Костя кивнул одобрительно. Посмотрел на часы, висящие на стене.
– Чего ты понял? Чего ты всё торопишься? – опять сорвался в крик Медведев. – Я сам ничего не понял, – он сделал паузу, – но… – успокоился, отдышался, затем посмотрел на телефон и продолжил: – поступил, как говорится, сигнал. Поэтому, давай, проверяй. Чего-то там нечисто всё. Он назначен к нам в город в конце прошлого года, прошло два месяца, он уже чего-то требует, там, – Медведев поднял палец кверху. – Вот так. Поэтому… есть определенное недовольство.
Константин Волков всё понимал.
Он не первый год работал в местной газете, он такие вещи просекал сразу. Газета на бедной самоокупаемости, а местная администрация вроде как выручает руководство печатного органа – подкидывает премии за публикации ряда нужных и важных для неё статей, кое-кому (Костя знал точно кому!) оплачивает отпуска за границей.
Сама газета существует лишь на скромные деньги рекламодателей и читателей, поэтому, чтобы привлечь побольше внимания к себе, собирает в городе самые актуальные новости и публикует их, особенно смакуя самые необычные, притягивающие внимание, и «горяченькие» опусы. К тому же новости, для их лучшего «разогрева», снабжают комментариями и наиболее пикантными фотоподробностями. В общем, газета, в которой Константин работал уже более пяти лет, называлась «Горячие новости», и этот яркий и броский заголовок безо всякого стеснения был набран крупными желтыми буквами прямо на черно-серой обложке.
Надо признаться, раскупалась газета неплохо. Как горячие пирожки по утрам «летели» её экземпляры, продаваемые на вокзале, на автостанции, в переходах, киосках и на базаре. Тираж газеты был совсем не маленьким для этого города, да и другой такой местной газеты не было. «Пикантных» новостей в городе было не так много, поэтому ежедневно в редакции раскалялся единственный телефон, журналисты постоянно работали (как они говорили) «на выезде», собирали актуальную информацию, а попросту – слухи и сплетни.
Посмотрев адрес, куда он планировал выехать, чтобы начать сбор материалов, Костя не нашёл на карте храма. Был указан лишь адрес, а на карте по этому адресу храма не было. Он хорошо знал свой город, и помнил, что в городе находится лишь один православный храм – в центре, рядом с центральной площадью, ещё перед ним, на площади высится заляпанный постамент с фигурой вождя со знакомой рукой, протянутой куда-то, в сторону храма. Так и стоят они напротив друг друга – вождь указывает на храм, словно призывает к чему-то или зовёт за собой, а белоснежный храм с золотыми куполами как будто пытается прикрыться молодыми берёзками от почерневшей от старости фигуры вождя. Но теперь Костя ехал к месту, где располагался, отсутствующий на картах, второй, недавно построенный храм.
Приехав на своем стареньком Вольво по указанному адресу, он вышел из машины и постоял, покурив и приглядевшись. На небольшом пустырьке за красиво выкрашенным забором располагался небольшой домик с покосившейся трубой и сенями, над которыми высился маленький купол с крестом. «Это и есть храм? – задумался Костя, – да, негусто… по сравнению с элитной четырехкомнатной квартирой…»
Он запустил окурком подальше на газон, смачно сплюнул и пошёл в сторону домика-храма. Войдя в калитку, он заглянул в стенд с объявлениями, прочитал, красивыми витиеватыми буквами набранные тексты, и не особо вникнув в суть объявлений, обошёл храм с другой стороны.
– Сегодни службы нету… молодой человек, – услышал он ангелоподобный тонкий голос невысокой бабули, появившейся из двери храма. «Ангел» держал в руках ведро и швабру с тряпкой. – Завтра, мил человек, приходи. Завтрась будет служба, и панихида будет… А сейчас никого нету. Убираюся вот…
Она заскрипела ведром дальше по узкой тропинке в сторону забора, а Костя, постояв и взвесив все возможности, заторопился за ней.
– Бабуль, а настоятель-то… э… новый у нас?
