Закон и честь. Часть первая. Дело чести

Стук колёс по камням мостовой, конское ржание и щёлканье бича, вспарывающего стылый воздух, вклинились в невесёлые думы Джентри. Запряжённая четвёркой красавцев-рысаков карета, как выпущенное из пушки ядро, мчалась по дороге, направляясь к заставшим друг напротив друга противникам. На козлах, рядом с кучером, сидел избавившийся от рясы Морган Флеминг с пистолетом наизготовку. В просторном салоне кареты находилось ещё шестеро вооружённых ружьями агентов. Кучер с силой натянул поводья, останавливая разгорячённых лошадей. Экипаж остановился за спиной стоявшего на обочине Джейсона.

Морган спрыгнул на землю и встал рядом с начальником. Из распахнувшихся дверей кареты высыпались как горох из стручка полицейские. Их вид не предвещал Джеку ничего хорошего.

– Долго вы добирались, – с укором сказал Джентри, не сводя с ухмыляющегося маньяка нацеленного револьвера.

– Заторы на дорогах, – Флеминг машинально поправил очки, снимая с предохранителя свой пистолет – новейший магазинный «Херцог» с обоймой на двенадцать патронов. По его сигналу шестёрка агентов заученно рассредоточилась на позициях, беря Джека в кольцо. – Вы здорово опередили нас. Ты на крыльях летел, что ли?

Джейсон кивнул, продолжая внимательно следить за Джеком. Прыгун успел поднять высокий воротник плаща, до половины скрывший хищное лицо и ещё ниже надвинуть цилиндр. Он словно ушёл в тень, из которой лишь сверкали совершенно дикие, на выкате, глаза. Которые, к слову, как бы уменьшились в размерах… Джейсону показалось, что он спит и видит дурной сон. Как Джеку удаются все эти фокусы?! Видя такое, поневоле поверишь во всякую чертовщину…

– Заболтался я с вами, ребята, – сказал Попрыгунчик, напрочь забыв о своих последних словах с предложениями о капитуляции. – Ещё увидимся, инспектор!

Без разбега и каких-либо дополнительных движений Джек свечой взмыл в воздух.

– Огонь! – заорал Джентри, первым нажимая на спусковой крючок.

Остальные опоздали на самую малость. К грохоту «Кардинала» присоединились визгливые нотки стреляющих винтовок и басовитый кашель «Херцога». Джек сделал в воздухе умопомрачительный пируэт, в гигантском прыжке перемахнул через полицейский экипаж и приземлился на другой стороне улицы. Ни одна из впопыхах выпущенных пуль не задела его. Затравленно заозиравшись, Джек вломился в первое оказавшееся на его пути здание, выбив входную дверь. За скрывшимся в чреве раскинувшегося на углу дома маньяком взметнулись полы чёрного плаща.

– Не стрелять! – Джейсон на ходу отдавал приказы. У него уже не было ни сил, ни времени на удивление. – Морган, перекроешь чёрный ход, возьми четверых. Остальные за мной.

Джентри перебежал через дорогу и подошёл к облюбованному Прыгуном зданию. Одноэтажное приземистое строение, с неказистым фасадом и без особых изысков. Видимо какой-то склад. Инспектор наступил на лежащую на земле толстую дверь, расколотую в нескольких местах, и вошёл внутрь. Полицейские с ружьями не отставали от него ни на шаг.

Внутри было темно, пыльно и холодно. Джентри втянул какой-то острый пряный запах. Просторное внутреннее помещение было почти до самого потолка заставлено грубо сколоченными поддонами с непонятно чем набитыми мешками. Зарешечённые окна были замазаны серой краской. Джейсон прищурился, пытаясь в царивших здесь сумерках разглядеть хоть что-нибудь. Один из полицейских зажёг предусмотрительно захваченный керосиновый фонарь. Жёлтое уверенное пламя торжествующе разогнало тьму, в углах огромной комнаты тут же зашевелились тени.

– Кажется, здесь никого нет, – сказал второй агент, водя винтовкой «вестерна» из стороны в сторону. – ОН как сквозь землю провалился, ублюдок чёртов!

