Калис

Глава 1

Когда белоснежный Понтиак подъехал к воротам ее дома, она уже ждала его с маленькой черной кожаной сумочкой на плече. Одета Леся была в черные обтягивающие ноги джинсы и голубоватую блузку, стянутую широким поясом. Волосы ее были собраны в пучок.

Подойдя к машине, она открыла дверцу и заглянула внутрь.

– Привет, Антоша, – поздоровалась она с водителем, и чмокнула его в щеку.

– Ты как всегда не отразима, – улыбнулся Антон. – Только ранее утро, а ты уже сияешь краше солнца.

– А я всегда такая, – ответила Леся на комплемент, садясь в машину и закрывая за собой дверь. – Ну что поехали?

– Поехать-то, конечно, мы поедем, но для начала было бы неплохо узнать, где находится эта твоя старая гостиница.

– Сейчас, – Леся открыла сумочку и, немного повозившись в ней, извлекла из нее фотографию. – На, возьми, – протянула она ее Антону. – Там, на обратной стороне, написан адрес.

– Так, – он внимательно рассмотрел дом и перевернул фото. – Село Беляево. Ты хоть знаешь, где находится это?

– Да. Я вчера узнавала, – ответила Леся. – Оно находится под Воронежем.

– Ну, ты даешь, моя прелесть, – возмутился Антон. – Туда же ехать целый день.

– Но не меня же туда черт дернул уехать, – парировала Леся. – Так что я здесь не при чем.

– Ладно, хорошо, поехали, – хрустя пальцами, ответил Антон. После чего, положив руки на руль, надавил на педаль газа.

За окнами их машины стали проноситься дома знаменитых людей, которые она видела уже несчетное количество раз, проезжая мимо них практически каждый вечер, но сейчас. Сейчас они казались ей какими-то странными. Они, словно наклонившись немного вперед, прощались с ней. Прощались с ней навсегда, словно не надеясь больше увидеть ее.

Она сидела на переднем сидении и поочередно переводила взгляд от них на простирающуюся впереди асфальтовую дорогу и обратно.

Откуда к ней пришли эти мысли? Леся не знала. Может быть это все нервы? Нервы перед предстоящей ролью? Может быть. А может, еще и накопившаяся усталость. Ведь она не спала этой ночью, она даже не пыталась этого делать. Она не поднималась в спальню, не расстилала кровать, не ложилась на нее. Она провела эту ночь в саду с бутылкой мартини. И это не могло не сказаться на ней. Она сегодня невероятно долго провела перед зеркалом, пытаясь привести себя в порядок… целых полчаса! Она пыталась убрать: мешочки, образовавшиеся под глазами; бледность кожи; трещинки вокруг губ, которые образовывались, когда она сильно уставала. И судя по реакции Антона, ей это вполне удалось.

Так что же это за чувство: усталость, нервозность или, может быть, предчувствие неизбежности? Предчувствие, которое охватывает пассажиров самолета, который, совершая свой очередной рейс, должен будет разбиться и похоронить их под своими обломками, но в отличие от них она не могла подойти к кассе, не могла, извиняясь, протянуть билет и сдать его кассиру. Она должна была лететь. Лететь на самолете, который вероятно разобьется, раздавив под собой ее тело.

– Лесь.

Погруженная в свои мысли, она слегка вздрогнула от голоса Антона.

– Лесь, с тобой все в порядке? Ты о чем-то задумалась?

– Да, нет, – она махнула рукой. – Так, пустяки.

– Ты нормально себя чувствуешь? – повторил свой вопрос Антон.

– Да. Я же сказала, что да, – ответила Леся. – А ты хотел мне что-то сказать?

– Знаешь, о чем я думал всю эту ночь?

– Нет, пока ты мне не скажешь.

– Я думал о нелепости.

– О нелепости? – удивленно переспросила Леся.