– Та новый…. Новый настоятель… да. Отец Алексий. Раньше-от отец Вадим был…, а теперь Алексий… степенный такой… молчаливый… хороший.
– А чего говорят, что он вроде как в элитной квартире живет, в городе… интересно?
– Какой там элитной… У него четверо детишек-то, вот наверное, и квартира-то большая нужна. Да, Бог его знает, чего он… мы-тось в таки вопросы не лезем… не наше дело это… Живёт и живёт, и дай Бог всем бы так. Дак, вон он идёт, уходит уже… надо чего, так подойди, спроси…
– Так как говорите, зовут его?
– Алексием, отец Алексий. Знаешь, как подойти-то?
– Чего там знать-то? – Константин развернулся и зашагал к тропинке, по которой в сторону калитки уходил настоятель.
Но пока он догонял его, все вопросы, которые Костя обдумывал по дороге к храму, каким-то непостижимым образом выветрились из головы. Он понимал, что любой вопрос по этой щекотливой теме, которая интересует его, вряд ли заинтересует священника, а хитрый вопрос с подковыркой он ещё не придумал. Он замедлил шаг, стал смотреть по сторонам, явно не желая догонять героя своей будущей публикации, и лишь украдкой приглядывался к настоятелю, к его одежде, обуви, толстому портфелю в руках. Отец Алексей вышел из калитки, три раза перекрестился в сторону храма, открыл дверь машины, сел и неторопливо вырулив на дорогу, уехал.
Константин ещё какое-то время бродил вокруг храмового забора, вспоминая, когда и где он впервые был в храме и… не мог вспомнить. Как-то, несколько лет назад, заходил он с соседскими мужиками на Крещение, после обильного застолья, – все почему-то вспомнили, что на дворе Крещение и нужно обязательно искупаться в проруби. Стояла морозная ночь, снег скрипел под ногами, где-то вдалеке красиво пели какие-то песнопения, и из открытой двери храма валил пар. Костя тогда и не думал серьёзно о походе в храм, просто пошёл вслед за соседскими мужиками, те серьёзно крестились, шептали чего-то, раздевались и, ахая и охая, лезли в полынью. Но он не верил в искренность своих застольных друзей, – ему казалось, что всё это некая игра в условность, – все идут в храм, и я пойду. Никаких мыслей о чём-то вечном, о каком-то спасении, о вере тогда не было в его голове. Мысли эти стали появляться ровно тогда, когда жизнь, обычная жизнь школьного учителя с мизерной зарплатой и несбыточными надеждами супруги на поездку к морю, стала давать трещину.
Кстати, тогда, – вспоминал он про себя, – была какая-то несмелая и довольно сумбурная попытка прийти в церковь, поговорить со священником, как-то успокоиться после очередного скандала с женой. Ну, выпил, поорал на неё, пригрозил даже вроде… чем-то… дверью хлопнул и ушёл в никуда. Петлял по городу, от магазина до палатки, и обратно. А тут… на пути, неожиданно возникла церковь, двери открыты, в самом храме не было ни души. Стоял Константин, стоял, покачиваясь, смотрел на иконы и не понимал, как… может быть… тут… спасение? Как можно отыскать здесь какие-то разгадки к тайнам своей собственной души, когда они и от самого себя закрыты на три печати? Тогда из какой-то дверцы вышел низенький старичок в рясе (Костя и не знал тогда, как выглядят священники), подошёл к нему, посмотрел внимательно своими щупленькими глазками и попросил… выйти на улицу, потому как закрывал храм. Костя тогда что-то мямлил про возможность «поговорить», но его собеседник то ли торопился, то ли ему не понравилось Костино «настроение» – он попросил прийти завтра утром. Расстроенный Костя в тот вечер ещё долго гулял по набережной, зарулил в какой-то бар и продолжал «гулять», чтобы как-то залить свои переживания и мутную догадку, что все проблемы – лишь внутри него, а не снаружи. С тех пор он даже и не думал заходить в церковь, сколько ни рассказывали ему о том, что сейчас священники уже совсем другие, и никто бы сейчас его просто так не выгнал бы из храма… Но, что было, то было – думал Константин, вспоминая свои прежние годы. К слову сказать, заявился он домой после той блудной ночи рано утром, и так поговорил окончательно со своей супругой, что поругался навсегда. Через месяц, получив развод, он вздохнул облегчённо, хотя про себя понимал, что тот вздох облегчения ещё долго не сможет выдохнуть.
