Дочь Обратной Стороны

Она не хотела целоваться на школьных вечеринках каждый раз с новым мальчиком и не хотела лишаться девственности в четырнадцать лет. Не хотела. Для более серьёзных отношений, способных вылиться в нечто большее, она просто—напросто ещё не доросла. Не повзрослела. А в вероятность любви до гроба между двумя подростками Вита не верила ни на грош. Уж для подобной ерунды она всё-таки достаточно взрослая!

Вита вздохнула. Тихо, жалобно, с тоской. Что-то в моей жизни явно не ладится, подумала она. Нужно что-то менять. Но что? Саму жизнь? Нет, она не способна, пока не способна, мысленно поправилась, упрямо набычившись, девочка. Вот дальше, чуть погодя. Всего через каких-то четыре года. Она станет совершеннолетней и…. А что потом? Вита боялась загадывать. Но не боялась признаться, что её пугает неопределённость будущего. Она боялась, что родители и в дальнейшем будут диктовать ей свою волю, не считаясь с её ВОСЕМНАДЦАТЬЮ годами. Заставят поступить в институт (отец клятвенно пообещает «всё устроить») учиться дальше. А она не хотела. Хотя…. Вита понимала, что через четыре года может измениться очень многое. И она сама. А у изменившегося человека так же меняются и приоритеты, и жизненные позиции. И это её тоже пугало. Она боялась превратиться в кого-то другого. Она хотела вырасти, но не хотела превращаться в другого человека. Она всего-то и хотела жить так, как захочется ей, а не другим.

На глазах девочки выступили невольные слёзы. Шмыгнув носом, Вита крепко обхватила, прижимая к себе, подушку. Зачастую, когда она предавалась мечтам и размышлениям о грядущем, на неё находила грусть, и начинали предательски бежать слёзы.

Иногда Вите казалось, что её никто не любит. Ни одна живая душа в мире. Даже мама с папой. Бывала, что мама смотрела на неё с отрешённым выражением на лице, словно видела свою дочь и не узнавала её. С отцом Вита никогда и не была особенно близка. Он постоянно пропадал на работе и предпочитал все проблемы решать с помощью денег. Вита иногда задумывалась, а чем для него была женитьба на маме? Брачным контрактом? Прибыльным инвестированием? Любил ли он маму, её? В те редкие дни, когда отец мог себе позволить находиться дома, они с мамой частенько ссорились. Зачастую на ровном месте из-за совершеннейших пустяков. И тогда Вита торопливо убегала в свою комнату и, нервно обкусывая ногти, клялась никогда не повторять родительских ошибок. Она не за что на свете не будет ругаться со своим будущим мужем.

У девочки не было друзей. Так, знакомые. Товарищи, но не друзья. С мальчишками она вообще предпочитала не общаться, а из девчонок на роль подруги ещё как-то подходила Лариса, но и та, как зачастую казалось Вите, общается с ней больше от скуки, когда нечем заняться или не с кем поговорить.

Вита думала, что в ней было нечто, отпугивающее и настораживающее окружающих. Что-то, что мешало ей по-настоящему сблизиться с кем-нибудь и завести надёжных друзей. Вита считала себя особенной, немного странной, не из мира сего. И отчасти она была права. К удивлению родителей, она никогда не болела, но при этом не выглядела пышущей здоровьем спортсменкой. Обыкновенная девчонка, стройная и хрупкая, с большими наивными глазами. Вот глаза у неё были необычные: редкого цвета – ярко-зеленые с малюсенькими жёлтыми вкраплениями по всей радужной оболочке. Вита больше ни у кого не видела таких глаз. Мама говорила, что они достались ей от бабушки. Вита неоднократно всматривалась в старые потёртые снимки покойной бабушки, но тщетно. Фотографии были чёрно-белыми. Она искала отдалённое сходство с ней и не находила.

В свои четырнадцать Вита считалась довольно-таки лакомым кусочком. Так считали не только парни. Она не любила вспоминать историю двухмесячной давности, когда познакомилась через интернет с одной симпатичной, милой и весёлой девочкой. Аня была старше её на два года и страдала от одиночества. Как и Вите, ей казалось, что она совершенно одна. Она писала, что отчаянно нуждается в друзьях. После нескольких дней переписки, девочки сошлись во мнении, что у них много общего и что им необходимо встретиться.

