Это был Егор Петров, номер семьдесят пять в его длинном списке имён. За двадцать с лишним лет мужчина проверил больше сотни человек. Это было непросто. Они вырастали и разъезжались по стране, меняли имена и фамилии. Но всё же его список был изрядно почёркан и весь испещрён мелкими пометками. И Пётр Александрович не терял надежды.

Он служил в следственном комитете подполковником. Специально пошёл туда, чтобы иметь доступ к информации. Свободного времени было мало, но он упорно искал своего сына.

И вот, кажется, нашёл. Мальчику на фотографии было лет четырнадцать, он дерзко улыбался, взъерошив рукой тёмно-русые волосы.

Пётр Александрович достал из внутреннего кармана старую выцветшую фотографию и положил рядом.

– Я нашёл его… – прошептал мужчина, и из его глаза скатилась скупая слеза.

Заведующая приподнялась, чтобы лучше рассмотреть, и её брови удивлённо взлетели вверх. Казалось, на фотографиях один и тот же человек, так они были похожи. Оба в серых футболках и шортах, оба с взъерошенными волосами. Только присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что на более старом снимке – девочка. Её волосы были чуть длиннее, а под футболкой прорисовывались небольшие груди.

– Где он? Скажите мне, вы знаете, где он сейчас? – взволнованно спросил мужчина.

– Да-да, конечно, – растерянно сказала заведующая, всё ещё потрясённая увиденным. Нечасто такое случалось, чтобы родители находились спустя почти двадцать пять лет. Но женщина взяла себя в руки и продолжила:

– Егор – самый известный наш воспитанник. Он поменял фамилию, когда получал паспорт. Многие так делают, вы же знаете, в доме малютке их всех записывают, как придётся: Иванов, Петров, Кукушкин…

Петр Александрович нетерпеливо закивал, взглядом умоляя её продолжать.

– Он выбрал фамилию Бруславский, уж не знаю, почему она ему понравилась. А когда начал петь, и её сократил, стал зваться просто – Егор Бро. Эх, жалко его, талантливый был мальчик.

– Что? – мужчина схватился рукой за сердце.

Заведующая заметила его состояние и тут же спохватилась:

– Ох, боже мой, что я говорю! Нет-нет, он жив. Жив! Его сильно избили, и он потерял свой голос, но он живой! Приезжал к нам недавно со своей девочкой, игрушек столько детям привёз.

– Как? – только и смог выговорить Пётр Александрович. В его голове мельтешили какие-то обрывки воспоминаний, и он от волнения никак не мог сложить их в единую картинку.

– Да не волнуйтесь вы так, с ним всё хорошо, – увещевала его заведующая. – С костылем, правда, ходит и пока не говорит, но зато какой счастливый! И Ксюшенька его – такая хорошая девочка!

И тут картинка сложилась. Вот это совпадение!

– Вы знаете их точный адрес? – спросил Пётр Александрович.

– Нет, откуда? Я даже и не спрашивала.

– Можно я возьму с собой его фотографию?

– Да-да, конечно. Я только отсканирую её для дела.

Пока она включала сканер, мужчина нетерпеливо притоптывал. Ему срочно нужно в больницу, возможно, там что-то знают. А если нет, будет сначала искать Ксюшиного отца, Николая Афанасьевича. Тот упоминал, что в институте работает. Михеев. Точно, его фамилия Михеев.

***

Ксюши нет уже три дня, и я жутко скучаю. За окном льёт дождь, и мы грустим с ним вместе.

Переделал кучу дел. Продал свой мотоцикл и купил недорогую машину. Прошёл дополнительное обследование и собрал недостающие справки для страховой компании. Если всё получится и мне выплатят страховку за голос, смогу купить нам с Ксюшей собственную квартиру. Даже тех десяти процентов, что Шепелев мне оставил, должно хватить на однушку. Где-нибудь на окраине, но зато свою.

