7.
С тех пор, как Джек и Флетчер закончили школу, группе пришлось искать новое место для репетиций. По утрам они всё ещё иногда собирались в клубе, где работал Честер, но это получалось не чаще раза в неделю, так что через знакомых из колледжа Флетчер нашёл зал в здании театра, где ребятам разрешили репетировать по ночам и почти за бесплатно.
Сегодня была как раз одна из таких ночей, на которую была назначена очередная репетиция. Джек украдкой пробирался по коридору мимо спальни родителей и старался не наступить ни на одну из скрипящих половиц. За спиной у него была гитара, в одной руке он держал ботинки – чтобы шаги были ещё более бесшумными. Он уже был почти у лестницы, как вдруг дверь комнаты Джилл распахнулась, а она сама выглянула в коридор.
– Джек?
Он замер на месте в нелепой позе – с одной ногой, поднятой в воздух в процессе очередного шага.
– Джек, что ты здесь делаешь?
– Тш–ш! – шикнул на сестру Джек. Его взгляд был обращён совсем не на неё, а на дверь родительской спальни.
– Что ты делаешь? – шёпотом повторила Джилл.
– Иду на репетицию. И если мама с папой узнают – мне конец! – Джек говорил шёпотом, который был больше похож на шипение. Это была далеко не первая его ночная вылазка и до сих пор ему удавалось уходить и возвращаться незамеченным. А теперь благодаря этой маленькой пронырливой девчонке (Джек никак не мог воспринимать её взрослой и самостоятельной девушкой, для него она по-прежнему была просто вредной младшей сестрой) все планы могли рухнуть.
– На репетицию! Я должна была догадаться! – воскликнула Джилл, и Джек замахал на неё руками.
– Прости, прости! – виновато зашептала Джилл. – Возьми меня с собой!
– Нет!
– Ну пожалуйста! – Джилл сложила перед собой ладони в умоляющем жесте.
– Нет! – резче повторил Джек. Он не сводил тревожного взгляда с родительской спальни. Чем дольше они здесь дискутировали, тем больше было шансов, что их застукают.
– Если ты не возьмёшь меня с собой, я расскажу маме и папе! – это было одной из главных уловок, при помощи которой Джилл с раннего детства привыкла добиваться своего от брата.
Джек растерянно распахнул рот. Шантаж Джилл чертовски его раздражал. Но ему нечего было ей противопоставить.
– У тебя две минуты на то, чтобы одеться! – сердито прошептал Джек. – Жду тебя внизу.
Джилл подпрыгнула на месте, хлопнув в ладоши, и шмыгнула обратно за дверь своей комнаты.
Джек ждал её у входной двери и нервно поглядывал на часы: прошло уже куда больше пяти минут, а Джилл всё не появлялась. В какой-то момент Джек было решил плюнуть и уйти без неё, но передумал: если она спустится и не застанет его, то точно разбудит родителей.
Наконец, Джилл появилась. На ней была ультракороткая мини-юбка (откуда такая была в её гардеробе – Джек понятия не имел, родители совершенно точно не одобрили бы подобную одежду!), в руках она держала лакированные туфли на высоком каблуке. И даже в полумраке холла в глаза бросался яркий макияж девушки. Оставалось только удивляться, что сборы заняли так мало времени!
– Идём быстрее, мы опаздываем! – раздражённо буркнул Джек, не понимая, чего ради его сестрица так нарядилась.
8.
– Привет, Джилл, – сказал Флетчер, приятно взволнованный появлением девушки.
После того, как она танцевала на их вечеринке с Честером, Флетчер заметно приуныл. Нет, на Честера он не злился. Он верил, что тот руководствовался одной лишь вежливостью и хорошими манерами, хотя и не мог понять, почему Честер не терял голову при виде Джилл – она ведь была просто эталоном красоты, во всяком случае, на вкус самого Флетчера. И всё-таки неприятно было осознавать, что любовь всей твоей жизни предпочла тебе твоего лучшего друга, пусть даже этот друг не испытывал взаимных чувств.
Но сейчас, когда она неожиданно появилась вместе с Джеком на пороге репетиционной комнаты, Флетчер был просто рад её видеть. И неважно, что её сюда привело.
Джилл рассеянно кивнула и бросила взгляд на Честера, который сидел за установкой с сигаретой в зубах.
