверить. Боялся разочарования, если вдруг окажется, что это – ошибка или сон. За эти дни он мысленно несколько раз в сердцах вопрошал судьбу и мироздание, почему на месте Честера не мог оказаться Том. Ему не было стыдно за такие мысли. Точно так же, как не было стыдно за мысли, что за жизнь Тома он бы не переживал.
13.
Они заглянули в отделение «В», которое само по себе выглядело как-то живее. Казалось бы, в реанимации должна была постоянно кипеть какая-то бурная деятельность – врачи и медсёстры бегать со шприцами, родственники рыдать… В отделении «А» ничего этого не было. Там царили чистота, строгость и тишина. И персонал ходил с до торжественности мрачными лицами. Всё вместе это ужасно угнетало.
Здесь медсёстры не бросали взглядов исподлобья, а непринуждённо щебетали о чём-то на посту. Какого-то пациента везли по коридору в кресле-каталке. Откуда-то доносился шум работающего телевизора… В общем, здесь не боролись за жизнь и не ждали смерти. Здесь просто болели и лечили.
Честер, который лежал на больничной койке, сегодня куда больше походил на их прежнего Честера, хотя всё ещё не производил впечатления пациента настолько здорового, что его можно было переводить в отделение для менее тяжёлых случаев. В старичке, которого везли им навстречу по коридору, жизни было куда больше, чем в их двадцатилетнем друге.
Честер был бледнее, чем простыня, и настолько худой, что невозможно было поверить, что за каких-то четыре дня человек мог сбросить столько веса. Он и раньше-то никогда не был упитанным, но в сравнении с откровенно тощим Джеком Честер всегда имел спортивный вид. Сейчас же он казался таким костлявым, что его тело будто бы и вовсе не возвышалось над постелью. Ключицы выступали, все черты лица заострились, а глаза словно зияли из двух чёрных, как у черепа, глазниц. У него уже не было кислородной маски, а светлая щетина вокруг рта оттеняла неестественный серовато-синий цвет губ.
– Ты посмотри, и правда живой! – воскликнул Флетчер с очевидным облегчением. Да, Честер выглядел хуже, чем паршиво. Но в том, что он был жив, сомневаться не приходилось!
– Привет, ребят, – Честер слабо улыбнулся.
Даже это небольшое действие стоило ему огромных усилий.
Последние несколько дней Честер не помнил совсем. Кажется, он просто спал, на этот раз, к счастью, без кошмаров. Он даже не знал, сколько времени провёл в больнице. Последнее, что он помнил – это то, как выбирался из-за установки после концерта. Даже сам концерт остался в его памяти лишь чередой обрывочных образов, как события какой-нибудь очень пьяной вечеринки.
Он дышал с очевидным трудом и периодически заходился в приступах кашля, так похожего на тот, с которого начиналась его болезнь. Кашель, судя по всему, приносил ему ощутимую боль – Честер морщился и порой вместе с кашлем с его губ срывались тихие короткие стоны. Но он определённо был жив! Мёртвые ведь не кашляют и у них определённо ничего не болит!
– Как ты думаешь, я ничего ему не сломаю, если его обниму? – спросил Джек, обращаясь к Флетчеру, и тот ответил ему удивлённым и чуть насмешливым взглядом. Такая фраза, произнесённая не то на полном серьёзе, не то в шутку, была куда более характерна для самого Флетчера.
– Ты, пожалуй, ничего не сломаешь.
Джек улыбнулся и наклонился к Честеру, осторожно, как будто действительно боялся ему что-то сломать, обнимая за плечи.
– Не умирай, ладно? – тихо сказал Джек, надеясь, что Флетчер его не услышит. Флетчер услышал. Но он и не думал поднимать эти слова на смех.
– Не раньше, чем мы покорим этот мир, обещаю! – рассмеялся Честер. Звук был похож на хриплое карканье. И всё же это был смех. И как чертовски рады были Флетчер и Джек его слышать!
– Ты как себя чувствуешь? – спросил Флетчер.
– Как будто у меня худшее похмелье в жизни, – Честер говорил тихо и медленно и делал заметные паузы между словами, чтобы отдышаться. Но даже в этом слабом голосе нетрудно было различить весёлые интонации.
