Затем Корали. Слишком независимая и упрямая, чтобы не раздражать постоянным желанием быть в курсе дел. Бунтарка по натуре, она, вопреки традиции, пыталась добиться коронации Лии до ее совершеннолетия, словно предвидела, какое место займет Мастер Иллюзий. Но, увы, ее доводы оказались недостаточно серьезны, а оппозиция к правящему не могла закончиться ничем хорошим, и Корали «уехала отдохнуть» с легкой руки лорда-протектора.
Мастер Иллюзий был здесь ни причем. Он как будто знал наперед, что и когда должно произойти, и лишь наблюдал за происходящим. Появлялся и исчезал, не утруждая себя объяснениями, а когда задерживался во дворце, дан Глисса неизменно чувствовал на себе его колючий взгляд, переворачивающий все нутро, даже если был один. Страх связал его с Сарком крепче, чем все узы, вместе взятые. Страх стал его мыслями и смыслом жизни. А потом появилась она, дочь чужого мира с лицом и памятью Сойла. Она обладала удивительной способностью изменять вокруг себя все, к чему прикасалась, даже не подозревая об этом. Неизвестно, как и чем она завоевала привязанность гордячки Лии, разговорила нелюдимого Камилла, заставила скрытного и замкнутого Кодвилла вспомнить, что он умеет улыбаться, и крепко-накрепко привязала к себе сердце лорда-протектора Леантара, любившего в своей жизни лишь одну женщину, королеву и жену своего брата Горо Кереса Волдена, умершую спустя несколько часов после появления на свет принцессы Лии.
Думать о себе в третьем лице было легче, как будто и не о себе вовсе, а о ком-то другом. Так было проще. Проще заметить, что изменился, но изменился не так, как хотел бы сам, и тем более не так, как хотел проклятый Сарк. Страх, к сожалению, никуда не исчез, но перестал быть смыслом жизни и мыслями. Всем этим теперь была… Лорд обернулся – Лия стояла рядом с лежащими на ковре ножнами и странно смотрела то на торчащий в портрете кинжал, то на него.
– Как ты вошла? – спросил он.
– Как обычно, через дверь, умела бы летать – непременно воспользовалась бы окном, – ответила девушка, поджав губы, и добавила, кивнув на портрет: – Хороший удар. Только вот мишень…
– Мишень подходящая.
– Странно, никогда прежде не замечала в вас склонности к самоиронии.
– Ты хотела обсудить мои склонности?
– Нет, к сожалению.
– Чего ждешь?
– Не чего, кого. Кодвилла и Камилла.
– Это переходит всякие границы! Лорд-протектор Леантара должен ждать собственного советника и какого-то книжного червя?! – дан Глисса картинно воздел руки и уселся в кресло, повернувшись к Лии спиной.
– Ваша светлость, прекратите ломать комедию, вполне достаточно той, что я видела в Посольской комнате! На вас тошно смотреть, – принцесса, скривив губы, устроилась на пуфике рядом с книгами. – А вообще, присутствие Камилла и Кодвилла не столь важно. Я хотела обсудить… Хотела поставить вас в известность, что сегодня же отправлю делегацию в Сойл.
Молчание.
– Это необходимо. Без поддержки Сойла мы мало что можем, к тому же это лучшая из возможностей закончить-таки эту никому не нужную вражду… В чем дело? Вы заболели?! Вы не спорите и не высмеиваете меня.
– Не вижу достаточной причины, – отозвался лорд из глубины кресла. – Мало того, я совершенно согласен, но боюсь, что не смогу сейчас отпустить Кодвилла, он нужен мне здесь.
– А я и не прошу.
– Зачем тогда ты просила о его присутствии?
– Откуда мне было знать, что в вас заговорит голос разума? И потом, нужно же обсудить с кем-то организационные вопросы.
– Кто тогда будет говорить с Советом Мастеров Сойла от моего имени? Создавшаяся ситуация…
– Говорить буду я. От своего.
Из-за спинки кресла показалась голова дан Глиссы.
– Девочка моя, ты в своем уме? – изумленно выдал он.
– Повторюсь. Я пришла поставить вас в известность, – резко ответила принцесса и встала. – Сожалею лишь об одном – следовало сделать это намного раньше. И… я не ваша девочка.
