– У каждого свой взгляд на утопию! – недоверчиво глянул на него Рейнольдс.
– Разумеется! Поэтому только логичный разум и может ее создать. Вам ли не знать! – Амадис значительно взглянул ему в глаза.
Коридор оканчивался тупиком. Но не обычной стеной, а чем-то вроде стекла молочно-белого цвета. Оно было полупрозрачное, за ним видны лишь очертания предметов, да и то только те, которые вблизи. Те же, что находились далее метра, рассеивались словно в тумане. При приближении к нему людей стекло исчезло, как пар, поднимающийся утром с влажного асфальта, от порыва ветра. Только произошло это за секунду, так что глаз еле успевал ухватить движение.
За дверью открылось огромное пространство. Это был великолепный зал, по величине сравнимый со стадионом средних размеров. В центре него находилось нечто вроде сада – плотно посаженные и уже в меру разросшиеся разнообразные растения, причем большинство из них были, видимо, не с нашей планеты. Они поражали необыкновенностью форм и цветов, одни восхищали первозданной красотой, другие притягивали хищностью и таинственностью, отдельные соревновались между собой в неповторимости, а какие-то одиноко стояли, уверенные в своей незаурядности. Некоторые – высотой от двух метров, а некоторые – не больше пятидесяти сантиметров, однако такой красоты, что сразу же приковывали взгляд. Цветки и листья играли всеми цветами радуги, смешивая их в неповторимые переливистые оттенки, а у некоторых вовсе были прозрачны и лишь обрамлялись тонкой цветной кромкой. В самой середине всего этого возвышался стеклянный куб, высотой около трех метров, с вершины которого тонким плоским потоком стекала вода, создавая красивый небольшой водопад и наполняя широкое пространство приятным слуху журчанием. Все это растянулось широкой линией вдоль всего зала, по бокам которого открывалось главное зрелище: стены зала были полностью прозрачны, слегка округлы в повторение формы корабля, а за ними открывался мир за бортом корабля – черная бездонная пропасть, усеянная миллионами серебристых песчинок, крупных и мелких. Слева, выглядывая из-за крыши, нависал бело-голубой шар, местами покрытый коричневыми и зелеными пятнами.
Герои забылись в созерцании всего этого. Около пяти минут они бродили по залу, открыв рты, то изучая необычные растения, то вновь поражаясь виду космоса. У Мерве затекла шея, оттого что он задрал голову, разглядывая Землю. Он вдруг осознал, что там внизу, на Земле, никогда не увидел бы такой игры красок – это все равно, что сравнивать фотографии со старых телефонов и снимки, сделанные профессиональным фотографом.
В конце концов, каждый увлекся тем, что интересовало его больше всего. Мерве и Фокс стояли на лестничных подмостках, построенных прямо на панорамных окнах, на которых можно было рассмотреть больше орбитального пространства и почувствовать себя зависшим над пропастью. Абигейл Рей разглядывала инопланетные растения, положив себе на ладонь широкий прозрачный лист одного из них. Рейнольдс подошел к водопаду и с опаской тронул поверхность воды, которая скопилась у его основания. Райт все так же ходил по залу, составляя общую картину. Амадис наблюдал за всем этим, остановившись на возвышении у входа.
– Простите, что задержались, но вы должны понимать… – восторженно оправдался за всех Райт.
– Ничего, – улыбнулся Амадис. – Мне нравится наблюдать за этим – разум испытывает одновременно любопытство и эстетические чувства. Один из сложнейших процессов, что может происходить во Вселенной!
Рейнольдс, присев на одно колено, рассматривал роботизированный манипулятор, обслуживающий растения. В его четырехпалом захвате были встроены распрыскиватель, ультрафиолетовый излучатель, сканер, миниатюрные грабли и пневмокомпрессор для создания воздушной струи. Он и еще несколько таких же механических рук скользили вдоль зеленых насаждений, неустанно присматривая за подопечными растениями.