Раньше я копил деньги на дом. Хотел иметь свой шикарный особняк в каком-нибудь модном месте. Откладывал не слишком активно, больше тратил на развлечения и шикарную жизнь. Наверное, так я пытался восполнить всё то, чего мне не хватило в моём детдомовском детстве. А потом этот случай с Кокориной, и всё накопленное пришлось отдать. Я не жалею, что так получилось. Иначе я бы никогда больше не встретил мою Ксюшу. Я потерял кучу денег, но обрёл настоящую любовь. Это был хороший обмен.

Николай Афанасьевич оказался замечательным человеком. Он тоже мне очень помог. Возил везде и говорил за меня с людьми. Благодаря ему всё получилось сделать в столь короткие сроки. Ещё он делился со мной своими немногими воспоминаниями из Ксюшиного детства, и я благодарно его слушал. Мы оба скучали и с нетерпением ждали её возвращения.

А потом грянул гром, и я услышал о нём в новостях. Тасю Белкину нашли с перерезанными венами в её собственной ванне. Тут же посыпалась куча вопросов обо мне и наших с ней отношениях.

«Где был в это время Егор Бро? Ведь его уже выписали, и он должен был переехать к девушке? И где он сейчас? Встречались ли они на самом деле? И не из-за него ли девушка покончила с собой? Может быть, она узнала, что он ей изменяет? А может, это он причастен к её смерти и сейчас находится в бегах?»

Фантазия репортёров изобретательна. Агент Таси молчит. Следствие не исключает убийства. И весь город ищет Егора Бро.

Первой, о ком я подумал, была Ксюша. Они пойдут в больницу и там узнают о ней. Обожающие меня медсестры первые сдадут её с потрохами. А когда репортеры узнают о наших с ней отношениях, разразится новый скандал. Мы оба будем под подозрением.

Пока никто не знает наш новый адрес, но его узнают рано или поздно. Журналисты – пронырливые гады. И они придут сюда. А может быть, их опередит следствие.

В любом случае, Ксюше нельзя сюда возвращаться. Нас будут пасти репортёры и вызывать на допросы следователи, и я должен как-то оградить её от этого.

«Милая, тебе нельзя пока возвращаться в Москву. Посмотри новости и поймёшь. Поезжай куда-нибудь в деревню к подружке, чтобы никто не знал, где ты. Я попробую сам со всем разобраться. Люблю тебя»

Решаю завтра сам поехать в полицию. Мне нечего скрывать, и они всё равно меня найдут. Расскажу им о нашей лжи. Надеюсь, агент Таси и Григорий Иванович подтвердят мои слова.

Но полиция приехала ко мне сама. В девять вечера раздался звонок в дверь, и я увидел в глазок развернутые корочки следователя.

Открыл дверь и недоумённо уставился на своего соседа по палате.

– Впустишь? – как-то несмело спросил он.

Я пропустил его в квартиру, закрыл дверь и показал рукой на кухню. Мы сели за стол друг напротив друга, и я вопросительно поднял брови.

– Прости, что я так, – кивает он головой на удостоверение. – Не знал, как представиться. Мы ведь с тобой даже толком и не познакомились.

Киваю ему и протягиваю руку. Он пожимает её и тяжело вздыхает.

– А я ведь думал, что сердце ёкнет сразу, как только увижу тебя. А получилось вон как, четыре дня пролежали в одной палате и не признали друг друга…

Я не могу понять, о чём он говорит, и недоумённо развожу руки в сторону.

– Я взял в детдоме твою старую фотографию, – говорит он и кладёт передо мной на стол снимок. Я помню его, нас всех тогда фотографировали по одному, чтобы вложить в личное дело. Но зачем этот мужчина принес мне мою же фотографию, никак не могу понять.

– А это, – он достает из кармана другую фотографию и кладёт её рядом, – твоя мама, Иванова Лидия. Но все называли её Лидок. Я нашёл тебя, сын…

Я смотрю на фотографию девчонки, как две капли воды похожей на меня, и вспоминаю вдруг то, что он рассказывал тогда в больнице. Я его не слушал почти, но почему-то слова врезались в память. Я не могу поверить в то, что это происходит со мной, и в шоке смотрю на него.