В дверях Лия столкнулась с Кодвиллом. Вид у советника был не самый лучший. Он едва дышал, лоб блестел от пота.
– Простите, ваше высочество, я опоздал, – кланяясь, проговорил Кодвилл.
– Нет, вы в самый раз. Дядя вам все объяснит, а я пойду, мне нужно подготовиться.
Вопреки уговорам, упрямица Лия предпочла отправиться в тот же день, хотя благоразумнее было бы сделать это с утра, а не на ночь глядя. Делегация выглядела до невозможного скромной. Где это видано, чтобы особа королевской крови, наследная принцесса, путешествовала в сопровождении служанки, Наставника, трех сановников из Посольской палаты и дюжины солдат, пусть даже из элитного корпуса дворцовой охраны? Этого было ничтожно мало. Вдобавок принцесса отправилась верхом, что вообще ни в какие ворота не лезло. Единственный плюс во всем этом был в том, что так они быстрее доберутся до Сойла.
20
Город горел. Красное на красном: небо – багровый туман, улицы – алые цветы пожаров, люди – огненные блики в глазах и на лицах. Кровь. Смерть и вопли умирающих. Одни, в мундирах и стальных нагрудниках с королевским гербом, просто умирали, другие, наспех одетые, растерянные, в большинстве своем безоружные, умирая, таяли, расползаясь туманом; люди с красноватыми и бледными лицами, одинаково подсвеченными огненным заревом. Он понял, что кричит, но не слышал своего голоса. Гул нарастал, в ушах шумело и сквозь этот шум пробивался чей-то невнятный голос…
– Мой лорд!
Дан Глисса открыл глаза и с удивлением обнаружил, что уснул в кресле в Посольском кабинете. За окном темно. За стеной в Посольском зале и в коридоре, судя по звукам, было достаточно оживленно. На столе в беспоряке громоздились пухлые тетради, кожаные папки с бумагами и разрозненные листы. Голова наливалась ноющей болью, над ухом болотным гнусом зудел Кодвилл. Лорд отмахнулся от советника, потянулся, в спине отчетливо хрустнуло. Как долго он проспал?
– Мой лорд…
Дан Глисса еще раз окинул глазами стол. Вот уж действительно, прочитанное влияет на сновидения. Несколько часов назад он, сказав, что ему нужно отвлечься, а на самом деле позорно сбежал от советника и его бесконечных бумаг «требующих светлейшей резолюции», самолично наведался в архив, чем вверг архивариуса и писцов в ступор, и вышел оттуда с горой отчетов о «сойлийском мятеже» и «заговоре Альдо». После того разговора дипломатической миссии Лии, дан Глисса, задевая взглядом испорченный портрет в своем кабинете, снова и снова задумывался от той роли, которую он сыграл в разрыве отношений с Сойлом. Более всего его интересовала ночь, прозванная в народе Алой из-за пожаров и количества пролитой крови.
Тогда все казалось правильным. Мятеж подавлен, виновные за надежными стенами Триглавой Цитадели или мертвы. Так доложили ему, а он – королю дан Крилу. Затем суды и показательные казни. Мертвыми дан Глисса не интересовался. Тогда. А зря.
Оказалось, ни один из могильщиков, помогавших городской страже «убирать» места погромов, не видел ни одного мертвого «мятежника», хотя из отчетов подавлявших «мятеж» солдат было убито не менее семи десятков. Еще один интересный факт – после публичной казни со стороны Сойла не было подано прошения о выдаче тел казненных, которые, к слову, очень быстро увезли и похоронили в одной из общих ям в месте погребения безвестных бродяг и бедняков, не имеющих денег, чтобы заказать ритуальное сожжение. Однако больше впечатление на лорда произвели несколько протоколов допроса «причастных к мятежу», читай мародеров, пойманных в Алую ночь, которые, клянясь Свешенной силой, утверждали, что «убитый упал и дымом красным растаял», «захрипел, глаза закатил, а потом маревом багровым расползся», «в упор из арбалета в глаз ему, он на меня завалился, а потом истаял, как есть, одна одежа и осталась». И еще один любопытный документ кастеляна Триглавца, где в списке выданного «на обряжение казненных двенадцатого дня месяца Лотуна32 четвертым пунктом были «белила фагийские – 6 банок». А также бумага за подписью коменданта об освобождении «отбывших наказание» узников накануне казни, количество которых совпадало с числом казненных «мятежников». Что-то подсказывало дан Глиссе, что «отбывшие наказание» счастливцы освободились весьма кардинально – прямиком в обитель Света.