– Ну, знаешь, в детстве я часто зачитывался мистическими рассказами. И в них не так уж и редко действие происходило в заброшенных домах, без разницы каких: старых гостиницах, замках, обычных домах. Но все они стояли где-нибудь на отшибах, подальше от большого скопления людей. В них вечно водились привидения, утопленники, живые мертвецы или, на худой конец, жадные и коварные инопланетяне, пытающиеся захватить нашу землю и поработить людей. И вот сейчас мы едем как раз в такой дом. Как ты думаешь, кого мы там встретим: зомби или инопланетян? – он слегка улыбнулся. – А может, зомби сделанных из инопланетян? А что, неплохая идея сделать зомби из инопланетян? До этого еще, по-моему, никто не додумывался.

«Ему смешно, – проносились мысли в Лесиной голове. – Но если бы он только знал, какие забеги устраивают мурашки по моей спине, как меня колотит внутри. Он, скорее всего, остановил бы машину, сказав, что в жизни кроме ролей есть еще и много чего прочего, развернул бы машину и повез бы меня обратно домой. Но я не могу этого допустить», – и она сквозь зубы, едва сдерживаясь, улыбнулась ему. – Да, ты прав: живые-мертвые инопланетяне это здорово, и, самое главное, очень свежо.

– Наверное, – тихо произнес он.

Несколько минут они ехали молча. Теперь мимо них проносились поля. Вернее не поля, поля это когда на земле посажено хоть что-то: кукуруза, рожь, пшено – неважно, что именно, самое главное, посажено. И тогда в зависимости от этого и называют эту землю: кукурузным, пшеничным, бобовым полем…. Но на этой земле ничего не было посажено. И как нужно было назвать ее: пустым полем или полем пустоты? Но пустых полей не бывает в природе, по определению, ведь земля или является полем, или не является, третьего, как говориться, не дано. А что такое поле пустоты? Что это за странный гибрид кабачка с капустой под названием пустота? Одним словом перед ними пробегали бескрайние просторы пустой земли, которая сливалась в сплошной монотонный поток.

– Знаешь, сколько я езжу по этой трассе, и все время удивляюсь, – прервал молчание Антон. – Я смотрю на эту землю и думаю, почему правительство жалуется на плохие урожаи? Почему они закупают хлеб и другие продукты питания за границей? Неужели это намного выгоднее, чем наладить собственное сельское хозяйство? Засеять эти поля пшеницей, построить птицефермы, свинофермы, и тогда уже вынуть отвратную синтетическую курицу из своего рта и насладиться естественным вкусом живой, бегавшей когда-то по земле, курицы?

– Ты же знаешь сам ответ на этот вопрос, – Леся решила отвлечься от тревожных мыслей, которые жрали ее душу, словно черви спелое яблоко, и, положив руки на колени, внимательно слушала Антона. – Представь, если налаживать собственное сельское хозяйство, то нужно покупать оборудование, строить новые фермы. Ты знаешь, сколько на это нужно денег?

– Не знаю, но догадываюсь. Но они же есть в России.

– Я не спорю, – продолжила свои рассуждения Леся. – А теперь ответь мне на один вопрос. Что выгоднее делать с этими деньгами? Постоянно вкладывать их в сельское хозяйство, и тогда это сможет окупиться только через несколько лет, или каждый год тратить меньшие деньги на покупку зерна.

– Конечно, вкладывать деньги в собственное сельское хозяйство, – уверенно ответил Антон.

– Ты уверен? – Леся, слегка прищурив глаза, посмотрела на Антона.

– Да, – твердо ответил он. – Я полностью уверен в этом.

– А теперь ответь мне на другой вопрос. А откуда вышестоящие чиновники будут брать деньги, чтоб засунуть себе в карман?

– Ты, конечно, права, они хорошо греют руки на этом. Но, можно же вкладывать деньги в Российскую землю и какую-то часть их забирать себе. Тогда будет хорошо и им, и людям. Я разве не прав?

– Прав, – согласилась с ним Леся. – Конечно же, прав. Но ты сам пойми, первые годы придется вкладывать деньги в землю и одновременно, чтоб не начался голод, закупать зерно за границей. Так что, что получается?

– Что?

– А получается то, что остается намного меньше денег, для того чтобы положить себе в карман.