Вита надеялась, что Аня станет ей настоящей подругой, близким человеком, которому можно довериться, пред кем можно не стесняться слёз, у которого не стыдно спросить совета…

После школы Вита доехала на маршрутке до Восточного парка, где они договорились встретиться. Аня училась в этом районе в обычной школе, в последнем классе. Она уже ждала её. В жизни Аня оказалась ещё более милой…

Однако у Виты была необычайно сильно развита интуиция. Уже сходя с автобуса, она поняла, что дружба между ними невозможна. Откуда к ней пришло это знание, Вита объяснить не могла. Просто знала и всё. И подставляя щёку для поцелуя, она с горечью понимала, что можно смело разворачиваться и ждать следующего автобуса. Губы Ани настойчиво припали к её щеке и как бы невзначай скользнули к губам. Вита неловко отклонилась, заливаясь смущённой краской. А Аня, как ни в чем не бывало, беззаботно хохоча, схватила её за руку и предложила прогуляться. Августовский денёк выдался тёплым и солнечным, и не было причин отказываться. Аня без умолку болтала, тесно прижимаясь к Вите и не выпуская из руки её вспотевшую ладошку.

Как-то незаметно разговор переместился на более личные, даже интимные, темы. Аня призналась, что Вита ей очень нравится и что она хочет познакомить её со своими родителями. И тут же ошарашила новым заявлением, предложив поехать с ними на море. С Аней и её родителями! Аня уверяла, что предки не будут против. Вита впала в ступор, не зная, что и ответить. Всё-таки ей не хотелось обижать Аню.

Полная смятения и раздирающих противоречивых чувств, Вита вернулась домой с горящими после прощального поцелуя Ани губами и пылающими от стыда ушами. А дома её ждал очередной сюрприз – сообщение в скайпе от Ани, что она очень сильно любит её и что всё, что она сегодня сказала, на самом деле серьёзно. Вита не знала, что ей делать, то ли рассмеяться во всё горло, то ли разрыдаться от бессилия. Вышло нечто среднее. Вытерев выступившие на глазах слёзы, девочка села за компьютер и, поймав за хвост весёлых бесенят, написала в ответ сакраментальное «и я тебя люблю». Должно быть, Аня была просто в шоке, поскольку застрочила с пулемётной скоростью, присылая смайлики, сердечки, воздушные поцелуи и пылкие, полные страсти слова любви и благодарности. Вита с полуистерическим хохотом упала на кровать и хохотала до тех пор, пока в спальню не заглянула мама узнать, что же так развеселило её дочь.

Больше Вита не предпринимала попыток познакомиться с кем-нибудь через интернет. Аню она выкинула из списка контактов и постаралась забыть эту историю как страшный сон.

Ещё одной особенностью Виты было то, что ей никогда не снились кошмары. Она себе и представить не могла, что это такое – леденящий душу и кусающий неокрепшую детскую психику страшный ночной кошмар. Ей казалось это невозможным. Ну как человеку могут сниться всякие ужасы, наподобие Фредди Крюгера из серии знаменитых фильмов? Вита долгое время думала, что её просто запугивают, мол, не будешь слушаться – и тебе та-а-акое приснится…. Многим позже она поняла, что дело в ней самой. Просто она была особенной. Может быть, даже ненормальной. Настолько отталкивающей, что её старались избегать даже плохие сны.

Вите снились её мечты и желания. А в мечтах нет места кошмарам и злу.

Вита скрупулёзно уставилась на отполированные ногти. Она давно перестала их грызть. Но по-прежнему, всякий раз, как намечался очередной семейный скандал, пряталась в спальне, в своём убежище от реальных земных кошмаров.

Девочка вытянула ноги и повернулась на бок, подложив ладошку под щёку. Мечты, грёзы, желания…. Это всё, что у неё есть.

Она и не заметила, как заснула.

