Сквозь время. Вода и песок

Квентин завыл и сжал больную руку здоровой. Он подул на неё, попытался размять, но толку от этого было мало. Боль была такой, словно он с мороза сунул замерзшие пальцы под струю кипятка. Хотя он и начинал что-то чувствовать, с такой рукой воин из него выйдет никудышный.

Женщина-призрак молча наблюдала за страданиями Квентина. На её губах выросла самая мерзкая и некрасивая ухмылка, которую Квентину только доводилось видеть. Это была улыбка смерти. Женщина хрипло рассмеялась, но не спешила атаковать снова. Медлила. Будто чего-то ждала.

Квентину понимал, что это конец, и сделать он ничего не сможет. Без чуда было не обойтись, и либо оно произойдёт, либо он останется здесь, в этом мёртвом лесу, развалившись трупом посреди серых скрюченных корней.

Квентин вдруг понял, что снова чувствует руку. Он рывком схватил меч, собираясь сразиться с призраком и, если придётся, умереть в этом бою.

Он никогда не молился. Более того, он и не верил в святого бородатого старца на небесах и даже во все эти теории о симуляции настоящего, которые всё больше приобретали популярность в его родном мире. Нет, он предпочитал просто жить и верить в то, что видит. Но прямо сейчас, прямо в это короткое мгновение, стоя перед жутким призраком лицом к лицу, зная, что его ждёт только смерть, и этот бой ему не выиграть, он впервые в своей жизни сделал это.

Спроси его сейчас, в чём заключалась его молитва, о чём он просил, чего желал, он бы даже не вспомнил, но тогда он совершенно точно знал, чего хочет. Он хотел жить.

Квентин сжал меч так крепко, что у него побелели костяшки пальцев. Он направил лезвие вверх, принял боевую стойку и приготовился к драке. Призрак завыл, и такой же вой раздался со всех сторон. Квентин вмиг осознал, что вот оно: последний миг его жизни. Если верить книгам и фильмам, сейчас перед глазами должна была пронестись прожитая жизнь, но ничего подобного не произошло.

По глазам ударила вспышка белого света. Квентин повернул голову и закрылся рукой, но краем глаза успел различить в охваченной туманом тьме хижину. Из распахнутой настежь двери лился свет, прибиваясь сквозь густое вонючее облако, разгоняя мрак, посылая Квентину лучи надежды. Ни секунды не думая, Квентин развернулся и побежал.

Снова ветки уродливых деревьев цеплялись за одежду, царапали лицо, он даже чуть не выронил меч отмороженной рукой, которая хоть и отошла, но всё ещё плохо слушалась его, но каким-то невероятным, он бы даже сказал, чудесным образом ему удалось отыскать путь среди деревьев, оторваться от призраков и заскочить в дом, захлопнув за собой дверь.

Квентин развернулся и, не опуская меч, встал прямо перед дверью, ожидая нападения. Он слышал, как снаружи, в лесу, воет армия призраков. Как вой этот разносится по всей округе. Страшный, животрепещущий. А потом всё неожиданно стихло. Только тогда Квентин опустил меч, прижался к стене спиной и съехал по ней вниз, смахнув со лба пот ладонью.

От дикой, чуть ли не самоубийственной пробежки, когда он нёсся сломя голову, даже не глядя себе под ноги, он запыхался и тяжело дышал. Осмотрев отмороженную руку, он пошевелил пальцами и порадовался тому, что подвижность полностью вернулась, но расслабляться не стоило. Кто знает, что ещё приготовил ему этот лес?

Квентин просидел неизвестно сколько. Может, ему даже удалось вздремнуть, а может, нет. Мысли путались, тело ныло, желудок выражал голодное недовольство самой заковыристой нецензурной бранью, на которую был способен и Квентин его прекрасно понимал, только сделать с этим, увы, ничего не мог. Он встал, вложил меч в ножны и вошёл в соседнюю комнату, где за задёрнутыми шторами чернела ночь. Квентин подошёл к окну, одними пальцами отодвинул шторину и убедился в том, что призраков нет. Стало немного легче, но вылазить из дома он не собирался. Совсем даже наоборот. Если окажется, что здесь безопасно, он просидит здесь, пока не займётся рассвет, а уж потом сделает всё для того, чтобы убраться отсюда как можно дальше.