– Привет, Честер! – она похлопала ресницами.
– Салют! – Честер махнул в воздухе палочками.
Он не слишком-то радовался приходу Джилл. В её обществе, и особенно когда рядом был Флетчер, он чувствовал себя чертовски неловко. Честер, конечно, ещё никогда не испытывал настоящей и тем более невзаимной любви, но сейчас на собственном опыте он убеждался – что лучше уж самому любить кого-то безответно, чем когда кто-то был безответно влюблён в тебя.
Честер старался вести себя с Джилл вежливо и приветливо, но боялся, что она может расценить это как его к ней ответный интерес. После их единственного танца Честер вообще максимально её избегал. Тем более, что Джилл отличалась от всех знакомых ему девушек и излишняя скромность точно не была одним из её недостатков (или достоинств). Она не говорила о своих чувствах в открытую. Но намёков делала достаточно.
И как на всё это реагировать, когда за происходящим наблюдает твой лучший друг, по уши влюблённый во флиртующую с тобой девушку?
Джилл во время репетиции сидела тихо и старалась не привлекать к себе особого внимания, но Флетчеру одного её присутствия было достаточно, чтобы стать слишком рассеянным да так, что он то и дело сбивался. Однако не это выводило Джека из себя. Он не подозревал о том, какой любовный треугольник разворачивался буквально у него перед носом. Он не злился на ошибки Флетчера. Он даже не злился на Джилл за её шантаж… Сегодня на репетиции он планировал поговорить с друзьями о чём-то очень для него важном, но при Джилл он не мог поднимать тревожащую его тему.
9.
До следующей репетиции и встречи с Честером и Флетчером Джеку пришлось ждать несколько дней, и он постарался сделать всё возможное, чтобы Джилл не узнала об этой репетиции заранее и не заметила, как он будет собираться и уходить. Впрочем, Джилл, разочарованная предыдущим опытом, и не рвалась больше сопровождать брата. Честер на неё не реагировал, во всяком случае, не реагировал так, как ей бы того хотелось. Да и вообще ребята были слишком поглощены процессом. Интересно, конечно, но не стоило её бессонных ночей.
Джек ничего этого не знал, и, когда Джилл не увязалась за ним хвостиком на очередную ночную вылазку, он лишь выдохнул с облегчением.
– Ребят, слушайте, надо поговорить, – сказал Джек, когда все уже собирались расходиться по домам – время близилось к четырём часам утра, и самому Джеку, и его друзьям уже скоро было отправляться на работу или учёбу.
– Что случилось? – встревожился Флетчер. Он привык, что Джек всегда заговаривал нерешительным, почти виноватым тоном, если хотел поделиться какими-то проблемами.
– Я хочу бросить колледж и уйти из дома, – сказал Джек и посмотрел на Честера. Именно в нём он видел пример для подражания, именно от него ждал совета и одобрения.
– Оу! – Честер опешил и растерянно заморгал. – Это неожиданно.
– Давно пора! – ухмыльнулся Флетчер и похлопал Джека по плечу.
Джек понуро опустил голову. Он сам не знал, какой именно реакции ждал от друзей. Но, кажется, не такой.
Честер прикурил сигарету и предложил угоститься Флетчеру и Джеку. Флетчер с энтузиазмом воспользовался предложением, Джек печально помотал головой. Он никогда не курил непосредственно перед возвращением домой. Нелепо, конечно, учитывая, что он собирался из дома уйти.
– Что случилось-то? – уточнил Честер и выдохнул облако серого дыма.
Джек нерешительно пожал плечами, некоторое время помолчал, а потом рассказал друзьям о своём дурацком страхе собственного будущего: он – солидный врач и отец семейства, смотрит по телевизору концерт, на котором выступает Честер, к тому времени всемирно известный барабанщик.
Услышав это, Честер начал безудержно смеяться. Он хохотал так, что закашливался сигаретным дымом и пришлось присесть на корточки, опершись спиной на стену, потому что ноги отказывались его держать.
– Очень смешно, – мрачно и обиженно сказал Джек.
– Прости, – сквозь смех выдавил Честер. Флетчер смотрел на него со снисходительной улыбкой психиатра.
– Прости, Джеки, – повторил Честер. – Но это правда очень смешно!