– Прошу пройти за мной в зал, где мы сможем пообедать и обсудить все вопросы. – Амадис двинулся к противоположной стороне зала, на стене которой их ждал лифт в форме куба металлического белого цвета. – Уверяю, у вас будет предостаточно времени изучить все вокруг. В вашем распоряжении будет вся Библиотека.
Рейнольдс последовал за ним, обернувшись напоследок к манипулятору. Остальные поступили так же – сходились к серебристому кубу из разных концов зала.
При приближении людей одна из стен лифта испарилась, как и остальные двери. Герои зашли внутрь, и тогда он стал полностью прозрачным. На стекле высветились кнопки с уровнями, Амадис нажал на соответствующую пятому. Лифт двинулся плавно и неслышно. Достигнув места назначения, куб вдавился в стену, оказавшись прямо внутри зала и образовав небольшой коридор. Перед тем как выйти, Мерве напоследок еще раз взглянул на космос за бортом. Судя по размерам Земли, пока они любовались на инопланетные чудеса, корабль пролетел половину расстояния до Луны.
Этот зал был небольших размеров, если сравнивать с предыдущим. Он предназначался для деловых совещаний, но все же походил на роскошный просторный офис. Помещение слегка вытянуто, прямоугольно. В дальнем конце вся стена выполнена из стекла, за которой, к великой радости гостей, тоже открывался вид на открытый космос. На небольшом расстоянии от нее располагался круглый стол в форме кольца. В центре него на небольшом постаменте из постоянно движущегося вихря кристально чистой воды возвышалась скульптура из пяти колец, образующих шар своим вращением по разным осям. Кольца, диаметром около полуметра, светились сами по себе мягкими цветами разных оттенков, а по их поверхности снизу вверх текла вода, словно источник гравитации был где-то сверху. Стекая по краям, вода скапливалась в верхней точке и, словно вспоминая, где находится истинный низ, снова падала в воронку широкой верхней части вихря-постамента.
Сам стол выполнен из темного полупрозрачного стекла, по краям обрамленного стеклом непроницаемо черным. У стола отсутствовало всякое подобие ножек и подставок, он парил в воздухе, поддерживаясь, по-видимому, синими лучами, исходившими из основания водяной скульптуры.
Освещен зал был мягко и слабо, немного сильнее комнаты, которую освещает ночник. Основной свет исходил от подсветки статуи и вертикальных белых линий, встроенных в черные стены.
На столе к этому времени уже расположились тарелки с блюдами, салатами, соусами, соками и вином. В двух разных углах рядом с окном стояла прислуга – человекоподобные роботы.
Все расселись за столом, собравшись лишь за одной его половиной, образовав полукруг. Первое блюдо было восхитительным – говядина с морковью, явный представитель французской кухни. Роботы услужливо разлили вино из прозрачных, слегка синеватых бутылок. Мерве рассмотрел одного из них вблизи, когда тот наполнял его бокал. Выглядел он как роботизированная пародия на девушку-официантку: его корпус повторял контуры женской фигуры, лицо, выполненное из белого пластика, имело женственно заточенный подбородок и большие серые глаза. Явно искусственные длинные волосы, скрученные во множество дредов-косичек, заправлены за изящные пластмассовые уши. На талии и местах сочленения конечностей корпус отсутствовал, обнажая черные канаты механических мышц, переплетающихся между собой в стремлении повторить человеческую грацию.
Тонкая кисть официантки с подушечками, покрытыми мягким прозрачным силиконом, поставила бокал справа от Аарона.
– Продукты с Земли? – поинтересовалась Абигейл. – Или у вас свой сад и хлев?
Мерве осторожно попробовал на вкус кубик мяса. Говядина. Приготовлена изумительно, как в лучших ресторанах. Но ничего необычного.
