8.
К марту 1970–го года группа вернулась из своего первого официального тура по Великобритании, пусть и в качестве разогревающей команды. Но, вопреки их надеждам, эти гастроли мало что изменили в их жизни. Особой популярности они не добились, а продажи сингла не взлетели до небес…
Первой новостью, которую они услышали по возвращении из тура, было увольнение Уотерса. Том по этому поводу молчал, но его самодовольная ухмылка свидетельствовала о том, что, скорее всего, он приложил к этому руку. Вообще-то они все были не в восторге от Уотерса. Тот претенциозно обещал довести их до уровня «Sunshine», но за его спиной ребята частенько посмеивались – «А что, разве у «Sunshine» такой высокий уровень?».
На смену Уотерсу пришёл новый продюсер, моложавый, с тонкой полоской усиков под носом и идеально ухоженными руками. Он представился Эриком Айзенштейном и сообщил ребятам, что на подготовку к записи лейбл великодушно выделил им целый месяц.
– Это должно быть что-то фундаментальное, – сказал Джек.
Они сидели в репетиционном зале, который арендовала для них звукозаписывающая компания – парадокс, но снова в ночные часы, дневное время было слишком дорогим.
– Да, должна быть какая-то общая идея, – кивнул Флетчер. – Не просто набор из десятка никак не связанных друг с другом песен.
– То есть ты считаешь, что наши песни можно как-то связать друг с другом? – усмехнулся Честер.
– При желании связать можно что угодно, – ответил Флетчер. – И изменить стиль… Блюзовую песню сделать рок-н-ролльной, а рок-н-ролл превратить в прогрессив… Но надо ли нам это? Что мы вообще хотим от этого альбома?
– Чтобы его покупали, – сказал Том.
Честер задумчиво пожал плечами. Джек с понурым видом начал перебирать струны гитары. Песен, которые они сочинили, вполне могло хватить даже не на один альбом. Но какие из них стоило выбрать? И на что надо было ориентироваться?
– Я – за утяжелённый рок-н-ролл, – наконец сказал Честер.
– А если добавить джазовой и классической обработки? – предложил Флетчер. – Конечно, мы будем не первыми, но всё равно это будет звучать интересно.
– Я бы ориентировался на Хендрикса, – робко встрял Джек.
– И никто не будет слушать такое дерьмо! – вынес свой вердикт Том.
– Но нам нужна какая-то оригинальность, – Флетчер пропустил замечание Тома мимо ушей. – Мы должны чем-то отличаться.
– А что, если мы сделаем альбом-историю? – предложил Джек, по-прежнему тихо.
– В смысле? – спросил Честер. Флетчер тоже вопросительно посмотрел на Джека.
– Ну, возьмём несколько разных жанров, начиная, скажем, с 40-х. Возьмём одну песню. И запишем её в каждом из этих жанров. И… как бы будем двигаться от прошлого к настоящему, – попытался объяснить свою мысль Джек.
– Это… интересно, – Флетчер задумчиво почесал нос.
– Чушь собачья! – фыркнул Том.
– Это будет выглядеть так, как будто у нас есть всего одна песня и мы не можем придумать других, – хмыкнул Честер.
– А если сделать это не на примере одной и той же песни, а взять разные? – предложил Флетчер.
– Тогда разница в жанрах будет не столь очевидной, – неуверенно пожал плечами Джек.
– Но может и не надо делать эту разницу такой уж очевидной? Может быть, наоборот, сделать переход плавным? Но при этом первая песня будет настолько отличаться от последней, что не заметить этого будет невозможно?
– Может сработать, – поддержал Флетчера Честер.
– У кого там есть бумага и ручка? Запишите идею! – с энтузиазмом воскликнул Флетчер.
Джек кивнул и принялся методично излагать мысль в свою тетрадь. Флетчер и Честер переглянулись и рассмеялись.
9.
– Ну что, как успехи? – Айзенштейн не так часто баловал группу своим личным присутствием на их репетициях, и все четверо были удивлены его появлению. Может быть, дело было просто в том, что сегодня, в кои-то веки, они репетировали не посреди ночи? И Айзенштейн заглянул к ним просто заодно?
– В процессе, – ответил Флетчер. Времени до предполагаемой даты начала записи оставалось всё меньше, а единое решение так и не было принято, и каждая репетиция проходила в напряжении и сопровождалась многочисленными спорами.
Айзенштейн кивнул, окинул музыкантов взглядом, чуть дольше задержав его на Честере, а потом посмотрел на Флетчера.