___________________________________________________________

Понедельник воистину оказался днём тяжёлым. Впрочем, Вита иного и не ожидала от этого, самого нелюбимого ею дня недели. Уроки тянулись невыносимо долго. Сумрачная и дождливая погода только усугубляли царившую в классах атмосферу обречённой безысходности. Вита то и дело зевала, низко склоняясь над учебниками. Непослушная чёлка русых волос падала на глаза, что девочке нисколько не мешало. Она и не думала сосредотачиваться на написанном в книге.

Спину Виты буквально обжигал взгляд сидящего позади неё Андрея. Вита знала, что нравится ему и что его взгляд обшаривает её с головы до пят, задерживаясь в основном на уровне поясницы и бёдер. В принципе, ей было абсолютно всё равно. Пожалуйста, пусть хоть глаза сотрёт, она за просмотр деньги не берёт. Единственное, что девочке не нравилось, так это похотливый маслянистый оттенок, проявляющийся в глазах Андрея, когда он слишком долго на неё смотрел.

На неё многие мальчики ТАК смотрели. А вот девочки (за редким исключением вроде Ани) смотрели совершенно по-другому. Например, как сидящие за соседней партой Вероника и Яна, неразлучная парочка, первые красавицы в классе. И по совместительству две наипервейшие стервы. Но это мнение Виты было сугубо личным и она не спешила доводить его до сознания широкой общественности. И сейчас они то и дело посматривали на Виту, о чём-то тихо перешушукиваясь меж собой и периодически хихикая в кулачок. Вид при этом у них был чрезвычайно загадочным. Вита ещё ниже склонилась над учебником, жалея, что у неё короткие волосы. Будь у неё роскошная шевелюра, как у той же Вероники, падающие на лицо волосы непроницаемой стеной закрывали бы её. И никто бы не видел, как она неудержимо краснеет.

Вита ненавидела взгляды подобные тем, что бросали на неё Вероника с Яной. И если в глазах Андрея проскальзывала похоть, то взгляды девочек были взглядами плотоядных хищников.

Наверняка уже задумали какую-то пакость. Вите зачастую выпадала сомнительная честь служить объектом насмешек со стороны этих красоток. Самое забавное было то, что в начальных классах её никто не доставал, и она прекрасно ладила со всеми, в том числе и с Вероникой и с Яной. Но, взрослее, они стали меняться.

Возможно, они меня не переваривают, потому что я не такая как они, мрачно думала Вита, ради разнообразия пытаясь сосредоточиться на написанном в учебнике тексте. Но буквы упрямо разбегались и расплывались у неё перед глазами. Занудный голос преподавательницы, вещающий о развитии и становлении средневекового строя, доносился, словно через вату, как бы из другой, отдалённой от нашей, реальности.

Я не такая, как они, да. Я не крашусь, стараясь быть одной из тысяч бестолковых куколок Барби. Я не восторгаюсь достижениями современной моды. Я не слушаю льющийся с радиоволн попсовый шлак. Я не хочу идти в поводу чужому мнению, лишь бы быть как все. Не хочу. Не хочу! Вита не заметила, как прикусила губу. На страницу учебника упала, разбившись маленькой кляксой, ярко-алая капелька крови.

Девочка мысленно выругалась, грязно и крайне нецензурно. Она бы никогда не позволила себе произнести такие слова вслух.

Вслед за первой капелькой сорвалась вторая. Вита повторила ругательство и поспешно облизала губы, смахивая языком выступившую кровь. Она почувствовала, как уши запылали обжигающим жаром. Вытащив из кармана джинсов носовой платочек и приложив к губам, подняла руку.

Замолчав, учительница вопросительно посмотрела на Виту.

– Можно выйти? – приглушенно буркнула Вита, не отнимая платочка от посолоневших губ.

– Да, конечно, Волкова. Постарайся не задерживаться надолго.

Благодарно кивнув, Вита вскочила и направилась к двери. Вслед ей донеслась сказанная нарочито ехидным голоском язвительная и обидная реплика:

– Вау, да у неё менструация изо рта пошла!