– Но, – возмутился Антон.

– Никаких «но», Атоша. Это Россия и этим все сказано, – категорично заявила Леся.

– Да ну их, – расстроено подвел итог Антон и через па узу спросил. – Ты мне лучше скажи, как там Артем? Он не звонил тебе? Как там идут у него дела в Чикаго? Как там съемки сериала?

– А ты и про это знаешь? – удивилась Леся. – Откуда? Я же не говорила тебе об этом ничего?

– Обижаешь меня, да? – делая огорченный вид, спросил Антон. – Ты же моя главная клиентка, да и притом неплохая подруга. А ты думаешь, почему я забросил все свои дела на сегодня и поехал с тобой. Я же друзей не бросаю. Я знаю, как важна для тебя эта роль, и поэтому я здесь.

– Извини, если обидела, – улыбаясь, проговорила Леся и потрепала его за щеку. – А Артем нормально, он звонил мне позавчера. Сказал, что съемки в самом разгаре. Они уже сняли несколько серий. И все идет хорошо.

– Ну, вот и отличненько. Погоди, – он замолчал и пристально посмотрел на Лесю. – Если ты в последний раз разговаривала с ним позавчера, следовательно, он ничего не знает о нашей сегодняшней поездке? Или тебе эту роль предложили не вчера?

– Вчера, – кивнула головой Леся. – Ты, кстати, смотри на дорогу, а не на меня. А то еще ненароком разобьемся, а этого так бы не хотелось делать, – она погрозила ему пальчиком и, когда Антон снова отвернулся к дороге, продолжила. – А про нашу поездку Артем действительно еще ничего не знает. Я решила ему об этом пока не говорить, чтоб лишний раз не волновать его и не отвлекать от работы. Вот приедем обратно, и если все пройдет хорошо и роль будет моя, вот тогда-то я позвоню ему и обрадую его. А сейчас незачем. Ты лучше сам мне скажи, как там твоя дочурка, как там Анжелочка?

– Да все нормально. Вчера вот получила пятерку по литературе.

– Она у тебя умная девочка. Пойдет по твоим стопам, будет театральным агентом, или, может быть, как я актрисой?

– Зачем спрашиваешь, ты ведь и сама прекрасно знаешь, что я еще не решил. Пусть подрастет сначала, в пятом классе еще не время об этом думать. А потом, когда уже станет взрослой, тогда сама и решит. Я не хочу давить на нее.

– Правильно делаешь. Я, насколько себя помню, в детстве никогда не любила, когда за меня принимали решения и давили на меня.

– Да ты и сейчас такая же.

– Я знаю, – сказала Леся и улыбнулась.

Глава 2

Вот и прошел уже целый месяц. Месяц назад, не говоря никому ни слова, в самый разгар приготовлений к съёмкам его первого фильма, он сорвался, побросал свои вещи в сумку и уехал. А что он мог сделать еще? Что сказать? Прийти к Степану Леонидовичу Шатских, продюсеру фильма, в кабинет, сесть перед ним в кресло и… А дальше? Что он мог сказать ему дальше? Мне нужно уехать. Конечно, так можно было поступить, но что он ответил бы, если бы Шатских задал ему резонный в таких случаях вопрос: куда? Куда он должен будет уехать, когда для старта съемок было практически все готово? Как долго его не будет? Заглянуть ему в глаза, хотя нет, лучше подойти, дружески похлопать его по плечу и вкрадчиво так объяснить: понимаешь, Леонидыч, когда я в очередной раз сидел за компьютером, ко мне пришел голос и сказал, что я должен уехать в старую гостиницу под Воронежем. И какая была бы реакция нормально человека после этих слов? Да ты, наверное, пьян или обкурился, так что иди проспись и не мешай мне сегодня работать, а завтра мы обсудим все заново. Хорошо? Хорошо, то, конечно, хорошо, но смысла в этом не было никакого.