– Надеюсь, что процесс этот находится на финальной стадии, – сухо сказал он. Общаться с ним было намного сложнее, чем с Уотерсом. И он явно куда больше прислушивался к мнению Тома.
– У нас готова дюжина песен, осталось определиться с тем, как их играть, – безмятежно сказал Флетчер.
– На это у вас осталось очень мало времени. Было бы неплохо, если бы завтра я услышал от вас окончательную версию. А если нет – то я сам буду решать, как будет звучать ваш альбом.
Честер выбрался из-за установки, едва не уронил хай-хэт, но всё же успел его вовремя подхватить. Тем не менее, шум и суета в его углу заставили всех повернуться в сторону барабанщика. Взгляд Айзенштейна при этом выражал некую смесь удовлетворения и недовольства.
– Пойду покурю, – объяснил Честер, улыбаясь. Он предчувствовал, к чему шёл этот разговор. И не хотел в нём участвовать. Даже свидетелем быть не хотел. Так что курение было лишь отговоркой – никто бы не препятствовал, если бы он достал сигарету прямо здесь.
Айзенштейн кивнул и проводил Честера взглядом, в котором по-прежнему можно было заметить всё ту же смесь удовлетворения и недовольства.
Джек, Флетчер и Том ждали в напряжённом молчании. Вопреки предположениям Честера, они не начали доказывать продюсеру свою правоту, наперебой выкрикивая свои идеи и предложения. И, вопреки их собственным ожиданиям, сам Айзенштейн заговорил совершенно на другую тему.
Он бросил на дверь короткий взгляд, как будто хотел убедиться, что Честер действительно ушёл, и посмотрел на оставшихся музыкантов.
– Вам нужен новый барабанщик.
– Что? – переспросил Флетчер. Джек только растерянно распахнул рот, а Том отвернулся и отошёл в угол.
– Мы считаем, что вам следует сменить ударника. Перспектив записать удачный альбом с Честером у вас нет, – продолжил Айзенштейн, не сводя с Флетчера своих маленьких скользких глаз.
– Кто это «мы»? И с чего вдруг такая точка зрения? – Флетчер сам не заметил, что заговорил на повышенных тонах.
– Я давно наблюдал за вашей работой, – сказал Айзенштейн своим елейным голосом.
– И чем же Честер хуже всех нас? – спросил Флетчер. Как басиста, Честер его устраивал на все сто процентов. Как музыканта, он устраивал его даже больше. Честер умел заставить свои барабаны звучать не как метроном, а как неотрывную часть мелодии. А ещё он писал музыку и тексты. И это всё – только его профессиональные качества. Которые, к слову, были не главными.
– Он не хуже. Если не считать его больное колено, – пожал плечами Айзенштейн.
Флетчер и Джек переглянулись. Откуда Айзенштейн вообще про это узнал?
– Так или иначе, он не вписывается в ваш коллектив, – отрезал продюсер таким тоном, что стало ясно: на этом все споры пресекались, никакие аргументы его не интересуют и объяснять дальше свою позицию он не будет.
– Что это значит? – тихо спросил Джек.
– Это значит, что согласно пункту договора 5.12 я имею право потребовать увольнения любого участника группы. И самое время сделать это сейчас, до того, как вы приступите к записи альбома.
– Вот как? – Флетчер изогнул одну бровь. Он говорил ещё громче и как минимум на полтона выше. – А мы, согласно пункту договора 7.2, имеем право расторгнуть контракт! – выпалил он.
Том резко повернулся на месте и начал переводить взгляд с Айзенштейна на Флетчера и обратно.
– Вы серьёзно собираетесь бросить всё из-за Чарли? – спросил он.
Флетчер сверкнул на Тома ледяным взглядом.
– Не ВСЁ бросить. А только идиотский лейбл, который диктует нам свои идиотские требования! И ОН НЕ ЧАРЛИ!
– Но у нас в кои-то веки появились какие-то перспективы!
– Но без Честера… – начал было Джек. Он говорил всё так же тихо, но уверенно и с ощутимой злостью.
– Что без Честера? – Честер стоял на пороге, его привычная улыбка постепенно угасала.
– Даю вам время подумать до завтра, – сказал Айзенштейн и проскользнул мимо Честера через дверной проём.
– О чём речь? – спросил Честер. Лица друзей заставили его нервничать.
– Мы уже приняли решение! – крикнул вдогонку Айзенштейну Флетчер, пока Честер продолжал растерянно озираться по сторонам и пытаться понять, что такое успело произойти в этой комнате за каких-то пять минут его отсутствия.