Квентин обшарил в избе каждый уголок, но не обнаружил ни малейшего присутствия кого бы то ни было. Ни следов, ни мусора, ни одежды, ни других вещей. Что было хуже всего, он не обнаружил в доме никакой еды, ибо есть хотелось невероятно, но что поделать? Пока он здесь, ему, видимо, не видать ничего хорошего и так до тех пор, пока с испытанием не будет покончено.

Квентин уселся на притаившуюся в углу кровать и прижался спиной к стене, прикрыв глаза.

Не спать! Кричал он себе в уме, боясь, что всё это может оказаться очередной иллюзией. Дом растает, и он снова окажется среди призраков, а как оказалось, они очень даже могут ему навредить.

А что если испытание и есть этот лес? Что если эти призраки, тролль, река и даже хижина часть испытания? Что если во всём этом должен быть какой-то смысл, который от меня ускользает? Может, я должен найти какой-то ключ, волшебную палочку или заколдованную лягушку? Может, на заднем дворе избушки растёт сад, а в саду…

Проснулся Квентин с первыми петухами. Он буквально услышал, как где-то за домом кричит петух. Он протёр глаза, проверил, на месте ли меч и собрался было выйти из дома, как вдруг заметил на столе полную кружку воды.

Он подскочил к столу, схватил кружку, уже почти поднёс её ко рту и замер.

Вдруг отравлена?

Колебался Квентин недолго. Вода льдом прокатилась по горлу, утопая в желудке. После того как во рту у него всё высохло и едва вязалась слюна, испить холодной водицы было чуть ли не мечтой, и вода (наконец-то повезло) оказалась просто водой. На всякий пожарный он постоял на месте несколько минут, но хуже ему не стало. Совсем наоборот. Чувствовал он себя так свежо, как не чувствовал уже давно.

Вопрос, кто поставил кружку на стол, оставался открытым для него и после того, как он снова обыскал дом, заглянув в каждый уголок, и даже обошёл хижину снаружи. Он не встретил никого, кроме двух петухов в маленьком, огороженном забором курятнике близ ухоженного огорода. Пожав плечами и громко хмыкнув, Квентин побрёл куда глаза глядят.

Каково же было его удивление, когда он вернулся к месту, где его окружили призраки, поднялся на холм, а за холмом пестрела широченная зелёная долина, утопая в полях и лугах, а вдали виднелся огромный, обнесённый стенами великолепный замок, флаги которого развевались на ветру. Правда, герб Квентин разглядеть не мог, что было неудивительно с такого расстояния, да и в геральдике он всё равно не очень-то понимал.

Получалось так, что вчера ночью он был всего лишь в шаге от того, чтобы покинуть это гиблое место. Если бы он побежал в другую сторону, а не наткнулся на хижину, то уже утром был бы в замке. Правда, навряд ли бы ему удалось убежать от приведений, так что хорошо оно так, как вышло. Квентин не мог объяснить себе уверенность в том, что цель всего испытания ждала его в замке и что там он сможет найти ответы, после чего с превеликим удовольствием свинтит отсюда как можно дальше и постарается никогда не вспоминать о том, что здесь было.

**

Лес поредел. Квентин вышел из тени деревьев и пошёл по широкой протоптанной тропинке. Оставалось только надеяться на то, что она выведет его куда нужно, а не окажется очередной ловушкой, которая загонит в местечко похуже.

Квентин взбирался по холмам ровно до тех пор, пока земля под ногами не распрямилась, превратившись в гладкую равнину. Он увидел, как навстречу ему по тропе вышагивают двое вооружённых пиками королевских гвардейцев в красных гербовых накидках, которые, как и всё в этом мире, появились неожиданно и из ниоткуда. Квентин начинал к этому привыкать.

– Стой! Кто идёт? Крикнул гвардеец, стукнув древком о землю, когда Квентин оказался от него на расстоянии нескольких шагов.