Джек внимательно посмотрел на Честера. Его очень задел этот смех. Даже несмотря на то, что он успел привыкнуть к тому, что Честер умел найти смешное в том, где ничего смешного не было и не могло быть в принципе. Джек не знал, то ли ему окончательно оскорбиться и пойти домой, то ли не обращать на Честера и его идиотский смех внимания. Но в улыбке, а главное во взгляде Честера было что-то такое, что желание обижаться пропадало.
– Джеки, прости, правда. Я же не над тобой смеюсь! Я, знаешь ли, как никто понимаю – каково это, жить с родителями, которых репутация заботит больше, чем что бы то ни было. Но я просто представил себе тебя… лысого, в очочках, с кучей детишек… – Честер развёл руки в стороны, как будто хотел этим всё объяснить. Он и сам не знал, что показалось ему таким смешным. И уж тем более не мог теперь объяснить это Джеку. Но Джек, похоже, всё понял. Его губы тронула робкая улыбка – непривычное зрелище, и улыбка буквально преображала лицо Джека. Ещё мгновение, и он улыбнулся шире, а спустя ещё несколько секунд смеялся в голос. Честер мгновенно присоединился к нему, а Флетчер покачал головой и сказал:
– Я только одного не понял, какого чёрта в твоём будущем Честер – великий барабанщик, а меня нет вообще?!
В ответ на это Честер и Джек переглянулись и захохотали ещё сильнее, через секунду вместе с ними хохотал и Флетчер.
– Значит, ты решил бросить колледж и съехать от родителей? – отсмеявшись, спросил Флетчер и с сомнением покачал головой. Он не верил, что Джек сможет решиться на этот шаг. С тех пор, как Флетчер впервые познакомился с этим тихим забитым мальчиком, он заметил в Джеке определённые перемены. Но всё-таки не настолько существенные.
Джек молча и понуро покивал головой, снова ни тени улыбки на его лице.
– Я лично тебя всецело поддерживаю, – сказал Флетчер, – но…
– Переезжай к нам, – перебил его Честер.
– Что? – хором переспросили Флетчер и Джек.
– Если ты съедешь от родителей, тебе надо будет где-то жить, – сказал Честер. – У нас, конечно, тесновато, но, поверь, это лучше, чем гримёрка самого крутого лондонского клуба! – он подмигнул Джеку со знающим видом.
– Тебе-то откуда знать про самые крутые клубы? – хитро прищурился Флетчер. – Ты же жил в какой-то дыре!
– Эй-эй! Это очень крутой клуб! – на полном серьёзе возразил Честер, пусть даже и понимал, что Флетчер над ним подшучивает. Потом, впрочем, Честер всё равно опять рассмеялся.
– Ты это серьёзно? – спросил Джек, не обращая внимания на шуточную перепалку друзей.
– Про крутизну клуба? – хмыкнул Честер и встряхнул головой, показывая, что он понял, что имел ввиду Джек. – Если Флетчер не против.
– Флетчер не против, – улыбнулся Флетчер.
10.
В течение нескольких последующих дней Джек продумывал возможные варианты своего ухода из дома. Можно было последовать примеру Честера: просто уйти и всё, без предупреждения. Но этот вариант Джек отбросил почти незамедлительно. Он был уверен: поступи он так, его родители сразу же обратятся в полицию. А поиски несомненно приведут к мистеру и миссис Миллс, а это, в свою очередь, рано или поздно выведет и на квартиру, которую снимали Флетчер и Честер.
Джек мог бы передать сообщение с Джилл. Но Джилл вряд ли сможет держать язык за зубами нужное количество времени, и у Джека были все шансы попасться на пороге, с гипотетическим чемоданом в руках. К тому же, в этой ситуации он снова не был застрахован от того, что родители попытаются найти его и вернуть домой. По этой же причине отпадали варианты оставить записку или отправить письмо.
Хотел того Джек или нет, но ему нужно было лично разговаривать с родителями. И разговор этот совершенно точно нельзя было отнести к разряду простых, а уж тем более приятных.
Все эти дни Джек ходил ещё более мрачным чем обычно. Так что Флетчер и Честер даже начинали чувствовать себя неловко, если вдруг смеялись в его присутствии. Впрочем, чужое веселье не раздражало Джека. Он был настолько погружён в себя, что почти не обращал внимания на то, что происходило вокруг.