– Нужно найти чёрный ход, я голову даю на отсечение, что он попытается прорваться наружу, – Джейсон осторожно двигался вперёд. – За этим залом должен быть ещё комнаты…

Они прошли по центральному проходу между рядами поддонов, посекундно оглядываясь и вскидывая оружие. Никто не хотел, чтобы Джек свалился на голову как нежданно-негаданный снег в мае. Джентри прислушивался к каждому шороху. Но, окромя с писком разбегающихся мышей, здесь никого не было. Наконец они упёрлись в спрятанную в глубине помещения дверь. Дверь была чуть приоткрыта. Выломанный замок валялся тут же на полу. Джентри опустил взгляд. Пол был истоптан так, словно здесь резвилась целая банда отплясывающих канкан подвыпивших матросов. В пыли, среди отпечатков множества следов их собственные ничем не выделялись. Чёрт! Здесь часто бывают гости…

Толкнув дверь рукой, инспектор отступил на шаг назад. Винтовки послушно выглядывали из-за его плеч. Дверь со скрипом отворилась. На пороге мелькнули чьи-то силуэты, послышался едва слышимый шёпот, замелькал приглушенный свет фонаря. У Джейсона едва не опустились руки, когда он понял, кто скрывается за дверью.

– Морган, это мы, – в голосе Джентри отчётливо звучало неверие. Куда, дьявол его забери, девался Попрыгунчик? Не мог же он в воздухе раствориться?!.

– Джейсон? Джейсон, не вздумайте пальнуть! Это мы!..

В загромождённый издающими пряный аромат мешками зал торопливо вошли возглавляемые близоруко щурящимся Морганом полицейские. Некоторое время все в глубочайшем изумлении пялились друг на друга. Джейсон с трудом находил слова. Он хрипло сказал:

– Полагаю, у чёрного хода вы его не обнаружили…

– Сэр, дверь была заперта изнутри, – сказал один из агентов, Моррис. От него всё ещё за милю разило обильно пролитым на затасканную одежду дешёвым виски. – Нам пришлось её взламывать.

– Мы думали, что он до сих пор в главном зале, пока не увидели эту дверь, – Флеминг виновато развёл руками. – Джейсон, что происходит? Ты можешь мне объяснить, ради всего святого? Кого мы ловим, Виктора Стокера? Не мог же этот тип…

– Раствориться в воздухе… – Джейсон засунул револьвер за пояс. Его всего трясло. И отнюдь не от холода. Перед внутренним взором до сих пор стояли выпуклые, усеянные багровыми прожилками глаза Джека. Неестественно огромные, полные нечеловеческого безумия, с необычными вертикальными зрачками. Нечеловеческие глаза.

– Вызови группу Фрезера. Пусть здесь обнюхают каждый вонючий закуток, осмотрят каждый квадратный дюйм, просеют через решето каждую крупинку этой чёртовой пыли, но скажут мне, как он смог уйти от нас?!!

Глава 2

Под пристальным изучающим взглядом холодных голубых глаз Катрин Гиллрой Элен чувствовала себя совсем маленькой нашкодившей девочкой. Она живо вспомнила себя в детском возрасте, когда за бесконечные проказы то и дело попадала на ковёр к тогда ещё живой бабушке. Снова это чувство полной беспомощности, стыда, смущения и желания с головой спрятаться в какую-нибудь глубокую норку. Но если после череды выговоров и наставлений тон бабушки менялся, превращаясь из нарочито строгого в ласковый и насмешливый, то высокий, избавленный от эмоций голос миссис Гиллрой оставался студёным как зимняя стужа.

И глаза Катрин Гиллрой, так похожие на два ледяных кристальных кусочка, не спешили оттаивать. Миссис Гиллрой была высокой худощавой женщиной, с тонкими холёными пальцами, идеально уложенной высокой причёской и породистым высокомерным лицом. Холодные голубые глаза, тонкий нос, бледные поджатые губы. Ни капли тепла, ни грамма сострадания во взгляде. Дорогое, изысканного покроя роскошное платье, золотые, украшенные сапфирами серьги, жемчужное колье, охватывающее высокую лебединую шею. Катрин походила на одну из придворных дам с когда-то виденной Элен в музее Средневекового искусства картины Моруа «Королева Беатрикс со свитой». Впрочем, с подобной осанкой и манерой держаться миссис Гиллрой с успехом подошла бы и на роль королевы. Элен совсем некстати подумала, что её голубоглазая хозяйка вполне смогла бы играть Беатрикс в новой постановке Вертонского Большого Театра.