Стоило, конечно, разбираться с архивом в личном кабинете, там кресло удобнее и не так шумно, но подниматься обратно в свои комнаты обремененным таким количеством бумаг было лень, а Посольский кабинет был ближе. Кодвил все равно нашел бы его, спрячься он с взятыми документами хоть в самом Триглавце.
Кодвил продолжал добиваться внимания, и лорд сдался, махнув в сторону советника рукой, только отвернулся в другую сторону – коэн слепил глаза, а потянуться уменьшить яркость значило снова отрывать ноющую голову от спинки кресла.
Стоящий за спиной Кодвилл пошелестел бумагами и продолжил нудно читать какие-то распоряжения, требующие его, лорда дан Глиссы, незамедлительной резолюции, и раз уж он, его сиятельство изволит бодрствовать и так далее. Предстоящая война тянула из казны больше, чем предполагалось. Значительная часть регулярных войск отправилась в Сафф, и пограничные и внутренние гарнизоны заметно поредели. Нужно было объявлять набор раньше срока и как можно скорее залатать прорехи, чтобы вконец обнаглевшие пустынники не воспользовались ситуацией. Курьерская почта не справлялась. Люди падали от усталости, загоняли лучших в королевстве лошадей, чтобы вовремя доставить сообщение, и это при том, что количество курьеров за последние часы возросло почти втрое. Им тоже нужно будет платить, как и рабочим на верфях, и оружейникам, и крестьянам, и… Этих «и» скопилось бесконечно много. Голова дан Глиссы, казалось, раздулась до невероятных размеров. В Приемный зал постоянно кто-то входил, выходил из него, там кричали, что-то требовали, хлопали дверями и, хотя стены и двери были достаточно толстыми, лорд невольно слышал все это, но уже не в силах был реагировать.
– Ваша светлость… – пробился сквозь головную боль и не прекращающийся монотонный гул в ушах голос Кодвилла.
– Прости, – устало отозвался дан Глисса, – я не слышал ничего из того, что ты говорил.
– Прибыли послы из Раакского царства, просят, чтоб «военную помощь» приняли в уплату займа. Они предлагают строевой лес, смолу…
– Давай сюда, подпишу, – не дослушав, перебил лорд, выдернул договор из рук Кодвилла, размашисто прошелся самопишущим пером, на котором был выгравирован символ Сойла, по плотной розовой бумаге, скрепил печатью и подал обратно советнику. – Много там еще?
– Да, мой лорд, – ответил Кодвилл. – Вы бы отдохнули. Скоро утро, а вы совсем не спали.
– Сам же сказал, скоро утро. Какой толк? И потом, ты ведь тоже не ложился.
– Я привык, – пожал плечами советник, только слова прозвучали совсем не убедительно, усталость серой пудрой густо лежала на его лице, делая морщины глубже и заметнее.
Лорд взял со стоящего на столе золотого подноса пузатый чайник и поставил обратно. Чайник был пуст. Последнюю чашку полуостывшего наска дан Глисса выпил еще до визита в архив. Захотелось чего-нибудь покрепче, но Альд знал: бокал легкого вина – и он уснет стоя.
Тем временем Кодвилл, побывавший в Приемном зале, вернулся с новой порцией бумаг и юношей в пыльном мундире почтового курьера. Оставив бумаги на столе, советник дернул за висящий в углу шнур и что-то шепнул появившемуся из смежной комнаты заспанному слуге. Тот кивнул и вскоре появился с новым подносом, на котором, кроме чайника с горячим наском, стояли какие-то закуски и графинчик с янтарным вином.
– Кто этот юноша, Кодвилл? – вяло спросил лорд, решившийся присесть, несмотря на угрозу заснуть.