– Если хочешь, сделаем экспертизу, но я уверен, что она подтвердит. Прости, что так долго искал тебя… Прости, что уехал и бросил её тогда… – почти шепчет он. – Может быть, если бы я остался с ней…

Мотает головой и трёт кулаками глаза. Я крепко сжимаю его руку и тоже не могу сдержаться.

Наверное, это странно смотрится со стороны. Два мужика сидят на кухне и плачут, держа друг друга за руки. Но я так счастлив спустя столько лет узнать своих родителей! Пусть в живых остался только отец, но он любил мою мать и может рассказать мне о ней.

Достаю из шкафа блокнот и ручку (Ксюша позаботилась, чтобы в каждой комнате они были) и пишу ему:

«Я очень счастлив, что ты нашёл меня, папа»

Спустя полчаса примчался Николай Афанасьевич. Он увидел новости и запереживал, что дал мой адрес малознакомому человеку. А ещё он ничего не понял про мои отношения с Тасей и приехал, чтобы всё у меня выяснить.

Пока я писал на листочке подробный рассказ о том, какие отношения связывали меня с Тасей Белкиной, Ксюшин папа слушал историю о том, как долго этот «малознакомый человек» искал своего сына. В конце рассказа он крепко обнял моего отца, поздравляя и принимая в семью. Вот это было ещё невероятнее. За какой-то один месяц мы с Ксюшей обрели друг друга и своих отцов, и теперь у нас есть настоящая семья.

Пока они читали мою писанину и бурно обсуждали «этот лживый шоу-бизнес», я переписывался с Ксюшей. Она пришла в ужас от выпуска новостей и тут же рвалась приехать, убеждая меня, что должна быть рядом и что выдержит любой прессинг.

«Нет, девочка моя, и даже не спорь. Пока тебе лучше быть подальше от меня. Кстати, твой папа тоже так считает»

«И мой тоже» – всё же добавил я, хотя сначала не хотел ей так об этом сообщать.

Получив кучу вопросительных знаков, вкратце описал ситуацию, и только тогда Ксюша успокоилась, решив, что втроём мы точно без неё справимся.

Милая моя девочка, как же я тебя люблю…

На следующий день мы с отцом съездили к его коллегам в следственный комитет, и я дал письменные показания о своих отношениях с Тасей. Позже агент Таси подтвердил мои слова, и у следствия больше не было ко мне вопросов.

Вопросы были у репортёров. Они всё-таки узнали, где я живу, и то один, то другой подкарауливали у подъезда или звонили в дверь. Я показывал им, что не могу ничего сказать и просто уходил. Гулять становилось невозможно, и я почти целыми днями сидел дома.

Ксюша гостила у Юли в деревне и присылала мне свои фотографии на фоне грядок. Фотографии становились всё откровеннее, и я понимал, что она тоже по мне тоскует…

На пятый день в интернете появилась статья «Тайная девушка Егора Бро». В ней писали, что, оказывается, всё то время, что я лежал в больнице, за мной ухаживала некая рыжеволосая девушка по имени Ксюша. Она спала со мной в одной палате, кормила с ложечки и пряталась в комнате отдыха, когда ко мне приходила Тася. А бедные медсестры, оказывается, даже боялись лишний раз зайти и проверить больного, чтобы не застать нас за разными непотребствами. А я, такой-сякой кобелина, ещё и при любом удобном случае норовил залезть под юбку к каждой мало-мальски симпатичной медсестре. И их источник нисколько не сомневается, что это я довёл бедную Тасю до суицида своим аморальным поведением и постоянными изменами. В доказательство репортёр приводил кадры с камеры видеонаблюдения возле больницы, где Ксюша встречает меня после выписки и помогает дойти до машины.

И если к подобным сплетням и грязи я привык, то фотография Ксюши – вот это было плохо. Она была не слишком чёткая, но если видел эту девушку хоть раз, тебе не составит труда узнать её на снимке. Хорошо хоть фамилию репортёр не назвал. Её в больнице мог знать только мой врач, но он, видимо, не опускается до подобных сплетен. И за это я ему благодарен.

«Про тебя узнали. Держись, милая. Прости, что втянул тебя в это».