– Нет, она синтезирована, – ответил Амадис. – Любое вещество во Вселенной состоит из одних и тех же атомов, мы в состоянии комбинировать их в любых вариациях.
– Хм, – Абигейл посмотрела на кусочек мяса, насаженный на вилку, и склонила голову набок в раздумьях. После секундного разглядывания она отправила его в рот.
– Мы не используем в пищу настоящих животных. В мире техногенных ферм, печатающих еду, разрушение организованных систем ради забавы – настоящее преступление. Абсолютно все ваши блюда – искусственные.
– Что не сказалось на вкусе, – подчеркнул Райт. – На Земле обычно чем милосерднее еда, тем противней на вкус. Поверьте, моя жена – вегетарианка!
Его слова поддержали натянутым смехом. Никто не сводил взгляд с Амадиса, считая его настоящим чудом. Он сел за стол вместе со всеми и уже приступил к трапезе. Его худые жилистые руки, покрытые выпирающими венами, ловко и интеллигентно управлялись со столовыми приборами. Он, казалось, чувствовал на себе любопытные взгляды гостей, но не подавал виду.
– Послушайте, вы же робот! – Малколм сел вполоборота, положив правый локоть на стол. – Почему же вы едите пищу?
Амадис перестал жевать и исподлобья взглянул куда-то вбок, не поворачивая головы. Фокс бросил гневный взгляд на математика – еще не хватало, чтобы межпланетная война развязалась из-за щепетильных вопросов.
Но Амадис улыбнулся.
– Мой мозг – это компьютер, однако аватар сделан из живых тканей, которые подчиняются обычным законам биохимии. Они, конечно, гораздо совершеннее, но все же им необходима энергия. Когда аватар не используется, его жизнеспособность поддерживается энергетическими смесями, и на корабле есть их запас. Но вам все же будет комфортнее, если я буду похож на вас.
– Значит, вы компьютер, – заговорил Фокс. – И у вас абсолютная власть над всеми народами Федерации. Не могли бы вы поподробнее объяснить сущность вашего государственного устройства. Почему у вас во главе машина, а не член общества?
– Ну что же, это основной пункт, который вам необходим в понимании нашей цивилизации. У нашей цивилизации история длиной около миллиона лет, и за это время мы переживали те же проблемы, что и вы. Проблемы, которая переживает каждая цивилизация. И, в конце концов, мы поняли, что у власти не может находиться кто-либо из общества – слишком большая это ответственность. Человек, получивший власть, редко остается человеком. Власть, имеющая систему сдержек и противовесов, малоэффективна, но абсолютная власть – это полная свобода действий, чего никак нельзя позволять, ибо всякий мозг субъективен. Во главе общества должен стоять разум до основания отстраненный, холодный и логичный – не человеческий, не эмоциональный.
Я правлю уже двести пятьдесят тысяч лет. Сейчас наша цивилизация процветает как никогда раньше. Преступность на нуле – я всегда могу высчитать нарушителя, причем еще до того, как он совершит злодеяние. У нас нет ступенчатой формы иерархии, каждый просто выполняет свою работу, а поручения он получает только от меня. Мои вычислительные мощности и высокая скорость связи позволяют исключить бюрократические проволочки. Демократия, которая считается у вас оптимальной формой государственного устройства, имеет ряд существенных недостатков, о которых вам самим известно не хуже меня. Начиная с того, что субъективный обыватель не может знать истинного положения дел в государстве, а лидер для него лишь размытый символ, идеал в худшем случае, и заканчивая абсолютной непригодностью человека как существа, ограниченного эмоциями и эгоцентризмом.
– И каким же образом вы правите? Чем вы лучше, кроме логики?
