Вот конкретный факт: французская литература истреблена почти до последнего человека, а живопись сравнительно пострадала очень мало.
Почему?
Очень просто: когда являлся на фронт поэт, писатель, ученый, литератор и подвергался оценке в качестве военной пригодности, то, как мускульный материал, он оказывался плох, но, как из нервного темперамента, из него можно было извлечь кое-что; поэтому его употребляли в качестве возбудителя при атаках. Они должны были увлекать за собой, и, таким образом, были заранее обречены все на верную гибель. Стоит только просмотреть «Les Bulletins des Ecrivains»[1], чтобы увидеть, что все почти погибли при атаках через 2 – 3 дня после прибытия своего на фронт.
Республиканское равенство мясника и поэта! Его не только не существует, но, наоборот, – поэт всегда ценится менее.
С живописцами дело обстояло иначе.
– Qu'est ce que tu faisais en civile?[2] Был художником? Ну так становись расписывать забор или пушку под нейтральный цвет, устраивать лжелес.
Такие побочные полезности спасли французскую живопись от опустошения, но погубили литературу целиком.
В России подобные явления невозможны. Один знакомый, вернувшийся с фронта, передавал мне такой факт:
На вопрос начальствующего лица «кем вы были до войны» солдат отвечает: «оперным певцом».
– Боже мой, да ведь вы здесь в траншеях простудите себе горло. Поезжайте сейчас же в тыл – вот вам назначение.
Конечно, это «беспорядок», т. е. человеческое отношение. Но это необходимая поправка к мертвой букве закона. Такие поправки существуют и во Франции, в виде визитных карточек с рекомендациями от лица, имеющего влияние (т. е. от депутата).
Но эти исправления закона там приводят к тому, что, когда по новому закону требуется на заводы с фронта десять специалистов-техников, их высылают немедленно и все они оказываются адвокатами.
Разумеется, поэт, художник, филолог – величины, совершенно не учитываемые с точки зрения европейской экономики, под знаком которой ведется война. Но в области врачевания, которое является величиной очень учитываемой, происходит то же самое, так как это результаты окостеневшего порядка, а вовсе не небрежности.
Армия имеет своих врачей «мажоров», людей невежественных, косных, украшенных многими галунами, знаками отличий и увековеченных Куртелином. Мобилизация, призвав в ряды армии всех способных носить оружие, отдала весь цвет французской медицины, знаменитых хирургов и профессоров под начало «мажорам».