– Милочка, вы меня слушаете? У меня сложилось впечатление, что вы игнорируете сказанные мною слова. Перестаньте витать в облаках. Не думала, что вы настолько легкомысленны, – Катрин холодно взглянула на Элен снизу вверх.

Девушка, вытянувшаяся в струнку перед сидевшей в кресле с высокой прямой спинкой миссис Гиллрой, покраснела. Она едва не опустила голову, судорожно вцепившись в сумочку обеими руками. Но что-то ей подсказало, что отведи она взор от пристальных, обжигающих холодом глаз этой женщины и всё закончится в ту же минуту. Она проиграет и получит отворот поворот. Нужно быть твёрже, сильнее. Такой же твёрдой и неуступчивой, как застывший в голубых глазах Катрин Гиллрой лёд.

– Прошу меня извинить, мадам, но я невольно отвлеклась. У вас очень красивый дом, и я имела неосторожность засмотреться. Я вас очень внимательно слушаю.

Несколько томительных секунд Катрин, не моргая, смотрела на Элен. Девушка стоически не отводила своих больших карих глаз. Она старалась выглядеть такой же невозмутимой, хотя внутри вся сжалась, словно в ожидании удара. Наконец бледные губы Катрин тронула тень лёгкой улыбки. Скорее даже намёка на улыбку. Элен сильно сомневалась, может ли эта женщина вообще улыбаться.

– Да, у нас красивый дом, милочка. Этот особняк – фамильное наследство моего мужа. Дом достался отцу Джеймса более сорока лет назад. И с тех пор он служит надёжным убежищем нашей семье. А как живёте вы, мисс Харт? У вас большой дом?

Элен опешила. Она совсем не ожидала подобного поворота разговора. Обычно у нанимающихся в услужение девушек хозяева не интересуются их жилищными условиями. Странно.

– Простите, миссис Гиллрой, – девушка медлила, подбирая слова. – Я из обычной рабочей семьи, и наш дом ну никак не может сравниться с вашим. Мы отнюдь не богаты…

– Ещё бы, милочка, иначе ты бы не стояла сейчас передо мной в моём доме, – Катрин изогнула тонкую выщипленную бровь. Элен, глядя на неё, подумала, что вся эта высокомерная холёная женщина какая-то… тонкая. Тонкая в кости, тонкая талия, тонкие губы, нос, брови. Поймав холодный взгляд льдисто-голубых глаз, девушка окончательно смутилась. – Мне хочется знать, как ты живёшь, дитя. Я должна знать о тебе как можно больше. На определённое время ты станешь частью МОЕГО дома и будешь вынуждена следовать установленным в нём правилам. И мне необходимо знать твоё отношение к домашнему быту. А ничто не скажет о человеке больше, чем ЕГО дом. Но поскольку я лишена возможности лично увидеть твой дом, ты сама мне всё расскажешь. И учти, я сразу распознаю ложь.

Элен с трудом проглотила вставший в горле противный комок. Внезапно она ощутила себя в этой шикарной, великолепно обставленной дорогой мебелью, освещённой электрическими лампами гостиной, согреваемой огромным пышущим камином, невзрачной серой мышкой. Она, вполне заурядная девушка из обычной семьи, каких тысячи, в простенькой одежде, стояла на толстенном ворсистом ковре под неумолимым взором властной хозяйки этого старинного особняка и краснела как вызванная к доске нерадивая школьница, не выучившая урок.

– Ну… Мы живём в Фабричном районе, на улице Шестерёнок. Почти в самом конце… дальше начинается Портовый район. Когда ветер дует с запада, он приносит запахи Магны…

– Полагаю, не самые приятные.

– Когда как, миссис Гиллрой. Всё зависит от времени года. В разгар сезона рыбной ловли с Пирсов несёт, конечно, не очень…

– Портовый район… Пирсы. Получается, ты живёшь на западной окраине города.