– Ну и перепугал ты нас, придурок! – Флетчер содрогнулся от одного только воспоминания, как они зашли в гримёрку и нашли Честера без сознания.
– Я ничего не помню, – Честер обезоруживающе улыбнулся.
– Видимо, ты вырубился после концерта. Когда мы тебя нашли… – Флетчер развёл руками.
– Мы не были уверены, что ты жив, – продолжил за него Джек.
– Кошмарно, должно быть выглядел? – хмыкнул Честер.
– Ненамного хуже, чем сейчас, идиотище! – усмехнулся в ответ Флетчер.
– Ребят, а что с концертами? – улыбка сползла с лица Честера.
– Отправили отдуваться Тома за нас всех, – сказал Флетчер. – Отменили, конечно!
– Чёрт, простите! Я… – Честер закашлялся так сильно, что его губы приобрели совсем уж неестественный фиолетовый оттенок.
– Ты придурок, – вздохнул Флетчер. – Хрен с ними, с концертами! Главное, чтобы с тобой всё было в порядке!
Честер ещё некоторое время кашлял, и Джек уже начал задумываться, а не стоило ли позвать врача, но постепенно кашель стих, и Честер, с каплями пота на лбу и тяжело дыша, опустился на подушку.
– Я, выходит, чертовски вас всех подвёл.
– Не говори ерунду. Ты заболел-то из-за нас! – возразил Джек.
Честер хмуро вздохнул, снова раскашлялся, на этот раз не так интенсивно, и понуро замолчал.
– Слушай, серьёзно, не переживай ты, – Флетчер похлопал его по плечу.
– Может, тебе чего-нибудь принести? – спросил Джек.
– Чертовски хочется курить, – слабо улыбнулся Честер.
Флетчер и Джек переглянулись и рассмеялись.
Глава 12.
1.
Честер провёл в больнице Манчестера ещё почти три недели. Спустя несколько дней после перевода в отделение «В» у него вновь поднялась температура, и врачам пришлось проводить повторный курс антибактериальной терапии. Эта новая волна болезни не продлилась долго и уже не вызывала угрозы для жизни, и вскоре Честер пошёл на поправку.
Он ненавидел лежать в больнице, где единственным развлечением были визиты друзей и короткие халатики медсестёр. Всё свободное время Честер был вынужден оставаться наедине со своими мыслями, которые, чем дольше он лежал на больничной койке, становились всё более безрадостными. Сколько они уже пытались добиться чего-то в музыке? Может быть, Айзенштейн был прав и он, Честер, никуда не годился как барабанщик? Как член группы он совершенно точно был настоящей катастрофой. Сорвал ребятам три потенциально выгодных концерта!
Какой смысл был оставлять в группе такое недоразумение? Мистер Анлаки, как справедливо называл его Флетчер. Он всё время влипал в неприятности! Зачем только Флетчер и Джек продолжали с ним возиться и отдавать последние заработанные за тур деньги за дешёвую ночлежку, чтобы иметь возможность каждый день его навещать?.. Наверное, это называлось дружбой. Только Честер не хотел, чтобы дружба была единственным, что держало его в группе.
Он вздохнул и зажмурился. Сил больше не было видеть этот потолок с осыпающейся штукатуркой. Эти светло-зелёные, испещрённые паутиной трещин стены, этот линолеум на полу с дурацким рисунком из коричневых ромбиков. Он устал всё время лежать, но сил на что-то другое у него не было.
Он скучал по установке, но пока что даже не представлял, как сможет на ней играть – три шага в сторону туалета вызывали у него такую одышку, что приходилось останавливаться и отдыхать. И во всех этих мыслях было так много жалости к себе, что Честеру становилось тошно от собственного ничтожества.
– Эй, ты вот вроде с одной стороны выглядишь лучше, а с другой стороны – с каждым днём всё мрачнее и мрачнее, – сказал Флетчер, критически оглядывая Честера. Он и Джек как всегда пришли к нему после обеда.
– Идите на фиг, – отмахнулся Честер.
– Чес? Ты в порядке? – Джек сам был большим молчуном и, возможно, именно поэтому в поведении Честера он прочитал желание о чём-то поговорить.
– Да, конечно.
– Ага, перед концертом ты тоже так говорил. А потом чуть не помер, – проворчал Флетчер. – Нет больше веры твоему «я в порядке».
