– Хорошо, папа, – сказала Лера, радостно наблюдая как пчела, собирая нектар, перелетает с роз на гортензию, с гортензии на разноцветные клематисы, с клематисов на дельфиниум…
Не услышав сопротивления, Вадим Викторович почти успокоился и только несколько раз пометил еще свободную территорию молодыми смородиновыми кустами.
А в начале октября в загородном доме стали готовиться к серебряной свадьбе Вадима Викторовича и Элеоноры Ивановны. Составлялось меню, закупались продукты и напитки, а будущие гости – друзья и родственники, с большинством которых Кирилл уже был хорошо знаком, выпытывали, что же подарить «молодоженам».
– Самый лучший для Вадима Викторовича подарок, – по секрету говорил всем Кирилл, – необычные растения.
– Да? А не обидится? Все-таки юбилей такой…
– Что вы! Он счастлив будет! Смотрите, на участке же сплошная смородина…
– Одна смородина – это скучно, – соглашались с Кириллом. – А покупать где?
– У нас тут рядом хороший питомник. Я примерно догадываюсь, что тесть хочет. Могу сам купить, а когда поздравлять приедете, тихонько вам передам, – соблазнял Кирилл.
– Слушай, а хорошая идея! – радовались гости, удачно сэкономившие время на поиске глупых подарков и протягивали деньги.
Когда уже пятый гость вручил серебряным юбилярам аккуратно завернутые в мешковину саженцы, Вадим Викторович не выдержал:
– Да куда нам столько растительности!? Спасибо, конечно, очень приятно, но сажать уже некуда! – плеснул эмоциями Вадим Викторович, принимая подарки, и не по-родственному покосился в сторону зятя.
– Брось, Вадик,– смеялись друзья, – мы твою тайную страсть знаем! Молодец, что решил смородину разбавить, – говорили они и незаметно подмигивали Кириллу.
Юбилей удался. Нескольких гостей, добившихся бессознательного состояния, уже уложили спать, остальных больше часа провожали у ворот, обнимаясь, целуясь, обещая встречаться каждую неделю и с трудом усаживая в такси. Последняя машина никак не могла уехать. Уже попрощались и ушли в дом юбиляры, сбежала Лера и несколько самых близких родственников, собиравшихся остаться на ночь, а Кирилл все выслушивал откровения двоюродного брата Вадима Викторовича, облокотившегося на открытую дверь такси. Он с надрывом говорил о своей потерянной жизни, остаток которой он вынужден теперь пропивать, о постаревшей и растолстевшей жене и туповатых подростках-детях, сидевших в этой же машине и безразлично наблюдавших за очередной истерикой своего мужа и отца. Исповедь оборвал таксист, заявивший, что сейчас высадит всех к чертовой матери и уедет! Ему пообещали «на чай», затащили главу семейства в салон и уехали.
Кирилл помахал красным огонькам и закрыл ворота. Наконец-то вокруг наступила тишина. У подножья двух столетних дубов, подсвеченных уличным фонарем, стояла скамейка, «между ногами» которой пролезли вспоровшие землю корни огромных деревьев, напоминавшие гигантские шершавые ступни. Кирилл сел на скамейку и запрокинул голову вверх. Он долго смотрел на чуть шевелящиеся кроны, на яркие осенние звезды и скоро ему начало казаться, что он становится частью этих могучих деревьев, снисходительно поглядывавших со своей высоты на весь сад и даже на смородину.
В глубине сада светились окна дома, в которых мелькали силуэты его, таких разных, случайных родственников. Через какое-то время послышалась живые гитарные звуки и непопадающие в такт голоса. Но ни мелодии, ни слов Кирилл разобрать не мог.
А в доме начался душевный отрыв. В юности Вадим Викторович учился играть на гитаре, но, освоив несколько аккордов, утомился и бросил. А к пенсии музыкальность в нем неожиданно очнулась и, купив самоучители, он засел за ноты. Вадим Викторович бренчал дома и в беседке, дергал струны в саду и в гараже и, хотя дара импровизации в нем не открылось, он выучил наизусть десяток популярных мелодий. Несколько месяцев об этом увлечение знали только Элеонора Ивановна, Лера и Кирилл, но сегодня Вадим Викторович неожиданно решил сделать свое творчество публичным.