Как только громогласный голос нарушил идиллию тишины, Квентин вздрогнул и замер на месте.

– М-меня зовут Квентин, – осторожно, тихо, чуть ли не шёпотом ответил механик.

– Господин Квентин! Обратился к нему второй гвардеец, выйдя вперёд. Гвардеец отставил пику, достал из-за пояса длинный свиток, сорвал печать, раскрутил его, звонко прочистил горло и зачитал:

– Господину Квентину! Путнику, прибывшему из Лоритина в королевство Грёзбург и ступившему на земли Мечтаграда. Королева Жизель вторая, наследница престола, член ордена алой розы, верховная правительница ложи прекрасных дев, победительница конкурса королев среди королей, любимица подданных и дама сердца мужчин всего королевства, приглашает вас во дворец отдохнуть с дороги, отведать блюда лучших в королевстве поваров и насладиться её обществом, ибо ей небезразличны редкие гости из иных миров и их расположение, как и молва о королевстве. Королева требует привести вас к себе немедленно!

На последнем слове голос гвардейца изменился, стал жёстким, металлическим. Квентина пробрала дрожь, когда он услышал столь разительное изменение, и холодный колючий комок зашевелился у него в груди.

Гвардеец собрал свиток, засунул за пояс, взялся за пику и стукнул древком о землю.

– Приказ королевы призваны исполнять! Нарушить приказ – значит смерть! Скандировали одновременно гвардейцы железными голосами, постукивая пиками по земле.

– Я-я п-просто…д-да…конечно, если королева ж-желает меня в-видеть, – ответил Квентин, прокручивая в голове мысли о том, как же ему отвертеться от этих гвардейцев. С другой стороны, подсознание подсказывало ему, что всё должно идти так, как идёт. Только таким образом можно завершить испытание, а если он начнёт сопротивляться, ни к чему хорошему это не приведёт. Да и сможет ли он одолеть этих двоих? Допустим, да, что будет дальше? Он пойдёт к замку? Там снова гвардейцы, а сколько их внутри?

– Прошу за мной, господин Квентин! Вы будете желанным гостем! Заверил Квентина гвардеец, после чего один встал спереди, другой сзади, и они помаршировали в сторону замка.

Когда они уже подходили к стенам, из ворот выскочил рыцарь в сияющих доспехах. Рыцарь поднял меч к небу, его острие сверкнуло в свете солнца, и он с воинственным криком ринулся в сторону леса, не обращая ни на гвардейцев, ни на Квентина ни малейшего внимания.

– За королеву! За Грёзбург и Мечтаград! Услышал отдалённый крик рыцаря Квентин.

Стража у ворот отсалютовала гвардейцам, не удостоив Квентина вниманием. Да и вообще все стражники, которыми буквально кишели улицы, делали вид, будто не видят Квентина, а может, так оно и было. Зато горожане вели себя целиком и полностью противоположно. Они улыбались, приветствовали гостя, махали ему руками, громко восклицали, некоторые даже кланялись, а одна молодая девушка особенно отличилась, выполнив книксен.

Квентина вели по чистым, красивым и ярким улицам Мечтаграда, и одного взгляда на всё это окружение хватило, чтобы понять, что жизнь здесь течёт иначе. Более того, вообще всё здесь было другим. Люди выглядели счастливыми, беззаботными. Как будто в их мире царила только радость и любовь. На глаза Квентину попадались улыбающиеся мужчины и женщины, выряженные в цветастые яркие одежды дети. Он даже приметил одну целующуюся парочку, устроившуюся в тени деревьев на скамейке у озера. Казалось, будто у всех всё хорошо, и за время пути до дворца они не встретили ни одного нищего, бродягу или попрошайку.