Кодвилл выпроводил слугу, сам поставил поднос на стол, налил лорду немного вина и повернулся к опустившемуся на одно колено юноше, которого заметно пошатывало от усталости.
– Теперь говори.
– Нарсин, мой лорд, вестовой из Саффа. Варвары вошли в Покиар.
Дан Глисса опрокинул бокал с вином, не почувствовав вкуса.
– Иди сюда, – велел он курьеру. – Кодвилл, стул.
– Садись и ешь, – сказал лорд, пододвигая поднос с едой оробевшему парню. – Мне нужны подробности.
– Но, мой лорд, я ничего не видел сам, – ответил Нарсин после того, как жадно выпил бокал вина, протянутый дан Глиссой. – Сообщения передают эстафетой, а парень, передавший мне вести о взятии столицы, не слишком откровенничал, да и что успеешь сказать, когда каждое мгновение на вес золота. Известно лишь, что кафы проникли в город под видом беженцев, перебили охрану у ворот и впустили своих, которые появились под стенами неизвестно откуда, словно из-под земли повылезали. Не иначе, демонов своих помочь упросили. Известно ведь, кафы на алтари идолищам чашки с собственной кровью ставят.
Нарсин умолк, и пододвинутые к нему тарелки стали быстро пустеть. Когда курьер ушел, лорд налил себе наска. Ситуация складывалась не лучшим образом, и дан Глисса не думал, что придет время, когда он станет сожалеть об отсутствии Мастера Иллюзий. Его многочисленные таланты были бы сейчас весьма кстати. Например, узнать, что творится в Покиаре и где находятся посланные в помощь войска. Не помешала бы и свежая голова, поскольку его собственная потеряла способность соображать.
Где-то на задворках памяти замаячило чье-то имя. Лорд нахмурился, отставил чашку и потер виски. Помогло. Вызванную вином дремоту как ветром сдуло.
– Корали, – произнес он.
– Вы что-то сказали? – спросил Кодвилл, оторвав голову от бумаг.
– Кодвилл, мне нужна Корали. Здесь. И побыстрее. Отправь кого-нибудь.
– Но, мой лорд, потребуются соответствующие документы, а сейчас ночь.
– Тогда езжай сам. Нет, это лучше сделать мне. Скоро вернусь, – сказал дан Глисса и вышел в дверь для прислуги.
Он быстро спустился вниз, пришел в привратницкую, растолкал долговязого конюшего, велел сейчас же оседлать трех кроттов и привести к воротам. А спустя полчаса, вместе с взятым у ворот солдатом и привязанной к луке седла кротта свободной лошадью, дан Глисса подъехал к тюрьме. Серый замок Триглавой Цитадели с узкими окнами-бойницами выглядел еще мрачнее в тусклом свете уличных фонарей, как прижавшийся к земле торин, морской гад с толстым костяным панцирем, живущий близ островов архипелага Марине.
У караульного едва глаза из орбит не выскочили, когда он понял, кто стоит у ворот. Мгновенно сыскался главный тюремный надзиратель с нужными ключами, и, отмерив несколько сот метров по сумрачным коридорам, лорд оказался в камере сестры.
– Лучше бы это был кошмар, – сказала разбуженная Корали вместо приветствия.
– Он и есть, – ответил дан Глисса. – Ты знаешь, что происходит?
– В общих чертах, но думаю, что дела плохи, раз ты здесь.
– Одевайся, – сказал он и, повернувшись к надзирателю, добавил: – Дана Корали идет со мной.
– Но… мой лорд, вы не можете, – попытался возразить тот.
Взгляда оказалось достаточно, чтобы пресечь любые возражения. Надзиратель скуксился и, теребя связку ключей, промямлил что-то про порядок, отчет и начальника тюрьмы, который непременно спросит…
– Нужные бумаги будут утром. Плащ, – приказал дан Глисса и протянул руку.
– П-прошу прощения, мой лорд?
– Дай твой плащ, идиот, здесь холодно.
Надзиратель спешно выпутался из теплой материи и подал плащ лорду, который тут же набросил его на плечи Корали.
– Ты изменился, – заметила женщина, когда они вышли за ворота тюрьмы.
– Разве? – дан Глисса приподнял бровь и помог ей сесть на кротта.