Отправляю ей ссылку на статью, она должна это знать и быть готовой к вопросам знакомых. А в том, что они узнают, я не сомневался. Статья наделала много шума, и наша фотография с разными провокационными заголовками быстро распространялась по соцсетям. Впервые я проклинал свою популярность, но не мог ничего сделать, чтобы остановить это. Любые комментарии с моей стороны только усугубят ситуацию. Остается лишь надеяться, что скоро появится другая новость, которая вновь займёт все мысли этих жадных до сплетен людей.

Глава 16. Десять тысяч бумажных самолётиков

Несколько дней назад Анжела Эдуардовна получила очень изысканный подарок. Большую картину в красивой позолоченной раме. На картине была изображена черноволосая девушка с лицом одной известной фотомодели. Девушка лежала в кровавой ванне, раскинув свои руки. На её изящных запястьях сияли алым тонкие рубиновые браслеты.

Анжела Эдуардовна подарок оценила. Она повесила его в своей спальне и каждый раз, просыпаясь, смотрела на картину и довольно улыбалась.

А между тем, город гудел от новостей о предстоящей свадьбе. Это должно было быть событие века, и журналисты наперебой рассказывали жителям о том, сколько гостей приглашено, каких размеров будет свадебный торт и какие известные дизайнеры шьют свои варианты платья для невесты.

Сегодня Анжела Эдуардовна снова была под кайфом. Она нашла отличный способ смириться с предстоящей свадьбой и справиться с непонятной грустью последних недель. Полдня она беспрестанно хихикала и изводила свадебного организатора всё новыми безумными идеями, которые он непременно должен воплотить на её торжестве через две недели.

А потом просто сидела в полнейшей апатии на своём любимом кресле и с улыбкой на губах смотрела сюрреалистические мультики в своей голове. Во всех этих видениях был Егор, но в разных обличьях. Это всегда были животные, очень гипертрофированные, с ярко-карими человеческими глазами. Сначала был огромный серый соловей в клетке. Анжела говорила ему: «Пой, Егорушка, пой» – и он пел голосом Егора её любимые песни. Потом пес с гигантским детородным органом. Он смотрел на неё влюблёнными глазами, высунув длинный красный язык. Потом она скакала на поджаром жеребце, который тоже был Егором, по огромным полям, заросшим крупными красными маками. А затем был огромный питон, который сжимал своими толстыми кольцами её обнажённую грудь и шептал прямо в лицо: «Я жжже жжжив, жжжив… Почччему ты не приходишшшь ко мне?»

Дурман потихоньку рассеивался, и Анжела поняла вдруг, что это всё ей надоело. Она встала и спокойно отправилась в свой личный салон красоты, который разместился в заднем крыле её большого дома. Отсидев положенное время в фитобочке и получив расслабляющий массаж, она, спокойная и обновленная, выпила стакан апельсинового сока с мятой и решила заглянуть в интернет, чтобы узнать последние новости.

И тут её ждало неприятное известие. Оказывается, у Егора была другая девушка, настоящая, которая ухаживала за ним в больнице, а потом увезла к себе. Анжела вгляделась в фото и с удивлением узнала ту жалкую официантку из клуба, которая не смогла донести ей стейк и которую она заставила всю ночь мыть туалеты. О да, Анжела всегда запоминала тех, кто ей чем-либо не угодил, чтобы при любой возможности снова им отомстить.

На удивление, девушка спокойно восприняла это известие. Может быть, в её организме ещё действовал наркотик, а может, так повлиял расслабляющий массаж. Она просто пошла в свою спальню, сняла со стены картину и выбросила её из окна. Потом легла на кровать и проспала без сновидений до самого утра.

А утром Анжеле захотелось чего-то особенного. Она потребовала принести ей клубники со взбитыми сливками и любимую кошку.