Если при входе в город простой люд казался Квентину необычным, то чем дальше они заходили, тем всё приобретало ещё более странные оттенки. В верхних районах города вальяжно расхаживали пышногрудые девицы в платьях с глубоким вырезом в зоне декольте, размахивая веерами, громко ахая и охая, напыщенно улыбаясь и искусственно смеясь, аристократически выпячивая подбородок. Длинными шагами меряли землю поэты с листом пергамента и пером, громко разглагольствуя о сладострастных грёзах, романтике в саду средь белых лилий и жгучей страсти посреди глубокой ночи, обуревающей нежданно-негаданно хотя бы раз в жизни каждого. Художники были заняты, скрываясь за мольбертами, восхищаясь позирующими полуобнажёнными музами, чьи голые тела бросали Квентина в жар, а на одинокой скамье в отдалении от всех сидел нетрезвый бард, затягивая песнь о прошедших ночах, увядших розах и тяжких муках, бьющих сердце беспощадно.

Квентин тряс головой, моргал, пробовал даже себя ущипнуть (четыре раза), но мир вокруг даже не думал исчезать. Скорее всё больше силился его поразить. Когда они подходили к дворцу, глазам Квентина открылась широченная площадь, посреди которой стоял огромный фонтан, внутри которого высился величественный памятник фигуры женщины в длинном платье, с волнистыми волосами и венком на голове. В руках женщина держала большой кубок, и из него ручьем лилась вода, разбиваясь о её красивые длинные ноги, разлетаясь блестящими в свете солнца брызгами. У фонтана стояла стайка молодых раскрасневшихся девиц, и одна из них, глядя на Квентина, помахала ему. Квентин смутился, кашлянул, но набрался смелости и помахал в ответ.

У входа во дворец стояла стража. Квентин только сейчас обратил внимание, что на гербовой накидке был изображен щит с распустившейся розой. Стража пропустила их во дворец, и Квентин переступил порог высоких, украшенных золотом дверей.

Как только двери раскрылись, Квентин оказался в длинном коридоре. Перед ним простирался красный ковёр, поднимаясь вверх по широким мраморным ступеням. На белых стенах висели огромные картины в золоченых рамах – шедевры искусства, в которых он ничегошеньки не понимал. Потолок терялся где-то высоко-высоко, словно он оказался в пятидесятиэтажном небоскрёбе. Только здесь этаж был один, и тот первый. Механик почувствовал, как у него от волнения затряслись руки, а по шее пробежала дрожь. Он сглотнул, пригладил волосы и сделал шаг, как вдруг остановился. Перед ним из ниоткуда возник низкорослый старик с маленькими чёрными, стреляющими острыми иглами глазами. Старик окинул его с ног до головы подозрительным взглядом, скривив губы и состроив гримасу отвращения. Он наморщил нос, принюхался, и глаза его стрельнули на подошвы заляпанных грязью ботинок и не менее грязную одежду, в которую был одет Квентин.

Стараясь скрыть свое недовольство, старик натянул на лицо улыбку. Глаза его широко раскрылись, и взгляд сделался мягким, добродушным. Если бы не изначальная реакция, Квентин бы подумал, что он это искренне.

– Приветствую вас, благородный господин, во дворце её величества королевы Жизель второй! Наследницы престола, члена ордена алой розы, верховной правительницы ложи прекрасных дев, победительницы конкурса королев среди королей, любимицы подданных и дамы сердца мужчин всего королевства! Моё имя Филипп, и я говорю с вами от лица её величества. Как вы наверняка понимаете, у нас есть свои правила и свои порядки, а потому вынужден вас попросить первым делом отправиться в сауну, где вы сможете смыть с себя дорожную пыль, грязь и всю эту отвратительную вонь, источники запахов которой я, даже если бы знал, перечислять бы не стал. Ох-ох-ох! Извольте, ибо таково желание королевы!

Филипп поднял руку, согнул её в локте и, изящно вытянув кверху указательный, средний и большой пальцы, щелкнул ими. Дверь слева с громким хлопком раскрылась, оттуда выскочил ловкий мальчуган, подбежал к Квентину и встал перед ним, держа в руках мягкие бархатные полотенца разных цветов и размеров, а также душистое мыло, флакончик духов и непонятно зачем и совершенно ни к месту пучок каких-то трав, запах которых, впрочем, Квентину понравился.

Механик ничего не успел сказать и сделать, как старик продолжил свою речь.