После очередной ночной репетиции Джек бесшумно проскочил в свою комнату. У него было ещё часа два на сон, не так уж и много, но лучше, чем ничего. Джек скинул с себя одежду и забрался под одеяло, даже не потрудившись убрать с кровати покрывало и наваленные сверху учебники. Шурша страницами, они скатились к стене, когда Джек укутался в одеяло. Джек повертелся, устраиваясь удобнее. Он очень устал за последние несколько месяцев, его и без того бледная кожа в сочетании с кругами под глазами выглядела болезненно. Родители Джека словно бы не замечали этого. А он сам прекрасно знал, что ему просто не хватало сна. Но, как на зло, заснуть не получалось. Голова словно бы была наполнена клубком высоковольтных проводов, каждый из которых гудел и вибрировал. Джек тяжело вздохнул, зажмурился и перевернулся на другой бок, как будто это могло помочь решить проблему. Разумеется, не могло.
Потому что основная проблема заключалась в предстоящем разговоре с родителями, который Джек оттягивал как мог.
Честер и Флетчер не торопили его. Иногда у Джека складывалось впечатление, что после того, как он сообщил им о своём решении, они покивали головой, порадовались и… успокоились. Не то потому, что не считали его намерения серьёзными, не то наоборот, потому что расценивали принятие этого решения как половину сделанного дела, а значит, это и не требовало каких-то дополнительных обсуждений.
Только сам Джек не был уверен в том, что дело зайдёт дальше, чем громкие слова друзьям. И всё-таки он очень сильно хотел довести всё до конца.
Один за одним в голове Джека всплывали возможные сценарии его разговора с родителями. И ни один из них не заканчивался в пользу Джека. Он не боялся реакции отца. Тот, конечно, будет разочарован, но вряд ли будет долго спорить. А вот мать… Джека самого начинало трясти от одной только мысли о том, как миссис Стюарт начнёт верещать, лишь только услышав о намерениях сына бросить медицинский колледж и съехаться со своими так называемыми друзьями.
Ему надо было тщательно продумать все варианты поведения его матери и все аргументы, которые он мог бы ей противопоставить. Миссис Стюарт совершенно не умела слушать собеседника, если считала, что он изначально и в корне был не прав. И Джек, несомненно, с её точки зрения, просто не мог быть прав. Так что никакие, даже самые веские и адекватные доводы не могли повлиять на позицию его матери.
Джек снова тяжело вздохнул и снова перевернулся на другой бок. Эти мысли терзали его, терзали с каждым днём всё сильнее. Да, решение было принято. Но Джек прекрасно понимал, что между принятием решения и его осуществлением был гигантский, почти непреодолимый шаг.
Джек всё никак не мог заснуть. Был бы рад хоть на минуту перестать думать о своих родителях. Но, даже если он пытался заставить себя отвлечься на что-то другое – как прошла репетиция или как можно было улучшить звучание той или иной песни – мысли всё равно возвращались к родителям. И разговору, который не мог больше ждать. Джек не хотел больше об этом думать. Он вообще не хотел думать. Ни о чём. Он хотел спать. От двух часов, которые он изначально мог себе позволить, осталось уже меньше полутора. Ещё немного – и уж лучше не засыпать вовсе, потому что будильник, который вырвет тебя из мира сновидений, будет хуже топора палача, опускающегося на шею осуждённого. Топор, во всяком случае, приносил покой…
Промаявшись ещё около получаса (тридцать три минуты, если быть точным – Джек не ленился щёлкать выключателем лампы на прикроватном столике, чтобы посмотреть время), он окончательно понял, что поспать сегодня ему было не суждено.
Джек включил настольную лампу, но на этот раз не для того, чтобы узнать время. Попытки заснуть он забросил. За окном было ещё совсем темно, по стеклу барабанили капли холодного осеннего дождя, а в самом доме было тихо.
Джек пощурился, привыкая к свету, выбрался из-под одеяла и зябко поёжился. Зря он поленился надеть перед сном пижаму. Он зевнул и потёр ладонью глаза. Удивительно, как одновременно можно было чувствовать себя настолько усталым и сонным, но при этом так и не заснуть!
Джек оделся, снова зевнул и сел за стол. Разговор с родителями предстоял непростой. Но откладывать его дальше было уже нельзя.
11.
Джек хмуро смотрел на очередной тетрадный лист, который был исписан его мелким скрупулёзным почерком.