Когда Кирилл заглянул в комнату его родственники в разных позах, как опята на пне, расположились вокруг сидевшего в кресле Вадима Викторовича. Лица у всех, включая его Леру, были пьяные и восторженные, и только молоденькая девочка, чья-то дальняя сестра, еще не растворила в своем взгляде бьющего из глубины изумления от происходящего.
Объединенный музыкальной страстью хор, орал фальшивыми голосами почти не узнаваемые песни, потому что для любого текста Вадим Викторович проникновенно исполнял на гитаре одну и ту же мелодию, никак не сраставшуюся ни со словами, ни с оригинальной музыкой. Удивительнее всего было, что никто, вроде, и не замечал этого странного аккомпанемента, и поэтому со стороны казалось, что концерт дает хор абсолютно счастливых умалишенных людей.
После того, как Вадим Викторович заканчивал очередной музыкальный фрагмент Элеонора Ивановна всегда кричала:
– Браво!
Тесть касался всех влажным от пережитых эмоций взглядом и предлагал:
– А давайте теперь вот эту споем…
– Конечно! – поддерживали пьяные хористы.
– Кира, мы так хорошо поем! Давай с нами! – махнула Лера, увидев мужа.
Кирилл сел на край дивана рядом с женой, но уже через минуту шепнул ей в ухо:
– Лерка, что это!? Соседи сейчас психушку вызовут…
– Отстань, мы отдыхаем!
После двух песен Кирилл не выдержал. Пообещав сказать жене что-то очень важное, он заманил ее в соседнюю комнату, и, взвалив на спину, потащил по лестнице «в гнездо».
– Куда ты тащишь меня! – она вяло колотила его маленькими кулачками и кусала за шею. – Я петь хочу!
– Вы не поете, а блеете! Хоть бы мелодию сменили…
– Сам ты блеешь! И вообще отпусти меня! – она лягнула его коленкой.
Кирилл дотащил свою теплую живую ношу и, не включая люстру, тихонько опустил ее на кровать.
– Вот, можешь поблеять, пока не заснешь. Тем более у тебя талант, мама до сих пор думает, что у соседей бараны поселились.
Лерка задумалась и вдруг закричала по ослиному, строя в паузах между надрывными криками смешные рожи и показывая язык.
– Что ты дразнишься, Осля! – Кирилл ловил за пальцы брыкающиеся ноги жены.
– Осля? Я Осля!? Я Осля, Осля! – обрадовалась Лерка и закричала еще громче, – и-и-аааа!
И тут в протяжном крике своего Осли подвыпившему Кириллу послышалось что-то грустное и призывное, и он ответил жене гортанным ослиным ревом:
– И-ы-ы-и-а-ааааа!
Музыкальные этюды на первом этаже резко оборвались. Встревоженные родственники вопросительно переглядывались между собой, а Вадим Викторович с Элеонорой Ивановной стали подозревать, что подловатые соседи обзавелись посреди ночи теперь уже и ослами.
Несколько минут Кирилл с Лерой перекрикивались по ослиному, а потом она схватила его за ногу и впилась зубами в коленку мужа. Он повалился на кровать и, продолжая орать, они зарылись в одеяло, пытаясь укусить друг друга за ноги.
Кирилл уже победил визжащую Лерку и почти кусал ее за большой палец левой ноги, когда в комнате неожиданно зажегся свет. На пороге стояли Вадим Викторович с Элеонорой Ивановной, а за их спинами выпучивали глаза любопытные родственники.
Лера с Кириллом высунули головы из-под одеяла и замерли, а потом захохотали и как черепахи спрятались в свой мягкий одеяловый панцирь.
После обеда Кирилл сладко дремал на втором этаже, где уже жил проникший через приоткрытое окно прохладный ветер. Кириллу снилось, что любимая Вадимом Викторовичем смородина, у которой неожиданно выросли короткие мохнатые лапки, построилась рядами и уходила куда-то за забор, махая на прощание маленькими, похожими на ладошки листьями. Глуповатую улыбку с лица зятя смахнул крик Элеоноры Ивановны:
– Скорей! Там Вадик… Лера, – теща дрожала в истерике и произносила только обрывки мыслей.
– Где? – Кирилл вскочил с дивана.
– У гаража…
Он метнулся на первый этаж, схватил валявшееся у камина березовое полено, выбежал из дома и помчался к гаражу. За углом, у ворот гаража, он увидел двух хорошо подвыпивших мужиков, один из которых толкал в грудь Вадима Викторовича, а другой, мелко ухмыляясь тонким ртом, пытался взять Леру за руку.