Вита даже не обернулась посмотреть, кто произнёс, даже прошептал, так, чтобы училка не услышала, эти слова. На подобную мерзость способна одна Вероника.

Но обиднее этих слов был зародившийся в полусонном классе смех. Многие услышали брошенную Вероникой фразу.

– Я сказала что-то смешное? Ничего, когда подойдём к домашнему заданию, смеяться буду я…

Притворив за собой дверь, обрывая на полуслове голос преподавателя, Вита медленно побрела по коридору. Она никуда не спешила и собиралась проторчать в туалете до самого звонка на перемену.

Пока Вита добралась до уборной, кровь перестала сочиться. Тщательно прополоскав рот и убедившись, что ранка не слишком глубокая, девочка застирала платочек и, досуха выжав, внимательно посмотрела на своё отражение в зеркале.

Что во мне такого, что создаёт мне же кучу проблем, спросила Вита у глядевшей на неё симпатичной большеглазой девочки с коротко стриженными светло русыми волосами.

Чем я отличаюсь от других? Почему одни ненавидят меня, а другие хотят…. Трахнуть? Обладать мною? Я далеко не красавица и нет во мне внешне ничего такого, что могло бы сводить с ума.

Я – это всего лишь я.

Посмотрев на наручные часики (подарок мамы на восьмое марта), Вита вышла из туалета аккурат с пронзительно заголосившим звонком. Тот час пустынные коридоры лицея наполнились шумом хлопающих дверей, топотом ног и гулом десятков возбуждённых детских голосов.

– Scho-o-ol out, – невольно улыбнувшись, тихонько под нос пропела Вита.

Стараясь не встречаться ни с кем глазами, девочка, ссутулившись, побрела обратно в класс. Пока она шла, её три раза ущипнули за задницу, один раз как бы невзначай толкнули, успев мимоходом провести раскрытой пятернёй по груди, и раз наступили на ногу, не исключено, что действительно нечаянно.

В опустевшем классе её поджидала очередная подлянка, словно призванная окончательно испортить настроение и превратить понедельник в Самый Тяжёлый День её жизни.

На её парте кто-то розовой губной помадой вывел слово «сосалка». Вита медленно опустилась на стул, не сводя заблестевших глаз с пошлой, вызывающей и обидной до слёз надписи. Сглотнув, Вита влажным платочком начала лихорадочно стирать эту розовую гнусность, размазывая помаду по лакированной поверхности парты.

Когда-нибудь, когда-нибудь всё изменится, едва шевеля губами, шептала девочка, остервенело елозя платочком. Когда я стану взрослой, изменится всё. Я сама буду решать, как мне жить и как поступать. И я никому не позволю издеваться над собой. Когда-нибудь…. А почему не сейчас? Не сию же минуту, чтобы больше никому неповадно было? Ни Веронике, ни Яне, ни им подобным?..

Вита замерла. Почему она всё время думает о том, что сделает ПОТОМ? Почему все её мечты витают в далёком будущем? Почему она СЕЙЧАС ничего не предпринимает, чтобы доказать всем, что она действительно особенная?!

Ну что же ты, рохля? Чего ты боишься?

Сердце Виты учащённо забилось.

Я боюсь.

Я боюсь того, что скажут родители. Я боюсь, как отреагируют окружающие. Я боюсь постоять за себя. И это правда.

Я трусиха.

Но когда-нибудь ЭТО прекратится. Когда-нибудь я разорву этот круг.

Вита настолько плотно сжала зубы, что испугалась, как бы ни раскрошилась эмаль.

Я всем докажу, пусть для этого мне и придётся совершить невозможное.

Всего-то осуществить свои мечты.

__________________________________________________________

Я связался с Сэмом и уточнил последние детали намечающегося дельца. Право слово, до чего же мне хотелось услышать полный разочарования голос моего агента, скорбно поведавшего, что, мол, сделка отменяется. Сорвалась. Не сошлись в цене, Стормвуд решил воспользоваться услугами другого Ходящего, вспомнил, что у него не счесть забот и хлопот…. Да мало ли что! В жизни всякое бывает. Но моим тайным подспудным желаниям осуществиться было не дано. Плохо сдерживающий веселье Сэм елейным тоном сообщил, что всё идёт согласно плану, последние условия оговорены и одобрены и этой же ночью я должен начать операцию.

