– Издевательство… – прошипела она и повернулась к Адольфу. – Нет, мой пернатый друг, ты только взгляни! Развлечение уровня моего детства! Я прекрасно помню, что сегодня – в мой день рождения – у княжны годовщина смерти… Сегодня… – девушка задумалась. – О! Сегодня сто лет со дня расстрела… – и вдруг вспыхнула. – И что? Глупая шутка…
Ольга схватила странное послание, смяла его и швырнула в корзину для бумаг, стоящую под столом. Потом удовлетворённо кивнула.
– Адольф! Полетели на кухню! Как думаешь, мне заказать пиццу или нет?
Подруг у девушки не было, и в праздники или во время отпуска это ощущалось особенно сильно. Почти все, с кем она когда-то была дружна, разъехались или завели семьи. На работе вокруг нее были сплошь женщины, годящиеся ей в матери. Это был грустный праздник. Двадцатый пятый день рождения. В этом возрасте даже бегать по городу с шариками уже не пойдешь, остаётся лишь уплетать пиццу перед телевизором, и разглядывать картинки, которые присылают тебе в социальных сетях добрые малознакомые люди.
Холодильник был почти пуст, из морозилки грустной надписью на Ольгу смотрела пачка пельменей. Стало еще грустнее. Когда ей было восемнадцать лет, и она мечтала жить одна, она даже не думала, что это будет вот так уныло выглядеть. И можно было бы оправдать себя тем, что ей некогда, так как на работе полугодовой отчет, и она задерживается допоздна – но со вчерашнего дня Ольга ушла на неделю в отпуск.
Все! Решено! Завтра она начинает готовить полноценно и хватит быть жертвой.
Адольф сидел на плече хозяйки, прочищая клювом перья, когда та решила вернуться в комнату за телефоном, чтобы оформить доставку пиццы на дом. Но эта мысль мгновенно вылетела из головы Ольги, когда рядом с телефоном она увидела…конверт. Тот самый коричневый конверт, который она меньше десяти минут назад вышвырнула в мусорную корзину под столом! Теперь он – вскрытый – лежал на столе, будучи даже не помятым.
Ольга остановилась и уставилась на кончик своего носа: так она делала еще со школы, если ей вдруг начинало казаться, что зрение посылает ей неверные сигналы. Не помогло. Письмо лежало на столе. Девушка сделала гримасу, наклонилась и вытащила из-под стола полупустую пластиковую корзину. Картинки с изображением княжны Романовой там не было. Конверта – тоже. Попугай на плече Ольги щелкнул клювом и начал чистить перья с другого бока.
– Вот что бывает, – пробормотала она и взяла письмо со стола. – Когда желаемое выдаешь за действительное!
Внутри конверта лежала та же самая картинка с изображением Великой Княжны и подписью на обратной стороне. Ольга сделала суровое лицо, медленно скомкала странное послание и с силой швырнула его в корзину. Потом удовлетворенно кинула и, развернувшись на пятках босых ног, направилась к своей сумочке, брошенной на кровати. Телефон лежал там: сигнализировал два пропущенных звонка от отца и одно sms-сообщение от мобильного оператора. Девушка села на кровати в позу лотоса и открыла мобильное приложение сайта известной городской пиццерии.
– Какую выбрать? – спросила она у Адольфа, и птица легким взмахом крыльев оказалась на шкафу. – Да-да, я знаю, ты такое не очень любишь, мой хохлатый друг… Но я не моя святая тезка, я ем вредную еду и…
С губ Ольги сорвалась брань. Да, она была хорошо воспитанной особой и понимала, что сквернословие женский пол не красит, но она признавала в себе право также быть русским человеком, и иногда выражать всю гамму чувств именно парочкой тех слов, которые бы наверняка не понравились ее исконно петербургским бабушкам. Все это переставало быть забавным! Злосчастное послание с изображением княжны Романовой лежало на столе! Абсолютно целый конверт, как будто минутой ранее она – Ольга Романова, родившаяся в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году – не смяла его в шар.
Девушка ругнулась еще раз, повертела головой по сторонам и вскочила на ноги. Телефон был брошен, пицца забыта.