– Да, мэм. Нам повезло, что основное скопление фабрик и заводов находится в стороне от нашей улицы. Иначе бы было невозможно спать от постоянного гула и грохота всех этих машин. А так до нас доносятся лишь отдалённые звуки. Поверьте, они работают и днём, и ночью, безостановочно! И люди так же вынуждены работать наравне с механизмами в три смены…

– Ты описываешь довольно-таки неблагоприятное место для обитания. Я бы не хотела жить в твоём районе. От постоянного шума у меня сразу бы разыгралась мигрень.

Элен позволила себе пожать плечами:

– Мы привыкли, миссис Гиллрой. Когда рождаешься и живёшь среди этого нескончаемого грохота, поневоле привыкаешь и перестаёшь обращать на него внимание. Единственное, к чему нельзя привыкнуть, это к выхлопам, к дыму из фабричных труб. В ветреную погоду дым сносит к Магне и дальше к морю. Но когда стоит штиль, весь этот смог раскидывается над районом подобно удушающему одеялу. И тогда запахи, прилетающие с реки, начинают казаться ароматами дорогих духов!

Катрин взяла с низенького столика, вырезанного из редчайшего чёрного дуба, спицы, пряжу и, не спуская с девушки внимательного взора, принялась за работу. Спицы ожившими молниями замелькали в её тонких пальцах с идеально наманикюренными розовыми ногтями. Элен решила, что при удачном раскладе у миссис Гиллрой должно получиться что-то вроде шарфа. И судя по ожесточённому стуку без устали порхающих спиц, сноровки хозяйке дома было не занимать.

Элен перехватила сумочку двумя руками и несмело продолжила:

– Наш дом почти ничем не отличается от остальных на улице Шестерёнок. Один этаж, сложен из кирпича. Крышу папа уже несколько раз чинил. На самом верху флюгер в виде вставшего на дыбы единорога. В нашем районе почти каждый дом украшен флюгерами… И если специально обратить внимание, то видно, что все дома утыканы молниеотводами, как ежик иголками. Наш дом не большой, но у меня есть своя комната. Дом у нас ухоженный и чистый. Мама всегда следит за порядком. Раньше с нами жила бабушка, но она умерла три года назад. И теперь в её комнате мама устроила мастерскую по шитью. Она замечательно умеет чинить одежду, правда!

– Должно быть, она работает в «Марго и Маргарита»? – саркастически усмехнулась Катрин, не прекращая стучать спицами.

Элен была готова сквозь землю провалиться, услышав название самой известного и дорогого ателье в городе.

– Нет, мэм. Она шьёт на дому. С тех пор как маму уволили с завода, она занимается починкой одежды.

– Уволили? Интересно, милочка, очень интересно… За что выгнали твою мать?

Элен постаралась взять себя в руки и отвечать всё так же учтиво. Но в голосе её прорезались твёрдые стальные нотки. Она не позволит Катрин, не смотря на её деньги и положение в обществе, смеяться над нею и её семьёй. И опять, Элен показалось, что она снова выбрала исключительно правильное поведение при разговоре с этой женщиной.

– Маму никто не выгонял. То есть её уволили, равно как и нескольких других рабочих. Но это было плановое сокращение, связанное с тем, что в производство ввели новую паровую машину. Этот монстр оказался способен заменить дюжину человек!

– Скоро современные машины окончательно вытеснят труд человека, и надобность в рабочих руках отпадёт, – назидательно сказала Катрин.

– Но что же тогда будет со всеми уволенными?.. На что будут жить все, потерявшие работу люди? – Элен поражённо смотрела на Катрин, спокойно рассуждающую о том, что машины заменят людей. – Начнётся безработица, голод!

– Люди живучие твари, а бедняки в особенности. Не волнуйся, дитя, на наш с тобой век ещё хватит всех этих замызганных трудяг, вкалывающих по три смены. Я говорю о будущем. Впрочем, государство способно позаботится о своих гражданах. Ты как считаешь?

Поражённая способностью Катрин с абсолютной невозмутимостью менять темы разговора, перескакивая с одной на другую, Элен растерялась.

– Я… Я не сильна в политике, мэм.

– Не бери в голову, милочка. А чем занимается твой отец?