Рассвело. Мутные розовые сумерки делались все прозрачнее, с каждым днем вселяя в души людей надежду и предчувствие чуда. Никакие варвары, вместе взятые, не в силах были влиять на естественный ход времени. День Звезды приближался. Его ждали, к нему готовились. Везде одинаково. Хозяйки месили сладкое тесто, лепили из него печенье в форме звезды, обильно посыпая сахаром, цукатами, ароматным вейсом33 и менхом. Даже в самых бедных домах ко Дню Звезды было печенье – младшие жрецы Храма щедро раздавая сладости. Городские улицы скребли и убирали едва ли не вдвое тщательнее против Дня Первовестника, а встречающиеся на улицах знакомые, поздравляя друг друга с наступающим праздником, желали всяких благ, шутили, улыбались, отчего грозящая война казалась далекой и ненастоящей.
Дан Глисса и Корали сидели за столиком. Лорд, отдохнувший и заметно посвежевший после двух часов сна, смотрел на сестру, уминающую за обе щеки только что принесенный завтрак, невольно заражаясь жизненной силой, которой всегда было в ней в избытке. Приодевшаяся, с модной прической, Корали разительно отличалась от вчерашней узницы. Глаза остались такими, какими он их помнил, разве только известная всему королевству напористость за время заточения стала больше походить на жесткость. Эти глаза могли бы с легкостью командовать армиями…
«Женщина-полководец! Придет же такое в голову».
– Что? – спросила Корали. – Что вы так смотрите, лорд Волден? У меня соус на подбородке? Или вас возмущает отсутствие манер?
– Да нет, вы и прежде не слишком манерничали, что уж теперь говорить. Вам здесь удобно? Это, конечно, не прежние апартаменты, но… Их уже приводят в порядок.
– Брось, Альд, мне достаточно этих комнат.
В дверь постучали, деликатно и с достоинством.
– Входите, Кодвилл, – в один голос отозвались Корали и дан Глисса.
Первый советник, отвесив обязательный поклон, не слишком усердствуя, впрочем, подошел к столику. Судя по лицу, ему таки удалось немного отдохнуть. В руках у советника был объемный тубус, из которого он извлек довольно внушительный свиток.
– Здесь сводки за последние десять часов. В основном для вас, дана Корали, – сказал советник и покосился на лорда. – Рад, что вы вернулись, дана.
– Я тоже, – ответила она, несколько удивленная тем, что со стороны дан Глиссы не последовало никакой реакции. Прежде он не позволял проявлять столь явное предпочтение опальной персоне, да еще в его присутствии. Неуважение к правящему – достаточно серьезный проступок, чтобы вот так спускать с рук. Тем не менее…
– Новости из Оаморра-Дар? – спросил лорд.
– По-прежнему, мой лорд. Но есть известия от принцессы. Отряд пересек границу провинции и приближается к Сойл-горе.
– Так быстро? Наверняка мчались сломя голову всю ночь. У девчонки начисто отсутствует инстинкт самосохранения!
– Пусть, – сказала Корали, не отрывая глаз от мелко исписанной бумаги, – ей всего пятнадцать. Не требуй от нее больше, чем она может.
– Она может. Причем гораздо больше, чем все думают. Ты не видела ее два года – это дан Крилл в юбке.
– Сейчас это несущественно. Сейчас нужно беспокоиться о даррийцах и о том, что делать с саффскими беженцами, запрудившими приграничье. Как бы не случилось второго Покиара.
После обеда, уставший от дел и измученный непрекращающейся головной болью, лорд-протектор стоял в одиночестве в огромном бальном зале, свод которого держали три ряда резных каменных колонн, и с грустью смотрел на стены, убранные к так и не состоявшейся свадьбе. Волны белого и кремового шелка, золото, серебро, зеркала, воздушные гирлянды атласных цветов, оплетающие колонны и развешанные под потолком, две огромные люстры из чистейшего горного хрусталя с сотней звезд-коэнов на каждой и множество затейливых светильников – все это оказалось ненужным.
