Беседа с писателями-ударниками…

Так что, понимаете, тут есть свой смысл. Дело в том, что стих требует точности и малословия, сжатости, экономии слова. Это очень хорошо, потому что без этой экономии, без этой сжатой, крепкой фразы – не сделаешь произведения в достаточной мере сильного и звучного, красивого. Но не нужно забывать: для того, чтобы писать стихи, нужно очень хорошо знать язык. По отношению к очень многим нашим писателям нужно сказать, что с русским языком они обращаются варварски и знают его плохо. Большинство наших поэтов, к сожалению, работой над языком не занимаются, и стишки у них серенькие, жестяные. Меди нет, нет серебра, не звенят они, не поют.

С места. Как вы работаете над своими произведениями?

Горький. Это очень трудно рассказать. Я не совсем ясно представляю себе смысл вопроса.

С места. Накапливание материала и т. д.

Горький. Материал накапливается так же, как и у всех. Вы идёте по улице и вы видите фигуру, которая чем-то отличается от всех фигур. Не бывает, чтобы вы обращали внимание на каждое лицо толпы, мимо которой вы идёте. Вы видите бесконечное количество людей, но два-три лица почему-то останавливают ваше внимание. Ваша память фиксирует эти чёрточки, может быть, фиксирует необычайный или смешной чем-то костюм, может быть, позу, может быть, походку, может быть, черты лица. Вы не отдаёте себе отчёта, а механически воспринимаете впечатления; забываете о них. Но, когда нужно, ваша зрительная память приходит вам на помощь, и вы черпаете из запасов этих мелких впечатлений нужное вам лицо. Это обычный процесс накапливания опыта. Я видел, скажем, в течение жизни, может быть, полторы тысячи попов. И у меня сложилось представление о каком-то одном попе, потому что от всех отложились какие-то чёрточки. И если мне нужно написать попа, то я знаю, как его изобразить, какие черты ему придать, чтобы он был типичным. Тип – это синтез множества отдельных черт, присущих людям той или иной породы: лавочникам, монахам, полицейским и т. д. Развивается профессиональная наблюдательность литераторов. Литератор видит больше, потому что это его профессия. Все наши способности развиваются от их употребления в дело, от работы. И у литераторов точно так же развивается привычка наблюдать, способность быстро схватывать вещи. Если вы произведёте такой опыт: заставите любого человека закрыть глаза на какое-то ничтожное время, на две-три секунды, а потом открыть глаза, и спросите, что он видел, что попало в его поле зрения, то чиновник увидит меньше, а литератор больше. Он не расскажет столько, сколько вы сможете рассказать, потому что это даётся профессией. Наблюдение, изучение, сравнение – это дело литератора. Это то же самое, что у любой науки. Для того, чтобы придти к какому-то выводу, построить гипотезу, нужен опыт. Гипотеза – это тоже тип. Под любой гипотезой лежат тысячи опытов, и из этих опытов получается гипотеза или теория.

Ставится вопрос: создаю ли я план? В общих чертах план, конечно, есть, я только не пишу его на бумаге. Некоторые писатели, как, например, Золя и другие, даже снимали места, где должно происходить действие романа, записывали различные особенности людей, людей тех мест, рисовали фигуры наиболее типичные – получалось то, что есть в грандиозном произведении Золя, в его «Карьере Ругон-Маккаров».

Недавно изданы некоторые материалы Достоевского по «Идиоту» и «Преступлению и наказанию». Из них видно, что он собирал материалы, записывал разные вещи и т. д., это был материал его опыта. Главным образом это был материал психологический, мысли, а не факты.

Что касается меня, я живу шестьдесят три года, это много, жить и наблюдать я начал довольно рано, лет с десяти. И вот этими накопленными богатствами я живу и пользуюсь. Как это делается технически? Вот человек встал в восемь часов, выпил чашку кофе, в половине девятого сел за стол, сел и пишет до часу пополудни.