– Он один из тех замызганных трудяг, кто вынужден каждый день вставать в шесть утра и идти на работу на одну из фабрик, чтобы прокормить семью, – глухо сказала девушка. Она уже начала жалеть, что попалась на это объявление в газете. В конце концов, можно было поискать и другие вакансии, благо потребность состоятельных господ в прислуге, няньках и сиделках никогда не уменьшалась.

– Что ж, в принципе, мне всё стало более-менее понятно, – Катрин со вздохом отложила вязание и взяла с того же столика небольшой серебряный колокольчик на короткой, искрящейся в желтоватом свете электрической люстры цепочке. – Присаживайся, дитя, в ногах правды нет. У нас ещё будет время потрещать, как старым добрым подругам.

– Это значит, что я принята, миссис Гиллрой? – опустившись на самый краешек второго кресла, спросила Элен. Девушка уже и не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, возможность заработать, безусловно, очень радовала, с другой придётся мириться с тяжёлым и стервозным характером хозяйки. И ещё неизвестно, что из себя представляет мистер Гиллрой. А вдруг он сноб под стать супруге? У Элен голова пошла кругом от разом выросших на пустом месте вопросов.

Катрин потрясла колокольчик, отозвавшийся чистым звонким голосом.

– Думаю, ты не откажешься от чашки крепкого чёрного чая, – Катрин не спрашивала, она утверждала. И Элен ничего не оставалось, как кивнуть. Она находилась в этом доме уже более часа и успела понять одну вещь – Катрин Гиллрой лучше не перечить.

– Замечательное выдалось утро, не находишь? – Катрин поставила колокольчик на стол и расправила оборки длинного тёмно-синего платья – Особенно после вчерашней мерзкой дождливой погоды. Ненавижу слякоть. От осенней сырости у меня начинают ныть кости. Я уже далеко не так молода, как хотелось бы…

– Вы прекрасно выглядите, мэм, – Элен вовремя сообразила заполнить возникшую в реплике Катрин пустоту нужными словами.

– Ах, дитя моё! – женщина притворно закатила глаза. – Сколько тебе лет? Не больше двадцати, верно?

– Девятнадцать.

– Превосходный возраст, превосходный! Я в свои сорок шесть кажусь себе старой изломанной клячей. Но только, чур, это между нами, – Катрин, чуть наклонившись вперёд, заговорщицки подмигнула Элен холодным бесстрастным глазом. – Даже мой муж не знает, сколько мне лет.

Элен словно примёрзла к сидению кресла, боясь пошевелиться. Она не знала, как отреагировать на очередную откровенность Катрин. На её счастье, миссис Гиллрой успокаивающе усмехнулась:

– Я пошутила, милочка. Джеймс знает обо мне всё. Даже то, что ему знать и не надо. У тебя есть братья или сёстры?

Облегчённо выдохнув, Элен торопливо сказала:

– Да, у меня есть младший братишка, мэм. Тони всего восемь лет.

– О-о-о, ну, тогда тебе будет привычно в своём новом амплуа. Ты же никогда не работала нянькой, не так ли?

– Не приходилось, мэм. Но я уверена, что справлюсь. У меня есть опыт работы горничной, сиделки. Я не боюсь трудностей. Вы же наверняка читали мои рекомендательные письма…

Катрин небрежно отмахнулась:

– Боже, дитя, уволь меня от этих бумажек. Я вижу людей насквозь и безо всяких рекомендаций. Мне достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы сказать, что хорошие рекомендации ты получила именно за свою работу, а не за то, что вовремя раздвинула ножки ради пары необходимых подписей.

Густо покраснев, Элен не знала, куда деть руки. На счастье девушки, прерывая неприятный для неё разговор, в гостиную степенной и важной походкой вошёл дворецкий. Именно он открывал Элен дверь, когда она набралась духу постучать в оббитое кованым железом тёмное дерево. Дворецкий внушал трепет одним своим видом. Высокий, сухопарый, в безукоризненно отутюженной ливрее, с тщательно зачесанными назад седыми волосами, невозмутимым выражением на испещрённой морщинами, словно вырубленной из камня физиономии. Пенсне в левом глазу, начищенные до блеска туфли, белые перчатки. По мнению Элен, дворецкий Гиллроев был достоин службы в королевском дворце.