После Дня Первовестника не случалось ни одного приема, и дворец заметно обезлюдел. Праздные даны, не обремененные государственными обязанностями, разъехались по замкам и поместьям, в гости, домой или путешествовать, чтобы сбежать от тоски и скуки, что преследовали их по пятам, стоили лишь на пару-тройку дней прекратиться балам, званым обедам и прочему. А известия о возможной войне так и вовсе повымело многочисленные гостевые комнаты. Парк, в котором в любое время года было полно гуляющих, опустел, беседки и скамейки сиротливо выглядывали из-за пышной растительности, и, кроме них, некому было восхищаться кропотливой работой выписанных из Раакского царства садовников.
Звуки шагов гулко разносились по пустому залу, скользя по полированному мрамору пола, отскакивали от стен и возвращались. На возвышении, к которому подошел дан Глисса, стояли два трона. Когда-то здесь все было украшено живыми цветами. Их убрали еще в тот злополучный день, лишь один из них, спрятавшись в складке драпировки, остался. Осторожно подняв засохший стебель с едва держащимися на венчике хрупкими невесомыми лепестками, лорд поднес его к лицу. Высохший цветок все еще хранил слабый аромат, сладкий, чуть дурманящий, волнующий.
«Так пахли ее волосы…»
Дрогнула рука, держащая цветок, неосторожно сжались пальцы, хрупкий стебель надломился и упал на пол. Разбился, как стекло, бутон, разлетелись по полированному мрамору ступеней полуистлевшие лепестки, издав чуть слышный сухой звук, похожий на вздох. Из разжавшихся пальцев дан Глиссы посыпались растертые в пыль остатки стебля.
Ты – под моими ногами,
Чудо жизни, рожденное в пыли,
Склонило хрупкую головку,
Обвило узкими пальцами острые шпоры моих сапог.
Ты – умираешь.
Я – закованный в латы,
Убийца без лица, один из многих,
Движением руки превращающий в пыль
Многие тысячи жизней, чтобы продлить собственную агонию.
Я – побежден.
Альд вытер ладонь о драпировку и подивился, как неожиданно и к месту всплыли из памяти строчки. Он не помнил, как звали сочинителя и когда прочитал или услышал их, помнил лишь название – «Воин и цветок».
Дан Глисса повернулся, чтобы уйти, богато инкрустированные ножны парадной шпаги брякнули о позолоченный трон. Глупый, пустой звук, вполне соответствующий тому, что и оружием трудно назвать. Красивая безделушка, не более. Он не смог бы защитить себя этим, разве что противник оказался бы медлительным, как морской гад, вытащенный на берег. Да и к чему все это? Кому на него нападать? Хотя, Небо свидетель, он не пользовался популярностью в народе и не делал ничего, чтобы попытаться ее завоевать. На Горо, к примеру, покушались дважды, а ведь он был куда лучшим правителем, но еще до покушений король всюду ходил с двумя телохранителями. Дан Глиссе же вполне хватало охранников в коридорах, тем более что он никого не мог терпеть рядом с собой достаточно долго. А может, недоброжелателей останавливала близкая «дружба» с Мастером Иллюзий?
На душе вдруг сделалось как-то мутно и тревожно. Лорд невольно покосился на двери, а правая рука легла на эфес короткой парадной шпаги. Ощущение усиливалось. Как будто к нему через череду залов и комнат приближался ком концентрированной ненависти.
«Сарк, – мелькнуло в голове. – Невовремя».
И дан Глиссе отчетливо представилось, как неведомая сила вминает в стену тела охранников и врывается в бальный зал, сорвав с петель высокие дверные створки, и как эти створки, бешено вращаясь, несутся прямо на него… Двери открылись вполне обыкновенно, если не считать того, что к ним не прикасалась ничья рука. Мастер Иллюзий, больше похожий на черное изваяние, чем на живого человека, замер на мгновение в дверном проеме, откинул с головы капюшон, поклонился, причем так, что поклон скорее унижал, чем выказывал почтение, и медленно приблизился к дан Глиссе. На лице Сарка появилась циничная улыбка, когда он увидел, где лежит рука лорда.
– Мое почтение лорду-протектору, – произнес сойлиец.
– Мое почтение Мастеру, – ответил дан Глисса, руку с эфеса не убрал, прохладный металл и полуугасшее воспоминание о прикосновении хрупкого сухого цветка к ладони удивительным образом не давало страху затопить мозг. – Вам не кажется, что вы достаточно вольно относитесь к обязанностям Второго советника?
