– А что ты предлагаешь? – спросил Руслан тоскливо. – Давай сделаем вид, что помирились, выучим текст пьесы и просто будем ходить на репетиции. Конечно, извинимся перед Иваном Яковлевичем, и я ещё женюсь на Анечке Киреевой. А молодой и талантливый режиссер … Да хрен с ним! Пусть делает что хочет. Не он первый не он последний, в конце концов. Так, думаешь, будет лучше?
– Не знаю. Боюсь, нам с тобой никак не будет лучше – убогие мы с тобой какие-то, не настоящие.
– Я думаю, что все гораздо хуже. – сказал Руслан и голос его был исполнен настоящего подлинного уныния. – Мне вот что пришло в голову: мы ведь ничего не придумывали – мы заигрались.
– В смысле?
– Я кажется и вправду влюбился…
– В Кирееву?
– Ага…
– Надо было этому режиссеру просто морду набить. – сказал зло Антон. – Я же говорю: не настоящие мы какие-то.
Друзья ещё помолчали, ещё посмотрели на небо, на церковь и фабрику, но так и не нашли никакого решения.
Но давайте оставим наших друзей придаваться унынию и самобичеванию и взглянем на остальных участников этой истории. Скоро, ох, скоро наступит развязка. Я её чувствую, как чувствует завравшийся муж, что наступает конец его вранью и вот-вот выведут его на чистую воду. Он ждет этой развязки, одновременно боится её и всеми силами её приближает, устав от двойной, а то и тройной жизни.
Директор театра, Вероника Витальевна стремительно шла по коридору. Несколько раз упоминая ей в своем рассказе, я так и не удосужился представит её читателю, не взял на себя труда рассказать о ней подробно. Но моя ли в этом вина, если человек она закрытый и даже мне автору, не очень понятный. Не любила Вероника Витальевна распространяться о своей личной жизни и посторонних в неё не приглашала. В театре, конечно, знали, что муж её – человек состоятельный, да это и невозможно было скрыть, поскольку его благосостояние, конечно сказывалось и на его супруге, милейшей Веронике Витальевне. Но ни про источники его доходов, ни про его дела никто кроме главного режиссера доподлинно не знал. Ходили, разумеется, слухи. Но слухи в театре дело обычное и обращать внимание на досужие рассуждения сплетников мы не станем, тем более что и сама Вероника Витальевна была не лишена деловой жилки. А вот о чем мы упомянуть просто-таки обязаны, так это о её красоте и тех самых деловых качествах. Она была не просто умна и обаятельна, она была невероятна полезна лужскому драматическому театру и очень ему предана. Одного этого достаточно, чтобы ты, мой любезный читатель, проникся к ней уважением и благодарностью. А уж чем или кем были заняты её мысли и сердце, нас с вами совершенно не касается. Не стану я в это углубляться и никому не рекомендую этого делать. Впрочем, и времени у нас на это теперь нет, поскольку Вероника Витальевна уже приблизилась к кабинету главного режиссера и одновременно художественного руководителя театра имени М. Ю. Лермонтова. И не только приблизилась, но даже и постучала в его дверь.
– Разрешите Генрих Робертович. – спросила она, открывая дверь.
Войти ей, конечно, разрешили и не просто разрешили, но главный режиссер театра невероятно обрадовался её появлению.
– Конечно! Вам всегда можно! Уж кому-кому, а вам-то…
Генрих Робертович всем своим видом показывал, что несмотря на то, что он человек занятой и очень торопится покинуть кабинет, но именно ради Вероники Витальевны, он, конечно, готов задержаться. Правда ненадолго, ибо дело у них общее – театр, и уж кто-кто, а Вероника Витальевна его понять конечно должна.
– Я бы хотела поговорить по поводу Хлебородова. – сказала директор решительно.
Глава восемнадцатая
– Кого? – удивился Генрих Робертович.
– Валерия Хлебородова. – напомнила директор.
Не знаю, действительно ли художественный руководитель театра забыл фамилию молодого режиссера или просто взял паузу, чтобы собраться с мыслями, но говорить на ту тему ему теперь не хотелось. И словно почувствовав его затруднение, на помощь ему явился верный Иван Яковлевич. Он аккуратно постучал в дверь и не дожидаясь ответа уже просунул в щель свое лицо, а потом и полностью плавно перетек в кабинет.
– Я к вам, Генрих Робертович. – сказал заведующий труппой деликатно, но неумолимо.