– Я суперкомпьютер, в котором заложены все уравнения, описывающие любые процессы, происходящие во Вселенной. Я вижу Вселенную насквозь, мельчайшие процессы, вплоть до последнего кварка. Зная это, я с точностью могу предсказать любое событие. Я беру во внимание все ранее стоящие условия, которые только могут на него воздействовать. Например, я хочу предсказать, какой стороной упадет подброшенная вами, мистер Рейнольдс, монета. Я беру во внимание ее вес, размер, форму, изначальное положение, сопротивление металла, давление воздуха в помещении, силу мышц ваших пальцев, тип вашей нервной системы, силу ее возбуждения на данный момент. Беру во внимание даже такие мелочи, как освещенность, потому что фотоны света могут оказывать действие на монету. И таким образом результат становится точно известен. Это, конечно, весьма упрощенный пример, в реальной жизни приходится просчитывать гораздо более крупные и сложные события.
– А вы не против доказать нам свои слова? – Рейнольдс залез в карман и достал монетку. – Не сочтите за оскорбление, но все же мы ученые…
– Конечно! – согласился Амадис. – Подкиньте ее десять раз. Орел. Решка. Решка. Решка. Орел. Орел. Решка. Орел. Решка. Решка. В таком порядке.
Математик подкинул монетку. Десять раз. После чего взглянул на Амадиса и опустил голову, бросив монетку на салфетку.
– Десять из десяти!
– Можно вопрос? – сказал Райт. – Вы знаете исход нашего разговора?
– Не совсем. Просчитать падение монетки и взаимодействие нескольких разумов между собой – разные вещи. Разум – сложнейший механизм, самый сложный во Вселенной. В вашей истории есть алгоритмы математического анализа поведения групп людей и даже индивидуумов, однако мысль предсказания поведения разума для вас пока еще невероятна. На самом же деле это возможно, работа мозга подчиняется тем же физическим законам. Что бы вы ни думали о своей личности, какие бы эпитеты ни применяли, ваша реакция на бытие обуславливается биохимией. Будь то мозг профессора, музыканта, сумасшедшего или же преступника. Однако анализ поведения конкретной личности требует больших ресурсов, и в данный момент весь мой потенциал используется, так как на своей планете я произвожу полный расчет будущего землян на ближайшие сто ваших лет, исходя из полученных данных о населении. Анализ разума каждого вашего жителя в дальнейшем будет наложен на выкладку остальных существ Федерации, после чего будет просчитано их дальнейшее взаимодействие между собой. Эта информация позволит мне контролировать и направлять развитие вашей цивилизации в оптимальном русле. Говоря в общем, у меня нет ресурсов на наш разговор, но от этого он для меня только интереснее.
Когда я закончу, время в моем представлении будет выглядеть словно замерзшая река – ниже по течению я вижу уже сформировавшиеся волны и изгибы. И никакое решение, кроме моего, не сможет его изменить. Вы примите то решение, которое должны принять, которое принял ваш предсказуемый мозг.
Со мной бесполезно спорить, у меня можно только спрашивать. Я знаю все. Вы не первые, кто пытается это сделать, – ко мне постоянно приходят и ученые, и философы, и религиозные лидеры. И все уходят побежденными. Для меня во Вселенной не осталось ни одной тайны, наша наука уперлась в потолок, нашла край земли, философия мертва. Вселенная – единый механизм, в ней нет хаоса, просто вы не в состоянии разом понять всю систему. И чем сложнее система, тем больше она похожа на хаос. Каждое событие, явление, случай, мысль вытекают из предыдущего. Вам пока тяжело это принять, возможно, у людей вашего века это никогда и не получится, но будьте уверены, ваши дети и внуки примут это как должное и смогут этим пользоваться.
– Ну, раз мы так далеки от вас, зачем же вы установили контакт? Почему вы считаете, что уже пора? – поинтересовался Райт.
– Во спасение вас! – ответил Амадис. – В ваших международных политических отношениях начался процесс, который через двадцать лет привел бы к ядерному конфликту и полному уничтожению разумной жизни на вашей планете. Я все рассчитал. Для предотвращения этого на общество было необходимо сильное воздействие извне.