Едва сдерживаясь, чтобы не выругаться, я отключил телефон и в бессилии всплеснул руками. Чёрт, да как же мне не хотелось браться за это! Ну вот что-то не тянуло меня похищать девчонку, пусть и ради её же блага. Как не крути, а будучи дочерью одного из баронов (будем и далее считать, что тёплое кресло Большого начальника уже под задом у Стормвуда), она будет жить припеваючи, одним мановением мизинчика отбирая из длинной шеренги выстроившихся в порядке очереди принцев наиболее понравившихся. Отличные перспективы, безоблачное радужное будущее, высокое положение в обществе. Да миллионы девчонок на её месте с радостью убежали бы хоть на край света и ради одной трети заманчиво маячивших на горизонте подобных благ.

Чего я трясусь то? Ну да, Обратная Сторона – это не край света, а просто не представить себе, на сколько до хрена дальше! Но ведь и Вита наполовину жительница Обратной Стороны. Она даже не совсем человек, если уж говорить до конца. В её жилах течёт кровь сотен поколений Города Погибших Королей, пусть и разбавленная кровью Внешнего мира. Она возвращается домой. К отцу. К своему настоящему отцу. К прекрасному будущему и шикарной жизни. И на Обратной Стороне живут люди. И некоторые живут просто замечательно. Я же просто добрейший самаритянин какой-то, выходит! Из-за чего переживать?!. Не на заклание же я её веду, в конце-то концов!

Да, всё так и никак иначе, но всё равно некий маленький назойливый червячок сомнения и неуверенности подтачивал меня, грыз, и мешал спокойно спать. Не хотел я браться за эту работу. НЕ ХОТЕЛ. Сэму то что…. Он никогда не рисковал своей драгоценной липовой шкурой. Подозреваю, что на одних только процентах от всевозможных сделок он уже столько насшибал деньжищ, что давно мог бы преспокойно удалиться на покой, на заслуженный отдых. Обманники живут раза в три дольше обычного человека. Представляете, сколько он успел провернуть махинаций?

Всегда рисковал я. Но нынче дело и не в риске вовсе, а…. В моей совести что ли? Да нет, не похоже. Я так же никогда не отказывался от денег. И с точки зрения законов никаких преступных деяний не совершал и сейчас не совершу. То, что у нас назовут киднепингом, на Обратной Стороне сочтут торжеством справедливости. И в дополнение к солидной сумме монет мне с огромной благодарностью пожмут лапу, и глядишь, пожалуют какой орден или медальку. Я всегда рассуждал прагматично. Наверно, всё дело было в том…. В том, что я…

Я боялся. Вот так вот. Я просто-напросто испугался, как последний трус. И знаете, чего я боялся больше всего?

Больше всего я боялся Виты. Я не знал, как она отреагирует на происходящее, но склонялся к тому, что ничего хорошего мне от неё ждать не придётся. И вполне заслуженно. А вы бы как отреагировали, если бы вас ночью сонного выдернули из постели, велели собраться и сказали, что забирают вас в другой (не скажу, что лучший) мир?! Я бы первый посоветовал незваному гостю обратиться к психиатру…

Но не подумаете, что я боялся схлопотать от девчонки заточку в бок. Нет, конечно. Я боялся конкретно её. Я просто ума приложить не мог, что буду с ней делать все те дни, что займёт путешествие на Обратную Сторону и дальше к конечному пункту назначения в одном из Больших Городов. Что я буду, скажите на милость, с ней делать? О чём говорить? Да я представления не имел, как себя вести с четырнадцатилетними девочками!

Я был просто в ужасе от возможных трудностей, которые, я чувствовал, обязательно возникнут у меня с этой Витой. Да она же может просто рехнуться от происходящего. Я никогда не переводил на Обратную Сторону несведущих людей. А тут не только абсолютно «слепой» клиент, так ещё и ребёнок, и вдобавок ко всему девчонка! Право слово, с пацаном было бы намного проще всё уладить. Но с современной малолеткой женского пола? Увольте! Уж лучше сцепиться с десятком Бесноватых ведьм, чем с одной несовершеннолетней девочкой.

