– Оой, так тебя давно не видно, ты что сидишь? – спросила она.
– Кать… Я уезжал из-за Матроскина… – я перевёл дух. – Вы похоронили его?
– Слуушай, так мы его спасли! Мы его перебинтовали всего, мама с папой помогали, вызывали врача, потом другие врачи приехали, увезли его на операцию, потом привезли, мы его лечили – утром, вечером… Потом ему плохо было, его опять забирали… Сказали, что у него ещё опухоль в глазу, он старый очень, сделали ещё операцию, хотя опасно было… Блин… Ему пришлось удалить глаз… Он теперь с повязкой ходит… Он у нас жил… А потом ему протезы сделали, новые ноги искусственные! Он живой остался! Только на прошлой неделе отдали его дворникам, а то сложно, нам ещё собаку родственники привезли на время…
– Катя, как! Это! Возможно!!! Ого!!! – и я обнял её, снова плача.
– Слушай… Ну ты ничего… Тебе надо, чтобы ты жену свою потом так любил!
– Конечно, буду! Всех буду любить, и её особенно! Кроме Коляна, с ним я придумаю что-нибудь.
– Так мы с Васей вызывали полицию, и Колян после первого раза позвонил и сказал, что заплатит за протезы. Потом принёс деньги, дико просто просил сказать полиции, что ошибка случилась. Он тут передо мной и родителями реально на коленях стоял. Сказал, что был пьяный сильно, и это не повторится. Он приходил к Матроскину, и я видела, что они нормально разговаривали, ну они разговаривали, а я следила. Матроскин счастливый был, говорил: «Вот видишь, ты чё ржал? Я же сказал, что будет по-фи-гу! Так что ты мне смотри на футболе, на оставшиеся лапы не наступи, а то ты у пацанов будешь в позоре, ни одного гола больше мне не забьёшь».
И Колян, по словам Кати, странно улыбался и кивал и вообще стал молчаливый. У меня отлегло.
Наконец я побежал к Матроскину. Несмотря на счастье, грустно было видеть его, конечно. Двигался он хорошо, про глаз сказал, что вообще ерунда. Но зачем-то его протезы были обмотаны скотчем. «А что, плохо держатся?», – спросил я его. «Нет, это на всякий случай», – ответил он. Сказал, что научился говорить по телефону. Я обнял его, он клал мне лапу на ногу, улыбался и смотрел куда-то далеко.
– Ну как так вышло-то? Зачем ты просил ублюдка этого тебе лапы отрубить? И как ты выжил??
– А ты мне верь, когда я говорю. Ты не видел, что ли, что я плавать умею? Значит, если я сказал, значит, всё будет в порядке. А зачем просил – так я ж тебе объяснял, чтоб рисовать научиться!
– Я думал, что это я стал психом, но ты реальный псих. Ты спокойно научился бы рисовать!
– Не научился бы. Пойдём к каморке, подарок отдам.
Мы подошли к дворникам. Матроскин вручил мне карандашный рисунок, на котором мы с ним сидим на трибуне и с большим вниманием следим за игрой. Всё очень похоже.