Но судьба заплутала, запутала следы, через полгода он встретил Людмилу, ещё через пару лет нашёл работу в редакции газеты, постепенно всё стало налаживаться, и о тех, первых походах в православный храм Костя как-то и не вспоминал.
До сегодняшнего дня.
– Вот… дал «Медведь» задание… – сквозь зубы цедил он. – Чего писать… когда нечего писать… не о чём писать. Ну, квартира… Стоп. Квартира. А кто прописан в ней? Во, зацепка… – неожиданно обрадовался он своей находчивости. Так, прописка – раз. Оценочная стоимость квартиры – два. Ну, и соседи… – три.
Костя совершенно легко отбросил тень сомнения, которая начала мучить его внутри церковного забора, и, ободряя себя уверенностью, что так недалеко и до героя детективного сериала, дошёл до машины и уверенно стартовал в местные паспортные органы, где были у него давнишние знакомые.
За первый день работы над редакционным заданием Волков собрал немного информации, но уже была определенная конкретика, которую, однако, предстояло еще оценить и переварить. Дело в том, что квартира, в которой проживал священник, принадлежала не ему. Фамилия – Егоров С.А. – настоящего владельца четырехкомнатной квартиры в элитном доме на набережной, тоже ничего не давала. Граждан с такой же фамилией и инициалами проживало в городе 18 человек, и чтобы добраться до наград героя детективного сериала, нужно было обработать их всех. Ближе к вечеру, после того, как он просмотрел несколько сотен бумаг в местной жилищной инспекции, Костя доехал до редакции, оставил машину на парковке у редакции и поднялся в офис.
Гневные крики главного редактора были слышны уже на первом этаже редакции. Пока Костя поднимался наверх, ему уже шепнули, что в редакцию приехал мэр города и поэтому Медведев «рвёт и мечет», кидаясь на всех без разбору. Более опытные журналисты, проработавшие в редакции не первый год, подсказали, что у главного редактора с некоторых пор «замаячила» карьера в администрации, поэтому он сейчас «жмёт» изо всех сил, стараясь ублажить мэра по всем вопросам. И только поднявшись наверх, Волков осознал, что утренний заказ статьи про местного настоятеля – одна из ступенек к этой новой вершине в карьере Медведева. «Ага, – подумал Волков, – не зря Жора так взялся за настоятеля.
Он хотел было не подворачиваться под «горячую» руку главреда «Горячих новостей», но тот вместе с мэром сидел в большом рабочем зале: Медведев, уткнувшись в бумаги, о чём-то рассказывал мэру Чугунову, а тот, закинув ногу на ногу, пил кофе и смачно причмокивал.
– А, вот и он, – Медведев рукой пригласил Костю Волкова присесть, – шатаешься где-то. – Так вот… – продолжил он, – тираж газеты увеличился до тридцати тысяч экземпляров…
– Чего ты мне тут…– мэр грузно поднялся со стула. – К чему мне твой тираж… Я не об этом говорил… Я говорил о качестве работы журналиста. Общее качество материалов в газете, – полный отстой… на, вот, – он поднял со стола свежий номер «Горячих новостей» – что за заголовки «КАМАЗ провалился под лед», или вот… «Горячая вода хлестала из трубы»… что это? – он обвёл сидящих в комнате журналистов и глазами вернулся к Медведеву. – Это что за цирк? Что будут думать читатели о городских властях? На кой мне нужна газета, которая не умеет правильно поставить себя и вот так подаёт работу коммунальных служб? Вы забыли что ли, кто вам зарплату платит? Кто вас вообще оставил тут работать…. Года два назад, когда у вас кризис творческий начался? Вы у меня дождётесь, я не посмотрю на ваш тираж!