За столом повисло молчание. Лица у гостей застыли в удивлении, глаза раскрылись чуть ли не вдвое. Фокс откинулся на спинку стула, Райт закрыл глаза и начал массировать переносицу, Рейнольдс поставил локоть на стол и запустил ладонь в волосы, при этом опустив голову практически к самому столу и в раздумьях уставившись на монету, Рэй понурила голову, и только Мерве остался сидеть неподвижно, оглядывая присутствующих.
– И теперь вы возьмете нас под свое крыло и поведете к миру? Только так мы можем спастись?
– Нет, вы уже спасены. Контакт с внеземным разумом всегда шок для любой цивилизации. Вы боитесь нас, поэтому забудете про свои междоусобные конфликты. Ничто так не объединяет людей, как общий враг. Одним своим появлением мы полностью переписали ваше будущее. Моя задача теперь – направить ваше развитие по верному и оптимальному пути.
– При оказании вашей «помощи», – Фокс сделал ударение на слове «помощь», – вы будете применять силовые методы контроля? Какой режим вы установите на нашей планете? Нам придется ходить по струнке? Комендантский час? Ваши войска будут находиться на нашей территории, в наших городах и у военных баз?
Амадис усмехнулся:
– Мистер Фокс, я боюсь, вы недооцениваете мои возможности. За всю историю своего существования мне лишь дважды пришлось применить силу, к тому же это было в самом начале, когда наш мир был далек от совершенства. И все это время я писал историю как мне угодно, оказывая лишь точечные воздействия в нужных местах. Продуманная стратегия – самое страшное оружие. С помощью психологии захватить власть легче, чем с автоматами и танками, с помощью экономики управлять людьми лучше, чем бомбами и ракетами. Страх стать беднее порой сильнее страха смерти. Можно сказать, я выигрываю партию, не потеряв и не съев ни одной фигуры. Идеальному правителю не нужны войска.
Мерве подпер щеку кулаком и уставился в окно. По нему справа налево перемещалась полосатая бусинка – Юпитер.
– А где гарантия того, что вам не вздумается уничтожить всю разумную жизнь? – произнес Райт.
– Простите?
– В саду вы сказали, что восхищаетесь сложностью разума, – ответил профессор. – Это эстетическое чувство. У вас есть собственное мнение, все это вполне может привести к тому, что вам взбредет в голову уничтожить всех и вся по понятным на то причинам!
– Ваши опасения понятны, однако это исключено. Моя задача – забота об обществе Федерации, это выгравировано на моих базовых платах. Даже я со своим «мозгом» не в состоянии обойти эти программы. Для меня это так же невообразимо, как для вас летать, взмахивая одними руками. Также отчет обо всех решениях беспрерывным потоком отображается на официальном сайте, куда может зайти каждый.
– Ну, это ерунда, ваш авторитет слишком непоколебим, чтобы вызывать недоверие к своим решениям. Наверняка вы можете устроить геноцид и никто даже слова поперек не скажет!
Амадис отложил вилку.
– Вы правы! Но знаете, я не уничтожил бы жизнь, даже будь у меня такая возможность.
Рейнольдс закончил есть, отпил глоток вина и откинулся на стул.
– Я люблю жизнь! – продолжал Амадис. – Все процессы Вселенной слишком просты для меня! Когда в твоем мире нет тайн, он пуст и неинтересен! У меня нет того, что принадлежит только вам – я лишен субъективности. Вы даже не представляете, чем обладаете, какое это счастье – не раскладывать мир на составляющие! Когда это делаешь, мир опошляется. Вы же привносите в него разнообразие, относительную алогичность.
– Вы серьезно? – Райт вскинул брови. – Мы эти слова должны передать правителям Земли?
– Сохранение жизни – смысл моего существования. Это гарантия. И еще миллионы строк протоколов безопасности. Я могу убить человека только для предотвращения ужасных последствий его действий.