– Знакомься, дитя. Уильям Шатнер, наш старый и верный слуга. Он начинал работать ещё у отца Джеймса. Уилл – наша волшебная палочка-выручалочка. Даже не знаю, чтобы мы без него делали. Во многих вопросах он просто незаменим…

Дворецкий изобразил вежливый поклон в сторону Элен. Девушка привстала, вежливо улыбаясь. На старческом лице Шатнера не отразилось и тени эмоций. Улыбка Элен погасла сама собой. Они тут что, все сговорились что ли?

– Но, к сожалению, Уилл совсем не умеет ладить с детьми. И кроме того, у него куча других постоянных забот. На его плечах лежит всё хозяйство, весь дом.

– Я заметила, что у вас мало прислуги, мэм.

– Собственно, Уильям наш единственный слуга. Но не переживай, дитя. Заверяю, тебе не придётся стряпать на кухне и подметать полы. Твоя забота – это исключительно присмотр за моими шалопаями. Со всем остальным прекрасно справляется Уильям.

– Так я принята, мэм? – Элен осмелилась во второй раз задать один и тот же вопрос.

– Ну разумеется! Я разве не сказала тебе? Не заставляй меня думать, что ты непроходима глупа и невнимательна! Так вот… На чём я остановилась? Ах, на этих несносных детках. Сью и Том наши поздние отпрыски. Они двойняшки и, когда вместе, способны снести стены. И мне всё тяжелее с ними управляться. Они такие сорванцы. Ты будешь присматривать за ними шесть дней в неделю. Всё время, кроме того, что у них будут отнимать школьные занятия. Вы будете гулять вместе, учить с ними уроки, кормить их, укладывать спать и прочее. В свой законный выходной, мисс Харт, вы вольны делать всё, что не пожелаете. Можете отдохнуть, навестить родителей, или сбежать на свидание к своему воздыхателю… Не надо краснеть, дитя, полноте. Я в жизнь не поверю, что у такой красивой и видной девушки нет кавалера.

Элен закусила изнутри щёку. Она не собиралась разубеждать хозяйку в её предвзятых домыслах. У Элен действительно никого не было.

– Уилл, принеси нам с Элен свежего чаю. Завари, пожалуйста, покрепче. Хороший чай с утра придаёт бодрости и заряжает на целый день отличным настроением. Уверяю тебя, милочка, ты в жизни не пробовала такого чая, как готовит Уильям. Это тебе не пыль с заводов Фабьена, а натуральный привоз с плантаций Сарготы.

Катрин снисходительно улыбнулась. Невольно вздрогнув, Элен сравнила её улыбку с волчьим оскалом. Коротко поклонившись, дворецкий вышел из гостиной, бесшумно ступая по ковру так, что Элен только диву далась. Если он захочет подкрасться к тебе со спины, ты и услышать его не сможешь. Против воли девушка покрылась мурашками.

– У нас с Джеймсом есть ещё один ребёнок. Наш старший сын Стефан. Он давно взрослый, так что о нём тебе не придётся волноваться. Он моя головная боль.

– Молодым господам свойственна вольная жизнь, – понимающе кивнула Элен. – Смею заверить, что я не буду беспокоить вашего сына и не дам ни малейшего повода для, хм, волнений.

– О чём ты говоришь, дитя? – Катрин недоумённо воззрилась на девушку, словно только что её увидела. – Ты думаешь, проблема кроется в разгульном образе жизни Стефана? Считаешь, что он волочится за каждой юбкой и будет приставать к тебе? Думаешь, что мой сын – богатенький повеса, обожающий транжирить отцовские деньги и доводить мать до белого каления?

Элен была готова сквозь землю провалиться, мысленно кляня себя последними словами. Господи, ну что она за дура! Ну почему она всё никак не научится вовремя прикусывать свой длинный язычок!

Катрин откинулась на спинку кресла и отстранённо сказала:

– Ты знаешь, я бы полжизни отдала, чтобы так всё и оказалась. Я была бы безумно счастлива, будь мой сын молодым бестолковым оболтусом, чьей главной проблемой был бы выбор очередной потаскушки на одну ночь. Увы, Стефан не такой.

– Простите, мэм, я не понимаю…

– Стефан идиот, – сказала, как припечатала Катрин. – Мой старший сын – умственно отсталый.

Элен опустила глаза, пытаясь собраться с разбегающимися, как стадо перепуганных овец, мыслями.