Медведев, опустив голову, переминался с ноги на ногу, – ему был неприятен этот разговор, который должен был состояться в его кабинете, с глазу на глаз, но мэр захотел сразу и при всех вот так высказаться по поводу редакционной политики.
– В общем, это последнее китайское предупреждение… товарищ главный редактор… пойдём, зайдём, я тебе ещё пару слов скажу… Чугунов, не попрощавшись, прошел по коридору, за ним засеменил Медведев.
Костя и сидевшие в комнате журналисты переглянулись…
– О чём это он?
– О чём, о чём… выборы намечаются в следующем году… Вот о чём. Он все свои газеты начинает заводить – мол, как писать и о чём писать…
– Да…
– Волков, зайди ко мне! – пронесся по коридору крик главного редактора.
Зайдя в кабинет, Костя Волков прикрыл за собой дверь.
– Ты ему поручил эту статью? – Мэр города был явно недоволен – подбородок был выдвинут вперёд, брови клинообразно сошлись на переносице.
– Ему. Он уже собрал материалы… – прошелестел страницами газеты Медведев, затем развернулся к Косте, – это по поводу настоятеля.
– Чо собрал-то? – протянул мэр.
– Ну…, был в храме у него, посмотрел…. Квартиру определил, где живёт… Он не прописан в этой квартире… она принадлежит некоему Егорову… сейчас по линии МВД запрос сделал… кто и что… в общем… работаем.
– Работаем… Ты мне смотри, не спугни его. Надо как следует проработать… Этот…. В общем, он уже второй раз в наши городские дела лезет. То ему пивзавод наш мешает… то казино ему, понимаешь, людей развращает…, то магазины не так работают… мол, до шестнадцати лет алкоголь продают… причём, за руку никого не ловил, а туда же… требует проверки… тоже мне… общественный контроль, называется. Занимался бы своим храмом…, беседы проводил… как прошлый этот… отец Вадим. Вот с ним нормально работалось… к каждому празднику я, между прочим, посылал подарки тому настоятелю… И отец Вадим…, надо сказать…, носа не высовывал из своего храма… А этот… всё ему нужно знать, везде лезет со своими проповедями… Проповедник. Пьют, понимаешь, а я виноват… Убийство в районе, а я виноват. Причём здесь мэр? Ну, причём, скажите мне? Вы мне давайте… давайте материал… надо собрать… что-то не просто так он сюда назначен… Что-то вынюхивает перед выборами, я это о-о-очень хорошо чувствую… Надо узнать, где он служил и с кем знакомства водил до назначения сюда… Ох, у меня предчувствия нехорошие….
– Лев Евгеньевич, завтра статья будет уже у меня на столе, я всё посмотрю, – Медведев обернулся к Косте и заглянул в его глаза насколько мог глубоко.
– Да, завтра статья будет… – поддержал его Костя.
– Хорошо, хорошо… мне покажите перед публикацией. Ладно, пойду. Засиделся тут с вами… Давай.
Чугунов крепко пожал руки обоим, хлопнул дверью, и в редакции повисла необычайная тишина.
Медведев ещё раз кисло посмотрел на Волкова и медленно, выдавливая слова, произнес:
– Завтра, понимаешь? Завтра…статья должна быть.
В эту ночь Волкову удалось поспать всего три часа. Утром, после очередной редакционной планёрки он зашёл в кабинет главного редактора и положил ему на стол четыре свежеотпечатанных листа с заголовком «НЕБЕСНАЯ БУХГАЛТЕРИЯ» – новый настоятель начал изменения в приходе с бухгалтерии…».
– Что это? – Медведев по привычке не отрывал глаз от своих бумаг.
– Статья… как просили. Обещал утром… вот… – Костя всем телом ощущал, что через полчаса, максимум – час, он завалится спать прямо в машине на стоянке около редакции и выключит телефон.
