– Мне пора.
– Ты уверена? Ты ничего не будешь помнить.
– Зато вы будете. – Капля посмотрела на Джека и Машу. – Обнимемся?
Джек подошел к лайке и обнял ее за шею. Маша ткнулась носом ей в ухо.
– Щекотно!
Человек, так похожий на Матвея Петровича, присел на корточки и заглянул Капле в глаза.
– Спасибо тебе. Когда коллеги сообщили мне о росте индекса счастья, я сразу понял, что у тебя все получилось. Я так хотел, чтобы ты поскорее вернулась. И все равно проспал сигнал! Если бы не Джек…
– Ну, я же здесь.
– И скоро уйдешь…
– Просто мне нужно домой. Меня ждут.
– Что ж, счастливого пути. Ты готова?
– Да, поехали.
Напури взял в руки шприц.
7.
– Тюльпан, я – Бутон, Тюльпан, я – Бутон, прием!
– Бутон, я – Тюльпан, как слышите меня, прием!
– Тюльпан, слышу вас хорошо, приближаемся к грядке, прием!
– Бутон, вас понял, ждем урожай, отбой.
– Вас понял, отбой.
МАЗ-200 медленно полз по серой степи, звенящей от зноя. Тучи пыли, поднятые широкими колесами грузовика, висели в раскаленном воздухе, как хвост тающей кометы. Через десять минут машина поравнялась с металлическим цилиндром, который при падении пропахал в грунте заметную борозду. Жухлая трава удивленно топорщилась по краям разреза, обнажив иссохшие корни.
Обе двери кабины открылись разом, но гладко выбритый человек в белом халате оказался проворнее всех и первым подбежал к спутнику. Это был Матвей Богданов, главный ветеринар проекта. Пытаясь протереть ладонью закопченное стекло люка, он зашипел и, чертыхаясь, отдернул пальцы второй руки от раскалившейся под солнцем обшивки.
– Вот зараза!
– Ну, что же Вы спешите, Матвей Петрович! – с отцовским отчаяньем воскликнул усатый майор, который с проворством, несвойственным человеку такого плотного сложения, бегом приближался к молодому ученому.
– Да бросьте, Иван Андреич, лучше помогите открыть.
Через пару минут люк размером с альбом был распахнут настежь. Оттуда с радостным лаем рвалась собака.
– Да погоди же ты, Вильна, сумасшедшая! Дай отстегнуть! – смеялся Богданов.
Наконец освобожденная собака выскочила из люка и начала высоко подпрыгивать вокруг ветеринара, намереваясь лизнуть его лицо.
– Вот ты дуреха! Ну, все, все, сейчас домой поедем.
– Кхм, Матвей Петрович…
– Что такое, Иван Андреич?
Майор молча кивнул на спутник. Богданов обернулся.
– Эт-то что еще такое? Что? Капля?! Но как?!
Капля выпрыгнула из люка и молча поставила лапы на грудь ветеринара.
– Капля? Как? Как ты здесь? Откуда? Ну, дела… – протянул Матвей Петрович, крепко обнимая собаку.
– Ну, что, докладываю, Матвей Петрович?
– Докладывайте, Иван Андреич, докладывайте про наши чудеса!
Романенко вернулся к кабине, взялся за поручень, подтянулся и тяжело опустился на сиденье. Откашлявшись, майор сжал в руке увесистый кирпич рации.
– Тюльпан, я – Бутон, Тюльпан, я – Бутон, прием!
– Бутон, я – Тюльпан, как слышите меня, прием!
– Тюльпан, слышу вас хорошо. Предупредите бабушку, у нас двойня, прием!
Треск. Шипение. Треск.
– Бутон, не понял.
– Подробности письмом. Мы возвращаемся, отбой.
– Вас понял, отбой.
Майор высунулся из окна.
– Залезайте, скоро поедем, Матвей Петрович.
Богданов забрался в кабину, одну за одной принял от старшины обеих собак и с грохотом захлопнул дверь, распугав с десяток задремавших кузнечиков и мух. Через двадцать минут двигатель заурчал, машина вздрогнула и, кроша в пыль слежавшиеся комья земли, по широкой дуге вернулась к своим следам.
Так начиналось утро 20 августа 1960 года.
В оформлении обложки использованы кадры, снятые с борта МКС: https://www.youtube.com/watch?v=XCA2IgMZ_RU