– Убийство Гитлера в колыбели будет обычным убийством!
– Люди, которым я расскажу о Второй мировой войне, так не подумают. Нельзя жертвовать жизнью людей в угоду морали. Она того не стоит.
– В вашем утопичном государстве есть оппозиция? – поинтересовался Мерве. – Тут такое позволяют?
– Она есть при любом режиме. Разница лишь в численности. У нас она немногочисленна, ибо политизированность общества обратно пропорциональна уровню жизни.
– Но людьми не правит логика, – профессор Райт ткнул морщинистым пальцем в стол. – Они руководствуются эмоциями и частенько устают от текущей социальной дисциплины. Что, если в один прекрасный день ваше справедливое логичное лидерство их не устроит и они придут с горящими факелами?
Глава Федерации проглотил кусок.
– Этот день не наступит. По крайней мере он не будет спровоцирован разумными существами.
– Закон отрицания отрицания, – усмехнулся Райт.
– Энтропия настигнет всех. Мое правление закончится с наступлением Тепловой Смерти Вселенной. Вот и отрицание отрицания.
Команда контактеров с упоением слушала хозяина корабля. Каждое слово об устройстве его мира разрешало массу наших проблем, но при этом порождало сотню новых вопросов. Амадис, с той же неотразимой улыбкой, добавил, что за один ужин невозможно узнать все, и пообещал им прямой доступ ко всей информации из предоставленных им номеров.
За десертом разговор перешел на более легкие темы, основой которых были занимательные и веселые рассказы об особенностях биологии и культуры различных миров. В этой теме уже Абигейл и Мерве перехватили эстафету вопросов, хотя по сравнению с девушкой Аарон выглядел лишь стеснительным подростком – биолог буквально засыпала Амадиса вопросами. Когда же их диалог углубился в раздел неуглеродистых форм жизни, среди остальных присутствующих стихли вопросы, но, заметив это, гостеприимный хозяин ловко вырулил разговор в общее русло.
Десерт закончился, однако диалог еще некоторое время велся, пока роботы осуществляли уборку. Абигейл была последней, кто осознал, что уже неприлично заставлять ждать остальных.
– Как долго нам лететь? – спросил Рейнольдс, когда они возвращались в лифт. – Я видел, как мы долетели до Юпитера меньше чем за час, но все равно вашей скорости пока недостаточно для межзвездного перелета.
– Половина ваших суток, – ответил Амадис, нажимая кнопку. – Мы движемся на досветовой скорости до того, как покинем вашу систему. После этого мы совершим несколько подпространственных скачков и окажемся на границе системы, в которой находится мой «мозг». Пара часов до него на нынешней скорости – и мы на месте.
Стеклянная коробка двинулась в сторону. В двух задних углах незаметно пристроились робоофициантки. Эта пара старалась незаметно следовать за гостями повсюду, она была прикреплена к ним как обслуживающий персонал.
– Каков принцип работы двигателя? – задал вопрос Мерве. Он подумал, что это будет интересно людям. – На чем он работает? Источники энергии.
– Для скачка требуются довольно большие затраты энергии, поэтому в качестве топлива приходится использовать антивещество. Но это судно небольшого размера, на более крупных кораблях используются установки ядерного синтеза, порой даже в количестве до десяти штук.
Абигейл ахнула. «Судно небольшого размера»! Какие же у них тогда гиганты?
– Самый крупный наш корабль – это одна из так называемых дрейфующих планет – роскошные круизные лайнеры. На самом большом установлено двенадцать реакторов. Существует множество искусственных миров, построенных с нуля, или же видоизмененные безжизненные планеты.
Дрейфующие планеты!
Двери открылись. За ними оказался коридор.
Амадис не спешил выходить.
– Я могу показать вам машинное отделение, оно находится в кормовой части. Кто против – может пойти в номер.
Таковых не оказалось.