– А-а-а. А чего вдруг «бухгалтерия» всплыла… вроде о квартире говорили…
– Ну, Георгий Анатольевич… квартира так и непонятно кому принадлежит… снимает он её, я так думаю. А тут… реальное дело… я вчера нашёл бухгалтера, которого он выгнал. Прямо с него и начал – первым делом выгнал бухгалтера… мужику под шестьдесят…, он там счетоводом у них лет десять был. А этот сразу – отвали. Видимо, своего бухгалтера взял. Ну, понятно… Ну, и там по мелочи, я прошёлся, как мог, и по квартире, по машине… «Мазда» у него… нестарая совсем, лет пять-шесть машине. В общем, что мог собрать, собрал.
– Ладно, иди, почитаю. Ещё этому… – Медведев посмотрел куда-то выше шкафа, под потолок, – мэру ещё посылать. Давай, иди, будь тут!
– Ага! – Костя хлопнул дверью и тут же почувствовал, что до машины не дойдёт. Спать придётся в кладовке.
Статья, написанная Волковым, главному редактору не сильно понравилась, но пара фраз, которые Костя под утро дописал в окончании статьи, намекала на довольно неприятное прошлое у героя очерка. В целом, материал был написан в стиле, давно принятом в «Горячих новостях» – хлёстко, сильно, но без фактов. Так, просто чтобы сотрясти воздух и запустить очередную «утку».
2.
Статья вышла через три дня, как и договаривались тогда в кабинете у главного редактора. Мэр остался не сильно доволен статьей, но сроки поджимали, нужно было «палить изо всех пушек», а пушек, то есть средств массовой информации, во владении мэра было не так много. А если точно сказать, всего три. Местная кабельная сеть, в которой в этом году установили современное оборудование для вещания, местная официальная газета, которая напрямую финансировалась администрацией, да «Горячие новости», тираж которой был существенно выше, чем у первых и вторых. Да и тематика горячих новостей была пошире, чем городское хозяйство, именно поэтому Чугунов так лелеял любимое детище.
Статья о новом настоятеле храма в Ленинском районе отце Алексие вышла в среду. А уже в следующий понедельник в одной из центральных газет, выходящих в городе, вышло опровержение от лица некоего бизнесмена Егорова, из города Н., который утверждал, что действительно пустил жить в свою четырёхкомнатную квартиру в Ленинском районе настоятеля храма отца Алексия ввиду его бедственного положения: после назначения в новый храм, жильё в том городе, в котором он проживал с семьей, у него отобрали и попросили съехать как можно быстрее. Статья однозначно указывала на то, что поводом для вселения в ту действительно элитную квартиру было лишь желание помочь священнику с большим семейством. И ещё в статье был приведен один маленький случай, который очень живо иллюстрировал отношения владельца этой квартиры и священника: несколько лет назад именно этот священник, отец Алексий, помог спасти от тяжелой болезни дочку Егорова.
Как именно помог спасти, в статье не было указано. Но общий тон статьи вышел такой, что именно таким настоятелям, таким священникам, как наш отец Алексий нужно помогать. И ещё в конце статьи было маленькое примечание про бухгалтера, того самого, которого Костя Волков вынес в свой заголовок. Бухгалтера, оказывается, просто попросили освободить должность ввиду того, что бухгалтерия храма должным образом не велась больше пяти лет. Вся статья была выдержана в спокойном тоне, и получалось так, что именно статья Кости была надумана и лжива от начала до конца.
Костя читал это опровержение и впервые поймал себя на мысли, что его здорово переиграли. Очень кратко, чётко и по делу в статье было изложено каждое обстоятельство, что ставило его материал сразу в череду «выдуманных и лживых фактов». Он часто вспоминал свои годы работы в студенческих комсомольских изданиях и не привык мириться с тем, кто кто-то вот так опровергает его, с таким трудом добытые факты. Но ещё больше он чувствовал, что где-то далеко, в кабинете администрации города, чтение такого опровержения его, Костиного, материала, доведёт кого-то до очень жёстких мер и решений. Именно по нему могут пройтись эти «колёса гнева», которые все ближе и ближе к выборам демонстрирует руководство.