И в эту же секунду в кабинете зазвонил телефон. Главный режиссер посмотрел на Ивана Яковлевича, стоящего у дверей и смотрящего выжидательно, на Веронику Витальевну, сидящую напротив и также не собирающуюся уходить, и извинившись выбрал разговор по телефону, как наиболее нейтральный и безопасный.
– Да. – сказал он в телефон сухо. – Да? – повторил он с приятным изумлением. – Да. – полностью согласился он с невидимым собеседником.
Он ещё несколько раз повторил это слово с самыми разными интонациями, при этом поглядывая на ожидавших в кабинете и кивая им самым извинительным образом. Тем же оставалось только ждать, пока чрезвычайно занятой главный режиссер не закончит свой телефонный разговор. С кем уж говорил Генрих Робертович, можно было только догадываться, но ни Вероника Витальевна, ни Иван Яковлевич не собирались этого делать. Каждый из них пришел сюда по своему, крайне важному делу и не собирался покинуть кабинет не решив его. Понимал это и главный режиссер и не торопился заканчивать разговор с неизвестным собеседником. Но тянуться бесконечно не может ни один разговор и в конце концов Генриху Робертовичу пришлось его прервать. Он походил какое-то время по кабинету и наконец решился.
– Что вы хотели? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Воспользовавшись этой неопределенностью, оба сотрудника театра заговорили одновременно.
– Говорите, Иван Яковлевич.
– Я после Вероники Витальевны.
После этого директор и заведующий труппой, так же решительно замолчали. Поняв, что просто так они не уйдут и что перевести все в веселую шутку и милую сумятицу не удастся, Генрих Робертович решил взять инициативу в свои руки.
– Иван Яковлевич, – сказал главный режиссер. – Если вы по поводу машины, то это вам лучше обсудить с Вероникой Витальевной.
С этим предложением заведующий труппой немедленно согласился, подтвердив свое согласие кивком головы и так же решительно остался сидеть на месте.
– Действительно, Иван Яковлевич, давайте это с вами позже обсудим. – предложила Вероника Витальевна.
Не стал завтруппой спорить и с директором театра, и так же послушно кивнув головой, все равно не двинулся с места. Поняв, что избавиться от Ивана Яковлевича не удастся, Вероника Витальевна решила перейти к делу.
– Ну, раз заведующий труппой здесь, давайте решим наконец, что нам делать с Рок-н-роллом на троих?
– Да, с Валерием Хлебородовым, надо что-то решать. – согласился Иван Яковлевич и тут же раскрыл блокнот, готовый записывать.
Пока руководство театра решала судьбу его спектакля, сам Валерий Владимирович бесцельно брел по городу. Он то прибавлял шагу, будто приняв некое решение, то наоборот начинал спотыкаться, растерянно оглядываясь по сторонам. Не то чтобы это был первый случай, когда его не оценили, не поняли и даже в открытую отказывали в праве заниматься этой профессией, но сегодня он вдруг понял, что подобные казусы уже не являются мелкими неприятностями, которые надо перетерпеть. Что это может стать нормой его жизни и очередная подобная история может его погубить, потому что он просто не сможет подняться. И из разряда молодых перспективных он незаметно перейдет в разряд никому не нужных. Впрочем, думал ли Валерий Владимирович Хлебородов именно об этом я не знаю наверняка, зато точно знаю, что ноги принесли его в знакомую уже пирожковую, где заказал он не привычную кулебяку с капустой, а потребовал себе сто пятьдесят граммов водки, стакан яблочного сока и облюбовав себе столик в углу, загрустил там, бормоча ругательства и объяснения, пугая этим самым посетителей.
– И что мне теперь делать? – доносилось до них бормотание режиссера Хлебородова.
– Я не знаю, что делать с Хлебородовым! – сердился Генрих Робертович.
Разговор о предстоящей премьере его откровенно раздражал, как и раздражала его позиция директора, как и раздражало его молчания заведующего труппой.
– Нам нужна эта премьера. – твердила Вероника Витальевна. – Она нужна департаменту культуры.
– Я скажу вам, Вероника Витальевна откровенно. Вот при заведующим труппой. – главный режиссер подался вперед, показывая степень откровенности, с которой он собирался говорить. – Это ужасная пьеса! Чудовищная графомания и безвкусица!
Подобное заявление, кому-то другому могло бы показаться странным, учитывая, что присутствующие в кабинете хорошо знали историю её появления в театре, но ни Вероника Витальевна ни тем более Иван Яковлевич не стали напоминать художественному руководителю, что именно он пригласил поставить эту пьесу Валерия Хлебородова.