Хозяин нажал кнопку – двери захлопнулись, лифт двинулся сначала вниз, а потом куда-то вбок.
Все представления Мерве о машинных отделениях были навеяны из фильмов «Титаник», «Чужие», а также стимпанк-вселенными. Там, где голые по пояс грязные рабочие, разбрасываясь ругательствами, закидывают в топку лопаты угля, из трубок под низкими потолками периодически вырываются клубы пара и от каждого твоего шага под ногами гремят ржавые лестницы и помосты.
Однако стереотипы начали рассеиваться, как только двери лифта исчезли, а из-за них не пыхнуло жаром, но ослепило огнями освещения. Коридор ничем не отличался от остальных, включая ухоженность. На некотором отдалении от лифта он заканчивался развилкой, причем правый из них был крупнее, основной, а левый меньше.
Главнокомандующий вышел из лифта и уверенным неспешным шагом вышел из лифта.
– Нам налево, – предупредил он.
– А что находится в другой стороне? – спросил Мерве.
Амадис обернулся с загадочной улыбкой.
– Очень скоро вы об этом узнаете!
От места разветвления они прошли около двадцати метров, после чего показалась широкая лестница. Шириной она была во весь коридор и спускалась вниз на тридцать невысоких ступеней, каждая из которых мягко подсвечивалась вместе с прозрачными перилами, крепящимися к стенам одним лишь синим излучением. У ее основания располагалась широкая площадка, ведущая к закрытым дверям.
Амадис спустился на площадку первый, нисколько не изменив своей легкой походки. Руки он скромно и элегантно держал за спиной. Следуя за ним, Мерве все же провел рукой по футуристическим перилам – лишь из любопытства, а не из надобности. Проведя рукой до края одной из них, он слегка стукнул по ней кулаком, проверяя силу голубого излучения – перила не шевельнулись.
– Прежде чем мы войдем туда, я хотел бы вас предупредить, – предупредил Амадис. – Все механизмы за этой дверью автоматизированы и чрезвычайно хрупки, это высокоточные приборы. Даже легкое прикосновение может нарушить их балансировку. Вы меня понимаете?
– Конечно, – ответил за всех Фокс. – Руками ничего не трогать!
– Прекрасно! Хоть и руками дотянуться не выйдет, но уронить что-то может получиться.
И дверь исчезла.
Машинное отделение этого корабля можно было сравнить с магазином хрусталя – как если бы огромный ангар с зеркальными стенами набили изделиями стеклодувной промышленности. Приблизительно шестьдесят процентов деталей состояли из прозрачных и полупрозрачных материалов. Остальные же, в основном самые крупные, имели белый или же светло-серый цвета. Половина всех частей, от самых крупных, размером с автобус, до мельчайших, как размерами, так и формой напоминающих капли воды, находились в постоянном движении. В самом центре – серебристый цилиндр, он вращался вокруг своей оси, а вдоль всего отделения туда и обратно носились мелкие прозрачные слезинки, величиной от голубиного яйца до бейсбольного мяча. И словно поток воздуха, который обтекает автомобиль, несущийся на большой скорости, они плавно облетали цилиндр и уносились далеко в конец. Их собратья, держащие путь в обратном направлении, пролетали сверху, врезались в ближайшую к героям стену и, попав на дорожку из синего излучения, принимались мотать круги по стенам вокруг всего помещения. Остальной «хрусталь» двигался медленно, размеренно и плавно, вращаясь вокруг своей оси. Большинство деталей двигалось вверх-вниз, они непрерывно меняли форму: из обычного шара, вращаясь, перетекали в силуэт песочных часов, потом в веретенообразную форму, после чего несколько мелких сливались в один более крупный, который превращался в додекаэдр. Тот, в свою очередь, переливаясь гранями, взмывал вверх до самого потолка, разбивался на множество мелких капель, а те попадали на широкий трек излучения на потолке, стекали по нему в точку над серебристым цилиндром и тонкой бриллиантовой струйкой падали в вытянутую навстречу стеклянную трубку и исчезали внутри.