Костя целый день не знал, куда себя деть. Ожидая руководство, он всё время просидел в офисе газеты, занимаясь текущими задачами, а если быть точным – лазил на городском форуме газеты в сети интернет, рассматривая новые факты о настоятеле и выпытывая мнение о нём у знакомых и незнакомых посетителей форума. У некоторых посетителей мнения просто не было – нового настоятеля ещё мало кто видел и знал, а остальная часть большинства просто не интересовалась делами церкви и на костин вопрос отвечала просто: «А кто это такой?»
Медведев приехал в редакцию поздно вечером, когда большая часть сотрудников уже уехала домой. Костя, зная, что все равно позовут, остался. Он сидел в курилке с фотографом Витей, и тот рассказывал ему пикантные анекдоты и истории. Они оба тихо хихикали над услышанным, а потом снова молчали, затягиваясь сигаретой. Витя Козлов работал в редакции недавно, но был королём анекдота, – у него каждое утро был припасен свежий и довольно «бородатый» анекдот. Порой он, забывая приличия, мог рассказать непристойность прямо за столом, после нескольких рюмок, в присутствии краснеющих дам. Ему прощали это только потому, что работал он в подвале и редко появлялся в редакции.
Георгий Анатольевич был расстроен и выглядел уставшим. Он медленно прошёл по коридору, не снимая пальто, зашёл в комнату к журналистам, увидел Костю и присел рядом с ним на свободный стул.
– Что, Волков… опровержение читал в «Вестнике»?
– Читал, Георгий Анатольевич.
– Ну и что… с бухгалтером трудно было встретиться, всё узнать подробно?
– Да я с ним и встречался. Он мне…
– А!… Понятно, – Медведев махнул рукой. – Надо было выяснить, кто такой Егоров…
– Так их, этих Егоровых на всю область около пятисот, я уже и в отделе полиции был, справки наводил, сказали, сразу так, за день не обнаружат… А вы же всё торопили, торопили… Это же не рецидивист какой-то, чтобы на него материалы в базе хранились, обычный…
– Обычный, – передразнил Медведев. – Да необычный… Квартиру свою отдал этому…. Пожить… Значит у него этих квартир… И чем он вообще занимается?
– Владелец завода в области, окна там что ли пластиковые изготовляют…. Я сегодня справки навёл на него…. Приезжий он, откуда-то с Севера перебрался сюда… Уже лет десять, поднялся… вот завод, фирмы свои…
– Вот видишь, Волков, как ты вляпался… с этими… Что я мэру скажу завтра?
– Скажите, как есть. Что мы сделали всё, что смогли. Но он… чист. Как говорится, «чёрное к белому не пристанет»… – Костя весело ухмыльнулся, осознавая, что все-таки серьёзной выволочки по итогам статьи не будет.
– Волков, какое чёрное? К какому белому? – ты забыл что ли… кто эту статью заказывал?
– Не забыл… А что мы можем? Это же вроде как церковь… Я не думаю, что на любого…, кто в церкви служит, можно вот так накатить… Не все же там такие…
– Какие, Костя? Ты мало что ли газет читаешь? Про мерседесы у попов, про дорогие часы, мебель, обстановку… Про их заграничные вояжи… Тоже мне, понимаешь, святые… У всех, Волков, у всех на уме одно и тоже… И у тебя тоже самое на уме… как быстрее бабок нахватать и свалить куда-нибудь.
Костя улыбнулся. Не то, чтобы именно так он и думал. Конечно, от пары-тройки премий к своей работе и от ласкового месяца отдыха где-нибудь на теплых островах он, конечно бы, не отказался. Вопрос был только в том, что ни пары премий, ни месяца отдыха ему было не видать. И он знал об этом точно. А о том, чего не бывает, он не любил мечтать.
Разговор с главным редактором затянулся – тот сходил в свой кабинет, принёс начатую бутылку коньяка и вдвоём, расстроенные, они сидели до двух ночи, вспоминая свои былые годы становления редакции.