– Ах, малютка, мне так одиноко, – притворно вздохнула Анжела, и кошка замурчала и потерлась о её руку…

Лори довольно слизывала взбитые сливки, а Анжела ела сочную клубнику и размазывала её сок по своей пышной обнажённой груди. Но сегодня одной малютки оказалось мало, и девушка достала из прикроватной тумбочки любимую игрушку. Это была толстенькая серебряная пуля с огромным сияющим камнем на тупом конце. Анжела вставила её, куда нужно, и снова дала кошке взбитые сливки. Теперь всё получилось, и скоро Анжела уже довольно вдыхала белую дорожку со своего туалетного столика.

Потом она залезла в Интернет в поиске новостей и увидела свеженькую статью. Её заголовок кричал: «Любовное гнездышко раскрыто!», а на фотографии был Егор, выходящий из какого-то невзрачного подъезда. Анжела удовлетворенно хмыкнула, это было именно то, чего ей не хватало.

Она медленно втянула ещё одну белую дорожку. Удивительно, но этот волшебный порошок помогал ей думать. А обдумать ей надо было многое.

***

Ашот Нургалиев был очень раздражен. Эта вздорная баба заставила его приехать и посмотреть украшение зала к свадьбе. Он – деловой человек, у него весь день по минутам расписан, а она ворвалась на совещание и закатила скандал, что он не уделяет ей внимания и совсем не интересуется подготовкой к свадьбе. Опозорила его перед серьёзными людьми. Они, посмеиваясь, предложили ему съездить и укротить прекрасную фурию, а совещание перенесли на следующий день.

Он бы с радостью её укротил, но она не давалась и обещала неземное наслаждение, но только после свадьбы. Ничего, ещё пара недель и он поставит её на колени. Потом даже её отец не сможет ничего сказать. Женщина должна знать своё место и любить крепкий хлыст своего хозяина.

Пока же он во всем с ней соглашался и расточал комплименты. Главная сделка его жизни не должна сорваться.

Анжела притащила его в банкетный зал какого-то отеля, и Ашот в недоумении оглядывался по сторонам, не видя никаких украшений. По периметру большого помещения стояло множество работающих тепловых пушек, направленных в центр комнаты. А под потолком была очень туго натянута какая-то невзрачная ткань.

– Красавица моя, что именно ты собиралась мне показать? – пытаясь оставаться спокойным, процедил сквозь зубы Ашот.

– Подожди, милый, скоро ты всё увидишь, – пропела девушка и закружилась по комнате.

Остановилась возле своего охранника и протянула руку:

– Мне нужен твой пистолет.

Ашот напрягся, а его личная охрана положила руки на стволы и переглянулась с боссом. Он едва заметно покачал головой и продолжал наблюдать за Анжелой. А она кружилась обратно к нему, но теперь уже с пистолетом в руках.

– Сокровище мое, оружие – это не игрушка, – осторожно произнёс Ашот.

Анжела остановилась напротив него и резко выдохнула прямо в лицо:

– Я знаю!

Её зрачки были сильно расширены, а на щеках играл лихорадочный румянец. «Да она под кайфом», – наконец, догадался мужчина. По его спине стекла струйка пота, и он чуть отклонил голову назад. Это был условный знак. Охрана осторожно двинулась в их сторону, доставая стволы.

Анжела резко вскинула руку и выстрелила в потолок. Раздался треск, натянутая ткань лопнула, и вниз посыпались сотни бумажных самолетиков. Они падали и снова взлетали, и кружились вокруг них в тёплых струях воздуха. Анжела отбросила пистолет и радостно прыгала, ловя самолетики и снова запуская их. Казалось, что девушка сошла с ума. Мужчины потрясённо смотрели по сторонам и не знали, как им на это реагировать.

– Посмотри, Ашотик! – кричала Анжела. – Здесь ровно десять тысяч бумажных самолетиков! И все они несут тебе одну и ту же весть!

Она поймала один самолетик и протянула ему. Ашот осторожно взял самолёт из её рук и развернул. Это была распечатка статьи с заголовком «Любовное гнездышко раскрыто». Широким синим маркером в статье были выделены слова «почти поправился», «таинственная Ксюша», «абсолютно счастлив», «воркуют как голубки».