Честер улыбнулся, но Джеку эта улыбка совсем не понравилась.
– Чес? – настойчиво спросил он. – В чём дело?
Честер вздохнул. Он не хотел показаться им ещё большим идиотом, чем был на самом деле. И не хотел показаться жалким нытиком. И тем более не хотел показаться человеком, напрашивающимся на утешение и комплименты. Но, может, ему и правда стоило высказать свои сомнения напрямую.
– Выкладывай, – сказал Флетчер, пристально глядя на Честера. И тот знал, что если промолчит сейчас, Флетчер только пожмёт плечами и не станет его уговаривать. Джек, скорее всего, ещё пару раз попробует добиться ответа, а потом Флетчер скажет: «Оставь его в покое, он взрослый мальчик и сам в состоянии решить, что рассказывать, а что нет». И в его словах не будет ни обиды, ни раздражения, простая констатация факта. Джек посомневается, но в конце концов последует совету Флетчера…
– Вы не думали о том, чтобы вернуться к Айзенштейну и найти нового барабанщика? – Честер не знал, с чего начать, и эта фраза, наверное, была ничем не хуже прочих.
– Опять! – простонал Флетчер и закатил глаза к потолку. – Тебе тут морфий колют, что такая ерунда в твою глупую голову приходит?
– Нет, что ты! От морфия я бы пребывал в бесконечной эйфории, – Честер покачал головой, рот расплывался в улыбке помимо его воли.
– Чес, серьёзно, забудь раз и навсегда про эту чушь с Айзенштейном, – сказал Флетчер, и на этот раз в его голосе не было и тени юмора. – Выброси из головы свои бредовые идеи. Чёрта с два мы тебя куда-то отпустим. И ни один продюсер самой крутой в мире звукозаписывающей компании не заставит нас это сделать!
– И это не потому, что я – ваш друг?
– Чес, твою мать, честное слово, ты задолбал! Ещё раз задашь какой-нибудь такой же идиотский вопрос, и я не посмотрю, что ты больной, да врежу тебе хорошенько, чтобы дурь выбить!
– Я просто не хочу, чтобы из-за меня тормозилась ваша карьера.
– Чес, мы или добьёмся всего вместе или не добьёмся ничего, но тоже вместе, – улыбнулся Джек.
– Я бы предпочёл первый вариант, – усмехнулся в ответ Честер. Но, кажется, на этом он успокоился.
2.
– Привет, Чарли, – сказал Том.
Совершенно неожиданно для Флетчера и Джека он позвонил им, поинтересовался самочувствием барабанщика и даже изъявил желание его навестить. Они расценили это как своеобразное извинение и шаг к примирению. На что-то большее они и не рассчитывали – просить прощение было слишком сильным ударом по самолюбию Тома.
Честер поморщился, но ничего не сказал. Уже несколько дней как его перевели в одну из больниц Лондона для продолжения восстановительного лечения. Он бы предпочёл вернуться домой, но спорить с врачами было довольно сложно. Ещё сложнее было спорить с Джеком и Флетчером. Он настолько перепугал их своей болезнью, что те наотрез отказывались идти на поводу у друга и помогать ему в побеге.
– Ну как ты тут? – Том окинул палату брезгливым взглядом. Он не так часто бывал в больницах, а уж в «бесплатных» больницах национальной системы здравоохранения – и вовсе никогда!
– Нормально.
– Мне, кстати, очень жаль, что так получилось с твоими родителями.
Честер недоумевающе нахмурился, а Джек и Флетчер переглянулись. Они не рассказывали Честеру о своей попытке связаться с лордом Честерфилдом – и не рассказывали о разговоре с ним Тому. Но тот, видимо, узнал подробности от своего отца. Только какого чёрта Том решил заговорить на эту тему с Честером?
Том выглядел по-настоящему смущённым и сочувствующим. Честер перевёл вопросительный взгляд на Джека и Флетчера.
– О чём речь? Вы в курсе?
Флетчер и Джек снова переглянулись. Они бы предпочли, чтобы Честер никогда об этом не узнал. Не потому, что боялись его обиды и гнева, хотя Флетчер предполагал, что у Честера было на это право. Но вот сообщать, что родители отказались от него и не захотели навестить, даже зная, что это могла быть последняя возможность увидеть сына живым – это было как-то за гранью. Даже учитывая, что Честер и сам, мягко говоря, не горел желанием налаживать отношения с семьёй.
