– Даа, тут на всех не хватает подруг, это да. Хорошие девушки тут вообще не ходят, это мне кажется так. Ты бы где-то ещё поискал бы. Вот Катя нормальная, но её тут почти и нет. Я с ней пару раз говорил, она меня кормила. Она нормальная.
– Да, ну она не то что бы мне нравится, а так, поговорить можно.
– Ну а которая тебе нравится, если она узнает, что у тебя такой кот есть, она точно будет с тобой общаться, – советовал Матроскин.
– Так ты мой кот? – удивлялся я.
– Считай, что да.
– Спасибо, ты тут почти один только настоящий друг.
– А Вася?
– И Вася тоже. И всё.
Иногда у него включалось воображение, и он говорил странные вещи.
– Я про войну и читал, и слушал. Вот если бы меня заставили идти на войну, я бы лучше воевал против тех, кто меня заставляет.
– Про какую войну, ты чего?
– Не знаю, про всякую. Много разных войн обсуждают. И эти, дворники, тоже любят. Кого-то надо разбомбить – и жизнь будет лучше. К ним бухать приходят мужики, и то же самое говорят. А мне хорошо, потому что я смелый, и мне, например, если хвост оторвать, ничего не будет. Меня убить очень трудно. Я могу и пойти на войну эту, ничего не будет. Но лучше пойти против тех, кто заставляет воевать. Мне можно против них пойти, они точно так же меня не тронут.
Говорил, что если в космос полетит, может находиться там без воздуха сколько угодно. Когда я рассказал, что не умею плавать, обещал научить. Я ему предложил в моей ванне показать, как он умеет плавать. Он прыгнул в воду и тут же выбрался, долго отряхивался и вылизывался. Я его вытирал полотенцем и улыбался. Тогда он опять шмыгнул в воду и с большим трудом, судорожно двигаясь, проплыл от края до края.
– А ты хоть так-то умеешь? – быстро дыша, спросил он.
– Ну так, наверное, смогу.
– Ну вот, а я точно смог. И тебя научу!
Однажды я приболел и дома от нечего делать стал рисовать. Меня очень увлекло. Я рисовал вид из окна, дачу пытался нарисовать из другого города, где дядя с тётей живут. Граффити тоже пытался, быстро надоело. Стал кухню рисовать. Матроскин зашёл в гости, я ему показал. Он объяснил мне, что легко нарисует картину.
– Ага, давай, – сказал я.
– Только не здесь, я там у себя нарисую, а потом покажу. Обещаю, что всё по-честному.
– И меня потом научи!
– Как скажешь, – грустно отозвался кот.
Он ушёл, и мне показалось, что я его обидел. Я собрался пойти к дворникам и попросить прощения, но мама была дома и не выпустила.
Я увиделся с ним через пару дней, когда выздоровел и пошёл на поле. Он сел рядом и важным голосом сказал: «Я бы мог нарисовать картину, если бы не мешали две задние лапы. Я из четырех не могу выбрать одну удобную лапу. Не могу понять, какая предназначена для этого. Вот если будут правая и левая, я выберу правую, как ты. И буквы писать тоже поэтому не могу».