Утром Костя проснулся преисполненный новых сил. То ли от того, что никакого разгрома по своей статье он так и не получил, то ли от того, что вчера так хорошо и по-дружески посидели с главным редактором, то ли просто от хорошего солнечного дня ему вдруг захотелось сделать что-то «хорошее»: попробовать глубже заглянуть в суть деятельности настоятеля, чтобы всё-таки выкопать что-то более серьёзное… Нужны были какие-то сильные и крепкие аргументы, нужно было внимательно вникнуть в жизнь этого прихода, чтобы подготовить что-то более сильное, убойное… Костя придумывал и придумывал на ходу какие-то новые аргументы, какие-то возможности, сам радуясь своему хорошему утреннему настроению, солнечной погоде, которая ещё радовала, несмотря на середину октября. На радостях, рано утром, он даже обнял Людмилу, которая как всегда готовила ему кофе…
Первым делом он решился поговорить подробнее с прихожанами в этом храме, чтобы выяснить, какие настроения в связи с приходом нового настоятеля бродят там. Наскоро позавтракав и одевшись, он выехал в сторону Ленинского района. Доехав буквально за двадцать минут, без обычных пробок, он оставил машину подальше от храма и пошёл пешком.
– Очень рад, очень рад, – отец Алексий протянул руку Косте. – Вы и есть тот самый журналист, который раскопал про меня всю «правду»? – улыбнулся он.
– Добрый день, – Костя был явно не готов, к тому, чтобы его так сразу узнали.
– Я видел вас тогда, неделю назад, когда вы ходили вокруг храма…, но так и не зашли. Видите, сегодня уже зашли…
Костя был явно растерян, не знал, что ему нужно сказать, и как себя теперь нужно вести. К такому благожелательному отношению к собственной персоне он был явно не готов.
– Скажите, Константин, вы ведь крещённый?
– Да.
– Вот видите, это уже очень хорошо.
– Да! – Костя махнул рукой. – Что хорошего? Честно говоря, крестили меня в детстве… никто и не спрашивал.
– Ну и хорошо, что в детстве. А представьте себе такую ситуацию: ваша мама заметила бы, что вы заболели, и стала бы вас тогда, в двухлетнем, например, возрасте спрашивать: лечить вас или не лечить. Вы бы, наверное, и не знали, что ответить. Крещение – это только начало выздоровления, начало нашего спасения. А дальше человек, вырастая, делает собственный выбор, как жить: в соответствии с состоявшимся уже Крещением, или вопреки ему.
– Ну, вопреки… конечно, никто не живёт. Живут все, как люди, никто никого не убивает.
– Что-то в вашей газете, я этого не заметил. Если бы так было, Константин, как вы говорите, газете вашей не о чем было бы писать. Вы сами-то в храм не ходите, как я понимаю?
– Ходил. Ну…
– Когда-то было, да?
– Как вам сказать. Я вам расскажу историю, а вы сами решите… Однажды, как сказать… в трудную минуту своей жизни, когда мне понадобилась помощь, ну знаете, семейный конфликт, первый брак… сложности, безденежье… В общем, шёл я вечером по проспекту, не зная куда… И тут на дороге я увидел красавец-храм. Величественный. Большой. Зашёл, постоял среди икон. И тут из какой-то двери вышел старичок. Я к нему. Накопилось, знаете… А он ключами потрясывал, храм торопился закрыть, домой, видимо. Ну и сказал мне, мол, приходи завтра. Завтра и поговорим. Ну, что делать. Завтра, так завтра. Ушёл я. Причём всё во мне тогда оборвалось, что ли. Уж, думаю, если в церкви отворачиваются вот так…, кому я нужен тогда… Ну, и… сами понимаете. Напился с друзьями до состояния… морской свинки. Утром домой пришёл, а жены нет. Надо было бы вернуться тогда, попросить прощения, мол, сам виноват, руки распустил. Ну, в общем, расстались мы, развелись. И горечь осталась… Думаю, если бы тогда с этим старичком поговорил бы, дорожка бы привела в другую сторону.
– А чего вы сами не вернулись, раз чувствовали свои вину?
– Да как сказать…, ослеплён был обидами своими. Ну, вот. Я и рассказал вам. Никому не рассказывал никогда.