Мастер Иллюзий приподнял бровь и изобразил удивление, вскоре, правда, его лицо приняло прежнее равнодушное выражение, словно постоянная игра в верного вассала и короля перестала забавлять его.
– Я не присягал вам в верности, у меня нет никаких обязательств, и вы не можете приказывать мне.
– Что же тогда вам здесь нужно? – спросил дан Глисса, стараясь сохранить спокойствие.
– Я хочу, – снизошел до ответа Сарк, – чтобы вы вернули принцессу.
– Это не в моих силах.
– Мыслесфера. Один из этих ослов из Посольской палаты наверняка прихватил ее с собой.
– Зачем вам это нужно?
– Это нужно не только мне. Нельзя допустить, чтобы встреча состоялась. Если Лия окажется во власти Совета Мастеров, они приберут к рукам весь Леантар. Им ничего не стоит сделать из девчонки бездушную куклу, слепо исполняющую волю Совета. Не забывайте, вам недолго осталось править, и, как думаете, что сделает ваша милая племянница, заняв трон? В первую очередь избавится от надоевшего опекуна. Верните ее!
В ушах лорда нарастал низкий гул, как будто мысли в его голове превратились в диких пчел. Бешеные глаза Мастера смотрели прямо на него, подавляя волю, и дан Глисса отчетливо понял, что долго не продержится, если Сарк пустит в ход хотя бы малую толику своей силы.
– Нет, – сказал он, сильнее сжимая рукоять шпаги.
– Ну конечно же! – Сарк явно не собирался быстро сдаваться, ему зачем-то было нужно, чтобы лорд-протектор сам заставил принцессу отказаться от переговоров с Сойлом. – Вы не знаете! Откровенно говоря, я был более высокого мнения о вашей проницательности.
– О чем это вы? – вырвалось у лорда, и он тут же пожалел об этом. Все-таки Мастер Иллюзий знает его слишком хорошо, и укол по самолюбию пришелся точно в цель.
– Да будет вам известно, мой лорд, – в голосе Сарка появились угодливые нотки, – что много лет Совет Мастеров наблюдал за вами глазами своего шпиона, Слушающего, Дайра Беза Коннола, которого все знают под именем Сона Кая Камилла. Неужели вы наивно полагаете, что идея отправиться в Сойл пришла к малышке Лии самостоятельно? Слушающий имеет возможность в любой момент связаться с… Советом, и, получив четкие указания, он просто воспользовался создавшейся ситуацией и сделал так, чтобы принцесса «решила» возобновить союз с Сойлом. Вам же подобная идея в голову не пришла? А почему? Потому что Сойлу нет дела до вашей грызни с варварами, у них своих проблем больше, чем нужно. Да и не станут они помогать после того, как с легкой руки короля дан Крилла вы, мой лорд, извели под корень – почти – один из самых уважаемых родов Сойла.
Сквозь угодливость светило превосходство. Страх таки достал дан Глиссу. А причиной было то, что догадки подтвердились. Сарк изначально задался целью рассорить Сойл с Леантаром, и это у него получилось. Неужели все дело в стремлении к власти? Не удалось в Сойле, и он решил попробовать в Лентаре, а заодно отомстить за разбитые надежды?
– Зачем вам столько власти, Мастер Иллюзий? – неожиданно для себя самого спросил лорд.
Сарк тоже не ожидал. Думающая марионетка? Это было для него в новинку. И он засмеялся.
От смеха дан Глиссу проняло холодом до самых костей. Он не был подделкой, в отличие от эмоций, виденных лордом ранее, но искренности в нем тоже не было.
Это продолжалось недолго, и успокоившись, Сарк сказал:
– Зачем мне власть над миром, дни которого сочтены?
Рукоять шпаги раскалилась. Дан Глиссе пришлось отпустить ее – жжение было нестерпимым, и только присутствие Сарка («Его рук дело») и чувство собственного достоинства, вернее, то, что от него осталось, не дали лорду резко отдернуть обожженную ладонь и прижать ее к чему-нибудь холодному.