– Да что за решение? – спросил он у Флетчера.
– Идиоты, – злобно процедил сквозь зубы Том и, растолкав всех, вышел из помещения.
– Может быть, мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?
10.
Честер сидел на тротуаре и изучал асфальт между своими широко расставленными ногами, обутыми в старые и рваные, но очень удобные, а потому любимые кеды.
– Чес? – окликнул его Флетчер.
Они с Джеком стояли напротив, оба – с напряжёнными и полными мрачной сосредоточенности лицами.
Честер поднял голову и, щурясь от яркого солнца, которое, впрочем, совсем не грело, посмотрел на Флетчера. Тот хотел бы увидеть улыбку, хотя бы её смутную тень, но Честер был как никогда серьёзен.
Флетчер молча протянул ему сигарету, и Честер, точно также молча, её взял. Чиркнула спичка, но слабый огонёк мгновенно затух от порыва ветра.
Джек поёжился, да и Флетчер уже переминался от холода с ноги на ногу. Похоже, один только Честер не обращал внимания на погоду. Он спокойно достал из коробка новую спичку, снова чиркнул, на этот раз прикрывая пламя ладонью, и прикурил.
– А вы уверены, что не хотите согласиться на такие условия? – спросил Честер и задумчиво выдохнул облако серого дыма, которое стремительно развеялось ветром.
– Ты что, дурак? – ответил Флетчер.
Честер пожал плечами. Если Айзенштейн не хотел видеть его в группе, значит, у него были для этого какие-то основания. И, как знать, может он был прав и ребятам действительно было лучше найти себе другого барабанщика?
– Это ты рассказал ему про колено? – спросил Джек.
Честер, продолжая щуриться одним глазом, удивлённо изогнул вторую бровь.
– А он что, в курсе?
– Ага, – кивнул Флетчер. – Слушай, Чес, бросай хандру! Пойдём лучше напьёмся!
– И по какому поводу?
– С каких пор тебе ножен повод?
– Не знаю… Может, с тех самых, когда я начал в себе сомневаться?
– Ты что, дурак? – снова повторил свой вопрос Флетчер.
– Мне всегда казалось, что если я что-то и умею, так это играть на барабанах. А тут выходит, что и это я делаю недостаточно хорошо.
– Чес, да кого ты слушаешь? – вмешался в разговор Джек. – Кто вообще такой этот Айзенштейн? Чего он сам добился? Ну ходит в костюме с галстуком. Ну делает вид, что он обеспеченный, солидный и преуспевающий джентльмен. Тебя ж не Джордж Мартин из группы выгоняет!
Флетчер одобрительно кивал головой. Джек не так часто вступал в дискуссии, но свою позицию он умел аргументировать.
– Ну да, действительно, – хмыкнул Честер. – Давайте подождём, пока меня турнёт кто-нибудь великий!
– Придурок! Поехали домой! Холодно! – Флетчер поёжился и потянул Честера за воротник пальто.
– Не хочу, – Честер осторожно высвободился и продолжил меланхолично курить.
– Чес, прекрати! – рявкнул Флетчер. За все годы знакомства он ещё ни разу не видел Честера в таком состоянии. С одной стороны, понять причины было несложно. С другой – наблюдать на лице всегда жизнерадостного Честера пустоту безысходности и разочарования – было не просто непривычно, а немного страшно.
– Я не хочу оставаться в группе только потому, что мы друзья.
– Чес, не будь дураком. Если бы ты был плохим барабанщиком, мы бы тебя и брать не стали, – спокойно сказал Джек.
– Ты тут что, на комплименты напрашиваешься? – Флетчер уже почти стучал зубами от холода.
На лице Честера промелькнула усмешка, и отдалённо не напоминающая его обычную улыбку. Но всё-таки это было лучше, чем ничего.
– Ага. Я и Айзенштейна подговорил разыграть весь этот спектакль только ради того, чтобы услышать от вас похвалу! – фыркнул он.
– Всё, собирайся. Идём, пока магазины открыты, купим виски. Иногда можно нажраться и без повода, – Флетчер снова потянул Честера за воротник, и на этот раз тот поднялся на ноги.
11.
– Ну что, доволен? – в голосе Тома звучала не то, чтобы злость, но почти неприкрытая ненависть.
Это был первый раз, когда они собрались все вместе после странного и неожиданного разговора с Айзенштейном.
Контракт был разорван, но Честер, Флетчер и Джек не знали, согласится ли Том продолжить петь с ними. Он явно был не в восторге от принятого Флетчером и Джеком решения.