И только тогда, когда он приехал сюда, в это село, он нашел здесь телефон, в сельской больнице и, позвонив продюсеру, сказал ему, что если тот хочет, может прислать актрису сюда. (Адрес и фотографию домика он выслал ему по почте). И если она ему понравится, то он позвонит ему еще раз и скажет, что он согласен с ее кандидатурой, и съемки фильма могут начинаться.

Целый месяц, а что он делал этот месяц? Это трудно объяснить. Хотя не совсем, если попытаться сделать это нескольким словами, то он узнавал, узнавал правду. Правду, от которой ему становилось тошно и страшно. Он даже несколько раз подходил к туалету, садился перед ним на колени, засовывал два пальца в рот, и его рвало. Рвало страшно, его выворачивало наизнанку, ему обдирало горло, но он не мог избавиться от поглотившего его ужаса, тот словно мелкими коготками цеплялся за его горловину и, раздирая ее до крови, кое-где даже с кусками мяса, не оставлял его. Он подходил к окну, открывал его настежь и мелкими судорожными вздохами, словно утопающий, которого только что вынули на берег, пытался надышаться воздухом и успокоиться. Но это было не так уж легко сделать. С каждым вдохнутым куском воздуха ему становилось тяжелее, к нему все больше и больше приходила, складываясь из мелких частей в огромную, мысль о том, что все, что он узнал – было истиной. Истиной, от которой нельзя избавиться; ее нельзя изорвать на мелкие кусочки; ее нельзя разбить на мелкие осколки; ее нельзя мимоходом выкинуть в открытое мусорное ведро.

Он, он один должен это сделать. Он должен был подготовить все для его уничтожения, вероятность чего, словно слеза по сравнению с океаном, была крайне мала. Либо? Либо тот с его помощью уничтожит, избавит человечество от бессмысленного прожигания жизни на этой Земле.

И весь этот месяц он ждал, ждал и надеялся. Надеялся на чудо, которого не бывает на этой чужой Земле.

Лес, темный густой лес, он бежит по нему. Ступни его изодраны, и кое-где даже видны свисающие лоскутки кожи, содранные с ног.

С изрезанным, бьющими его ветками, лицом он выбегает на поляну и останавливается. В недоумение он оглядывается по сторонам, словно ищет что-то. Он начинает покрываться соленным потом, и раны на его лице начинают щипать.

Не найдя того, что искал, он садится на корточки, берет в руку пучок травы, и не замечая, как трава режет ему язык, начинает жевать ее. После чего сплевывает образовавшийся комочек себе на руку, и растирает его по лицу. От боли его начинает мутить, но он не останавливается, а наоборот все сильнее и сильнее втирает траву.

– Остановись, – раздается вокруг него грубый мужской голос. Но откуда он исходит? С какой стороны: справа, слева, спереди, сзади? Он не знает. Его окутал этот голос и ударил со всей силой по голове. – Остановись, это бесполезно, ты не знаешь всего, – продолжает голос.

Но он не слушается его. Он наклоняется над землей, и срывает еще один пучок травы, и, распрямившись, начинает вдавливать эту траву одной ладонью в другую.

– Остановись, этим ты только покалечишь себя, – усиливается голос, практически переходя на крик.

Макс еще раз оглядывается по сторонам. Снова никого. Он останавливается, сквозь его пальцы проскальзывают и падают на землю темно-зеленые комки травы. Он открывает рот и начинает кричать.

– Что тебе от меня надо?! – он слегка нагибается и, для усиления звука, давит на живот. – Выходи! Я тебя не боюсь!

В ответ только тишина.

– Ты трус! – не разгибаясь, снова кричит Макс. – Трус!

Тишина повисла в лесу.

Он разгибается и начинает вертеть головой по сторонам. Он видит. Видит, как, не разрывая тишины, словно не ступая по земле, а паря над ней, из леса выходит Он – не человек, хотя, он точная копия человека, человека четырех метрового роста. Голова существа находится практически у самых верхушек деревьев, но, когда он идет, ни одна ветка не задевает его. Деревья, словно страшась его, обходят его стороной, боясь даже слегка соприкоснуться с ним своей самой маленькой веточкой.

