Резкий вдох, глаза на выкате, вокруг пугающее молчание, за исключением светящихся датчиком на панельке. Дальние габариты уперлись в темно-синие горизонты пустыни, освещая иссохшую землю. Поворачиваю ключи, двигатель отказывается подчиняться, еще пару попыток и только потом всматриваюсь на положение стрелки: бензин кончился. Кое-как вываливаюсь из салона, снаружи живительная прохлада с примесью соленого привкуса, падаю на лопатки от бессилия, и надо мной тут же расстилается ультрамариновая немая пестрядь из мириад ярких точек. Изнурительное недомогание выбило меня из сил, хочется остаться здесь, лежа на треснутой земле от безводья, созерцая небесный холст. Но надо двигаться, если хочу выбраться отсюда до рассвета, до того, как яркое солнце воспламенит мое молодое тело. Приложив все усилия, мне удается встать на ноги и доковылять до багажника… Только сейчас замечаю: он открыт нараспашку, а внутри только разодранный пакет, в который я завернул Вику. Где эта тварь? Помню, как лично вывернул наизнанку все ее вены и артерии, она никак не могла выжить, впрочем, есть догадки, однако их вероятность кажется мне за гранью лавкрафтовских сюжетов. Накидываю наопашь куртку, захлопываю двери машины на замок и пинаю бампер ногой – сигнализация завывает на полную катушку, а вдруг поблизости есть люди, и возможно, мне удастся подобным образом привлечь их внимание. Несколько минут стоймя выжидаю, пока разрывающий пустоту свист долетает до каждого комочка и кустика на этой пыльной плоскости – никого. Поднимаюсь на крышу машины, металл скулит и прогибается внутрь, густая ночь всюду наложила свои дремучие ручищи, я собственные ноги-то с трудом различаю.
Время – половина четвертого утра, горизонт по-прежнему холодного синего цвета, думаю, под конец осени светает, около, восьми или семи, точно сказать затрудняюсь, так как обычно в такое время я уже калачом под кроватью. Ухватившись взглядом за едва различимую колею от собственных колес, в темпе иду по следам обратно, надеясь в ближайший час или два дойти до людей или дороги. Прибавляю ходу, ночная пробежка мне сейчас не повредит, главное не терять эту рыхлую линию под ногами. Раз-два, раз-два, дышать через нос, локти согнуты под углом, двигаясь назад и вперед по инерции, плечи расслаблены, а кисти рук сжаты твердым кулаком. Мой персональный забег длится десять минут, после чего пот подступает из всех желез организма, рот открыт, я то пыхчу, то кряхчу, длиннющая слюна вытягивается от подбородка до бляхи на моем ремне. Приходится притормозить и отдышаться…. Ай, острая боль просыпается на этот раз чуть выше живота, меня корчит на месте, дрожь – я и вываливаю остатки человеческой крови на чёрствую поверхность. Пожалуйста, еще немного, только не такая смерть, только не сожжение. Нащупываю глазами след и продолжаю спасительное движение, только теперь уже на четвереньках, как плешивая шавка. Во рту все пересохло, обнаруживаю языком грязь на нёбе, пытаюсь соскрести ее оттуда, в итоге расцарапываю все верхнюю полость и десны. Ветер приподнимает удушающую пыль и бросает мне в лицо, чувствую, как песок забивается в уши, ноздри, как грязь оседает на моих волосах, их потом ни одним шампунем не отмоешь, придется стричься. Продолжать в таком положении невозможно, собрав последние ошметки первобытной силы, встаю на ноги, вокруг мертвецкая глухота, нарушаемая моим хриплым кашлем. Становится невыносимо жарко, скидываю прочь кожаную куртку, под которой хлопковая рубашка прилипла к телу, легкое дуновение, и меня берет озноб. От изнеможения не хватает прыти, чтобы переставлять конечности, тупо вскидываю вперед правую ногу, затем выравниваю к ней другую, я беспанцирная черепаха, вставшая на задние лапки. Земля вибрирует, нечто, устремившись на меня, прорезает ночь. Звук исходит сзади, ничего, кроме беглого приближающегося топота. На всякий случай выпускаю клыки, и готовлюсь быть атакованным. Вика…
Она прыгает на меня так неожиданно, я отчаянно вскрикиваю от страха. Ее пасть настолько широко разинута, что за долю секунду мои пальцы оказываются у нее во рту, мне удается нащупать ряд крепких акульих клыков. Вика, точнее, то, во что она теперь превратилась, сбивает меня с ног, оказавшись двумя ногами на моей груди, изо всех сил сжимает челюсть, пытаясь оторвать мою руку. Впервые в жизни боюсь быть съеденным. Вгрызаюсь зубами в ее голень, а ей все нипочём, тварь трижды откидывает голову вверх, наконец лишая меня кисти руки. Культя струится теплым кровавым фонтаном, заливая мои глаза, с диким криком от невиданной доселе боля бьюсь в конвульсиях, прижимая к груди обрубок. Чуть поодаль, в непроглядном пространстве, Вика с жадностью обгладывает мои отнятые пальцы. Слышу хруст тонких костей, напоминает кота, обедающего сухим кормом, и это усердное чавканье плотной кожей. Можно смириться, дожидаясь, когда же клиент возьмется за главное блюдо, но жажда жизни подбирает меня новой волной, резкий прилив силы действует воскрешающим зарядом. Реакция, физическая сила и выносливость возвращаются на прежние места, хоть, как я думаю, на короткое время, однако этого хватает на первых парах. Следы от шин подо мной никуда не делись, быстро вскочив, удираю в намеченном направлении как ошалелый. Скорость бегства настолько высока, что мне трудно держать веки раскрытыми, из глаз сочится влага и стекает по грязным щекам прямо за воротник. Бегство от смерти, позади страх, уродливая мутировавшая Вика и моя кисть рабочей руки, ничего страшного – она со временем отрастет, надо только напиться крови, желательно совсем юной. Радость переполняет до краев, какой бы формы она ни была, подходите ближе, я готов поделиться ею со всеми одинокими и несчастными видами во вселенной: весь этот быт – вонючая туфта, вот она жизнь – удирать от смерти к мизерному шансу на спасение. Я бегу, братья и сестры, следуя линии, прочерченной Богами, дождитесь и встречайте меня с хвалой, ибо несу для вас секрет жизни.