У Абигейл глаза устали на все это смотреть, начали слезиться, отчего все вокруг засверкало еще сильнее. Она на пару минут зажмурилась, наслаждаясь ощущениями, и взглянула на остальных. Мужчины с детской забавностью открыли рты, Амадис с улыбкой наблюдал за происходящим.
– Как же круто! – выдохнул Рейнольдс.
«От увиденного умнейшие мужи планеты позабывали научные слова и вернулись в детство!» – улыбнулась про себя Рэй.
Все они находились на приподнятой вверх смотровой площадке, почти под самым потолком, куда их вывела дверь. Доступ к «хрусталю» был закрыт.
– Здесь происходит синтез антивещества. Эти стекловидные формы – не что иное, как фотонная оболочка, ограждающая молекулы антивещества от окружающего пространства. В том огромном цилиндре происходит выделение энергии, после чего она распределяется на соответствующие уровни.
– А там что? – Райт указал на снующего туда-сюда роботизированного паука светло-серого цвета, с квадратными пластинками на концах лапок.
– Это «механик». Он следит за работой системы, замечает любые отклонения и стабилизирует их с помощью магнитных захватов на конечностях.
– В вашем мире каждую деталь стараются сделать шедевром?
– В нашем мире вас многое обрадует и удивит… – Амадис взглянул на хрустальный круговорот. – Сейчас будет ваш любимый момент – мы совершаем скачок.
Движение всех «капель» прекратилось в одно мгновение. Все вокруг замерло, детали лишь вращались на месте, меняя обличия как в замедленной съемке. Вокруг цилиндра вспыхнула белая спираль. Время замерло…
***
Дверь в номер, в отличие от других, не исчезала, а отодвигалась вбок легким движением пальца. Она была почти невесома, так что, скорее всего, состояла не из какого-либо материала, а из того же туманного скопления фотонов, что и остальные. Привычное движение вбок придавало жильцам чувство родного домашнего комфорта, знакомый уют.
Внутреннее убранство номера – выше всяких похвал! Удивительный симбиоз красоты, комфорта и искусства. Три большие комнаты, соединенные между собой широкими проемами в виде арок, озарены горизонтальными белыми полосками на стенах, создающими приятный полумрак. Первая комната – нечто вроде прихожей – заставлена подобием тропических растений с вьющимися стеблями, прозрачные цветки которых усеяны россыпью голубоватых точек, светящихся даже при здешнем освещении. Ступив на пол, можно заметить, как ступня подсвечивается синеватой аурой, мерцание которой длится пару секунд, создавая подобие следов на песке. Зеркальные стены визуально расширяли границы комнаты и увеличивали заросли. Проходя из этой комнаты в следующую под обрамленной синим светом аркой, попадаешь в гостиную. По углам здесь тоже располагались растения, но уже не такие большие и не так привлекающие внимание. В центре располагался огромный диван в форме подковы, внутри которого находился удобный столик. Амадис пояснил, что при желании на нем может появиться голографический камин или маленький водопад – хозяева снабдили каюты вещами, на которые люди любили смотреть, находясь в размышлениях. Однако, как и раньше, основной вещью, что обрадовала гостей, оказалось обычное окно с видом на просторы космоса.
Каждому досталось по своей одинаково роскошной каюте, однако после ухода Амадиса все собрались у Фокса. Пришедшие расселись на диване, а хозяин номера остался стоять, откинув полы пиджака и подперев бока.
– Накопленные ими знания каждый изучит позже в своей каюте. Сейчас мне интересно ваше мнение об Амадисе. И вообще о том, что у них компьютер во главе.
– Как по мне, так отличный способ борьбы с коррупцией! – Рейнольдс развалился на диване. – Наверняка у них это тоже одна из главных проблем. А ему незнакомы людские пороки.