Темп нашей жизни не оправдывает работы наспех, как-нибудь, лишь бы поскорее сделать. Проповедь опрощения работы литератора может привести только к бездушному натурализму, к мёртвой фотографии той всесильной работы, которая возрождает мир трудящихся, освобождает его от векового рабства быта и мысли. Проповедь опрощения может обратиться в привычку всё опрощать, может узаконить постыдный обычай небрежной работы, не достойной материала, искажающей его.

В миропонимание пролетария всё ещё вторгаются идеи, враждебные ему. У нас, например, была возможна проповедь необходимости «организованного понижения культуры». Отголоски этой теории ещё не замерли в шуме строительства, и стремление к опрощению в литературе – один из таких отголосков антипролетарской, антикультурной ереси. Между опрощением и простотой есть существенная разница, её можно выразить так: опрощение – это искусственность и, значит, фальшь, а простота – подлинное искусство. Правда будущего – проста и ясна. Литератор-пролетарий должен ставить целью своей именно простоту, ясность, чёткость. Он работает на завтрашний день, и его книги скоро начнут читать пионеры, октябрята – хозяева завтрашнего дня. Следует помнить, что литератор ответствен пред поколением, которое идёт на смену ему. Чувство ответственности пред завтрашним днём у нас развито слабо, и этим объясняется очень многое плохое, что давно уже пора бы уничтожить.