– Так о чём речь? – настойчиво повторил Честер.
– Ой, а ты не знал, да? – Том выглядел почти растерянным, но почему-то Флетчер не очень верил, что эти эмоции были искренними.
– Когда ты лежал в реанимации, – Флетчер сверкнул на Тома недобрым взглядом, но деваться было некуда. – В общем, врач… не обещал нам ничего хорошего.
– Я был настолько плох? – нервно усмехнулся Честер.
– Ты был настолько плох, что каждый раз, когда мы к тебе приходили, мы ждали, что нам сообщат, что тебя больше нет, – мрачно сказал Джек.
– Короче, врач намекнул, что если у тебя есть родственники, то нам лучше бы было с ними связаться, – продолжил Флетчер.
– И? – Честер нахмурился сильнее.
– И мы позвонили твоему отцу. Но он, видимо, не посчитал твоё критическое состояние достаточно веским поводом, чтобы забыть о ваших разногласиях.
– Ясно, – сухо сказал Честер и усмехнулся. – Если бы вы спросили меня, я бы вам сразу сказал – что это идиотская затея. Мой отец – напыщенный индюк. Ему главное, чтобы я его не опозорил. А жив я или нет – это дело десятое!
– Если бы ты был в состоянии нам отвечать, мы бы спросили, можешь не сомневаться, – сказал Флетчер.
Он бросил на Тома очередной хмурый и подозрительный взгляд. Кто вообще тянул его за язык? Но лицо Тома сохраняло невинно-виноватое выражение, как будто и впрямь переживал, что его неловкое замечание могло привести к такой неприятной ситуации.
– На будущее. Когда я в следующий раз буду лежать при смерти, не утруждайте себя связываться с моими родителями. Я всеми силами стараюсь забыть, что они у меня есть. И до сегодняшнего дня у меня это неплохо получалось.
– Извини. Мы учтём. На будущее, – сказал Флетчер.
– Ну уж нет! Давайте как-нибудь без такого будущего! – возразил Джек.
– Ладно, ты поправляйся, – сказал Том. – Ждём, когда ты уже вернёшься к репетициям. Ты же вернёшься? – спросил он уже от дверей. И почему-то Флетчеру почудилось, что Том задавал этот вопрос только для того, чтобы услышать «нет, ищите мне замену».
– Вернусь. И, надеюсь, скоро.
Том задумчиво кивнул и вышел из палаты.
3.
Спустя ещё несколько дней Честер не выдержал и всё-таки удрал из больницы. Он не видел никакой пользы в так называемом «восстановительном» лечении, которое заключалось в том, что он днями напролёт лежал в кровати.
Он был чертовски рад наконец оказаться дома.
– Пиво-пиво-пиво-пиво! – это было первое, что сказал Честер, когда переступил порог их съёмной квартирки.
– Ты посмотри, я думала, он по нам скучает, а его только алкоголь интересует, – со смехом покачала головой Бекки.
– По вам я тоже скучал. Но вы меня хоть пару раз да навещали. А вот пиво! – Честер чмокнул Бекки в щёку в непосредственном дружеском жесте, похлопал по плечу Фрэнка и прошёл на кухню, всё ещё слегка неуверенной шаткой походкой.
– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила Джилл. Она смотрела на Честера большими напуганными глазами. От Джека она знала, что Честер болел, но не ожидала увидеть его таким непохожим на себя: заострённые черты, тени под глазами и торчащие кости. С отчаянием она подумала, что, похоже, только что влюбилась в него ещё сильнее и была бы готова сутки напролёт за ним ухаживать. Она даже разозлилась на Джека, что тот не рассказал ей всей правды – иначе бы она точно не выходила из палаты Честера в больнице!
– Нормально, спасибо, – осторожно ответил Честер. Он помнил, чем всё закончилось, когда он в прошлый раз напился в присутствии Джилл. А сегодня он намеревался напиться ещё сильнее, но вот секс с Джилл в его планы не входил.