– Ты бежал? – грозно спрашивает существо у Макса. – Ты хотел убежать от меня? Зачем? Ты разве не знаешь, что это бесполезно? Ты не знаешь, что это также реально как убежать от жизни и не найти при этом смерть?

– Я не боюсь тебя, – Макс запрокидывает голову вверх и с ненавистью в глазах смотрит на существо. – Ты должен будешь умереть.

– Я? – переспрашивает существо. – Умереть? Должен? – смехом существа наполняется вся поляна.

– Это не смешно, – твердо говорит Макс. – Это правда.

– Ага, – кивает существо. – Ты еще для полной убедительности топни ножкой, и тогда это точно будет правдой.

С ненавистью глядя на существо, Макс выставляет свои зеленые ладони перед ним. Существо осекается и внимательно смотрит на его ладони.

– Извини. Хоть ты и вспомнил это, но даже это тебе не поможет спасти… – существо оскаливает свои ровные белоснежные зубы.

Макс открыл глаза. Он лежал на кровати в маленькой комнатушке на втором этаже гостиницы, на стенах которой висели старые потрепанные ковры: на одном из них был изображен лес; на другом большой великан, видимо, взятый из какой-нибудь детской сказки, стоящий около огромного котла. В одной руке его был пучок какой—то травы, в другой барахтался человек. Из зажатой в кулак руки великана, торчали только лишь ноги этого человека обутые в странные, с загнутыми носами, туфли.

– Уф, – тяжело вздохнул Макс, вытирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. – Опять эти сны.

Откинув одеяло, он встал с кровати и, надев на ноги стоявшие рядом тапочки, подошел к окну и открыл его. За окном была осень. Листья на деревьях, уже пожелтев, начинали отрываться от веток, и, танцуя последний вальс с ветром, плавно подчиняясь его движению, ложились на землю, и тихо умирали. Правда, иногда они поднимались с земли, но, пролетев несколько метров, снова опускались на нее. Но это уже были не они, точнее, не совсем они, это были только лишь их бесчувственные тела. Небо, словно желая проститься с ними, затянулось тучами.

– Видимо, сегодня будет дождь, – сказал сам себе Макс, рассматривая простирающееся перед ним небо.

– Доброе утро, Кросс, – раздался голос за его спиной.

– Доброе. Ты всегда появляешься так, как тогда, в первый раз, в моем кабинете, – не поворачивая головы от окна, ответил Макс.

– Не понял, это как?

– Бесшумно, – тихо ответил Макс, повернувшись к гостю. Это был ничем не примечательный мужчина средних лет, одетый в черную рубашку, черные брюки и коричневые туфли. Гость сидел на не застеленной кровати, положив ногу на ногу. Подойдя к кровати, Макс сел рядом с ним.

– Мне опять снился странный сон, – еле слышно произнес Макс.

– Да? – заинтересовался гость.

– Я был в лесу, – начал отвечать Макс. – Сначала я куда-то бежал, потом остановился, потом появился великан, – Макс посмотрел на ковер, на котором был изображен великан. – Вон тот великан, – он показал на ковер рукой. – Мне показалось, что я знаю, что он хочет от меня.

– Что же?

– Не знаю, – Макс пожал плечами. – Сейчас уже не знаю. Но тогда, во сне, я знал. У меня было такое ощущение, что мы с ним уже встречались, и во сне я убегал именно от него. Еще я помню, как взял в руки траву, растер ее в руках, и выставил их перед ним. Он сказал мне, что я вспомнил что-то. Но это что-то мне не поможет спасти кого-то. Скажи мне, что я вспомнил, Калис?

– Интересно, – гость, словно не замечая вопроса, цыкнул языком, несколько минут молча просидел, смотря на Макса. Потом поднялся с кровати. – Да, кстати, сегодня будет трудный день.

– Да? А что сегодня будет?

– Сегодня приезжает она, – ответил Калис и вышел из комнаты, снова оставив Макса одного.

Когда дверь за ним закрылась, Макс встал с кровати и, заложив руки за спину, стал ходить взад-вперед по комнате.