– Вот видите, а говорите, что вы неверующий, – опять улыбнулся отец Алексий. – Раз так говорите, значит, верите в помощь Божию…, а она, знаете, не сразу вот так человеку раскрывается. Иногда через страдания, через обиды, через трудности… Вам только… знаете, надо бы что-то с работой…. – отец Алексей помедлил, – уж больно темы в вашей газете, знаете… некрасивые что ли. Хорошо бы писать о чем-то полезном, хорошем, а не копаться в чужом грязном белье… Вы сами-то как думаете?
Костя помолчал, поморщил лоб.
– Нормальная газета. Как у всех. Сами понимаете, если такой газеты не будет, будет другая. Кому-то нужно… – он в свою очередь тоже улыбнулся, пытаясь поймать нужное слово… – писать и о таком.
– Да нет. Не нужно писать о таком. Это всё от бедности духовной нашей… интересуются подобным. Вы, Константин, если бы хотели, нашли бы себе что-то более…
– Да не ищу я ничего более… Меня эта работа вполне устраивает…
– Ну, как знаете, вам, конечно, решать. Ну, в любом случае, для вас сюда дорога всегда открыта…
– Да разные у нас с вами дороги… – Костя не сразу сообразил, как назвать священника – по должности или по имени. Подумал, и решил не называть никак. – Разные дороги. Я пойду, мне пора.
– Да, да, конечно. Знаете, Константин, даже разные дороги иногда приводят к одной цели…
– Ну, как сказать, – ухмыльнулся Костя. – Я знаете…, ценю свободу выше всего… даже выше религии, какой бы она не была полезной и хорошей. Поэтому считаю себя свободным человеком…
– Это, Костя, как посмотреть. Свобода – она внутри человека, а не снаружи. Вот, вы сейчас направитесь не туда, куда хотите, а на работу. И в этом уже есть часть вашей несвободы. И сигарету приготовили, потому что волнуетесь…, я же вижу… А сигарета ваша, – уж тем более несвобода от этой нездоровой привычки. Куда бы вы ни отправлялись…
– Ну, ладно. Куда отправлюсь… – помедлил Костя и уже начал разворачиваться в сторону дверей. – Туда и отправлюсь… – а сам начал уже думать о том, что и действительно собирался ехать в редакцию. Он хотел попрощаться, но опять не знал, как и что лучше произнести в конце разговора. Священник выручил его, первым протянув руку для прощания:
– Ну, до свидания. Храни Господь!
Костя неуклюже и как-то неожиданно для себя немного наклонил голову в его сторону – словно прощаясь, открыл двери храма и вышел на улицу. Солнце ещё по-летнему припекало, большие осенние лужи отражали яркость и прозрачность нового дня, а на душе у Кости почему-то было скверно. Эта скверность как-то была связана с мягкой тёплой улыбкой и искренним радушием священника – Костя не понимал, почему тот, совершенно чужой ему человек, так радуется, – он и видит его в первый (ну, пусть – второй) раз в жизни. Что в этом священнике такого, что он видит всё и всех в таком радостном свете? Не мог Костя придумать какое-то разумное и логичное объяснение этой феноменальной улыбке… Поэтому оставалось думать что-то несуразное и подозрительное.
Потому и настроение было под стать мыслям.
3.
Новая статья не получалась. Никаких мыслей, идей, вариантов, подходов, никаких аргументов, и самое главное – никаких фактов не было, не находилось, не получалось найти, – все было безрезультатно. Белый лист бумаги третий день лежал на Костином рабочем столе и так и оставался белым. Он понимал, что невыполнение редакционного задания грозит ему, как минимум, разбирательством с главредом, но после последнего разговора с отцом Алексием Костя пребывал в каком-то растерянном душевном состоянии – он прекрасно понимал, что настоятель спокойно и уверенно делает своё дело и что изобличить такого человека в чём-то грязном и нечестном практически нереально. Все мысли были направлены только на то, чтобы найти достойный повод отказаться от этого задания редакции и «свалить» на какой-то другой проект.
Вечером в пятницу раздался звонок Медведева. На том конце главный редактор куда-то торопился и звал Костю с собой.