Что-то не везёт мне в последнее время. Как бы кто не сглазил. К последнему предположению я отнёсся совершенно серьёзно, без лишней иронии. Когда тесно соприкасаешься с Обратной Стороной, ещё и не то возможно. Так что мысль о Тёмном сглазе нужно взять на заметку. Уж не успела ли меня проклясть последняя Бесноватая, перед тем, как я отчекрыжил ей голову? Да нет вроде. К тому моменту крупный заряд каменой соли вышиб её из тела девочки ко всем чертям обратно в ад. Я враз помрачнел. Голову то я отрубил не ведьме. Стрелял, да, в ведьму, а обезглавил ребёнка, маленькую невинную сестрёнку Корина.

У меня невольно дёрнулось веко, и заныли все зубы. Не очень приятные воспоминания, доложу я вам. Не клеится у меня с детьми. Совсем не клеится. Не умею я с ними общаться. Нет у меня тяги к отцовству. Вытирать сопли и подтирать попу это не для меня, поверьте.

Однако делать нечего. Ничего другого мне и не остаётся. Такую профессию, как мою, не выбирают. Тут либо можешь, либо нет. Я мог. Умел многое из того, что недоступно другим, и что обычные люди и представить себе не в состоянии. Не скажу, что испытывал особый кайф от осознания своей уникальности. Совсем даже наоборот. Иногда я проклинал свой дар. Он мешал мне. Мешал мне жить так, как я хотел.

Сейчас по большей части я живу в угоду другим. Так, как выгодно кому-то. Как хочет кто-то. И меня никто не спрашивал. Я Ходящий. И этим всё сказано.

_______________________________________________________________

Вита проснулась, и некоторое время лежала, затаившись, как мышка. Она не двигалась и почти не дышала. Сердце учащённо колотилось. А вспотевшие ладони судорожно натягивали до подбородка тонкое одеяло. Страх. Из сна девочку вырвал страх.

В комнате было темно. Тяжёлая портьера, зашторившая окно, отрезала спальню девочки от сияния высыпавших на ночном небе звёзд. Тонкий улыбчивый месяц напрасно пытался заглянуть в комнату. Вита любила спать в полной темноте. Но сейчас, когда скопившийся сумрак окутывал её со всех сторон, Вита впервые пожалела о своей привычке. Ей было страшно. Она проснулась и не могла ничего понять.

Ей снился чудесный, полный восторга и волшебства сон, один из многих, что часто приходили к ней по ночам из царства мечтаний. Ей снились неведомые страны и таинственные леса, искрящиеся озёра и ярко-зелёные луга. Ей снились несуществующие миры. И некто, чьи тёплые карие глаза смотрели на неё с любовью и нежностью…

А потом свет померк, погасло солнце, и эти глаза…. Они тоже потухли. Виту обуял дикий, первозданный страх, пронзивший её миллионом ледяных игл, и она проснулась.

Вита, засопев, несколько секунд ворочалась, собираясь с силами. Затем, решившись и, чувствуя себя самоубийцей, сигающим вниз головой с моста, выпрыгнула из тёплой постели. Подбежала на цыпочках к окну, резким движением раздвинула шторы и нырнула обратно под одеяло. Тяжело выдохнув, девочка заставила себя успокоиться. Чтобы на неё не нашло, это всего лишь страх. Ничем не подкреплённый, призрачный и эфемерный. Кроме её страха, в спальне нет никого и ничего, что способно напугать или причинить боль.

Вита заворожено уставилась на залитое тусклым светом ущербного месяца окно. Она впустила ночь в свою комнату. Пригласила её войти. Девочка надеялась, что следом за ночью никто не последует. Ей вполне хватает и собственных страшилок.

Приподняв растрёпанную голову, девочка посмотрела на мерцающие красными цифрами часы на прикроватном столике. Два часа. До утра ещё ой как далеко. По правде говоря, Вита не особенно и хотела скорого наступления рассвета. С рассветом начнётся новый день, с новыми трудностями, проблемами и очередными пакостями. И школу наступление нового дня так же не отменит.