Настроение у всех было довольно паршивым, и никто не чувствовал в себе желания что-то делать. У них на носу была запись альбома – скорее всего, такого же неуспешного, каким был предшествующий сингл. Но настоящего альбома. Записанного на деньги компании, а не на собственные скромные сбережения. И все эти планы рухнули за какие-то пять минут.
Больше всех переживал Честер. Флетчер даже жалел, что не придумал какую-нибудь ложь, чтобы объяснить внезапный разрыв отношений с Айзенштейном. Впрочем, зная Тома, тот рано или поздно всё равно бы сообщил Честеру правду, и тогда всё могло бы быть ещё хуже.
– Ты хочешь, чтобы я ушёл сам? – Честер посмотрел на Тома и равнодушно пожал плечами. Он сразу предлагал Флетчеру и Джеку этот вариант. Он не хотел становиться тем якорем, который бы тормозил развитие группы. Это, конечно, было чертовски обидно. Он любил этих ребят. Любил то, что они делали вместе. И хотел быть частью этой группы. Именно этой, а не какой-то другой. Но он был готов уйти ради их будущего.
Тем не менее, Флетчер и Джек наотрез отказались играть с новым ударником.
– Да будь это хоть сам Мун! – заявил Флетчер, зная, насколько непререкаемым для Честера был авторитет барабанщика «The Who».
Честер где-то в глубине души знал, что Флетчер и Джек правы. Что на самом деле он был хорош – как ударник и как музыкант. Но на поверхности были эмоции. Его самолюбие было задето, его вера в себя пошатнулась. И он больше не был уверен, что готов идти на всё ради своей мечты. Меньше всего на свете он хотел, чтобы жертвы приносили его друзья.
– Да уже поздно! – огрызнулся Том.
– Похоже, ты забыл, что это – наша группа, – осадил его Флетчер. – И если тебя не устраивает состав, то ты можешь поискать других музыкантов, – Флетчер говорил резко и холодно, как никогда ещё до этого не обращался к Тому, хотя их отношения сложно было назвать тёплыми.
– Да если бы не я, ни одна компания не взялась бы вас записывать!
– И чем ты так хорош? Тем, что твой отец – владелец лейбла?
Том яростно выдохнул через нос, словно готовящийся к атаке бык, но в последний момент промолчал.
– Ну так что? Ты с нами? Или Честер настолько не устраивает тебя как барабанщик, что ты предпочитаешь уйти? – примирительно спросил Джек.
Том состроил презрительную гримасу, хмыкнул, покачал головой, затем закатил глаза к потолку и только после всего этого наконец произнёс:
– С вами, – всем своим видом он показывал, что делал им огромное одолжение. Но к этому они уже успели привыкнуть.
Джек кивнул. Флетчер повернулся к Честеру, чтобы оценить его реакцию. Тот воспринял слова Тома с безразличием, как, в общем-то, воспринимал большинство событий, которые происходили в последнюю неделю.
Флетчер же сам не знал, радоваться такому ответу Тома или нет. Им, безусловно, нужен был вокалист. Но нужен ли им был Том?..
Глава 10.
1.
– А может мы сами запишем альбом? – предложил Джек.
На дворе снова была осень, их любимые группы выпускали успешные альбомы один за другим, на музыкальном небосклоне зажигались новые звёзды, а «On the Road» продолжали топтаться на месте. После разрыва контракта всё снова вернулось на круги своя. Они опять были вынуждены больше работать, чтобы им хватало на жизнь. И опять начали выступать по небольшим клубам Лондона и окрестностей. В одном из таких клубов им даже предложили играть на постоянной основе. Они согласились, кусая локти от досады и разочарования и начиная верить, что, может быть, их уделом было навсегда оставаться никому неизвестной кавер-группой. Им снова надо было начинать всё с нуля. Правда, теперь они могли хотя бы похвастаться тем, что записали сингл. Не то, чтобы этим синглом можно было гордиться…
– Можно попробовать, – с сомнением протянул Флетчер. Мысленно он прикидывал, во сколько могла обойтись такая затея.
– Я могу сойти за звукорежиссёра, – предложил Честер, в его голосе звучал энтузиазм.
– Ну да! – пренебрежительно хмыкнул Том.