– Сегодня, – проносились мысли в его голове. – Это случится сегодня. Нет, стоп. Сегодня она только приедет, значит, в запасе есть несколько дней. Несколько дней, чтоб ее подготовить к встрече с ним. И зачем я послушался? Зачем, как дурак, я приехал сюда? Что мне нужно было здесь? Ответы на вопросы: откуда я и почему мне сняться такие сны? Получил ответы?! И что, легче стало? Полегчало тебе от этого? – Он подошел к окну и сделал глубокий вдох. – Радуйся! Ты знаешь кто ты, теперь ты счастлив? До безумия счастлив? Стоп. Сон! Я знаю… – он посмотрел на свои ладони. – Нет, все те же ладони. Но ведь что-то тебя заставило задуматься? Что-то встревожило тебя? Я же видел, как ты замолчал, как на твоей шее вздрогнула вена. Видел! Но я не понимаю, почему? Обыкновенная рука с обыкновенными линиями на ней. Но тогда что? Жалко, что я не изучал искусство хиромантии, может, тогда я мог бы дать ответ. Ведь сейчас эти трещины на моих ладонях для меня только лишь безмолвные линии. А может, мне натереть их травой? Может, тогда появятся проблески, появится то, что я не смогу не заметить? Может, тогда появится хоть какой-нибудь, хоть самый ничтожный шанс. Шанс предотвратить предстоящее и дать ей подсказку, которая поможет ей спастись самой и спасти, хоть оказывается и неродное мне человечество.

Он подошел к шкафу и, надев майку и джинсы, быстрыми шагами вышел из комнаты.

Сбежав по лестнице на первый этаж, он наткнулся на входящую в дом Марту, хозяйку гостиницы, несущую в руках большие сумки.

– Доброе утро, Максим, – улыбнулась она, поставив сумки на пол и потирая руки, на которых виднелись красные борозды от ручек сумок. – Как тебе спалось? Хорошо?

– Доброе утро и вам, Марта, – в ответ улыбнулся Макс. – Мне спалось нормально, спасибо.

– Вот и хорошо. Завтрак будет готов примерно через полчаса. Я вот за продуктами в село с утра пораньше сходила и сейчас его приготовлю.

– Зачем вы ходили туда? – поинтересовался Макс. – Вы бы мне сказали, и я бы сам съездил бы.

– Да, знаешь, – еще раз улыбнулась она. – Мне не хотелось тебя будить. Ведь ты такой выдающийся человек, за тобой нужно ухаживать, лелеять твой талант.

– Да ну вас, – усмехнулся Макс. – Конечно, я бы сейчас мог закатить глазки и скромно сказать, что я не так уж и знаменит, но я не буду этого делать. И не потому, что у меня звездная болезнь. Просто, когда тебя узнают на каждом шагу, не дают спокойно дышать, то эта слава надоедает. И утверждать, что ее нет, это значит, просто кокетничать, чего настоящие мужики не должны себе позволять. А во-вторых, если я даже и знаменит, то знаменитость это не диагноз, по которому дают инвалидность. И я все могу делать сам. Так что вы меня, можно сказать, обидели.

– Ну, не серчай, – ответила Марта, беря в руки сумки. – В следующий раз я обязательно тебе скажу.

– Давайте я хоть сейчас вам помогу, – он протянул руки, для того чтобы взять сумки из ее рук, но она не дала ему их.

– До кухни я и сама их донесу, полметра каких-то, – и Марта пошла на кухню.

Макс вышел из дома. Увидев в нескольких метрах от дома небольшую полянку, он быстрыми шагами подошел к ней. Как во сне, он наклонился к траве и сорвал ее, после чего тщательно растер ее между ладонями и, выкинув ее, посмотрел на них. Но, кроме того, что они приобрели зеленоватый оттенок, он ничего не увидел, ничего не изменилось, не появилось ничего нового бросающегося в глаза, все оставалось по-прежнему. Сплюнув, он поплелся в дом. Промелькнувший лучик надежды исчез, оставив после себя только горький привкус обиды во рту.