– А знаешь, что это значит, Ашотик? – продолжала кричать Анжела, кружась по комнате вместе с самолетиками. Приблизилась к нему и закричала прямо в лицо: – Что ты ОБ-ЛА-ЖАЛ-СЯ! Ты не прошёл последнее испытание, Ашотик! Свадьба отменяется!!!

И она расхохоталась, как безумная. Мужчина развернулся и быстро пошёл к выходу. А она всё хохотала и хохотала.

– Дальше я сама, Ашотик! Ты ни на что не способен!

***

Тем же вечером зайдя в спальню, Анжела обнаружила кошачью голову в луже крови на своей кровати. Язык Лори был высунут, а глаза остекленели. Это было предупреждение, и Анжела знала, что оно значит. Но девушка лишь усмехнулась и позвонила отцу:

– Мне нужна дополнительная охрана. Завтра я лечу в Москву.

А потом позвонила в колокольчик и гаркнула вошедшей экономке:

– Уберите это!

Глава 17. Тревожные знаки

Ксюши нет уже десять дней, и я безумно тоскую. Хожу по дому в тех же рубашках, что носила она, ем из её посуды. Спрашиваю, что она делает каждые полчаса, а если она не отвечает сразу, схожу с ума от беспокойства. Всё чаще прошу её мне звонить и что-нибудь рассказывать. Просто слушаю её голос и, закрыв глаза, представляю, что она рядом.

Мы придумали свой условный сигнал. Я дую в стакан, наполовину наполненный водой, и она слышит, что я тоже рядом. Иногда я ставлю рядом несколько стаканов с разным уровнем воды и наигрываю ей целые мелодии, которые отрепетировал или сочинил, пока ждал её звонка.

Позавчера появилась новая статья про то, что наше «любовное гнездышко раскрыто». Там было много разных выдумок о том, как мы с Ксюшей гуляем, взявшись за руки, и целуемся на лавочках. Но главное, там была моя фотография у подъезда, и на ней видно табличку с номерами квартир, при желании, можно разглядеть даже адрес.

Мы поняли, что Ксюше всё ещё нельзя возвращаться. Отец предлагал мне переехать пока к нему, но я отказался. Мне просто необходимо было быть там, где ещё пахло Ксюшей, среди вещей, которых она касалась. А репортёров я не боюсь. Просто буду реже выходить на улицу.

Но сегодня я понял, что беспокоиться всё-таки нужно. В девять утра раздался звонок в дверь, и я увидел в глазок воздушный шарик фиолетового цвета, который висел в воздухе на высоте полутора метров. Убедившись, что за дверью никого нет, я открыл и увидел, что шарик привязан к обычному белому конверту. В конверте было послание, составленное из разномастных букв, неаккуратно вырезанных из каких-то глянцевых журналов.

«Соловушка мой, что же ты не поёшь?

Пой, Егорушка, пой!..»

Я прочитал его и мысленно выругался. Вот только озабоченных маньячек мне не хватало! В том, что это была девушка, я почему-то не сомневался. Чёртовы фанатки!

В двенадцать снова был шарик, привязанный к конверту. Теперь уже синий.

«Забыл уже, как обломали твои крылышки?

Некоторым красавицам не стОит отказывать»

Я стал вспоминать всех, кому когда-либо отказывал. Это происходило часто, но я всегда старался быть вежливым и никого не обижать. Чёрт, я ведь даже их имен не запоминал. Это может быть кто угодно, даже та озабоченная медсестра из больницы.

15:00 и новое послание:

«Что же ты всё врёшь, мой милый?

От твоей лжи умирают невинные фотомодели»

Я сглотнул. А вот об этом уже стоит знать полиции. Написал отцу и попросил срочно приехать. Он перезвонил и сказал, что пока занят со свидетелем по текущему делу. И подъедет сразу, как освободится.

Мне было жутко не по себе, но в холодильнике было пусто, и пришлось выйти в супермаркет.

Когда возвращался с пакетом, увидел отца, сидящего на скамейке на детской площадке. Он тоже меня заметил, кивнул, но подходить не спешил. Наблюдал за детишками и улыбался. Когда я уже подходил к подъезду, он вдруг подскочил и крикнул:

– Молодой человек, не закрывайте! Подождите! – и направился ко мне.