– С оружием во дворец разрешено являться только личной страже королевы и приближённым к трону, а потому попрошу вас сдать его на хранение. Извольте! Вы получите их обратно сразу же, как только покинете дворец, или же по приказу королевы.

Из двери справа выскочил ещё один мальчуган, подбежал к Квентину, поклонился и вытянул руки, ожидая, когда тот сложит на них оружие.

Квентин ну никак не хотел прощаться с мечом и уж тем более с самострелом. Если, когда он сюда шёл, думал, что случись что, и он расправится с гвардейцами или, если понадобится, так или иначе сможет решить рискнувшие встать на его пути проблемы, то если он останется без оружия, шансов на это у него нет никаких. Можно сказать, что оружие было его единственным шансом выбраться отсюда.

Квентин какое-то время стоял, переминаясь с пятки на носок, заглядывая в глаза противному старику, но тот даже не шелохнулся, глядя на него, не моргая. С каждой секундой от этого взгляда Квентину становилось всё хуже, будто ему на спину положили что-то тяжёлое, и это самое “тяжёлое” становилось всё тяжелее.

А, чёрт с ним!

Квентин, наконец, отвёл взгляд и о чудо! Ему сразу же стало легче! Он отвязал ножны от пояса и с вложенным в них мечом аккуратно положил мальчику на руки. Потом, под испытующим взглядом старика, отцепил самострел и положил его сверху на меч. Старик продолжал смотреть на него и молчать. Тогда Квентин вытащил все шарики из специального кармашка и положил их мальчику в ладонь, медленно отсчитывая каждый. Надеясь на то, что мальчик их не потеряет.

После всех процедур Квентин улыбнулся старику и постучал ладонями друг о друга, а мальчишка развернулся и нырнул в дверь, из которой появился.

– Ну-с, теперь прошу за мной. Я провожу вас в сауну, – сказал Филипп.

Квентин принял у мальчика из рук выданный ему банный набор и последовал за стариком.

Вышел он часа два спустя. Чистый, приятно пахнущий и расслабленный от распарившей тело горячей воды. Вызванный Филиппом цирюльник сбрил ему спутанную бороду и усы, и даже постриг его. Он переоделся в чистую одежду, которую приволокли неизвестно когда и неведомо откуда, и, как ни странно, весь гардероб оказался его размера, и сел идеально. Когда со всеми делами было покончено, Филипп осмотрел его, обойдя со всех сторон, и его лицо приняло удовлетворённое выражение.

– Теперь осталась одна маленькая, совсем незначительная деталь, – заявил Филипп.

Квентин приготовился к самому худшему.

– Поклонитесь мне, – произнёс Филипп полушёпотом, в котором чувствовался высокомерный приказ.

Квентин замер, не шелохнувшись.

Ещё чего!

Он так и стоял, глядя на Филиппа, и на этот раз собирался выиграть эту битву взглядов, решив, что ни за что не спасует.

– Это о-обязательно?

Филипп кивнул, и на его губах промелькнула кроткая улыбка.

– М-может, обойдёмся без э-этого? Спросил Квентин минуту спустя.

– О, боюсь, вы меня неправильно поняли, – поспешил объясниться Филипп. – Это необходимо, чтобы я убедился, что вы готовы к приёму. Видите ли, по правилам этикета слугам, подданным и гостям принято приветствовать королеву особым обрядом. Рыцари преклоняют колено и прикладывают руку к сердцу, слуги же кланяются в пол, пока им не прикажут выпрямиться, гонцы опускают голову, а гости, как в вашем случае из Лоритина, кланяются так, как принято у них. Насколько мне известно, в Лоритине поклон выглядит так.

Филипп отвёл заднюю ногу назад, наклонился, согнув прямую спину, при этом прижимая правую руку к сердцу, а левую заведя за спину. Он простоял так несколько секунд, а потом выпрямился.

– Сможете повторить? Полюбопытствовал он.

– Д-да…думаю, смогу, – пролепетал Квентин, пытаясь вспомнить, какую ногу отводить и какую куда руку прикладывать.