На кухне за завтраком, отец, как обычно, доедая на ходу овсянку, нейтральным тоном поинтересуется успехами дочери в учёбе и спросит, не нужно ли ей денег на карманные расходы. Затем, не дожидаясь ответа, скользнёт губами по маминой шее и, что-то бормоча, спешно ретируется. А они с мамой останутся одни, неловко глядя друг на друга в гнетущем молчании. Мама, кусая губы и отводя глаза, опять пожалуется на папину загруженность на работе и спросит, как ей, в общем-то, спалось этой ночью? И всё ли у неё в порядке?

Вита ненавидела семейные завтраки.

Снова вздохнув, девочка вытянулась в струнку, с наслаждением шевеля пальцами ног. Охвативший её страх начал понемногу рассеиваться в наводнивших комнату сумерках. Со страхом отступали вызванные грядущим днем волнения и тревоги.

Покосившись на запертую дверь, Вита залезла под одеяло с головой и повернулась на бочок. Некоторое время назад она нашла один надёжный способ бороться с дурными мыслями и волнениями. Способ действенный, очень приятный и… несколько преступный. Так, во всяком случае, считала Вита. Занимаясь ЭТИМ, она чувствовала себя чертовски пошлой и распутной. С одной стороны ЭТО ей нравилось, с другой она сгорала со стыда. Поэтому и предпочитала заниматься ЭТИМ глубокой ночью, когда родители спят. Вита представить себя не могла, занимающейся ЭТИМ, когда в соседней комнате мама смотрит телевизор, а отец работает за компьютером!

Ночью другое дело.

Вслух Вита боялась даже произнести это горячее и обжигающее слово – мастурбация. Про себя же произносила его неоднократно, смакуя и вертя на кончике языка так и эдак. Спроси кто у неё, мастурбирует ли она, и Вита, округлив от праведного возмущения свои большие необычные глаза, с чувством попранного достоинства принялась бы доказывать, что нет, никогда и ни за что!

А на деле…. На деле она часто давала волю пальцам.

Потом ей всегда было стыдно, и она краснела, как перезрелый помидор.

Но это было ТАК здорово! И так помогало расслабиться…

Вита всегда спала в коротенькой, едва прикрывающей бёдра ночной рубашке и широких свободных, не стесняющих трусиках-шортиках, с успехом заменяющих ей пижамный комплект.

Она с придыханием провела ладошкой по гладкому животу и ниже, поддевая пальцами резинку трусиков. Рука Виты скользнула по поросшему мягкими шелковистыми волосиками лобку и…. Девочку выгнуло в сладостной судороге, когда пальцы коснулись нижних губок. Она глухо застонала от наслаждения, лаская себя и постепенно наращивая темп движений. Вита свернулась калачиком, закусив изнутри щёку. Ей бы не хотелось, чтобы на её стоны в спальню начала ломиться мама, спрашивая, что случилось. Вита сунула между ног и вторую ладошку, зарываясь лицом в подушку. Под одеялом стало жарко, она вспотела, но ни на секунду не прекращала орудовать пальцами.

В промежности Виты было горячо как в печке, а спустя ещё некоторое время стало влажно и, не сдержав особенно громкого стона, девочка вцепилась зубами в наволочку. На неё накатила волна всеподавляющего наслаждения и, несколько раз дёрнувшись, как в припадке, Вита высунулась из-под одеяла, хватая пересохшим ртом воздух. Блаженно улыбаясь от счастья, девочка откинула одеяло и, поправив сползшие трусики, жмурясь, как довольная кошка, перевернулась на другой бок, лицом к окну.

Счастливую улыбку Виты как ветром сдуло, в голове разом ударила тысяча молотов, а весь скопившийся в низу живота жар огненным вихрем тревоги и паники рванулся к сердцу.

За окном, на фоне звёзд и ночного неба, кто-то был. Кто-то сидел на карнизе и смотрел на неё.

Чёрная, сотканная из тьмы фигура. То, что пришло вслед за ночью. Какой-то человек.