Я вопросительно на него посмотрел, но он мотнул головой. Пропустил его в подъезд и вошел сам. А когда мы уже были в квартире, он сказал:

– Сынок, а тебя там пасут.

Я повернулся к нему и вопросительно поднял брови.

– Мужик с газетой на скамейке, амбал с собакой и ещё двое в машине. Насолил кому, что ли?

«Отказал тому, кому нельзя отказывать. Вернее, той» – протянул ему бумагу с ответом.

– И что они могут тебе сделать? – прищурил глаза мужчина.

«Видимо, добить. Раз тогда не получилось»

– Егор, надо уходить, – хмуро сказал отец. – Поживёшь пока у меня. Репортёры – это одно, но тут ребята посерьёзнее.

«Есть ещё кое-что» – написал я ему и показал идти на кухню.

Протянул три конверта и, пока он читал послания, написал:

«Каждые три часа. Звонок в дверь и никого. Только воздушный шарик, привязанный к конверту»

– Знаешь, кто это может быть?

Я помотал головой.

– Собирай самое необходимое. А я пока обмозгую, как нам незаметно отсюда выйти.

Через пять минут он уже звонил кому-то.

– Денис, привет. Помощь нужна. Приезжай как можно быстрее по адресу: Херсонская, семь. Тебе нужно, не вызывая подозрений, зайти в последний подъезд и выйти через него на крышу. Там встретимся.

Все это напоминало какую-то спецоперацию. Мы дождались следующего послания и в 18:10 вышли из квартиры. С собой у меня был рюкзак с деньгами, документами и зубной щеткой. Письма и лопнувшие воздушные шарики мы сложили в пакет, чтобы сохранить отпечатки, и тоже взяли с собой.

Поднялись на лифте на шестнадцатый этаж, а потом на чердак по железной лестнице. Это было непросто, мешал гипс на левой ноге. Пришлось подтягиваться на руках и опираться здоровой ногой. На люке висел замок, но отец легко открыл его шпилькой, которую достал из своего бумажника. Я поразился такой предусмотрительности. Видимо, следователь должен быть готов ко всему.

На крыше нас встретил Денис, и они вместе помогли мне спуститься на шестнадцатый этаж последнего, девятого подъезда нашего длинного дома. На улицу мы выходили по одному, через небольшие промежутки времени. Сначала отец, за ним я, потом Денис. Костыль пришлось оставить, чтобы меня не узнали. Я уже мог немного ходить без него, чуть подволакивая за собой больную ногу. Денис одолжил мне кепку, и я вышел, надвинув её на самые глаза.

Мы беспрепятственно сели в машину Дениса, и он отвёз нас в квартиру отца, а улики забрал с собой в отделение, на экспертизу.

Ксюша сегодня писала мало. Они с Юлей собирались поехать в город, пройтись по магазинам и сходить в кино. Видимо, девочки были очень увлечены, и она всего пару раз отправила мне сообщения с поцелуйчиками, напоминая о себе. Я отвечал ей тем же. Решил ничего не рассказывать, чтобы не пугать девушку. Хватает того, что я сам напуган.

Скоро уже девять, время очередного послания, которое я не заберу. И эта маньячка заподозрит, что меня нет. Что она тогда сделает?

Вдруг получаю сообщение от Ксюши:

«Егор, ты где?»

«Я дома, милая. Собираюсь посмотреть фильм и лечь спать»

«Ты врёшь. Потому что Я дома и тебя здесь нет»

Читаю – и внутри меня всё леденеет.

Чёрт, Ксюша, зачем???

***

Я жила у Юли в деревне. Все дела в институте сделала за три дня. Написала заявление на перевод, подписала обходной лист, собрала свои немногочисленные вещи. Вся моя одежда поместилась в один чемодан, правда, с помощью вакуумных пакетов. Плюс шкатулка воспоминаний, ноутбук, любимая кружка с Винни Пухом и сумка с исписанными тетрадками за прошлые семестры. Уже собиралась сдавать комнату и ехать в аэропорт, как Егор написал, что мне нельзя пока возвращаться в Москву. Я его не понимала, казалось, он преувеличивает возможные неудобства, но пришлось послушаться.