С третьей попытки у него получилось, и если верить Филиппу, то очень даже неплохо. Он повторил поклон ещё раз перед выходом, Филипп снова остался доволен результатом, а потом попросил следовать за ним, и они оказались в тронном зале, куда Квентину не дали ступить, когда он оказался на пороге. Сейчас же он поднимался по лестнице вслед за королевским слугой, ощущая, как внутри него нарастает волнение, как стучит сердце, как в голову врывается хаотичный поток мыслей о том, что ему лучше сказать, как лучше себя вести, не забыл ли он, как кланяться, что делать, если королева выскажет ему неуважение, как вернуть оружие и куча других нелепых мыслей, которые можно и даже нужно было отложить на потом.

Мысли всё еще катались в голове клубком, когда Квентин ступал по красному ковру к трону королевы. Глядя на окружение, Квентин не смог сдержать удивления и охнул. Филипп это заметил и понимающе кивнул, самодовольно хмыкнув. Огромные мраморные колонны упирались в золотистый, блестящий в свете проникающего сквозь высокие окна солнца потолок. Колонны украшала искусная резьба мастера и рисованные символы причудливой формы, складывающиеся в определенные слова незнакомого Квентину языка. Окна украшали пышные шторы глубокого багрового оттенка. И золото. Везде золото. Много золота. Куда ни глянь. Спинки стульев украшены золотом, узоры на шторах вышиты золотом. Огромная люстра под потолком тоже сделана из золота. Трон, на котором сидела королева, естественно, блестел золотом. Даже причудливые символы на колоннах поблескивали вкраплениями благородного металла.

Когда они подошли к трону, Филипп громогласно воскликнул: – Перед вами её величество королева Жизель вторая! Наследница престола, член ордена алой розы, верховная правительница ложи прекрасных дев, победительница конкурса королев среди королей, любимица подданных и дама сердца мужчин всего королевства!

После пламенной речи старик поклонился, почти коснувшись носом пола, после чего отошёл в сторону и кольнул Квентина взглядом. Да так, что Квентин чуть не ойкнул.

Механик, вспоминая нужную позу, согнулся в поклоне, прогнувшись настолько низко, насколько мог. Простояв так несколько секунд, он выпрямился и весь красный как рак, уставился на королеву.

Грёзбург, Мечтаград, орден алой розы или что там было ещё? Квентин не запомнил, а даже если бы запомнил, то начисто забыл. Как и забыл бы любой, встретившийся с королевой взглядом. Наверное, ему никогда не везло. Может, он с рождения был неудачником, а может, его прокляли или на него наслали порчу, но за всю его короткую жизнь он ни разу не встречал женщин подобной красоты.

Он смотрел фильмы, бывало, даже читал книги, хоть читать и не любил, так как считал бессмысленные потуги горе-писателей пустой тратой времени. В книгах, как правило, то и дело герои натыкались на женщин, от которых у них то отвисала челюсть, то каменело тело, то определённая часть тела, то они чуть ли не падали в обморок, то ещё что. Он обычно корчил гримасу на таких моментах и не мог понять, какой дурак вообще записывает такие моменты в сценарий или в книгу, ведь такого не бывает! Ну не бывает таких женщин, от которых невозможно оторвать глаз. Которые пленят своей красотой, заставляют играть гормоны, нервничать, чувствовать себя напряжённым. Улавливать каждое её движение, даже если это едва заметное движение бровью. Содрогаться от смеха, выпрямляться от улыбки, дуреть от запаха. Забывать всё и сразу, соглашаясь со всем, что услышишь из её уст.

Королева была именно такой женщиной. Ещё до того, как Квентин услышал её голос, до того, как она поприветствовала его и улыбнулась ему, он уже всё знал. Он понял это, едва его глаза коснулись её. Тело просигнализировало ему об этом ещё до того, как разум успел понять, что произошло.