Мастер Иллюзий извлек из складок плаща хрустальный шар, который, сколько не держи в руках или около огня, всегда оставался одинаково прохладным.
«Мыслесфера».
Первой мыслью дан Глиссы было тотчас же схватить протянутый сойлийцем шар, хотя бы для того, чтобы унять боль, но он сдержался, скрестил руки на груди.
– Вернемся к вопросу о… – заговорил Сарк.
– Нет, – оборвал его лорд-протектор.
– Я бы на вашем месте не был так категоричен, поскольку…
– Нет!
– …в обмен на это я верну вам Милию.
Вот оно. Удар по слабому месту – в этом весь Сарк. Он всегда приберегал козыри в карманах своего широкого плаща цвета ночи.
«Я – закованный в латы, убийца без лица…»
Прохладный шар мыслесферы незаметно перекочевал из рук Сарка на обожженную ладонь дан Глиссы. Боль стала утихать, и Альд опустился на ступеньки возвышения рядом с троном. Мастер подошел ближе и встал за спиной, черный бархат его плаща смел в сторону невесомые лепестки рассыпавшегося по мрамору цветка. Перед глазами лорда на мгновение промелькнуло видение бледного, мокрого от слез лица Милии.
– Вы согласны? – вкрадчиво спросил Мастер Иллюзий и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я сделаю все сам, вы лишь поговорите с Лией, скажите, что появился способ уладить все без помощи Сойла, что опасаетесь за ее жизнь, скажите, наконец, о Камилле… Она будет вашей, я обещаю, я знаю, где она. Чем быстрее вы вернете принцессу, тем скорее я смогу отправиться за Милией.
Голос сойлийца гипнотизировал, усыплял, подавлял остатки воли. В прозрачном шаре зародился вихрь – не то пыль, не то туман – мутно-красного цвета. Он завертелся, как безумный, словно хотел выбраться за пределы хрустальной тюрьмы, яростно бросался на стенки сосуда, потом успокоился, свернулся, подобно змее, проглотившей собственный хвост, и внутри кольца появилось тусклое изображение мужского лица, вытянувшегося от удивления.
Лорд молчал. Сарк сделает все сам, а ему остается только заставить Лию поверить в ненужность ее миссии. Мастеру не было нужды держать мыслесферу самому, не говоря о том, чтобы произносить что-либо вслух. Он мог бы обойтись и без шара, если на то пошло… Дан Глиссе иногда начинало казаться, что сила Мастера не имеет границ.
Лию разыскали быстро, и, когда внутри мыслесферы появилось ее лицо, лорд засомневался.
– Что случилось? – спросила принцесса, ее губы шевелились, а слова возникали прямо в голове дан Глиссы. – Что-то серьезное? Использовать мыслесферу для связи…
Послышались чьи-то шаги, не узнать совсем не женскую походку Корали было невозможно. Лорд отвлекся, невольно спроецировал посторонние мысли, позволив тем самым Лие увидеть тетку и Сарка.
– Что вы здесь делаете? – вопрос Корали предназначался Мастеру Иллюзий, но тот, и не думая отвечать, склонился к уху дан Глиссы и зашептал:
– Милия, мой лорд… Поторопитесь.
– Альд! Не смей! Что бы он ни обещал! – крикнула Корали и устремилась вперед, но Сарк лишь вытянул руку в ее направлении – и женщина больно ударилась о невидимую перегородку.
– Дядя… Лорд Волден, что происходит?
– Ну же! – Сарк шипел от нетерпения.
– Нет, – спокойно сказал дан Глисса, – я не стану этого делать. Мне нужен союз с Сойлом.
В горле у Мастера заклокотало, в черных провалах глаз сверкнуло багровое пламя, он выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, похожую на лапу хищной птицы, схватил мыслесферу и, сжав ее обеими руками, поднес к лицу, набрал полную грудь воздуха и легонько дунул на заключенный в клетку из пальцев шар. Изо рта выскользнула тонкая струйка багрово-красного тумана и впиталась в мыслесферу. Последнее, что в ней видел дан Глисса, было перекошенное от боли лицо Камилла, заслонившего Лию, после чего хрусталь помутнел, покрылся сеткой трещин и рассыпался множеством мелких серовато-розовых стекляшек.