Наконец, Разин дежурно кашлянул, обращая на себя внимание одноклассников, и, ковыряя носком ботинка деревянную доску в полу, нахмурился.
– Что вы хотите-то? – прохрипел он.
Мальчики удивленно переглянулись: ни Гришка, ни даже рассудительный Ванька не знали ответа на этот простой и логичный вопрос. Они в недоумении рыскали глазами в поисках подсказки и все как один останавливались на безучастном Сереже.
Молчание снова затянулось и стало почти неприличным. Сережа, наконец, поднял глаза, шмыгнул сопливым носом и утерся рукавом. «Что?» – читалось в его отчаянном взгляде, но его немой вопрос тоже остался без ответа.
Он сделал попытку подняться и снова устало опустился на деревянный пол. Сломленный, но не сдавшийся, он посмотрел Разину в глаза и, жестом слабой руки обведя кругом, сипло спросил:
– Как это называется, Разин?
Его голос, утонувший в шуме дождя, страдальчески выдержал паузу и дрогнул в очередной реплике:
– Мы бьемся из-за какой-то девчонки… – он свесил тяжелую голову, ткнулся мокрым лбом в коленки.
– Что это всё..? – тихо бурчал он. – Что это…?
Пашка виновато опустил глаза, с вымученным вздохом поднялся. Мальчишки дрогнули в очередном порыве предотвратить вторую волну бури, но Разин одним движением руки дал знак, что он безоружен. Пнув чей-то рюкзак под ногами, он сделал пару шагов к крыльцу и не оборачиваясь громко сказал:
– Это любовь, Серега!
По лицам осунувшихся мальчишек пробежало оживление: неприлично громкий шепот ледяной волной скользнул под одежду. И запретное слово, что так старательно избегал в своей речи каждый, теперь зазвенело как колокольчик над головами ребят и обрушилось к ватным ногам битым стеклом их треснувшей дружбы. Грома уже не было слышно за мокрыми девятиэтажками, утопающими в майском ливне. Дождь поутих и уныло отбивал свою лирическую песню о деревянное крыльцо веранды. Когда мальчики подняли друг на друга глаза, Пашки Разина уже не было. Как, казалось не было ни грома, ни обиды, ни даже этой странной встречи за школой. Первым, кряхтя и бубня что-то под нос, заспешил по своим делам Гришка, за ним устало заковылял в дождь Ванька, волоча по мокрой траве свой большой, неподъемный рюкзак. Последним ушел Сережа.