Что было дальше, он не запомнил. Кажется, он поклонился во второй раз, потом ещё. Королева улыбнулась ему. Вроде бы ему даже удалось её рассмешить. Правда, он не запомнил, как это вышло и почему. Вроде бы ей понравился его внешний вид и то, что он решил пожаловать сюда из самого Лоритина, и она заявила, что будет рада принять его здесь на любое время, и чтобы он чувствовал себя как дома. Королева отвела ему под отдых отдельную комнату, куда его, схватив за локоть, увёл Филипп, так как сам он с места сдвинуться не смог.

Когда опутавшие его чары спали, и он начал отдавать себе отчёт в том, что происходит, они с Филиппом уже шли по коридору к выделенным ему покоям.

– Ваши покои, господин, – сказал Филипп, открывая дверь и пропуская Квентина внутрь. Механик переступил порог и оказался в просторной комнате, посредине которой стояла широченная кровать под пологом, стены украшали шедевры творческой мысли в толстенных золоченых рамах, а в дальнем углу приютился широкий стол и два обшитых красным бархатом стула.

Квентин сделал несколько шагов, остановился и засмотрелся на одну из представленных его взору картин. Он смотрел на неё то так, то эдак, наклонив голову, зайдя с одной стороны, с другой, но так и не смог разобрать, что именно на ней изображено, но одно он знал точно – ему определённо нравится эта мазня.

– Де Лофалес был великим, – сказал Филипп, заметив интерес Квентина к искусству. – Его работы заставляют задуматься о многом даже сейчас, спустя столько лет. О его искусстве слышали даже в далёком Акенбурге.

Квентин понятия не имел, кто такой Де Лофалес, и ему было до лампочки, где находится Акенбург, но, дабы не позориться, он со многозначительным видом хмыкнул, соглашаясь с Филиппом, и отошёл от картины. Пройдя к дальней стене, он выглянул в окно. Вид открывался на дивный сад, выложенные белым камнем тропки и пустующие в сей момент скамьи.

– Обед будет с минуты на минуту. Всем ли вы удовлетворены? Всё ли вам нравится? Может, вашей душе угодно что-либо ещё?

Квентин отошёл от окна и расплылся в широченной улыбке, когда в воспоминаниях всплыло удивительно красивое лицо королевы и видел он его так ярко, что начисто забыл о том, что Филипп ждёт ответа. Когда слуга дал о себе знать, Квентин сообщил, что его всё устраивает, и отпустил Филиппа восвояси, бухнувшись на кровать и закинув руки под голову. Он даже перехотел есть. Сейчас его волновало только одно – красота королевы Жизель.

2. Иллюзия смерти

Он рванулся вперёд, невидимой дымкой проскользнул мимо разъярённого зверя, занёс клинок для удара и срубил гончей голову. Хрустнуло, и вытянутый уродливый череп с громким стуком свалился на пол. Ушей чародея коснулся цокот костяных лап. Он вгляделся во тьму, вытянул руку и бросил заклинание. Огромный пурпурный шар вспышкой осветил коридор и сжёг стража дотла.

Разделавшись с врагами, Дегоб пошёл дальше. Он в полном мраке и сопутствующей сему мраку гробовой тишине добрался до большого зала, в котором единственным источником света была одинокая тлеющая лучина, в свете которой разглядеть хоть что-нибудь удавалось с трудом, но ему это было только на руку, ведь во тьме он становился сильнее. Пол был сплошь и рядом усыпан костьми гончих, но изредка угадывались и человеческие. Видимо, это были останки тех, кто пытался пройти испытание до него. Прямо у стены, под единственным источником света, стояла накрытая тяжёлой каменной плитой гробница. Дегоб подошёл к усыпальнице и осмотрел её. Ни рун, ни знаков, ни символов. Крышка покрылась толстым, накопленным за столетия слоем пыли.

Казалось, всё просто: нужно открыть гробницу, забрать спрятанную в ней часть ключа от сокровищницы и уйти, вот и всё испытание. Но Дегоб был научен не только историями из древних книжек, по которым когда-то его учили в школе волшебства Вольсетт, но и горьким опытом. Никогда и ничего в таких испытаниях просто так не давалось.

Как и в этот раз.