«Это моя жизнь и я должен принимать решение, как мне её проживать» – это предложение встречалось чаще всего среди его записей. И он прекрасно понимал, что для миссис Стюарт это был слабый аргумент.
Лучше всего, конечно, думал Джек, будет, если на очередное такое высказывание его родители сорвутся и скажут что-то вроде «Прекрасно, раз это твоя жизнь, вот и плати за свои прихоти сам». В этом случае они, сами того не ведая, передадут инициативу в его руки. Он спокойно кивнёт, возьмёт заранее собранные вещи и уйдёт. Главное было только сохранять самообладание. Но обычно спокойный и рассудительный Джек сомневался, что сможет держать себя в руках, когда его мать начнёт истерично вопить, не слушая никаких доводов.
Чтобы обрести свободу и добиться своего ему нужна была чётко спланированная стратегия и, возможно, помощь друзей. Джек ещё раз перечитал все свои заметки. Кажется, он действительно не упустил ни одной мелочи и проработал все потенциальные сценарии. На бумаге всё казалось так просто. В том, что это будет так же просто в реальности Джек очень сильно сомневался.
Звонок будильника заставил его вздрогнуть. Джек вздохнул и понуро поплёлся в ванную, чтобы собраться на учёбу, как он надеялся, один из последних раз.
Схватив рюкзак и отправившись в колледж, свои записи он так и оставил лежать на столе.
12.
Джек никак не ожидал, что события будут развиваться совсем не так, как он их распланировал. Он даже не успел обсудить последние детали с Честером и Флетчером, на чью помощь и поддержку так рассчитывал.
Джек вернулся домой с учёбы, зашёл в дом, снял пальто и направился к лестнице. Он очень устал и собирался немного поспать. Непривычная тишина в доме его не насторожила.
– Джон. Винсент. Стюарт, – ледяной голос его матери раздался за спиной Джека, отчего он невольно похолодел и замер на месте: одна нога уже на первой ступени, ладонь на перилах. Джек не помнил, когда в последний раз мать звала его полным именем. И это было очень, очень нехорошим знаком.
– Да? – Джек повернулся. Он старался выглядеть отрешённо (ведь он действительно не знал, что могло так разозлить миссис Стюарт), но нехорошее предчувствие уже охватило его с головой. Стоило же ему увидеть мать, и он мгновенно понял, в чём было дело. Сердце Джека ухнуло в пятки и, кажется, там и осталось. Джек резко побледнел, а его ладони стали мокрыми от пота.
Миссис Стюарт стояла на пороге гостиной и держала в руках несколько тетрадных листов, не узнать которые Джек не мог.
– Думаю, нам надо поговорить, – сказала миссис Стюарт. Её голос был сухой, словно хворост, потрескивающий в огне. Она не кричала, но каждая чёрточка её лица выражала крайнюю степень недовольства, граничащего со сдержанной яростью.
Джек моментально позабыл все слова, которые он так скрупулёзно записывал. Да и какой теперь был в них смысл? Как он только мог так нелепо проколоться? Как мог оставить свои записи на самом виду и буквально сдать «врагу» все свои явки и пароли? Джек молча стоял на месте, не в состоянии произнести ни единого слова. Все они, теперь совершенно бесполезные, остались на листе бумаги, который держала в руках его мать, а у него в голове были лишь пустота и лихорадочная паника. Он чувствовал себя, как отличник, которого поймали на списывании – врасплох и с поличным – и совершенно не представлял, как выпутываться из этой ситуации.
– В гостиную. Быстро, – тон миссис Стюарт не терпел возражений.
Джек повиновался молча. В комнату он шёл как осуждённый на казнь, на негнущихся ногах.
– Садись, – миссис Стюарт была немногословна. Кивком головы она указала на диван.
Джек послушно присел на самый краешек, словно это была раскалённая плита или поверхность дивана была покрыта шипами.
– Значит, ты считаешь, что уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как тебе жить? Значит, ты считаешь, что мы с отцом – два старых идиота, которые заботятся лишь о собственном спокойствии? Значит, ты думаешь, что способен понять, что для тебя лучше?
Джек продолжал молчать. Он хотел бы что-то ответить. Он хотел бы распрямить спину или даже гордо встать – чтобы быть наравне с матерью. Но вместо этого – весь сжался и понуро опустил плечи. В нём возмущение и жажда самостоятельности боролись сейчас с годами впитываемым и взращиваемым страхом перед родителями.