Поэтому решила съездить в гости к Юле, она давно звала меня. Заодно и попрощаюсь.

Здесь было хорошо. Свежий воздух и много зелени. Мы работали на грядках в их большом огороде, носились по полям за Юлькиной взбалмошной коровой, которая никак не хотела сама возвращаться домой, а вечерами запасались вкусняшками, смотрели бесконечные мелодрамы и дружно рыдали в голос.

У Юли была своя трагедия. Стас ей так и не позвонил. Она увешала его плакатами всю комнату, слушала днями и ночами песни «Глобусов» и вышивала для него картинку. Милого белого котенка с большим сердцем в лапках. Котенок должен был символизировать её, а сердце – её любовь. Юля решила, что Стас просто потерял её телефон, ведь записывал его на салфетке, сказав, что у него села батарея на телефоне. Она приехала на их концерт третьего июля и выше всех прыгала в толпе фанаток, а когда потом протиснулась к нему и с сияющим лицом вручила подарок, он просто взял его, машинально расписался на щеке и отвернулся к другим. Сделал вид, что не узнал. Или не узнал на самом деле.

Мне было очень обидно за подругу. Я вспоминала все подарки от фанаток в квартире Егора и понимала, что эта картинка, которую Юля вышивала днями и ночами, скорее всего, будет просто пылиться в куче таких же забытых свидетельств любви сотен девчонок.

Конфеты и слезливые мелодрамы были нашей терапией. Ведь мне тоже было плохо, я ужасно скучала по Егору.

Я рассказала Юльке о наших отношениях, всё с самого начала. Она отреагировала на удивление спокойно и заявила, что разочаровалась ещё тогда, в Москве, и больше о нём не вспоминает и даже не слушает его песни. А вообще, все они напыщенные козлы, и она лучше найдёт себе нормального парня в институте и будет его любить и обожать, а он обязательно будет отвечать ей тем же.

Я была не согласна с её мнением о Егоре, но полностью поддержала решение найти свое счастье поближе. Вообще, я всегда поражалась той легкости, с которой она меняла свои мнения, предпочтения и симпатии. Но Юля была милой и доброй девочкой, и я любила её как младшую сестру.

Вспоминаю свой сегодняшний кошмар и обхватываю себя руками.

Я видела поле и огромное стадо коров. Посреди стада стоял Егор и тянул ко мне руки. Коровы кружили вокруг него, и я никак не могла к нему подойти. Пробиралась между большими тушами, и меня по лицу задевали хвосты. Я жутко боялась, что меня ударят рогами, но упорно шла вперёд. И никак не могла даже приблизиться!

Потом я увидела скотобойню. По огромному эскалатору ехали вверх коровы, одна за другой. Они по очереди исчезали в большой чёрной коробке, в которую сверху ударяла молния – и из коробки вываливалась очередная туша и падала на груду таких же бездыханных туш на земле. Я в ужасе смотрела на всё это и вдруг замечала на эскалаторе Егора. Он медленно ехал к чёрной коробке вместе со всеми и равнодушно смотрел перед собой. Я кричала ему и просыпалась. Три раза за ночь.

Юля меня успокаивала и поила ромашковым чаем с мёдом. Ложилась спать рядом со мной и обнимала, надеясь отпугнуть кошмары. Но они всё равно повторялись.

К утру я поняла, что Егору снова грозит опасность. А он или не видит её, или не хочет замечать. Или не хочет рассказывать мне.

Я купила билет на ближайший самолет, собрала вещи и поехала с Юлей в Красноярск, как мы и планировали. Теперь мне было не до развлечений, но я пыталась отвлечься в ожидании рейса. Писала Егору пару раз, чтобы он ничего не заподозрил. Я не сказала ему, что приеду. Он бы отговаривал, я знаю. Просто чувствую, что должна быть рядом. Я люблю его и никому не позволю снова сделать ему больно.