Без двадцати минут шесть. Надежда вырывается из рук и эфиром поднимается к богу-садисту, я стою, вперив глаза, полные липких слез, на задний бампер собственной машины – неправильное направление. Барахтаясь в борьбе за мои пальчики, я и не обратил внимания, как несколько раз сменил положение своего тела. Когда я оказался на ногах, мне некогда было задумываться, где восток, запад, юг и треклятый север, я вверил свою судьбу невидимым силам, и они повели меня обратно, к началу конца моего существования.
В распоряжении остаются час-полтора, вполне достаточно для предсмертных размышлений о пройденном пути, прошлом, вместе с его ошибками, о несбыточном будущем, краю которому не было. Тем не менее Вика, точнее то, во что она мутировала, не выходит из головы, мне не удалось подробно разглядеть ее, однако уже ясно – она не превратилась в вампира, нет, то было нечто более крупное, прожорливое чудище, способное одним махом откусить руку. И как мое болезненное состояние связано с подобной трансформацией? В кодексе вампиров присутствует пункт, обведенный красным, он призывает каждого охотника добивать жертву, мне всегда казалось, что подобным образом мы – кровопийцы – специально ограничиваем собственную популяцию, ради сытого существование всего клыкастого вида. Но, а что если это не так? Что если легенда об умирающем польском князе и вампире-одиночке – правда? По легенде, дни старого князя Болеслава, в виду преклонного возраста, были сочтены. Будучи человеком легкого разума, пан верил в темную магию и почитал ее целительные свойства. Он обещал полцарства тому, кто сделает его бессмертным, разумеется, не надо объяснять, что замок тут же осадили разного рода шарлатаны со всей Европы. В течение нескольких месяцев его подвергали всяческим бессмысленным ритуалам: заставляли пробовать отвратную пищу, от запаха которых панночки падали в обморок, старик осушал кубки, наполненные напитками, сваренных на основе ослиной мочи и крови девственниц. Так продолжалось до тех пор, пока он не слег в постель от бушевавшей на тот момент по всей стране пандемии «Крестьянской лихорадки». Казалось бы, его дни сочтены: князь никак не реагировал на внешний мир, перестал употреблять пищу и воду, молча ожидал гостю с косой. Но однажды ночью на пороге не объявился странный гость – мужчина в темном одеянии, с набрякшей треуголкой, с грязными сапогами, от одного вида которых хотелось зажмуриться и убежать подальше. Незваный уверенным голосом рассказал о цели своего визита, тем самым рассердив камердинера, ибо время было позднее. Он почти было закрыл двери, но таинственный визитер, на удивление слуги, отчеканил шаг, и пламя от свечи на канделябре озарила волоокое лицо. Эти темные глаза, в которых отражался отплясывающий огонь, велели камердинеру указать на комнату князя, а самому возвращаться обратно в лакейскую. Гость поднялся по маршевой лестнице, дальше, пройдя по длинной сводчатой анфиладе, оказался напротив опочивальни князя. Открыл дверь в неосвещенные покои, с первого раза трудно было сказать, есть ли тут кто-нибудь, однако запах человеческих испражнений выдавал обитателя апартамента. Больной повернул голову, впервые за долгое время он почтил кого-то своим взглядом. Присев на край кровати, незнакомец предложил пану бессмертие, в обмен, как и прежде, на полцарства. Он разомкнул свои губы, демонстрируя старику свой хищный оскал, тот, заулыбавшись, откинул воротник пижамы, подставив дряблую шею острым клыкам. Заветное бессмертие обернулось трагическими последствиями для многих, в том числе и для нашего кровопийцы. Вампирский яд и вирус гриппа закружились в диком тандеме, породив новый вид существа, питающегося как людьми, так и моими сородичами. Князь, точнее, то, во что он перевоплотился, в ту же ночь истребил всех обитателей замка, включая и ночного посетителя. Буквально за считанные часы, все, кого успел покусать монстр, превращались в ему подобных тварей, кроме гостя. Их наплодилось столько, что извечным врагам – вампирам и людям, пришлось заключить союз, ведь на кону стоял вопрос выживания обоих видов. Стало быть, если легенда верна, Вика подверглась мутации? Но как такое возможно, я же высосал всю ее кровь, – и делал это крайне медленно потому, что под тонкой кожей прятался нехилый слой жира. Она, по-видимому, уже тогда начала трансформироваться, одному богу известно, чем была больна эта баба.
Гребаная ирония – охотник переквалифицировался в жертву, вот бы меня сейчас увидели предки. Наверняка, привязали бы к столбу, оставив в открытом месте, в ожидании звезды за горизонтом. Время перевалило за шесть, в ожидании скорой кончины я считаю каждую секунду, стараясь отогнать мысли о предстоящей боли. Погодите-ка, что если замуроваться в машине: вывесить вместо шторок на окна коврики? Конечно, солнце в любом случае проникнет сквозь лобовое стекло, но, если нырнуть за задние сидения, то есть шанс переждать день до сумерек. С горем пополам, одной рукой, мне удается зацепить края резиновых настилок за поручни, выходит вполне сносно, разве что не обращать внимания на небольшие расселины по закрайкам. Десять минут – и я в домике, остается молиться, чтобы случайные зеваки не посмели сунуться ко мне, хотя откуда им тут взяться?
Сегодняшняя ночь надолго останется в моей памяти, не сомневаюсь, в будущем, перебирая моменты отчаяния, буду заливаться звонким смехом победителя. Времени полно, приходится развлекать себя планами о городах, в которых я еще никого не убивал, вот, думаю, переехать в мегаполис, там, поди, можно истреблять людишек пачками, и никто ничего не приметит, главное – уметь выбирать нужную жертву, из отщепенцев. Оу, можно даже свалить в другую страну, русские – народ дружелюбный, их легко завлечь за собой, однако пора слезть с материнского молока и перейти на более иностранный рацион – как насчет европейцев? Те люди холодные, недоверчивые и скрытные, жалостью и улыбкой не проймешь.