И этот кто-то, возможно, видел, ЧЕМ она занималась под одеялом.

Уши Виты едва не расплавились от стыда. Но…

Шестой этаж! Они жили на шестом этаже!

Фигура сидящего за стеклом на уступе карниза человека пошевелилась, и окно без малейшего шума растворилось, пропуская в спальню Виты ночной стылый холод. Тёмная фигура перебралась внутрь. Окно закрылось. Незваный ночной гость, как ни в чём не бывало, привалился спиной к стеклу, не слезая с подоконника, и забросил ногу на ногу.

Вита понимала, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Какой-то бред! Дурной сон. Того, что она сейчас видела, просто не могло быть! А может, она до сих пор спит? Девочка сильно ущипнула себя за ладонь и невольно вскрикнула. Боль была вполне реальной. Настоящей. Значит…

– Да не спишь ты, не спишь. Не щипай себя, а то синяки останутся.

Он с ней заговорил! Она не спит!

И тут уж, более не в силах сдерживаться, Вита завизжала. Визг получился отменным, пронзительным, звонким и чрезвычайно громким. На такой крик должны сбежаться все жильцы дома, не иначе. Визг девочки был способен поднять из могил мёртвых. Но не проникнуть за пределы её комнаты.

– Да не ори ты, глупая, всё равно никто не услышит. Поверь.

______________________________________________________________

Скалолаз из меня, конечно, посредственный, но взобраться по усеянной кондиционерами и кронштейнами спутниковых антенн стене на высоту шестого этажа я в состоянии. Проникнуть в нужную мне квартиру через закрытое окно и вовсе плёвое дело. Простейшее заклинание и почти любое окно угодливо скажет мне «привет». Ну а дальше и вовсе дело грубой техники: наложить на комнату заклятие Абсолютной тишины и никто не услышит, что происходит внутри, хоть гранату взорви.

Способ я выбрал довольно экстремальный и вычурный. Проще говоря, попахивало выпендрёжем и некоторым пижонством. Я примерно представлял, как выглядит моё эффектное появление на карнизе средь ночи для посторонних глаз. Вот только я никак не ожидал, что эти глаза будут. А они были, вовсю смотрели на меня с изумлением и страхом. Глаза с Обратной Стороны. И если у меня ещё оставались сомнения по поводу истинного происхождения Виты Волковой, то они исчезли напрочь, стоило мне встретиться с ней взглядом. У простой девчонки таких глаз быть не может. Ярко-зелёные, светящиеся в сумраке спальни двумя колдовскими фонариками, с россыпью желтоватых крапинок по всей радужной оболочке. Глаза другого мира.

Орала девочка знатно. Её пронзительный истошный визг сделал бы честь и баньши. У меня болезненно заныли зубы, тут же захотелось сунуть голову куда-нибудь, где тихо и спокойно. В землю, например, как страус. К сожалению, заклятие Абсолютной тишины не ограждало меня от диких воплей этой взъерошенной мелкой фурии. Разве я не сказал ей, что кричать бесполезно? Хотя бьюсь об заклад, что хрен она меня услышала…

В принципе, я её отлично понимаю. Ну, вы представьте ситуацию – в два часа ночи к вам в спальню с улицы вваливается какой-то подозрительный, одетый во всё чёрное тип в длинном плаще, с мрачной физиономией и уговаривает не кричать. Какова картинка? И не поймёшь, куда и звонить-то в первую очередь, в полицию или в психушку! На месте Виты кто-угодно испугался бы и стал орать. Я бы и сам, наверно, офигел при иных обстоятельствах.

Вопрос в другом. Почему Вита не спала в два часа ночи, когда я бесплотной ночной тенью собирался десантироваться в её уютном тёплом гнёздышке? И, скажу вам, я теперь понял, чем склонны заниматься по ночам девочки её возраста. Не скажу, что увиденное привело меня в бурный восторг. Как раз наоборот, захотелось залиться алым цветом и стыдливо отвернуться в сторону, извинившись, что ошибся адресом. Ну, Сэм, ну твою мать, спасибо тебе огромное…. И это только начало, господа.