– Ты всегда был слабовольным! И вот к чему это привело! Стоило тебе связаться с этим Миллсом! Не зря я никогда не одобряла эту дружбу! Не надо мне было тебя и на порог к нему пускать! – миссис Стюарт распалялась всё сильнее и если свою речь она начинала сухо и расчётливо, то теперь не могла совладать с эмоциями – ещё немного и, Джек знал это наверняка, она перейдёт на нечленораздельный визг.
– Своей идиотской музыкой и бренчанием на гитаре ты никогда ничего не добьёшься! Ты хочешь прозябать в нищете? Музыка не может быть профессией! Это всё баловство! Тем более, эта, грязная, негритянская музыка! Ты приличный мальчик из приличной белой семьи!
Джек внутренне закипал. По степени накала его эмоции были сейчас столь же горячи, как и у его матери. Но он продолжал молчать. Только сильнее бледнел, да крылья носа раздувались от бессильной злости. Мысленно он давал ответ на каждую фразу миссис Стюарт. На деле же он был забит и подавлен. Он не мог решиться даже раскрыть рот. И, кого он обманывал, тут было совершенно ни при чём, что она нашла его записи и предвосхитила его первый шаг. Её невозможно было переубедить и переспорить.
И вдруг Джек вспомнил, как ушёл на свою первую репетицию с «Воротничками». Конечно, тот поступок нельзя было ставить в сравнение с уходом из дома навсегда. Но в тот момент для него это всё равно был очень серьёзный шаг, почти настоящий бунт. Значит, он всё-таки был способен на прямое и открытое противостояние.
– Мама, – Джек поднялся на ноги. Они не слушались его, были всё такими же ватными, как когда он шёл через холл в гостиную. Он очень боялся, что колени его подведут и он безвольно рухнет обратно на диван. И всё же он изо всех сил старался выглядеть уверенно и спокойно. Джек бы очень удивился, если бы узнал, что, несмотря на своё внутреннее волнение, почти панику, его внешний вид этого не отражал. Разве что лицо было бледнее обычного.
Миссис Стюарт не сразу расслышала негромкое «мама», но замолчала и даже отпрянула на шаг назад, как только Джек встал. Кажется, первый раз в жизни он заметил на её лице страх. Страх не потерять над ним контроль. А страх перед ним самим. Джек не хотел её пугать. Но, пожалуй, так было даже лучше. Он знал, что никогда не сможет причинить ей вреда – разногласия разногласиями, но она была его матерью. Но для того, чего он собирался добиться, Джеку было удобнее, чтобы у неё такой уверенности не было.
– Мам, что бы ты сейчас ни говорила, и как бы себя ни вела, пойми, пожалуйста, одну вещь. Я уже принял решение. И ни ты, ни отец, ни бабушка, ни тётя… никто не заставит меня отступить. Мне жаль, что я не оправдываю ваших надежд и ожиданий. Но я не буду врачом. И я не буду ходить больше в колледж. И не буду больше жить с вами.
Губы миссис Стюарт дрогнули.
– Джек! – только и воскликнула она – громко, с истеричными визгливыми нотками в голосе.
– Не усложняй, мам, – покачал головой Джек. Он знал, что когда не срабатывали крики, миссис Стюарт могла закатить настоящую сцену – с причитаниями, заламыванием рук и обещаниями умереть, если он не начнёт повиноваться её требованиям. Но этим можно было произвести впечатление на пятилетнего ребёнка. Ему же было восемнадцать. И он прекрасно понимал, что это всё было лишь попытками манипулировать, отчаянные крайние меры.
– Джек! – снова лишь взвизгнула миссис Стюарт.
– Не надо, мам, – Джек покачал головой. – Ничто не заставит меня передумать.
Он прошёл мимо неё, до последнего ожидая, что она схватит его и будет требовать, умолять, упрашивать, угрожать. Но она не двинулась с места, так и осталась стоять с выражением неверия и удивления на лице.
Джек не обернулся, хотя это стоило ему больших усилий. И не перешёл на бег – хотя ему очень хотелось как можно быстрее оказаться подальше от поля боя. Он не чувствовал себя победителем. Но перспектива свободы уже приятно щекотала его нервы.