– Ради всего святого простите меня, миссис Гиллрой, – едва слышно шепнула Элен, старясь не глядеть на хозяйку дома.

Катрин прикоснулась кончиками пальцев к светло-золотистым волосам, поправляя безукоризненно уложенную причёску.

– Это далеко не секрет. В любом случае ты бы узнала об этой маленькой проблеме нашей семьи. Так пусть лучше о недуге моего сына скажу тебе я. Согласить, что встретив его, и не зная всей подноготной, ты бы попала в крайне неприятную ситуацию!

– Да, мэм.

– Да говори ты погромче! Господи, милочка!.. Можно подумать, ты кровно оскорбила меня. Не бойся, я не урежу тебе зарплату, – женщина издала негромкий смешок. Её льдистые голубые глаза пристально изучали потупившуюся Элен. – Ты как раскрытая книга, дитя. Вся на ладони. Я вижу всё, о чём ты думаешь. У тебя такое чистое невинное неиспорченное лицо…

Стефан не всегда был… хм, таким, как сейчас. Он рос вполне себе воспитанным и всесторонне развитым мальчиком. Но в один не самый благостный день он резко изменился. Из замечательного юноши мой сын в одночасье превратился в недалёкого, вернувшегося назад в детство идиота…

В жёстком твёрдом голосе Катрин прозвучала давно накипевшая горечь.

– Представляешь? Моего сына словно подменили. Он лёг спать одним, а проснулся совершенно другим человеком. Мой сын за одну ночь лишился рассудка. Самые лучшие доктора до сих пор не могут понять, как это произошло. Эти жалкие недалёкие тупицы! Они ничем не умнее Стефана! Коновалы. Думают, я не знаю, как покупаются дипломы и пишутся научные диссертации?..

Против воли на глазах девушки выступили слёзы. Отчего-то Элен до давящей в груди боли стало жалко этого несчастного паренька. Она ни разу не видела его, только сейчас узнала о его существовании, но не могла сдержаться.

– Можно спросить, миссис Гиллрой?

– Спрашивай, дитя, – Катрин приняла невозмутимый и скучающий вид. Напротив Элен вновь сидела властная холодная женщина, закованная в доспехи высокомерия и превосходства.

– Сколько лет Стефану, мэм? – Элен сморгнула с густых ресниц слёзы.

– Двадцать шесть. Месяц назад мы отпраздновали его день рождения. Стефан очень обрадовался торту и подаркам, ты бы видела!.. Он сошёл с ума шесть лет тому назад. Видишь, мой сын был немногим старше тебя, когда на его бедную голову обрушилась эта кара. Шесть лет. Шесть! А мы всё еще не знаем, чем ему помочь. И никто не знает. Сейчас Стефана взялся лечить доктор Аткинс. Наверняка ты слышала о нём. Ведущий психиатр, очень толковый специалист. Он лучший в своей области. Но даже он затрудняется пока сделать какие-либо выводы. Абрахам предлагал поместить моего сына в лечебницу, но я не позволила. Представляешь, мой сын, мой бедный Стефан в застенках Мерсифэйт! В этих ужасных нечеловеческих условиях!..

Прерывая Катрин, в гостиную вошёл дворецкий. Он бережно держал обеими руками серебряный поднос с чайными принадлежностями. Аккуратно поставив поднос на столик, старик откланялся и так же бесшумно и молча вышел. Элен заело любопытство. Уж не глухонемой ли он часом? За всё проведённое время в доме Гиллроев она не услышала от седовласого дворецкого ни словечка. Спросить же напрямую у Катрин девушка застеснялась. Она и так за это утро наговорила достаточно глупостей.

Катрин разлила по изящным фарфоровым чашкам парующий ароматный чай. Чайный сервиз по самым скромным прикидкам Элен стоил больше, чем отец зарабатывал на фабрике за месяц.

– Ну же, попробуй, милочка. Это крупнолистовой «Раджа», а не какой-нибудь суррогат из Портового района.

– С вашего позволения, мэм, – Элен взяла чашку с горячим напитком. Пахло изумительно. На вкус оказалось ничуть не хуже. Обжигаясь, под насмешливым прищуром холодных голубых глаз, Элен сделала несколько мелких глотков. – Очень вкусно, миссис Гиллрой. Спасибо.