После инцидента с Айзенштейном Честер уволился со студии, принадлежавшей «Блэквуд Продакшн», решив, что одного Блэквуда в его окружении было достаточно, и устроился на другую студию, «Trident», где за прошедшие пару месяцев принял участие в записи многих молодых музыкантов – и не в качестве уборщика! Профессия звукорежиссёра никогда не интересовала Честера всерьёз, но ему хотелось в ней разбираться, и он неплохо в этом преуспел. Настроение его постепенно улучшалось. Он по-прежнему переживал, что мог лишить друзей шансов на успех. Но доводы Флетчера казались ему всё более убедительными, а на смену угрызениям совести приходили благодарность и ещё большая привязанность к этим совсем уже повзрослевшим мальчишкам, которые вступились за него в трудную минуту.
– Как насчёт моей идеи? Про одну песню в разных жанрах? – робко предложил Джек.
– Как насчёт того, чтобы ограничиться синглом? – предложил Том, в его голосе было столько скепсиса, что нетрудно было догадаться: всю эту идею он считал заведомо провальной.
– Кстати, да, – внезапно согласился Флетчер, так что опешил даже Том – к своей досаде он тоже уже привык, что на его слова в группе никто не обращал внимания.
– В смысле? – переспросил Честер.
– В смысле, мы действительно можем взять одну и ту же песню и записать две кардинально разные версии и выпустить это синглом! Такое может показаться интересным, в отличие от целого альбома. Кто будет слушать десяток разных версий одной и той же песни подряд? Никто! Даже если это самая гениальная песня в мире!
– И какой смысл от этого сингла? – спросил Том. – Вы думаете, что сможете справиться с этой работой лучше, чем профессионалы? Зачем нужен сингл, который всё равно не попадёт в чарты?
– А вдруг попадёт? – прищурился Флетчер.
– С чего бы это?
– Не знаю. Но шанс ведь есть? – пожал плечами Флетчер.
2.
– И что я вам говорил? – самодовольно усмехнулся Том, как будто неудача группы его лично не касалась или, даже, наоборот – радовала.
– Ну молодец. Ты был прав. Доволен? – огрызнулся Честер.
Свой второй сингл, который постигла участь предыдущего, они записали за два часа. Результат им понравился. Пластинка действительно была хороша. Но у них не было денег ни на большой тираж, ни на качественную раскрутку, так что те редкие копии, которые разошлись по музыкальным магазинам, спросом не пользовались.
– Вполне, – невозмутимо отозвался Том. – Ну и что теперь будете делать, умники? Упустили единственный шанс стать знаменитыми?
– А ты правда веришь, что с Айзенштейном у нас такой шанс был? – спросил Флетчер.
– Да уж во всяком случае с ним этот шанс был больше, чем без него.
– Нам надо поехать в очередной тур, – сказал Джек.
Если ценой успеха было увольнение Честера, такой успех ему был не нужен. В самом начале их совместного пути Джек сомневался, а был ли Честер подходящим кандидатом на место барабанщика. Но его сомнения продлились недолго. Джек не знал, в чём были истинные мотивы Айзенштейна, но он знал, что Честер подходил им по всем параметрам.
– Чтобы опять вернуться из него с убытками? – фыркнул Том.
– Нет, – встрял Флетчер. – На этот раз мы будем умнее. Ты что думаешь, что Уотерс за наши выступления ничего не получал?
– Думаю, что мы выступали на разогреве. И что получал он не за нас, а за «Sunshine».
– И что нам мешает получать гонорары, как эти «Sunshine»? Кто их вообще знает?
– В отличие от нас, их сингл попадал в двадцатку! А мы и в сотню вползти не можем.
– И что? Мало ли кто однажды попал в двадцатку и выступил в «Tops of the Pops»? Ты их всех помнишь? Лично я за идею с туром. Сколько можно сидеть на задницах и ждать, пока какой-нибудь богатый дядя предложит нам грандиозный контракт? Ну предложили один. И что? Надо брать всё в свои руки.
– То есть ты хочешь сказать, что сможешь организовать концерты за что-то большее, чем ночлежка и пиво?
– Лично я и на ночлежку с пивом согласен, – сказал Честер. – Я хочу играть музыку. И если мне за это ничего не будут платить – я всё равно буду её играть.
Том презрительно фыркнул, всем своим видом выражая, что от такого как Честер, он и не ожидал ничего другого.
Флетчер же с энтузиазмом хлопнул Честера по лопатке.
– Вот! Это правильный подход! Смысл рок-музыки в том, чтобы быть музыкантом!
Джек с улыбкой покивал головой. Разумеется, все они хотели добиться славы. И, разумеется, было бы неплохо при этом зарабатывать себе на жизнь. Но Честер был абсолютно прав. Смысл рок-музыки был не в деньгах и славе. Смысл был в самой музыке. И в том, что без неё жизнь смысла не имела.