Воздух завибрировал, наполнился энергией, и уши прорезал неприятный сиплый хрип:

– Ещё один смертный решил бросить вызов судьбе…

Голос звучал вяло и неразборчиво, будто говорящий с трудом раскрывал рот, при этом растягивая каждое слово.

– Чего же ты ищешь? Бессмертия? Несметных богатств? Услад для своего сосуда? Нет…нет…тут что-то другое…

Дегоб почувствовал, как его затылка словно коснулась чья-то холодная костлявая рука, крепко сжав ему голову.

–…вижу…вижу…вижу! Карта! За ней ты пришёл! Проделал такой путь, чтобы заполучить клочок высохшей бумаги…

Голос становился отчётливее, и Дегоб ощутил просыпающуюся в недрах храма злобу. Пол под ногами задрожал, неведомая сила пробежала по стенам, и пространство вокруг наполнилось магией.

– Выходи! Сразись со мной и покончим с этим! Крикнул Дегоб в пустоту.

Россказни давно почившего жреца его интересовали мало. Он прекрасно понимал, что испытания пройти не так просто, и знал, что ждёт Квентина, как и знал, что ожидает Кая. Тянуть было нельзя, ведь они оба были в опасности. Если бы он рассказал им всё как есть, они никогда бы не согласились на этот безумный шаг, но если бы они не начали проходить испытания, тогда им никогда не достать карту и не победить Риггера, а если они этого не сделают, пророчество не даст ему покоя. Тень будет продолжать терзать его ещё долгие тысячелетия. Ровно до тех пор, пока ходящий не появится снова, и он снова не попробует сделать то же самое. Он слишком устал от такой жизни. Устал от этого долга и от этой ноши. У него не было права на ошибку.

Раздался ледяной смех, от звуков которого по стенкам желудка прокатилось что-то густое и холодное, на плечи навалилась неподъёмная тяжесть, а с ног до головы пробежала волна колючего холода. Но Дегоба этим было не напугать. Случались с ним вещи и похуже.

– Во все времена люди хотят одного и того же…богатств, власти, удовлетворения своей похоти и славы! Но ты…карта!

– Довольно! Выходи на бой, жрец! Я вызываю тебя! Разве не так написано в письменах, которые вы после себя оставили для всяк сюда входящего? Вам нужно бросить вызов, и я бросаю его тебе! Или ты струсил? После смерти мир живых стал для тебя невыносим? Зависть ли поднялась в твоём сердце или же ненависть к тем, кто положил конец твоей жалкой жизни?

Слева, прямо над ухом, затрещали искорки. Дегоб повернулся и увидел перед собой пылающего изумрудным пламенем жреца. Жрец не церемонился, он сложил руки и бросил в наглого гостя заклинание. Заклинание было такой силы, что Дегоба отбросило в другой конец залы, и он ударился спиной о стену, по которой пошли трещины. От боли Дегоб вскрикнул, ощущая, как у него горят спина и затылок. Может, тень и даровала ему вечную жизнь, но от боли не избавила. Он поднялся на ноги и смерил неприязненным пылающим пурпуром взглядом противника.

Жрец был по-настоящему уродлив. Мерзок, отвратителен и ещё сотни подобных эпитетов могли бы описать его. Пожранное червями лицо, провалы щек, свисающие редкими островками куски прогнившей плоти. Он был облачён в спадающую до самого пола изорванную чёрную мантию, скрывающую огрызки ног. Туловище его заканчивалось там, где у человека начинается данное ему природой естественное начало. В одной руке жрец сжимал длинный посох, оба конца которого заканчивались острым лезвием, в другой пылало изумрудное пламя.

– Как смеешь ты, смертный, обращаться со мной, как с презренным?! Как смеешь ты бросать мне вызов? Ты недостоин! Преклони предо мной колени, и я дарую тебе быструю смерть!

Дегоб молчал. Он выжидал. Всё, что ему нужно было, это покончить со жрецом и получить желаемое.

Захрустели искорки, и ещё до того, как жрец появился рядом, Дегоб слился с тенью и оказался позади него. Он крепко сжал рукоять меча, замахнулся и ударил, проткнув и без того дырявую мантию мертвеца, разрезая пустую грудную клетку.