– Не спеши. Этим чаем надо наслаждаться. Каждым вдохом его аромата и каждым глотком. Допивай и мы пойдём знакомиться с детьми.

– Так быстро?

– А к чему тянуть время? В обед я вызову дилижанс, съездишь домой собрать вещи. Уже начиная с сегодняшней ночи ты будешь жить у нас.

Элен поставила наполовину опустевшую чашку на поднос. Ей не очень хотелось такого быстрого развития событий. Катрин отдавала распоряжения, даже не интересуясь её мнением. Она единолично решала все вопросы, как будто Элен была её собственностью. Элен рассчитывала в случае удачного исхода назначенной в особняке Гиллроев встречи, по крайней мере, этот вечер провести дома с семьёй за ужином. Что ж, видимо, её планам сбыться не суждено. Отказывать миссис Гиллрой в данном случае было крайне нежелательно. Девушка постаралась скрыть огорчение. Но от пронзительного взгляда Катрин скрыться было совсем нелегко.

– Что-то не так, милочка? Ты вся изменилась в лице. Какие-то проблемы?

– О нет, что вы, мэм, – Элен заставила себя безмятежно улыбнуться. Аромат чая уже не казался ей таким восхитительным. – Просто это всё так неожиданно для меня… Я всего лишь немного растерялась, мэм.

– Привыкай, дорогая, – Катрин двусмысленно усмехнулась. – У тебя начинается новая жизнь.

___________________________________________________

За несколько месяцев до описываемых событий…

…Раскаты грома сотрясали чёрное ночное небо. Низкий плотный фронт угрожающе надувшихся туч стелился над самой землёй. В наполненных вот-вот готовой пролиться водой гигантских бурдюках ярко сверкали ослепительно белые всполохи. Иногда из набухающих туч вырывалась гигантская ветвистая молния, на доли секунды превращая непроглядную ночь в сумрачный день.

Погода словно сошла с ума, явно задавшись целью обрушить на землю всю свою ужасающую мощь. Стихия расходилась не на шутку. Холодный студёный воздух был наэлектризован и пропитан запахом озона, жгучие хлёсткие порывы ветра завывали в деревьях, тревожа их голые скрипучие кроны. Стали срываться первые капли дождя. Крупные, ледяные, готовые перерасти в чудовищный шквал исторгаемого разгневавшимися небесами ливня.

Громыхнуло особенно сильно, небо расколола колоссальная молния, осветив высившийся на скалистой возвышенности, поросшей жухлой, истерзанной только-только закончившейся зимой травой огромное строение из серого камня. Мрачная средневековая архитектура. Башенки, узкие окна-бойницы, забранные решётками, крытые замшелой черепицей многочисленные скаты крыши, неприступные стены. Молния ударила совсем рядом, вырисовывая скрытые тьмой подробности: тянущуюся по периметру здания ограду из высокой кованой решётки, силуэты множества толпящихся вокруг деревьев, ворота, ведущую к входным дверям домины тропинку.

Капли дождя с дробным стуком лупили по крыше угрюмого особняка с чёрными зеркалами окон без единого живого огонька. Казалось, что этот огромный, выстроенный сотни лет назад дом-крепость необитаем. Но это впечатление было обманчивым. И пусть старинное здание казалось погружённым в сон, в его недрах, самых глубоких и невидимых для посторонних глаз, в этот поздний полуночный час кипела жизнь.

Толстые каменные стены и сотни тонн грунта не пропускали изнутри ни звука, глуша любые крики. И поэтому никто не слышал истошных, разносящихся из-под земли воплей…

Погружённый в полумрак коридор наполнился звуками торопливых шагов. По каменной, высеченной в скальном основании здания кишке торопливо шли два человека. Две тёмные фигуры, практически неотличимые в темноте подземных казематов, отличающиеся только ростом. Один высокий, другой почти на полфута ниже. Можно сказать, они бежали, а их шаги рождали в каменных стенах звонкое эхо. Над головами спешащих людей через равные промежутки свисали горящие в вполнакала упрятанные в зарешечённые колпаки гудящие электрические лампочки. Чёрные суматошные тени неотрывно следовали за ними.