– Сигареты есть? – с этими словами Честер схватил со стола бутылку и оглянулся в поисках места, куда можно было присесть. Он уставал очень быстро. После подъёма на несколько лестничных пролётов дышать было так тяжело, как будто он нёс на себе не жалкие остатки мышц, а несколько мешков с камнями.
На диване сидел Том, рядом с ним – белокурая подружка Джилл Энни, которая старательно сторонилась и пыталась держать от Тома дистанцию. Том не менее старательно пытался придвинуться как можно ближе к ней. Честер отметил это лишь мельком и мельком же подивился, зачем сюда позвали этого придурка Тома и зачем Энни приходила на эти вечеринки, если ей здесь было неинтересно.
– Держи, – Флетчер протянул Честеру сигарету.
– Спасибо, – Честер кивнул и уселся на пол возле окна – сил стоять у него не было. Он чиркнул спичкой, прикурил и сделал затяжку. Этот первый вдох заставил его закашляться едва ли не до слёз.
– Честер! – воскликнула Бекки и попыталась отобрать у него сигарету. Но Честер, смеясь сквозь кашель, отвёл в сторону руку, чтобы Бекки не могла до неё дотянуться.
Она сделала ещё несколько попыток, но, поняв, что Честер уступать не собирается, а никто из присутствующих не хотел ей помочь, отступила.
– Чес, ну тебе же нельзя!
Честер тем временем перестал кашлять и сделал ещё одну затяжку, с наслаждением прикрывая глаза.
– Ребят, ну скажите вы ему! – Бекки хмуро оглядела друзей Честера.
– Он взрослый мальчик, – передёрнул плечами Флетчер.
– Вот именно! – Честер сделал очередную затяжку. Каждый новый вдох никотина давался ему всё легче и приносил всё больше удовольствия.
Бекки снова оглянулась в поисках поддержки, но никто, даже Фрэнк, не спешил ей на помощь, и она раздосадовано сжала губы. Конечно, Честер был «взрослым мальчиком». И, конечно, никто не мог заставить его делать то, чего он не хотел. Уж кому, как не ей, было об этом знать. Но это не отменяло того факта, что, хоть Бекки давно не была его девушкой, она очень волновалась за его здоровье.
Вдруг Энни, тихонько сидевшая на диване, подскочила на ноги, расплескав из своего стакана кока-колу. Капли попали на лицо и рубашку Честера, и он, с усмешкой покачав головой, посмотрел на девушку. Обычно это он был тем, кто что-то ронял, разбивал и разливал. Поэтому ему было смешно вдвойне, что на этот раз его одежда была испачкана по чьей-то чужой вине. Только то, что он увидел на лице Энни, заставило Честера сдержать при себе все возможные ехидные ремарки.
На её щеках горел яркий румянец, глаза были широко распахнуты, а подбородок чуть дрожал. Энни была то ли взволнованна, то ли напугана, в любом случае, она была на грани слёз. Она с надеждой смотрела на Джилл, видимо ожидая, что та заметит её состояние и чем-нибудь поможет. Но всё внимание Джилл было обращено на Честера.
Честер бросил короткий взгляд на Тома, на лице которого играла неприятная ухмылочка, но заметив взгляд Честера тот поспешно принял куда более невинное выражение лица.
– Не хочешь подышать свежим воздухом? – спросил Честер. Он поднялся на ноги и теперь стоял рядом с Энни.
Она растерянно посмотрела на Честера.
– Что?
– Пойдём прогуляемся, – повторил Честер и обезоруживающе улыбнулся. Его планы были более чем невинны – увести девушку подальше от шумной компании и, главное, от Тома.
– Я не… – Энни ещё сильнее покраснела и покачала головой.
– Да и я не! – рассмеялся Честер. – Пойдём. Я буду вести себя как настоящий джентльмен!
Энни ещё раз нерешительно и робко взглянула на Честера. Она понимала, что в нём находила Джилл. Противостоять его обаянию было очень сложно, даже если он ничего не делал, а просто улыбался.
Энни коротко кивнула, и они с Честером вышли в прихожую. Том и Джилл не сводили с удаляющейся пары глаз. Во взгляде Тома можно было заметить злость и досаду, во взгляде Джилл – ревность и обиду.
Честер помог Энни надеть её куртку, сам накинул своё пальто – с тех пор, как он промок в нём насквозь под дождём, оно не переставало пахнуть болотом.