– Я не хочу, чтобы она шла в нашем театре! – продолжал Генрих Робертович
– Но мы уже запустили рекламную компанию. – не отступала директор театра. А Иван Яковлевич согласно кивал головой. И хотя он пришел совершенно по другому вопросу, который не имел ни малейшего отношения ни к пьесе, ни к личности режиссера, но было понятно, что пока он не решит этот вопрос и не получит обещанных денег на ремонт своего автомобиля из кабинета он не выйдет. Впрочем, его молчаливое присутствие нисколько не мешало разговору, и мы тоже не станем обращать пока внимание на старого работника культуры.
– Ну, что вы мне рассказываете про рекламную компанию? – продолжал распаляться главный режиссер. – Давайте все отменим.. Давайте я лично пойду в департамент и все объясню.
Вероника Витальевна попробовала было сказать о сложностях, которые она предвидит, в связи с этим походом, но донести свою мысль не смогла, так увлеченно сердился Генрих Робертович.
– Я приглашал в театр скромного милого парня. А сейчас это распущенный обнаглевший, необразованный … – дальше последовало слово, которое покоробило Ивана Яковлевича, потому что он не любил мата и, как ни странно, абсолютно не задело Веронику Витальевну, которая тоже мата не любила, но в данный момент ей было не до сантиментов. – Он не владеет профессией, он носится со своей бредовой пьесой и превращает театр в публичный дом.
Чем больше распалялся Генрих Робертович, тем больше допускал в своем спиче нецензурных слов, которые я с позволения моего читателя деликатно опускаю.
– С ним невозможно разговаривать. – почти кричал главный режиссер. – Все время хотелось просто вмазать ему. Если человек приходит в профессию не для того, чтобы работать, а для того, чтобы трахаться с актрисами, то пусть идет ставить стриптиз. Пусть идет работать в бордель, снимать порнографию, в конце концов! Не надо тащить всю эту мерзость в театр!
Надо сказать, что во время всей этой части монолога, посвященной нравственности, и директор и заведующий труппой сохраняли на своих лицах абсолютно серьезное выражение лица, что мне кажется заслуживающим уважения. Только в конце Вероника Витальевна не выдержала и попробовала вмешаться.
– Я думаю, что вся эта история с Анечкой Киреевой… и с остальными – это неправда. – сказала она, поморщившись. В голосе её появилась некоторая твердость, и Генрих Робертович даже несколько смутился.
Он некоторое время он молчал, вертя в руке телефон, и видимо это напомнило ему о звонке и о том, что его ждут.
– Вероника Витальевна, давайте еще раз соберемся в моем кабинете, пригласим Хлебородова, артистов, наверное, позовем и поговорим.
И главный режиссер стал собираться на встречу. Засуетился и Иван Яковлевич, торопясь пока все не разошлись, решить-таки вопрос финансовой помощи его машине, заторопилась и Вероника Витальевна, которая кроме директорских дел имела и личную жизнь. Несмотря на то что разговор в кабинете главного режиссера, казалось бы ничем не кончился, но театр все участвующие покидали с ощущением, что разговор был не напрасен.
Там же, недалеко от театра стоял актер Андреев, который так и не отнес гитару домой, а продолжал ходить с ней по городу пока не пришло время его встречи с Аленой Игоревной, которая хотела с ним о чем-то поговорить.
Не замечал ли ты мой драгоценный читатель, как много мы разговариваем, как много от этих самых разговоров ждём, и как мало на самом деле от них зависит? Вот и моим героям хочется сегодня поговорить.
– Антон, привет! – прошептал у него кто-то над ухом, пока он терзал гитару, присев на бордюре. – Ты чего прямо здесь ждешь? Увидят же!
И молодая девушка подхватила его под руку и потащила подальше от театра, опасаясь слухов и досужих разговоров.
– Пойдем в пирожковую? – предложила Алена. – Очень есть хочется.
То ли Антон вспомнил слова своего друга о качестве хлебобулочных изделий в пирожковой, то ли взыграло в нем некое гусарство, но предложение о посещении пирожковой он с негодованием отверг.
– Пойдем лучше в одно чудесное местечко. – сказал он решительно. – Я угощаю.
Глава девятнадцатая
Как ты уже, наверное, догадался, мой дорогой читатель, Антон решил поразить девушку размахом и удалью, и лучшим для этого местом, было, несомненно, кафе Г`Раф. В этом ресторане было ему все знакомо и именно туда он увлекал Алену Игоревну. Забыл ли он о том, что там же проводит время его друг Руслан, который явно не хотел, чтобы ему мешали, или Антон был уверен, что то